Неточные совпадения
Ежеминутная опасность потерять страстно любимое дитя и усилия сохранить его напрягали ее нервы и придавали ей неестественные силы и как бы искусственную бодрость; но когда опасность миновалась — общая энергия упала, и
мать начала
чувствовать ослабление: у нее заболела грудь, бок, и, наконец, появилось лихорадочное состояние; те же самые доктора, которые так безуспешно лечили меня и которых она бросила, принялись лечить ее.
Стали накладывать дорожный самовар; на разостланном ковре и на подушках лежала
мать и готовилась наливать чай; она
чувствовала себя бодрее.
Мать сказала, что
чувствует себя лучше, что она устала лежать и что ей хочется посидеть.
Это было поручено тетушке Татьяне Степановне, которая все-таки была подобрее других и не могла не
чувствовать жалости к слезам больной
матери, впервые расстающейся с маленькими детьми.
Хотя печальное и тягостное впечатление житья в Багрове было ослаблено последнею неделею нашего там пребывания, хотя длинная дорога также приготовила меня к той жизни, которая ждала нас в Уфе, но, несмотря на то, я
почувствовал необъяснимую радость и потом спокойную уверенность, когда увидел себя перенесенным совсем к другим людям, увидел другие лица, услышал другие речи и голоса, когда увидел любовь к себе от дядей и от близких друзей моего отца и
матери, увидел ласку и привет от всех наших знакомых.
Мать не хотела сделать никакой уступки, скрепила свое сердце и, сказав, что я останусь без обеда, что я останусь в углу до тех пор, покуда не
почувствую вины своей и от искреннего сердца не попрошу Волкова простить меня, ушла обедать, потому что гости ее ожидали.
Но воображение мое снова начинало работать, и я представлял себя выгнанным за мое упрямство из дому, бродящим ночью по улицам: никто не пускает меня к себе в дом; на меня нападают злые, бешеные собаки, которых я очень боялся, и начинают меня кусать; вдруг является Волков, спасает меня от смерти и приводит к отцу и
матери; я прощаю Волкова и
чувствую какое-то удовольствие.
Мать спросила меня: «Ты не
чувствуешь своей вины перед Петром Николаичем, не раскаиваешься в своем поступке, не хочешь просить у него прощенья?» Я отвечал, что я перед Петром Николаичем не виноват, а если маменька прикажет, то прощения просить буду.
Кумыс приготовлялся отлично хорошо, и
мать находила его уже не так противным, как прежде, но я
чувствовал к нему непреодолимое отвращение, по крайней мере, уверял в том и себя и других, и хотя
матери моей очень хотелось, чтобы я пил кумыс, потому что я был худ и все думали, что от него потолстею, но я отбился.
У
матери было совершенно больное и расстроенное лицо; она всю ночь не спала и
чувствовала тошноту и головокруженье: это встревожило и огорчило меня еще больше.
Сильно я тревожился также о
матери; голова болела, глаз закрывался, я
чувствовал жар и даже готовность бредить, и боялся, что захвораю… но все уступило благотворному, целебному сну.
Я вечером опять
почувствовал страх, но скрыл его;
мать положила бы меня спать с собою, а для нее это было беспокойно; к тому же она спала, когда я ложился.
Там пахло стоячею водой, тяжелою сыростью, а здесь воздух был сух, ароматен и легок; тут только я
почувствовал справедливость жалоб
матери на низкое место в Багрове.
Целый день я
чувствовал себя как-то неловко; к тетушке даже и не подходил, да и с
матерью оставался мало, а все гулял с сестрицей или читал книжку.
Я был уверен, что и мой отец
чувствовал точно то же, потому что лицо его, как мне казалось, стало гораздо веселее; даже сестрица моя, которая немножко боялась
матери, на этот раз так же резвилась и болтала, как иногда без нее.
Надеюсь, что ты застанешь Арину Васильевну живою и что в день Покрова Божией
Матери, то есть сегодня, она
почувствует облегчение от болезни».
Мать хотела взять и меня, но я был нездоров, да и погода стояла сырая и холодная; я
чувствовал небольшой жар и головную боль.
Прасковья Ивановна вполне оценила, или, лучше сказать,
почувствовала письмо моей
матери.
Иногда, не довольно тепло одетый, я не
чувствовал холода наступающего ноября и готов был целый день простоять, прислонив лицо к опушенной инеем сетке, если б
мать не присылала за мною или Евсеич не уводил насильно в горницу.
Скрип полозьев был мало слышен от скорости езды и мелкости снега, и мы с
матерью во всю дорогу почти не
чувствовали противной тошноты.
Потом сидели и молча плакали. Видно было, что и бабушка и
мать чувствовали, что прошлое потеряно навсегда и бесповоротно: нет уже ни положения в обществе, ни прежней чести, ни права приглашать к себе в гости; так бывает, когда среди легкой, беззаботной жизни вдруг нагрянет ночью полиция, сделает обыск, и хозяин дома, окажется, растратил, подделал, — и прощай тогда навеки легкая, беззаботная жизнь!
Неточные совпадения
— Да… нет, постой. Послезавтра воскресенье, мне надо быть у maman, — сказал Вронский, смутившись, потому что, как только он произнес имя
матери, он
почувствовал на себе пристальный подозрительный взгляд. Смущение его подтвердило ей ее подозрения. Она вспыхнула и отстранилась от него. Теперь уже не учительница Шведской королевы, а княжна Сорокина, которая жила в подмосковной деревне вместе с графиней Вронской, представилась Анне.
Наконец, после отчаянного задыхающегося вскрика, пустого захлебывания, дело уладилось, и
мать и ребенок одновременно
почувствовали себя успокоенными, и оба затихли.
Вронский, стоя рядом с Облонским, оглядывал вагоны и выходивших и совершенно забыл о
матери. То, что он сейчас узнал про Кити, возбуждало и радовало его. Грудь его невольно выпрямлялась, и глаза блестели. Он
чувствовал себя победителем.
— Я любила его, и он любил меня; но его
мать не хотела, и он женился на другой. Он теперь живет недалеко от нас, и я иногда вижу его. Вы не думали, что у меня тоже был роман? — сказала она, и в красивом лице ее чуть брезжил тот огонек, который, Кити
чувствовала, когда-то освещал ее всю.
«Я, воспитанный в понятии Бога, христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем дети, которых
мать бранит за их детские шалости, я
чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».