Как переехать в Америку, или Путешествие из Петербурга во Флориду

Ярослава Полетаева

Это вторая книга молодого петербургского автора Ярославы Полетаевой. В ней вы узнаете историю скрипачки Оксаны, которая (как в своё время и сама автор) в одиночку осваивает новую для неё вселенную – США. В пронзительном монологе героиня рассказывает о сделанных ею открытиях, а читатель наблюдает превращение русской девчонки в настоящую гражданку мира. В этой книге вы обязательно узнаете много неожиданного об Америке и о том, куда же приведет Оксану ее путешествие!

В КОТОРОЙ СЛИШКОМ МНОГО СКРИПКИ

Я переехала, когда мне было двадцать два года. Сейчас кажется, что Россия была в какой-то другой жизни. Когда я выпускалась из американского университета, пришло время искать работу, и я надеялась остаться здесь на какое-то время. Почему не навсегда? Странно, но у меня, иммигрантки, никогда не было цели переехать заграницу. Все это получилось само собой. Если ты музыкант, у тебя есть возможность посмотреть мир и поиграть на всех континентах. Послушать, как твой инструмент звучит и в нестерпимую жару, и в пронизывающийся холод, и как при этом твоё сердце отзывается на альпийские поля или яркие джунгли.

После выпуска я занималась как заведённая. Сущая правда, по десять часов в день. Когда тебе двадцать восемь, и рядом нет ни семьи, ни друзей, то тебе достаточно легко сделать выбор в пользу карьеры. Мое счастье в том, что карьера моя была творчеством. Смешно сказать, но я была так счастлива в этот короткий период моей жизни. Я делала что-то важное, стремилась к чему-то определенному, преодолевала себя и пределы человеческих возможностей.

В то время у меня были напряженные отношения с Итаном. Он начал открыто ходить на свидания, и мне было тяжело оставаться по вечерам в одиночестве. Так вот, результатом моих усилий стали два прослушивания в местные оркестры. Я так волновалась, что попросила медсестру в универе выписать мне сильные успокоительные. Перед прослушиванием в один из оркестров я приняла это лекарство, и мне казалось, что сыграла замечательно. Но я не прошла. Второе прослушивание было без медикаментов. Я дрожала как осиновый листок, и была готова утопиться в теплейшем атлантическом океане сразу после прослушивания.

— Мам, я сыграла… Ну, не очень удачно, но я сделала все, что могла. Действительно все, и до последней капли!

Я звоню маме с пляжа Майями. Припарковалась прямо на океане — благо прослушивание проходило в пяти минутах ходьбы. Мне надо выговориться; удостовериться, что все было не напрасно.

— Поздравляю, солнышко. Теперь отдыхай. Ангела хранителя! Помолись Николаю Угоднику, и все будет хорошо.

Мама стала очень религиозной после развода. Ей было непреодолимо тяжело. Чувство одиночества тяготило и отравляло каждый день, каждый миг. Жизнь, как кофейная чашка, разбилась на две половинки. Двадцать пять лет вместе, и вдруг все — до свиданья, рад был знакомству. Недавно папа написал мне письмо со словами, что его самой большой ошибкой в жизни было то, что он нас оставил. Интересно, что же он имел ввиду. То, что любая семья проходит через тяжелые времена? Или то, что счастье не в том, с кем ты, а в том, кто ты? Я не стала уточнять. Папа написал, что отношения в семье были напряженные, особенно из-за маминого брата, который жил с нами и периодически выпивал. Тут уж меня увольте — то, что папа нас оставил одних разбираться с сильным здоровым мужиком, — этого я не могу принять. Но принять — это одно, а простить — совсем другое.

Но это все в прошлом. Сейчас мы с папой очень близки. Расстояние, как ни парадоксально, сблизило нас. Хотя мои отношения с дядей наложили отпечаток на всю дальнейшую жизнь.

Так вот, мама пришла в церковь. И нашла там удивительных и таких же страдающих людей. Церковь стала ее поддержкой. Я это теперь хорошо понимаю. А тогда меня раздражали постоянные ссылки на библию и неустанное следование всем церковным догмам. Неужели мама не могла понять моей чистой и глубокой любви к Итану, и неужели же он был обречён гореть в аду? И как она могла быть уверена в правильности одной единственной религии? Могла ли я? После того, как я играла в костелах и церквах всех существующих религий. Разве что за исключением мусульманской (женщины ведь вообще не допускаются в главное здание, где проходит служба). Как я могла быть уверена, что только мамина религия истинная и правильная?

Я не помолилась Николаю Угоднику, как просила мама, но меня все же взяли во второй оркестр. И не просто взяли, а я стала ассистентом концертмейстера — вторым человеком во всем оркестре. Когда концертмейстер не могла играть соло, то в качестве солиста выступала я. Казалось, все мои усилия оправдались и, наконец, принесли долгожданные плоды. Теперь должна была начаться другая жизнь, полная концертов и успеха.

***

Eric Whitacre, Alleluia

Другая жизнь и началась. Но не такая, как я думала. Вот правду говорят — человек предполагает, а кто-то там наверху всем располагает. Уже когда я занималась на убой, у меня начали неметь и покалывать руки. Но кто обращает внимание на такие мелочи! Потом руки начали болеть, но у меня были важные концерты, которые я не решалась отменить. Конечно, надо было отменять не задумываясь. Это я сейчас понимаю, а тогда казалось, что нет ничего важнее. Оказалось — есть. Из-за проблем с руками мне пришлось взять отпуск в оркестре и перестать играть. Совсем. Но каково это — скрипачке, и вдруг перестать играть? Ведь музыка была всей моей жизнью, центром вселенной и основой, вокруг которой строился день. Я убегала от реальности в волшебные города, сотканные из звуков, и могла прожить сотни жизней, прочувствовать сотни любовных историй, просто взяв в руки скрипку. Моя профессия — это моя судьба. Я была абсолютно в этом уверена. Она открывала для меня двери в сердца людей и помогала рассказывать свою историю. И что же теперь? Конец всем великим планам и мечтам?

Сначала я не могла спать ночами. Мне просто было так страшно, что я не могла заснуть. Но это прошло. Началась стадия отрицания. Я не верила, что это надолго, и всячески старалась себя занять планами и проектами, которые я смогу осуществить после возвращения в музыку. Потом пришло осознание того, что этот период моей жизни может затянуться на неопределенное время. Надо было принять происходящее. Помогла и мама, приехавшая меня поддержать, помогла и медитация, которая стала моей каждодневной опорой. А главное, пришло ощущение благодарности. За все. За то, как много мне было дано, за то, что у меня было сейчас, и за необъятный простор для творчества и, собственно, жизни, которая открывалась передо мной.

***

Я расскажу тебе, как жила

Эти два месяца.

Где и с кем ела и что пила,

Чтоб не повесится.

Я расскажу тебе, чем тушить

Души горящие.

Судьбы чужие легко вершить

Не настоящие

Я расскажу тебе, как встречать,

Первые горести.

Мне до рассвета строчить-верстать

Грустные повести.

Я расскажу тебе, как страдать,

Даже без повода.

На пепелище кому подать,

Скоплённое золото?

Я расскажу тебе, как любить

До бесконечного.

Кроме себя я хочу винить,

Каждого встречного.

Я расскажу тебе, как узнавать,

О каждой неверности.

Старое сердце по новой менять,

Больно по первости.

Я расскажу тебе, как принимать

Это решение-

Жить и упрямо благословлять

Все лишения.

***

Я никогда не жила полной жизнью. Со стороны она, конечно, выглядела сказкой. Я путешествовала по всему миру, играла концерты, встречала удивительных людей и жила в Америке — в самой богатой и комфортабельной точке мира! Но я никогда не любила по-настоящему — никого, кроме Итана. Влюбленность юности не в счёт. Раньше я не давала себе возможности делать то, что хочется. Всегда только то, что нужно. Я не переставая училась до тридцати лет, следуя за большой мечтой и работая, не покладая рук.

А мне всегда хотелось танцевать. Но никогда не было ни времени, ни смелости. Сейчас же жизнь дала мне возможность остановиться, осмотреться вокруг и подумать, что же для меня действительно важно и что со мной останется под конец дня. Папа говорил, что только писательство даёт нам жизненный стержень, который может провести через всю жизнь да ещё и оставить наследие для потомков. Только посредством пера, а в моем случае компьютерной клавиатуры, можно начертать своё имя в седых переплетах времён. Все забудется, а след мысли, начертанный на бумаге — читай в интернет-пространстве — останется навсегда. Или насколько позволит наша вселенная. То есть лет на пятьдесят.