Неточные совпадения
Мало-помалу я совсем развлекся, и хотя Иван Ипатыч месяца через три нанял для нас
студента, кончившего курс в духовной семинарии, Гурья Ивлича Ласточкина, очень скромного и знающего молодого человека, с которым я мог бы очень хорошо заниматься, но я до самой весны, то
есть до времени отъезда Елагиных в деревню, учился очень плохо.
Зная, что я
был дружен с лучшим
студентом математики, Александром Княжевичем, он предложил ему попробовать заняться со мною, и что же?
Из разговоров их я также узнал, что Яковкин
был прямо сделан ординарным профессором русской истории и назначался инспектором
студентов, о чем все говорили с негодованием, считая такое быстрое возвышение Яковкина незаслуженным по ограниченности его ученых познаний.
Лучшие ученики в высшем классе, слушавшие курс уже во второй раз, конечно, надеялись, что они
будут произведены в
студенты; но обо мне и некоторых других никто и не думал.
Все обнимались, поздравляли друг друга и давали обещание с неутомимым рвением заняться тем, чего нам недоставало, так чтобы через несколько месяцев нам не стыдно
было называться настоящими
студентами.
Сейчас
был устроен латинский класс, и большая часть будущих
студентов принялась за латынь.
— Отец и мать очень обрадовались моему назначению в
студенты, даже с трудом ему верили, и очень жалели, что Григорий Иваныч не оставил меня до акта, на котором
было предположено провозгласить торжественно имена
студентов и раздать им шпаги.
Надежда Ивановна
была очень довольна, что я сделан
студентом; с гордостию рассказывала о том всякому гостю, наряжала меня в мундир и очень жалела, что у меня не
было шпаги; даже подарила мне на книги десять рублей ассигнациями.
Итак, очевидно, что переход из гимназии в университет
был вообще для всех мало заметен, особенно для меня и для
студентов, продолжавших ходить в некоторые гимназические классы.
С открытия университета дружба моя с Александром Панаевым, также произведенным в
студенты, росла не по дням, а по часам, и скоро мы сделались такими друзьями, какими могут
быть люди в годах первой молодости; впрочем, Александр Панаев
был старше меня тремя годами, следственно восемнадцати лет.
Это
был мой первый публичный театральный успех, потому что спектакль у Панаевых происходил секретно и зрителей
было очень мало; но здесь находилось университетское и гимназическое начальство, профессоры, учителя и даже их жены и дочери, не говоря уже о
студентах и гимназистах, которых набилось столько, сколько могло поместиться.
Я знал, что товарищи
будут недовольны моим распоряжением и что на эту роль метил другой актер — Петр Балясников, по своему характеру и дарованиям имевший сильное влияние на
студентов, который, без всякого сравнения, сыграл бы эту роль гораздо лучше.
Надобно сказать, что этот замечательный и даровитый своекоштный
студент Дмитриев
были везде постоянным моим соперником, над которым, однако, до сих пор я почти всегда торжествовал.
Нам рассказали, что многие
были тронуты до слез и что друг Дмитриева
студент Чеснов (самый добрый хохотун и пошляк) и
студент Д.
Впрочем, мы оба не
были на представлении, и я говорю об неудаче этого спектакля по общему отзыву не
студентов, а учителей и посторонних зрителей;
студенты же, напротив, особенно актеры, превозносили похвалами Дмитриева.
После отъезда Григорья Иваныча класс высшей математики, впредь до поступления нового профессора,
был поручен
студенту А. Княжевичу, которого отличные способности обещали славного ученого по этой части.
Мы
были почти неразлучны с Александром Панаевым и приняли в свое литературное товарищество
студента Д. Перевощикова.
Между
студентами возникли две равносильные партии: за меня и против меня; это уже
был первый шаг к торжеству.
Основателями и первыми членами его
были: Ибрагимов,
студенты: В. Перевощиков, Д. Перевощиков, П. Кондырев (он же секретарь), И. Панаев, А. Панаев, я и гимназический учитель Богданов.
Несколько дней сряду большая часть
студентов встречала меня низкими поклонами и поздравлениями, что я нашел себе достойного единомышленника, то
есть противника карамзинскому направлению и обожателя Шишкова; каждый спрашивал о здоровье Городчанинова, моего друга и покровителя, давно ли я с ним виделся, когда увижусь?.. и проч. и проч.
— У нас
был также давно затеян другой спектакль, и все актеры и
студенты пламенно желали его исполнения; но дело длилось, потому что трудно, не по силам нашим
было это исполнение.
Сверх всякого ожидания, в непродолжительном времени исполнилось их горячее желание: казенным
студентам позволено
было вступать в военную службу.
Потом крепко, долго обнимались и целовались, Прощаясь навсегда, толпа
студентов и даже гимназистов высыпала проводить меня на крыльцо; медленно сходил я с его ступеней, тяжело, грустно
было у меня на душе; я обернулся, еще раз взглянул на товарищей, на здание университета — и пустился почти бегом…
«Москва опустила руки», — подумал он, шагая по бульварам странно притихшего города. Полдень, а людей на улицах немного и все больше мелкие обыватели; озабоченные, угрюмые, небольшими группами они стояли у ворот, куда-то шли, тоже по трое, по пяти и более.
Студентов было не заметно, одинокие прохожие — редки, не видно ни извозчиков, ни полиции, но всюду торчали и мелькали мальчишки, ожидая чего-то.
Неточные совпадения
То же самое он видел и в социалистических книгах: или это
были прекрасные фантазии, но неприложимые, которыми он увлекался, еще
бывши студентом, — или поправки, починки того положения дела, в которое поставлена
была Европа и с которым земледельческое дело в России не имело ничего общего.
Для чего этим трем барышням нужно
было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались
студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках
были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно
было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он не понимал, но знал, что всё, что там делалось,
было прекрасно, и
был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.
— Я только хочу сказать, что те права, которые меня… мой интерес затрагивают, я
буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у
студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешу-дурачка судить, — я не понимаю и не могу.
Главное же, чему удивлялся и смеялся
студент,
было то, что Лизавета поминутно
была беременна…
Он рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она
была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним
студент, передав все, что они между собой говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под которым найдены
были вещи и кошелек.