Город снов. Экзистенциальный роман

Ярослав Шумахер

«Да, Таня, мы сами себя наказываем, истязаем, уничтожаем, ты права. Мы, как слепцы на картине Ван Гога, держимся за веревку длиною в жизнь и дружной вереницей соскальзываем в яму. Не успев получить жизнь, мы с ней расстаемся, словно приговоренные к казни. Как же мелки наши надежды о том, как лучше прожить эту полную абсурда жизнь и хотя бы что-то после себя оставить. Но в какой-то миг каждый должен остановиться и замолчать, чтобы услышать голос своего сердца».Татьяне Ковш посвящается. Книга содержит нецензурную брань.

Крыса

Родом он был из окрестностей Хабара. В детстве отец его частенько брал с собой на охоту, давал стрелять из ружья. А однажды привел в село волчонка и оставил его жить с ними. Ваня играл с ним в детстве, и зверь стал совсем ручной, только вот жрал ведрами. Зимой Ваня запрягал его в сани на зависть и потеху ребятне и гонял по снежным курганам.

С местными гиляками Ваня тоже дружил. Чистосердечные, говорил, малые были. Никогда чужого не возьмут и всегда, чем могут, помогут. У них одна беда была, водка. Гиляки привыкали к ней быстрей, чем младенец привыкает к молоку матери. Притесненные городом, деваться со своих земель им было некуда, родители отдавали своих детей в общие школы, где они получали базовое образование и занимались ремеслами. Ваня тоже посещал одну из таких школ. Ну, в общем, такое забавное детство. Ловил воробьев с ребятней, которых они обменивали на еду в китайских ресторанах. Жили они у побережья. Естественно, ловил крабов, медуз, собирал креветки и устрицы. Обычная жизнь тихоокеанского подростка. А когда они ездили семьей отдыхать на море, отец в подарок любимому сыночку купил большой автомат на батарейках, который тарахтел наподобие стрельбы. Ваня был очень ему благодарен и чувствовал себя крутым роботом-убийцей. Эта наклонность пустила в нем глубокие корни, и теперь на смену игрушечному автомату пришел компьютер с 3-D играми, где Ваня безжалостно расправляется с монстрами, ботами, завоевывает планеты, уничтожает города и вражеские гарнизоны. Но это больше похоже на штопанье носков, которые рвутся без конца, латание дыр сознания, из которого вываливается агрессия и презрение ко всему миру. Агрессия к миру наполняла его существо до краев, и он тщетно противопоставлял себя миру, гордыня и страх влекли его в неведомое. Нелепицы будоражили его мозг, и он начинал верить в них больше, чем в реальность его окружающую. И более того, нетерпимо пытался подчинить своему восприятию окружающих. Ему нравилось ощущать себя злодеем и коварным интриганом, обманом и подлостью способному достичь желаемого, будто в этом и состоит фокус жить настоящим, поэтому настоящих друзей у него не было, и никто его не понимал, и это его ранило, потому как его внутренний мир был именно не «этим», а другим, он считал друзья просто пользуются его добротой до поры до времени, и это время он отмерял каждому свое.

Познакомился я с ним года четыре назад, и тогда он был еще довольно наивным и, казалось, простодушным Ванюшей. Он жил в поселении со своей любимой девушкой, с которой недавно познакомился, и лелеял мечты о совместном счастье. Они были не из бедных семей и в скором времени перебрались на съемную квартиру. Он тогда баловался травкой, но это в детстве частенько случается. В общаге он познакомился с Джином. Джин приехал из Москвы учиться за папины деньги, он с московским понтом и присущим богатеньким франтам цинизмом сорил деньгами, собирая вокруг себя всех, с кем удавалось завести разговор. Хотя он и был немного кичливым и резким, ребятам он поначалу нравился, потому что был щедрым и что-то в нем было от обиженного ребенка, обделенного вниманием в детстве. Джин был компанейский парень и ради друзей был готов на все, но постоянных друзей у него, похоже, не было и это очень коробило его. Он с детства пристрастился к травке и угощал ею ребят, зная, каким магическим свойством она обладает, так он себе находил знакомых. Джин немного свысока относился к простым поселенцам, давая понять, что он не последнее лицо в Городе и что те, из Города с ним заодно. Крыса проникся его идеалами о достижении ощущения абсолюта посредством наркотиков. И фишка была в том, что контроль всегда принадлежит человеку, потому что только человек вяжет узелки своей памяти и пробуждает в себе энергетические каналы. Но проблема в том, что человек захлебывается низкоуровневыми образами, архетипическими конструкциями бессознательного прошлого, исторического опыта эволюции, и в конечном итоге может погрязнуть в них, если не найдет баланс между своей душой и телом. Как бы то ни было, Джин был одним из первооткрывателей чудодейственной силы ганжи для поселенцев и на этом он, конечно, не остановился.

Крыса потом рассказывал мне, что Джин жил у него до того времени, как я к нему поселился с Викой, но после нахлынувшие денежные проблемы и кидалово друзей вынудили его убраться из Города. Джин уехал в Москву ни с чем, с горестным сожалением о людской мелочности и слабости, непонятый и преследуемый кредиторами. Джин изредка инкогнито появлялся в Городе, навещал свою девушку и захаживал к Крысе. Так уж получилось, что перед его окончательным отъездом, я случайно забрел к Крысе. Меня привлекала эта темная часть Города, и я искал ответы на свои сны. В общем, когда пришел к ним, они уже были нахлобучены LSD-эшными марками, которые Леха привез из Питера. Они не особенно были рады меня видеть, хотя их настроение быстро изменялось от незначительных факторов, и Леха мне предложил захавать Ленина. Я отказывался, но он уже развел в кружке воды, плюхнул туда марку и заставил меня выпить с довольной рожей. У меня было жесткое настроение и стало еще жестче. Я не знал, как себя вести и не мог понять, чего требует данная ситуация. Крыса съел Гитлера, Глеб Дзержинского, а Леха Черчилля раньше. В итоге мы задули все это дело гашем и пошли провожать Джина в Москву, ему срочно надо было ехать, ему позвонил приятель и сказал, что они нашли урода, который подсунул ему барбитуру в последний раз. Чтобы хоть как-то разбавить жесткач, я взял у Лехи его новомодный плеер с плюшкой на затылке и всю дорогу пританцовывал и махал руками под Talamaska, но жесткач упорно долбил мой мозг. Смутно помню, как мы ловили ему такси и в итоге оказались на вокзале. Я сидел на скамейке, понурив голову, а Крыса все допытывался до меня, как мне вставило. Мы еще разок дунули гашика, и меня стало срубать, Леха же наоборот вошел в кураж и что-то орал кассирше посреди пустого вокзала, как на трибуне, она, вроде, отказалась ему вызвать такси или что-то в этом роде. Крыса разрулил эту тему, я продолжал тупить на скамейке. Затем ко мне подошли Крыса и Глеб и сказали, что Леха уехал, что они мне в окно стучали, на что мне было абсолютно по барабану. Я же им в ответ сказал: «Надо бы Леху проводить».

Они приподняли меня, но на улицу я вышел сам. Свежий ночной воздух придал мне сил, и мы пошли до хаты, рассуждая о том, какая красивая перед нами дорога, что так здорово топать по асфальту именно в это время суток. У меня сложилось впечатление, что все пошло немного не так, как надо и причина во мне, но вскоре я забыл об этом.

К этому времени Крыса уже разошелся с Настей и жил, с кем придется. Дверь нам открыла Аня, и что-то знакомое было во всем ее облике, такие девушки встречаются в палатах с ранеными, на них обычно белые халаты и бывают колпаки с красным крестом, но одета она была иначе. На ней были джинсы и блузка, хотя лучше бы она носила халат. Она открыла дверь и исчезла в другой комнате, где обычно зубрила английские мантры и занималась психоанализом с магнитофоном. Мы разделись и прошли на кухню, заварили чай и расположились вокруг стола. Крыса был чем-то очень рад, он притопывал ногами и мотал головой в стороны, из-под очков щуря своими хитрыми глазами. Глеб что-то мычал всю дорогу и изредка раздражался своим грохочущим смехом. Закипел чайник, и мы решили позвать Ан к столу.

─ Аня, Анька! Ну, иди уже! ─ орал Крыса.

─ Вы что уже его проводили?

─ Да, он на такси уехал, только вот этот нехороший человек даже не вышел.

─ Почему?

─ Я не помню этого, они ушли куда-то и все, ─ оправдывался я.

─ Леха обиделся на тебя, типа, он все сделал для нас, а ты даже не проводил его.

─ Я был в ступоре и не мог, короче достали. Уехал и уехал! ─ заорал я.

─ Ань, у нас гаш есть, будешь?

─ Не знаю, а вы уже покурили?

─ Да, это нам еще осталось, попробуй.

В общем, Ане тоже перепало гаша, мы сидели и пили чай. Крыса все подкалывал меня, а Ан поедала глазами, Глеб мостился на табуретке. Вскоре им надоела вся эта «свадьба в Малиновке», и они ушли в другую комнату общаться, оставив нас на кухне.

─ А ты, правда, из поселенцев?

─ Да, а что в этом удивительного?

─ А до какого уровня ты дошел?

─ Мои сны всегда имели хорошие показатели. И потом, уровни не играют особого значения, я на пятом уровне.

─ На пятом? Но по тебе совсем не скажешь. Какие у тебя сны, наверное, красивые?

─ Много снов утекло от меня. Я играл в футбол, шахматы, теннис, участвовал в соревнованиях. Работал как-то в администрации Города. А этим летом хотел устроиться работать в модельное агентство в Москве, но это, похоже, был просто развод на деньги. Я нашел нужного человека, занял денег, но… Меня, наверное, скоро найдут, хотя договор я очень мутно составил.

─ Ты, наверное, хорошо танцуешь?

─ Этого у меня не отнимать, люблю танцевать, особенно с красивыми модницами. У девчонок нежные сны, мне с ними легче, я часто посвящал им стихи раньше.

─ А ты знаешь Графа?

─ Нет, не знаю.

─ Как не знаешь? Ну, он еще с девчонкой встречался, с Аней Нечаевой, с твоего уровня. Мне говорят, я на нее похожа очень, прямо двойник.

─ Да, похожа. Я тоже с ней встречался года три назад, она была ярким сном, одним из первых, хочешь, познакомлю вас.

─ Почему ты сразу мне не сказал, все обычно замечают сразу?

─ Я тоже сразу заметил, но не сказал, не знаю, просто в Городе мы все меняемся.

─ А у меня сейчас духовный прорыв, кажется, все получается, как я хочу. Не верится даже, я Достоевского хочу перечитать. Недавно смотрела «Солярис» Тарковского и поняла многое по-новому.

─ Так возьми и читай, делай это, хочешь ─ делай. А я не смотрел «Солярис».

─ Нет, этого не может быть, я это только что сделала, я провела параллель между Достоевским и «Солярисом». Они к одному подводят. Да! Как это просто.

Она сидела с потрясенным лицом и со слезами на глазах, будто сделала открытие, к которому шла долгие годы.

─ Я тоже стихи сочиняю иногда.

─ Прочти.

─ Так сразу, надо вспомнить.

─ Ты же их сочинила, значит, не могла забыть, рассказывай.

И она встала с кресла, собираясь с мыслями, и хотела было уже открыть рот, но в это мгновение дверь на кухню хлопнула, и ввалились Глеб с Крысой в припадке дикого хохота. А Крыса повторял:

─ Солярис! Солярис! Солярис! ─ звучало как тире в азбуке Морзе.

─ Уроды, Вы все испортили! ─ возмущался я.

─ А мы не специально, мы больше не могли там находиться.

─ Почему?

─ О-о-о. Знаешь, что такое квадрат в квадрате? Много-много квадратов.

─ Какие квадраты?

─ Там на стене цветные, разные много…

─ Глеб, что с Вами?

─ Ничего, мы фильм обсуждали. Там большой чувак бегал по квартире и хотел соединить квадрат в квадрат, а потом сам себя сожрал.

─ Как сожрал?

─ Сначала всех сожрал, а потом себя сожрал, ─ пояснил Крыса.

─ Чушь какая-то. И вы над этим угорали?

─ А вы что тут… Мы слышали Солярис, Солярис? ─ смеялся Крыса.

─ Почему ты такой, все б тебе на ха-ха перевести?

─ Потому что мне и так этого хватает, этих проблем.

─ Просто ты по-другому не можешь.

─ Могу, но мне это сейчас не нужно, мне просто весело, и я все могу.

─ А ты можешь быть нежным?

─ Чего?

─ Ну, изобрази нежность вот хотя бы к чайнику. Можешь?

─ Нежность к чайнику? ─ изумился Крыса, ─ нет, не могу. А ты можешь?

И я стал изображать нежность к чайнику и, похоже, все так этим прониклись, что притихли, а у Ан даже слезы выступили.

─ Не знаю, чем вы там занимались, а разговаривали мы об искусстве.

─ Ладно, ребят, я пошла спать, мне завтра рано вставать, ─ сказала Ан и тихо встала.

Глеб переместился в ее кресло и поглядывал на нас с Крысой с лукавой улыбкой.

─ Мы вождей сожрали, каждый по вождю, понимаешь. Такого уже больше не будет, ─ ликовал Крыса.

─ Мы съели вождей, и в нас говорит их кровь, ─ добавил Глеб.

─ А ты Гитлера сожрал… Почему? ─ обратился я к Крысе.

─ Потому что прикольный был чел. Я про него читал. Он хотел объединить весь мир, хотел создать расу избранных ─ арийцев, суперлюдей, и только в германском народе видел материал для реализации этой идеи, он был глубоким патриотом и гением.

─ Он был больным человеком и развязал войну, в результате которой погибли миллионы невинных людей. А идею арийской расы он содрал, как и эмблему фашистского креста. Он специально ездил в Индию к брахманам, и даже склонил некоторых к своей чудовищной идее. И потом крест у них был повернут в противоположную сторону, и был символом плодородия и солнца. Он же развернул его в обратку и насмеялся над святыней, превратив ее в хаос и тьму. Он хотел изменить вечные законы, и что из этого получилось? Те из посвященных, которые поддались на его уговоры, просто использовались в техниках зомбирования офицерского состава, потом их расстреливали. Истинные арийцы жили задолго до появления Германии и никакого отношения к ней не имеют.

─ Это русские все испортили со своей любовью и верой в божественный разум. Кто такие русские, их даже нет как нации. Были славяне, славные ребята, а вот управляться не могли, на поклон пошли к варягам.

─ Тогда было много племен, и нужна была идея, чтобы объединить народ и землю, укрепиться на большой территории. А племена назывались русскими, потому как жили преимущественно по реке Рось. Варяги это была выдумка, люди с другой земли, олицетворявшие опасность для племен славянских, это был стимул к объединению и обозначению границ земли русской.

─ Чушь! А в период княжеств. И речи не было об объединении. Князья кичились друг перед другом и дружины держали не для охраны от иноземцев, а чтобы грабить своего брата. Пришли монголо-татары и обложили всех мздой, своих ставленников поставили. И поразбавили то кровь славянскую. Русские никогда ничего делать не хотели, такой народ, что трава не расти. Ты сказки почитай, там обо всем написано. В Европе уже туалеты были, а в России все по лопухам бегали.

─ Ты же живешь в этой стране, а рассуждаешь как нацист поганый, кто тебе жить мешает? Все, я не хочу с тобой спорить, демократия в стране, нравится тебе Гитлер, мне насрать.

─ У него трудное детство было, отец пил и бил его, мать. Бедная еврейская семья, ребенком он от зари до зари чистил ботинки прохожим на улице, чтобы принести домой денег. У него не было друзей, и он рос прыщавым, забитым, никому не нужным подростком. А однажды соседская, похотливая баба, много старше его, заманила его в чулан и дала ему там женской ласки, только, видать, он был не готов к такому, и она его просто изнасиловала, после чего у него остался на всю жизнь комплекс и страх перед женщинами.

─ Ну, дала и дала, что в том.

─ Он маленький был, понимаешь, а она ему много слишком дала.

─ И после он решил добраться того, что утратил в детстве?

─ Дебил…

И Крыса схватил виртуальный стул и кинул в меня им. У меня был электромагнитный щит на этот случай. Глеб тоже почему-то оказался на его стороне, и еще четыре стула полетело в мою сторону, я уворачивался и орал:

─ Мимо! Мимо! На кого руку подняли? На отца русской демократии. Чего ты там ухмыляешься, буденовец долговязый. Кто ты такой?

─ Я железный Феликс, знаешь такого.

─ Слышал, слышал, Феликс Эдмундович, канцелярская крыса. Сидел тут, доносы строчил небось?

─ Да, теперь у меня на Вас дело есть, ушлепки.

─ Утомили вы меня, идей у вас нет, о народе своем совсем не думаете. А массы кипят, нужен новый путь, запад наступает. Да, что вам говорить, узколобые.

Я сбежал от них в другую комнату и лег на кресло-кровать. Крыса шмыгнул за мной и лег на койке справа от меня.

─ Прикольно, да?

─ А ты смотрел «Солярис», про что там?

Крыса начал смеяться.

─ Дался тебе этот Солярис, это…

─ Что это?

─ Это место такое… место под солнцем.

─ Типа Город солнца?

─ Да, да, да, ─ в припадке смеха орал Крыса

─ Солярис, я читал про солярис, такой юнит в Streamline есть… А солярис, туда телки загорать ходят, типа мода такая.

─ И это тоже. Не могу больше.

─ Что?

─ Думать не могу.

─ Не можешь ─ не думай!

Крысу распирало от смеха. Я же продолжал с ним беседу на полном серьезе.

─ Ну, ты сказал, как отрезал: не можешь ─ не думай, ─ жестом показал Крыса, махнув рукой.

В проеме появился Глеб с лицом последнего из магикан.

─ Че вы так громко ржете, вы мне всю рыбу распугали.

─ Кончай рыбу ловить с нами веселее, такие перлы пропускаешь. Знаешь, что этот сейчас загнул?

─ Ну, что?

─ Не можешь ─ не думай, говорит.

Глеб постоял, переваривая сказанное, и нашел это изречение наследием русского фольклора. И стал вспоминать другие русские поговорки.

─ Без труда не выловишь и рыбки из пруда, ─ брякнул он с многозначительным видом.

Крыса постепенно стал приходить в себя, понимая, что дело принимает серьезный оборот.

─ Сколько веревочке не вейся, а конец отыщется. Где посеешь, там не найдешь. Сколько успеешь, столько нарвешь. Два конца, два кольца, а посредине егоза.

─ Слушайте мысль, осталопы. Такого вы нигде не услышите.

─ Давай, ─ грохотнул Глеб, ─ записываю.

И как будто взял ручку с листком.

─ Думай, что говоришь, и говори, о чем думаешь.

Феликс в горячем порыве смял листок и швырнул им в меня, а после и ручку.

─ Да идите вы! ─ и он опять отправился на кухню

─ Вань, а ты знаешь, что такое демократия?.. Демократия ─ это телка, ─ с горечью вырвалось у меня.

─ Иди Глебу об этом скажи.

─ Да он не поймет, маленький еще.

─ Чего я там не пойму, ─ донеслось с кухни.

Я зашел на кухню и обратился к Дзержинскому.

─ Вот что, по-твоему, демократия?

─ Демократия… Demos ─ народ, cratos ─ власть. Власть народа.

─ Ну, а как это понимать? Вот мне, к примеру, что с этого?

─ Ты часть народа, значит, у тебя есть часть власти.

─ А если мне не нужна эта часть, например, она все равно есть? У каждой части народа, есть часть власти. Частьвластие какое-то получается. Нет, демократия это телка, понял?

Глеб задумался, а я ушел опять в комнату.

─ Я же говорил, не поймет.

Ваня лежал с мечтательным видом на кровати, и мне казалось, что мы так давно с ним не виделись, просто целую вечность.

─ Я понял!!!

Мне пришлось вернуться на кухню, чтобы продолжить разговор.

─ Правда?

─ Да, демократия ─ телка, а тоталитаризм ─ мужик, ─ хлопнул по столу кулаком Глеб.

Это было похоже на прорыв к звездам.

─ Молодец, сечешь фишку.

Глеб косо заулыбался своей деревянной улыбкой. Ваня вернулся на кухню и закрыл дверь.

─ Тихо, пацаны, знаете, сколько уже времени?

─ Нет.

─ Пол седьмого утра. Давайте чаю попьем и спать. Ан сейчас на работу уйдет.

Действительно, Ан уже проснулась и копошилась в своей комнате, одевалась. Через полчаса ее уже след простыл. Она исчезла из квартиры, а мне приспичило пойти в душ.

─ А вы знаете русскую жесткую правду? ─ спросил я.

─ Какую правду?

─ Русскую жесткую правду. Каждый сам для себя прав, и я буду прав, если пойду в душ. Сейчас же утро, а что делает по утрам отец русской демократии? Ходит в душ.

─ Сходи, ─ протянул Крыса.

Я пошел в душ, разделся и лег в ванную, включил душ. Приятная влага хлынула из дырочек потоком на живот и вниз в савану. Я подумал было о Джине, и решил ему позвонить. Набрал номер телефона и приложил к уху трубку. Длинные гудки и затем встревоженный голос Лехи.

─ Алло?!

─ Леха, привет! Как дела?

─ Хорошо. Кто это говорит?

─ Это я ─ Джей. Помнишь, мы тебя провожали. Ты нашел того придурка, который тебе барбитуру спихнул?

─ Да, да нашел и ввалил ему люлей с друзьями. Тебе что делать нечего в такую рань звонить?

─ Спасибо, Леха, прикольный драйв.

Дверь открылась, и в проеме показался Крыса.

─ С кем ты разговариваешь?

─ С Лехой.

─ А ты знаешь его телефон. Как ты ему позвонил?

Я ему показал пластмассовую ручку душа в правой руке.

─ Понятно… только потише, а то люди уже спят давно.

─ Ладно.

─ Че там у тебя происходит?

─ Да это Ваня зашел, сказал потише разговаривать. Палится постоянно. Мы тут такое вымораживали.

─ Ладно, потом расскажешь. Мы уходим сейчас из клуба по домам. Пока.

─ Пока.

На кухне Глеб с Ваней тихо переговаривались. Я вытерся и прошел в комнату Ан, взял карты и стал раскладывать пирамиду. У меня чуть волосы дыбом не встали, когда я открыл по порядку четыре восьмерки, четыре девятки в нижнем ряду, то же было и с остальными рядами: карты открывались в строгом порядке по старшинству, десятки, вольты, дамы, короли, я дошел до самого верха ─ два туза, пасьянс разложен. Я не верил своим глазам, в руках у меня оставались восемь карт, посмотрел ─ шестерки и семерки.

─ Чуваки! У меня пасьянс сошелся! Екатерининский, ─ заорал я.

─ Какой пасьянс? Мы спим уже.

Я вбежал в их комнату, притащил табурет и стал раскладывать пирамиду.

─ Сейчас покажу. Чудеса какие-то… Он один раз из десяти раскладывается. А тут с первого раза, да притом как ─ по порядку все открыл.

Я открыл нижний ряд, но карты на этот раз легли в разнобой, оставленные карты тоже были разные. Я вытащил пару вольтов, пару девяток, тривиальный расклад.

─ Не получается, что-то не так, не знаю, только что я его разложил.

─ Разложил, разложил, давай в буру лучше сыграем, ─ спохватился Глеб.

─ Ну, давай.

Раздал карты, пики козыри.

─ Mein kampf, ─ сказал Крыса на втором круге и выложил козырную буру.

─ Не хочу я в карты играть, на хрен! ─ раздосадовался я, ─ я есть хочу, сейчас приготовлю себе русский жесткий завтрак, ─ и с этими словами ушел на кухню.