Город снов. Экзистенциальный роман

Ярослав Шумахер

«Да, Таня, мы сами себя наказываем, истязаем, уничтожаем, ты права. Мы, как слепцы на картине Ван Гога, держимся за веревку длиною в жизнь и дружной вереницей соскальзываем в яму. Не успев получить жизнь, мы с ней расстаемся, словно приговоренные к казни. Как же мелки наши надежды о том, как лучше прожить эту полную абсурда жизнь и хотя бы что-то после себя оставить. Но в какой-то миг каждый должен остановиться и замолчать, чтобы услышать голос своего сердца».Татьяне Ковш посвящается. Книга содержит нецензурную брань.

Таня

Как я люблю тебя, Таня. Когда я думаю о тебе, я забываю о смерти, я забываю, что мне завтра опять придется столкнуться с равнодушием и жестокостью безликой толпы. В мыслях о смерти я нахожу усладу, последний приют своему одиночеству, смерть бережет меня, ласкает и лелеет. Она разговаривает со мной, ждет меня. После встречи с тобой многое изменилось, но суть вряд ли станет другой, я всегда считал себя потерянным для мира и людей, и именно это толкало меня на безумства… но даже этим я не могу оправдаться перед собой. Взыскательный идеализм отнимает у меня право голоса там, где другой бы на моем месте давно кричал.

Мысль о смерти каждый день долбит мой мозг, и я вынужден придумывать себе занятия и обязательства, чтобы не скатиться в ее черное жерло. На что я надеюсь? Чего от себя жду? Я чертовски устал от тщеты своих усилий, просто болен привычкой жить дальше и все. До того, как я тебя встретил, я предполагал свое бытие в возможности лучшей, чем оно мне представлялось на тот момент, я надеялся, и ты ─ венец моей надежды. Встретив тебя, я осознал, что могу быть совершенно другим человеком, свободным от смерти и обязательств, может быть, это и есть счастье. А теперь я опять заражен миром как пакостным вирусом, тысячами пиявок впившимся в мой мозг.

Парадоксально, но в твоем лице, лице моего начальника и «сердечного» друга Вани, я вижу сходные черты. Три совершенно разные фигуры: сама нежность, жадный трудоголик и душегуб-проходимец. Я отмечаю про себя в последнее время, что многие люди похожи, не просто похожи, а имеют свойство принадлежать какому-то общему классу или виду. Например, класс крысы или собаки, или свиньи, даже сайгаки. Со мной работает молодая женщина, как она скачет порой, что сама себя сайгаком назвала и в точку попала, она даже внешне чем-то похожа на это животное: крупный нос, задница неопределенной формы, немного сутулится.

Если бы я был равнодушен к смерти, мне, наверное, не нужна была любовь, по-моему, сознанию нравится играть с ней как с полным отрицанием всего, концом всему и как с надеждой на возрождение в другой ипостаси. Смерть ─ тоже привычка, приобретенная людьми, логически обоснованная предшествующим опытом. Самое интересное то, что когда я думаю о смерти, я живу, нахожу силы утверждать, не верить в нее, и из моей боли рождается новый взгляд на мир. Жить вечно ─ значит умирать постоянно, изменяясь вновь и вновь, но кому это под силу?

После того, как ты уехала, Таня, мне стали сниться реальные сны, настолько реальные, что, просыпаясь утром, я помнил все до последнего слова. Я стал их записывать и почувствовал облегчение. Дальше я продолжил курс лечения, и оно стало выпестовываться в книгу, пусть. Сны для меня загадка, ключ к себе, и я хочу понять их тайный смысл, поэтому стал их записывать. Психоаналитики, такие как Юнг и Фрейд, большое значение придавали снам, как движению бессознательного. А главным ключом их терапии было обнаружение бессознательных структур и перевод их на понятный сознанию язык, высвобождение их на уровень сознания. Я сам для себя и пациент, и доктор вот и все.