Неточные совпадения
Степь не была уже так хороша и свежа, как бывает весною и
в самом начале лета, какою описывал ее мне отец и какою я после сам узнал ее: по долочкам трава была скошена и сметана
в стога, а по другим местам она выгорела от летнего солнца, засохла и пожелтела, и уже сизый ковыль, еще не совсем распустившийся, еще не побелевший, расстилался, как волны, по необозримой равнине; степь была тиха, и ни один птичий голос не
оживлял этой тишины; отец толковал мне, что теперь вся степная птица уже не кричит, а прячется с молодыми детьми по низким ложбинкам, где трава выше и гуще.
Человек
в зрелом возрасте, вероятно, страшится собственного впечатления: вид покойника возмутит его душу и будет преследовать его воображение; но тогда я положительно боялся и был уверен, что дедушка, как скоро я взгляну на него, на минуту
оживет и схватит меня.
Разумеется, потом я забыл свой рассказ; но теперь, восстановляя давно прошедшее
в моей памяти, я неожиданно наткнулся на груду обломков этой сказки; много слов и выражений
ожило для меня, и я попытался вспомнить ее.
Каждый день надо было раза два побывать
в роще и осведомиться, как сидят на яйцах грачи; надо было послушать их докучных криков; надо было посмотреть, как развертываются листья на сиренях и как выпускают они сизые кисти будущих цветов; как поселяются зорки и малиновки
в смородинных и барбарисовых кустах; как муравьиные кучи
ожили, зашевелились; как муравьи показались сначала понемногу, а потом высыпали наружу
в бесчисленном множестве и принялись за свои работы; как ласточки начали мелькать и нырять под крыши строений
в старые свои гнезда; как клохтала наседка, оберегая крошечных цыпляток, и как коршуны кружились, плавали над ними…
И только долго спустя, когда миновали годы юношеской беззаботности, я собрал черта за чертой, что мог, о его жизни, и образ этого глубоко несчастного человека
ожил в моей душе — и более дорогой, и более знакомый, чем прежде.
Однако ему показалось, что он ответил сам себе неуверенно, это заставило его вспомнить об Евгении, он тотчас поставил Горюшину рядом с нею, упорно начал сближать их и скоро достиг того, чего — неясно — хотел: Горюшина неотделимо сливалась с Евгенией, и это
оживило в нём мучительно пережитое, прослоенное новыми впечатлениями чувство непобедимого влечения к женщине.
На соборной колокольне полно́чь пробило, пробило час, два… Дуня не спит… Сжавшись под одеялом, лежит она недвижи́мо, боясь потревожить чуткий сон заботливой Дарьи Сергевны… Вспоминает, что видела в тот день. В первый раз еще на пароходе она ехала, в первый раз и ярманку увидала. Виденное и слышанное одно за другим
оживает в ее памяти.
Неточные совпадения
Вид
оживляли две бабы, которые, картинно подобравши платья и подтыкавшись со всех сторон, брели по колени
в пруде, влача за два деревянные кляча изорванный бредень, где видны были два запутавшиеся рака и блестела попавшаяся плотва; бабы, казалось, были между собою
в ссоре и за что-то перебранивались.
Платон Михалыч Платонов был Ахиллес и Парид [Так
в рукописи. Следует: Парис.] вместе: стройное сложение, картинный рост, свежесть — все было собрано
в нем. Приятная усмешка с легким выраженьем иронии как бы еще усиливала его красоту. Но, несмотря на все это, было
в нем что-то неоживленное и сонное. Страсти, печали и потрясения не навели морщины на девственное, свежее его лицо, но с тем вместе и не
оживили его.
Дай оглянусь. Простите ж, сени, // Где дни мои текли
в глуши, // Исполнены страстей и лени // И снов задумчивой души. // А ты, младое вдохновенье, // Волнуй мое воображенье, // Дремоту сердца
оживляй, //
В мой угол чаще прилетай, // Не дай остыть душе поэта, // Ожесточиться, очерстветь // И наконец окаменеть //
В мертвящем упоенье света, //
В сем омуте, где с вами я // Купаюсь, милые друзья!
Замечу кстати: все поэты — // Любви мечтательной друзья. // Бывало, милые предметы // Мне снились, и душа моя // Их образ тайный сохранила; // Их после муза
оживила: // Так я, беспечен, воспевал // И деву гор, мой идеал, // И пленниц берегов Салгира. // Теперь от вас, мои друзья, // Вопрос нередко слышу я: // «О ком твоя вздыхает лира? // Кому,
в толпе ревнивых дев, // Ты посвятил ее напев?
Кокетка судит хладнокровно, // Татьяна любит не шутя // И предается безусловно // Любви, как милое дитя. // Не говорит она: отложим — // Любви мы цену тем умножим, // Вернее
в сети заведем; // Сперва тщеславие кольнем // Надеждой, там недоуменьем // Измучим сердце, а потом // Ревнивым
оживим огнем; // А то, скучая наслажденьем, // Невольник хитрый из оков // Всечасно вырваться готов.