Дорогами Карны. Повесть-сказка

Ярослава Казакова

Обычная студентка впервые в жизни попадает на раскопки, и там начинается такое… Книга не претендует на историческую достоверность. Персонажи и события вымышлены. Совпадения случайны.

Глава 12

Отец давно мечтал о машине, и у него была возможность её приобрести. В те времена авто были в дефиците и распределялись исключительно по предприятиям. Его очередь уже сто раз подошла бы, но… Автомобили вредят здоровью и окружающей среде, требуют внимательного ухода и вложения средств, и, вообще, наличие автомобиля будет поводом для соседей постоянно обращаться с просьбами куда-то их отвезти. В общем, гараж у нас был, а машины в нём не было. Отец в гараже мастерил что-то, чинил сломанные вещи и просто прятался там от надоевших чистоты, порядка и вегетарианства.

Если бы мама захотела, мы могли бы жить очень хорошо материально, но она со временем отучила отца быть добытчиком. Это по её инициативе он ушёл из рабочих в «начальнички». У рабочих зарплата была больше, чем у мастеров, но там, видите ли, не тот круг общения (А, где, собственно говоря, тот?).

Когда появлялась возможность приобрести по очереди или по тому же неистребимому «блату» какую-то дефицитную вещь, выяснялось, что иметь польский мебельный гарнитур или немецкий столовый сервиз — мещанство. Со временем на работе привыкли, что отцу «ничего не надо» и даже не подходили и не предлагали никакого дефицита.

Иногда наш скромный, размеренный быт грубо и бесцеремонно нарушался. Дом наполнялся громким смехом взрослых и озорными криками детей, вещи летели на пол, двери хлопали, в комнате орал телевизор, в кухне не замолкал радиоприёмник.

Это приезжала моя любимая тётушка, сестра матери, со своим многочисленным семейством. Вообще-то она была ей не родная, а двоюродная сестра, просто воспитала тётю моя бабушка, мамина мама. Во время войны кроха осталась совсем одна, отец погиб в первые дни боевых действий, а мать, старшая сестра моей бабушки, умерла от истощения.

Бабушка сумела выходить девочку, которая росла озорной, непослушной, но очень любознательной. Так, дедушке по возвращению с фронта досталась невеста «с приданым», но он не возражал, очень уж любил детей, и всю жизнь сожалел о том, что у них с бабушкой только две дочки, но так уж распорядилась судьба.

Тётушка работает воспитателем в детском саду, знает массу песенок, потешек, смешилок. Когда она читала нам в детстве книжки вслух, не нужно было ни кино, ни театра. Тётя Зина умела разговаривать на разные голоса, мастерски изображала смех и рыдания, умела подражать крикам животных. За какие-нибудь полчаса она могла вырезать из цветной бумаги и картона замок или даже целый средневековый город с фигурками жителей и их домашних животных, и нам, детям, было чем заняться в ближайшие два-три дня, пока не надоест. Тогда тётя Зина придумывала что-то ещё.

Все обожают тётушку за лёгкий нрав, детскую весёлость и хлебосольность. Она часто приглашала нас всей семьёй к себе в гости, но мы принимали приглашение только по большим праздникам или если случался чей-то юбилей. Каждый такой поход был настоящим праздником, а не просто посиделками с выпивоном. Тётя умеет всё организовать, как надо!

Её муж, дядя Лёша — настоящий глава семьи — крепкий, обстоятельный хозяин и добытчик. Он работал на стройке и мог достать всё: от стройматериалов до самых редких лекарств. Как говорила главная героиня небезызвестного фильма, та самая блондинка за углом, умные люди не воруют, они просто немного помогают друг другу. Благодаря дядюшке в их огромной трёхкомнатной квартире был сделан шикарный по тем временам ремонт, холодильник под завязку заполнен деликатесами, а родители и дети одевались лучше всех в районе.

От их щедрот и нам что-то перепадало, но мама всегда поджимала губы, когда наступал момент вручения подарков. Всякие там импортные копчёности и прочие разносолы вредны для пищеварения, а девочке ни к чему иметь красивую одежду. Если её наряжать, как куклу, она может вырасти избалованной.

Тётя и дядя мастерски умели не замечать маминого молчаливого недовольства, за что я была им ужасно благодарна. Оглядываясь назад, думаю, что они просто жалели нас с отцом, потому и поддерживали отношения вопреки всему.

У тёти Зины и дяди Лёши четверо детей, все, как один, крепкие, горластые непоседы. У них небольшая разница в возрасте со мной и друг с другом. С моими двоюродными сёстрами Верой, Надей и Любой (оригинально, не правда ли?) и братом Серёжей отношения у меня всегда были неровными. Мы то самозабвенно играли все вместе, то не менее самозабвенно дрались и строили друг другу козни, но весть об их приезде неизменно вызывала во мне чувство бурной радости.

Несколько раз я гостила у них на каникулах, и тётин дом, где всегда толкутся гости, приглашённые и случайно зашедшие, всё крутится, вертится и несётся, словно ком под гору, и был раем в моих детских представлениях. Разве это не рай — полон дом детей и взрослых, никто не обращает на тебя внимания, делай, что хочешь! Никаких тебе нотаций и лекций! Есть не заставляют! С уроками не докапываются! Хочешь — бегай себе и играй, сколько душе угодно, а не хочешь, так смотри телевизор или читай в уголочке книгу, пока в голову тебе не прилетит мяч или что-нибудь ещё.

Словом, дома мамы и тёти были очень разными, да, и сами они были полными противоположностями. С одной противоположностью я вынужденно жила, с другой отдыхала душой.

При всём безумном ритме жизни моей тётушки она всегда находила время для разговоров о сокровенном с нами, детьми. Она никогда не игнорировала наши детские вопросы, а позже «неразрешимые» подростковые проблемы, и всегда могла дать толковый ответ и дельный совет. Поразительно, как ей удавалось успевать всё, ведь никто не снимал с неё и домашних обязанностей.

Правда как раз на них тётя не была зациклена: уборка раз в неделю или две, самая простая еда, стирка без кипячения, замачивания и прочих «затей», глажка примерно раз в три недели — вот, и весь нехитрый «набор услуг». Дядя иногда мог вяло возмутиться, например, тем, что ужин не готов к его приходу или куча не глаженого белья разрослась до размеров угольного отвала. В ответ на это он получал солидную порцию острот в свой адрес. Тётя большая мастерица высмеять. После подобной «смехотерапии» дядя Лёша долго ещё оставался доволен жизнью и бытом.

Для мамы каждый приезд ближайших родственников носил характер катастрофы вселенского масштаба. Охи и ахи начинались за неделю до их приезда и заканчивались недели через три после убытия. Мама не ныла и не жаловалась, а просто спокойным ровным голосом перечисляла, что она не успеет (не успела) сделать и что нужно спрятать от детей (либо уже разбилось — сломалось — потерялось). Не забывала она упомянуть и о том, на что действительно нужное и полезное можно было бы потратить то время, которое гостили у нас родственники и те деньги, что были истрачены на их угощение.

В таких условиях папа своих родственников даже никогда и не приглашал. Я знаю о его сестре и двух братьях (родителей папы уже нет в живых) только понаслышке.

Такие семейные отношения.

Нечему удивляться — ушёл и правильно сделал, вот, только почему он ушёл один? Почему бросил меня в этой условно обитаемой гробнице? Как он мог так поступить со мной? Какое неслыханное предательство!

Самой естественной реакцией сейчас были бы слёзы, но их не было. Я словно окаменела и снаружи, и изнутри.

Мать, между тем, стоя всё на том же месте, говорила и говорила. Смысл её слов уже давно перестал доходить до меня. В какой-то момент мне показалось, что я должна, во что бы то ни стало, остановить этот поток красноречивого самобичевания, иначе мы вообще непонятно до чего договоримся и додумаемся.

–… и, будь добра, поспеши устроить свою личную жизнь, а то видишь, что происходит, когда остаёшься незамужней до тридцати лет? — Эва, куда её занесло!

Мать вышла за отца замуж в двадцать девять лет, причём он на пять лет её моложе. Кажется, это был единственный и непоправимый неправильный эпизод в жизни моей великоправедной мамочки. Я так о нём и не узнала бы, если бы при поступлении в универ не потребовались паспортные данные родителей.

Эта тема всегда замалчивалась в нашей маленькой, но такой непогрешимой семье, поэтому факт наличия существенной разницы в возрасте моих родителей в пользу маман стал для меня настоящим шоком. Я тогда от неожиданности побежала делиться своим открытием с тётей, а та рассказала мне захватывающую историю маминого замужества.

Папа, оказывается, на момент знакомства с мамой был довольно-таки ветреным молодым человеком. Он не имел профессии и хорошей работы, жил в общежитии, курил, как паровоз, читал одну только глупую научную фантастику, ел мясо и — страшное дело — нередко выпивал по вечерам с приятелями. Однако маман, к тому времени уже отчаявшаяся выйти замуж, была рада и такому, с позволения сказать, жениху.

Теперь, значит, мне тут открывается страшная семейная тайна, а я стою, уши развесила, и почти ничего не слышу.

–… и ведь бросил меня, старую кашёлку, и нашёл себе молоденькую… — продолжала, между тем, мать.

— Да кому он сдался?! — Резко прервала её я. — У него зарплата маленькая! И жилья своего нету, — поведала я маме, вызвав недоумение на её невозмутимом, словно маска, лице. — А ещё наш папан — редкостное хамло! — Выдала я и покраснела.

Папа обожал солёные шуточки и солдатские анекдоты. В своё время его отчислили со второго курса военного училища, кажется, за самоволку, а отношения с «гражданкой» так и не сложились. Он буквально катился по наклонной, когда встретил мою мать и прекрасно понимал, что она значит в его жизни. Потому и терпел почти 20 лет всё это безукоризненно чистое вегетарианство, и возраст матери здесь совсем ни при чём. Просто чувство вины и комплекс неполноценности с годами сгладились и поутихли, вот, папан и пустился во все тяжкие.

— Наташенька, не надо так об отце, — прошелестела мать, — не надо! Папа этого не заслуживает! Ты знаешь, какое у него было детство?

— Знаю я всё про его детство! — Парировала я. — Стоптанные башмаки с чужого плеча и одна выходная рубашка на троих тридцать-сорок лет назад — не повод бегать по бабам сейчас! — Отрезала я. — И, вообще, он скоро вернётся. Набегается и приползёт на коленях!

Мои последние слова произвели эффект выстрела в сердце. Мать резко побледнела, спрятала лицо в ладонях и — в первый раз на моей памяти — искренне, по-бабьи разрыдалась.