Неточные совпадения
Наконец, кончив повесть об умершей с голоду канарейке и не разжалобясь, как бывало прежде, я попросил позволения закрыть книжку и
стал смотреть в окно, пристально следя за синеющею в стороне далью, которая как будто сближалась с нами и шла пересечь нашу дорогу; дорога
начала неприметно склоняться под изволок, и кучер Трофим, тряхнув вожжами, весело крикнул: «Эх вы, милые, пошевеливайтесь!
И башкирец очень охотно, отвязав плот от причала, засучив свои жилистые руки,
став лицом к противоположному берегу, упершись ногами,
начал тянуть к себе канат обеими руками, и плот, отделяясь от берега, поплыл поперек реки; через несколько минут мы были на том берегу, и Евсеич, все держа меня за руку, походив по берегу, повысмотрев выгодных мест для уженья, до которого был страстный охотник, таким же порядком воротился со мною назад.
Долго мы ехали межами, и вот
начал слышаться издалека какой-то странный шум и говор людей; чем ближе мы подъезжали, тем
становился он слышнее, и, наконец, сквозь несжатую рожь
стали мелькать блестящие серпы и колосья горстей срезанной ржи, которыми кто-то взмахивал в воздухе; вскоре показались плечи и спины согнувшихся крестьян и крестьянок.
Из рассказов их и разговоров с другими я узнал, к большой моей радости, что доктор Деобольт не нашел никакой чахотки у моей матери, но зато нашел другие важные болезни, от которых и
начал было лечить ее; что лекарства ей очень помогли сначала, но что потом она
стала очень тосковать о детях и доктор принужден был ее отпустить; что он дал ей лекарств на всю зиму, а весною приказал пить кумыс, и что для этого мы поедем в какую-то прекрасную деревню, и что мы с отцом и Евсеичем будем там удить рыбку.
Он
начал меня учить чистописанию, или каллиграфии, как он называл, и заставил выписывать «палочки», чем я был очень недоволен, потому что мне хотелось прямо писать буквы; но дядя утверждал, что я никогда не буду иметь хорошего почерка, если не
стану правильно учиться чистописанию, что наперед надобно пройти всю каллиграфическую школу, а потом приняться за прописи.
На колени!» — и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол мел и грязную тряпицу и
стал на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они
начинали возиться и драться.
У меня
начали опять брать подлещики, как вдруг отец заметил, что от воды
стал подыматься туман, закричал нам, что мне пора идти к матери, и приказал Евсеичу отвести меня домой.
Мне
стало еще страшнее; но Параша скоро воротилась и сказала, что дедушка
начал было томиться, но опять отдохнул.
Параша, сказав: «Вот как проспали, уж скоро обедать
станут», —
начала поспешно меня одевать.
Мысль о смерти матери не входила мне в голову, и я думаю, что мои понятия
стали путаться и что это было
началом какого-то помешательства.
Но я также любил смотреть, как охотник, подбежав к ястребу,
став на колени и осторожно наклонясь над ним, обмяв кругом траву и оправив его распущенные крылья,
начнет бережно отнимать у него перепелку; как потом полакомит ястреба оторванной головкой и снова пойдет за новой добычей; я любил смотреть, как охотник кормит своего ловца, как ястреб щиплет перья и пух, который пристает к его окровавленному носу, и как он отряхает, чистит его об рукавицу охотника; как ястреб сначала жадно глотает большие куски мяса и даже небольшие кости и, наконец, набивает свой зоб в целый кулак величиною.
Я проворно вскочил с постели,
стал на коленки и
начал молиться с неизвестным мне до тех пор особого роду одушевленьем; но мать уже не
становилась на колени и скоро сказала: «Будет, ложись спать».
Сад с яблоками, которых мне и есть не давали, меня не привлекал; ни уженья, ни ястребов, ни голубей, ни свободы везде ходить, везде гулять и все говорить, что захочется; вдобавок ко всему, я очень знал, что мать не будет заниматься и разговаривать со мною так, как в Багрове, потому что ей будет некогда, потому что она или будет сидеть в гостиной, на балконе, или будет гулять в саду с бабушкой и гостями, или к ней
станут приходить гости; слово «гости»
начинало делаться мне противным…
Мне
стало так жаль бедного моего отца, что я
начал его обнимать и сам готов был заплакать.
Оговорившись, наконец, в том, для полноты истины, что и весь Жорж Данден целиком, как его создал Мольер, тоже может встретиться в действительности, хотя и редко, мы тем закончим наше рассуждение, которое
начинает становиться похожим на журнальную критику.
Ночь была совершенно темная, а дорога страшная — гололедица. По выезде из города сейчас же надобно было ехать проселком. Телега на каждом шагу готова была свернуться набок. Вихров почти желал, чтобы она кувырнулась и сломала бы руку или ногу стряпчему, который
начал становиться невыносим ему своим усердием к службе. В селении, отстоящем от города верстах в пяти, они, наконец, остановились. Солдаты неторопливо разместились у выходов хорошо знакомого им дома Ивана Кононова.
Неточные совпадения
— // Не
стал и разговаривать: // «Эй, перемена первая!» — // И
начал нас пороть.
6-го числа утром вышел на площадь юродивый Архипушко,
стал середь торга и
начал раздувать по ветру своей пестрядинной рубашкой.
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики
начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг
стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали на свои места и
начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и в помине не было, и
начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
Но летописец недаром предварял события намеками: слезы бригадировы действительно оказались крокодиловыми, и покаяние его было покаяние аспидово. Как только миновала опасность, он засел у себя в кабинете и
начал рапортовать во все места. Десять часов сряду макал он перо в чернильницу, и чем дальше макал, тем больше
становилось оно ядовитым.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника
стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем
начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.