«Немецкий брульон» представляет собой описание неких путевых злоключений: считай, современный, якобы простодушный и подражательный невесть кому, а на самом деле лукаво сконструированный «нео–ольшлегель–олеарский» нон–фикшн. И даже не примеряйте к звездатому хипстинг–травелогу Джека Керуака «On the Road», на что совершенно зряшно намекает автор. Ежели говорить практически, то тут речь пойдёт о части вполне заурядного двадцатидвухдневного «гранд–вояжа» по Европе (на отрезке «Казань–Мюнхен») трёх «чертитекторов» и одного милого супервьюноши по прозвищу «Плинтус». Катались оные орк–лица на свеженьком франкешонском агрегате марки Рено Колеос, само собой, что со своими шкилетами в шкафа… упс: в багажнике и аэрочемодане «Мон Блант» ростиком под кокаиновую девушку Фаби…
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Немецкий брульон предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
О братьях Поссыве и Посраве
«Говорят, я был здорово накурен, когда вёл церемонию «Оскара». Но это чушь, конечно. Я был под героином».
Джеймс Франко
Порфирий Бим с утра вроде развалины.
Герои такими не бывают.
Собственно, он и не особо в курсе, что пару месяцев назад (на родине) его записали в главные герои, ну или в помощники главного героя, каковым этот деревенский парвеню10 Егорыч, разумеется, назначил сам себя. Впрок.
Собственно, Бим заранее знал, что Егорыч ни хрена не напишет. Поманул (во весь экран кот «манул») товарищей и всё. Все его обещания — это лапша и фейк, обманка крупнорогатая, золото дураков: ну какой из Егорыча писатель?
И сам себе Бим отвечает: «ни–ка–кой. Никто он. Ну, или Некто».
Кстати: недавно это имя мы уже слышали.
Собственно, на мягкого героя (пластилинового, картонного, среднего плана) Бим ещё согласен, а на главного не подписывался: вот ещё: для этого же трудиться надо… держать себя в руках… и всё такое. Нетушки–нетушки!
Кроме того, кто бы ему сообщил, что именно в эту минуту КАКИЕ–ТО ТВАРИ снимают с него портрет?
На такого варёного и беспомощного, как он сегодня, можно написать сатиру, в лучшем случае пасквиль. и, вероятно, так и напишут о нём… пасквиль. Причём, в самом неприглядном виде, в таком неприглядном, что все бимовские родственники — жёнка там, детки… возненавидят писаку Егорыча, как лютого своего… тут можно употребить гиперболу «враг» в родительном падеже: кого–чего? — врага, вот чего. «Врун» и «враль» тут не годятся — слишком слабо.
Можно побить Егорыча, если реализует подлость… Розгами, например, и чтобы самим поучаствовать.
«Или обвалять в перьях. Такой приём моден в Америках. Был. Во времена Марка Твена». — это предложение доченьки Бима.
Бим знает: Егорыч относится к его доченьке в общем–то положительно, даже с симпатией. Она живёт в Штатах, а Егорыч не жалует Штаты… За двуличие и чванство, за индейцев и негров, и за всё такое, что Ленин выписал мерзким буржуинам.
А Егорыч всё равно выкрутился, он как бы добрый, сволочь. Он прощает её — на словах, вместе с мамочкой и папочкой Бимом, которые послали доченьку в Штаты, а девочка — не будь дурой — возьми, да и пристройся там. Навсегда, наверное. Если не грянет чего.
Но об этом сейчас Бим не думает.
Кто–то шепчет ему… Будто на кепке сидит, и шепчет. А шепчет так: «прикинь: ты же всё равно варёный, так представь — ты и есть вареник, на сегодня, не боись, спрячься за вареником, ты же умеешь, никто не трогает вареников, вареники они безобидные, главное — не горячись».
Понравилась Биму подсказка кого–то.
А как вжился в роль «вареника», то плюнул на обязанность быть гражданином России и достойным путешественником по европам… Тем более бумаг не подписывал, служить не нанимался, обещаний не давал. Так что прекратил всякое сопротивление… внешним обстоятельствам, так сказать. И поплыл согласно течению. А течение оно знает. Течение на судьбу похоже.
***
План Малёхи по обезжи… обезво… по обезвреживанию Бима сработал на все сто: дурь, чёрт её задери, проникла во все поры бимовского организма.
Откель Малёхе знать, что организм Бима не так слаб, каким кажется?
Бим был в армии и прошёл «школу армейского дурака».
А Малёха, если округлить, не был нигде.
Малёха был сыром в масле.
А это две житейские разницы — сыр в масле и армейский дурак, пусть даже «варёный с устатку».
Так что все бимовские похихикивания и буквоедское исполнение приказов сверху, когда он нога в ногу повторял общественные акции и отрешённо копировал телодвижения товарищей… всё это, — окажись зритель там, — показалось бы естественным; а если бы знали существо дела, то оценили бы игру актёра Бима как восхитительную.
Мы–то суть понимаем: так: дурь с табаком — это мощное средство для сбивания с ног новичков. Как водка для чукчи. Бим таковым и оказался. И это странно: такой самостоятельный чувак, хоть и дедушка, а дурь изучить не сподвигся. То ли слабачок, то ли шибко умный. То ли не шибко. И неумный совсем.
Обычно подлянок ждут от врагов, а Бим заполучил от друзей.
***
Заметил, читатль, намёки?
— «КАКИЕ–ТО ТВАРИ снимают с Бима портрет»;
— далее: «шепчут что–то с кепки»?
Это и есть те самые обещанные в нашем названии «фантомы»?
Как–то немножко слабо это: то ли намекнуто, а разгонится после,…то ли как всегда: наобещают с три короба, а после забудут.
Любят некоторые писаки воду в ступе толочь.
Тем не менее, приводим выдержку из одной из версий «Загвоздей в Европу», или из «ЧоЧоЧо» — мы точно уж и не помним, где впервые вынырнули обещанные не Егорычем, а кем–то другим… соавтором что ли? Нектом? А этот откуда вынырнул? Не знает Егорыч никакого Некта… Тараканы…это ещё кто? Не согласовано с Егорычем! Грубое раздавление авторских прав! А ISBN тютюшки. А рукопись не сохранилась, и потому в архиве не нумерованная, пылится как фейк дешёвый, как пранк молодого Вована:
***
Он будто гемофродит — обезьяны с попугаем, с отставанием по фазе. Попугаи с обезъянами не употребляют дури.
Тараканусам — зоофобам не интересны обезьяны с попугаями. Другое дело Бим — пивной маньяк из Угадайки.
Он старался не попадаться на глаза друзьям — насколько это возможно, чтобы не очутиться в списках на элиминацию. Ненароком.
Тараканы чёртовы!
Бим как хамелеон слился с задним сиденьем, отличаясь лишь слегка — мертвенным цветом кожи и запахом…
Тараканья противного!
Автономию телопередвижения Бим поправил во время остановки в Москве.
Вот там тараканусы его не достанут. Может быть.
— Отстаньте от Бима, злыдни, что он вам сделал!
***
Крюк в столицу пришлось произвести, чтобы забрать проездные документы в «Умном Тревеле». Казань. Мотель. Москва. Кремль. Башня. ГУМ. Пробки. Езда по замкнутому столичному кругу. Ворчание Малёхи по поводу хреновой Кирьяновой навигации. Соответствующий обмен любезностями.
Доехали–таки.
***
— Разобрались, брудеры, с канализацией11? — спросил Ксан Иваныч, генерал–вожак жестяной французской инфантерии.
Ну. Да. А чё?
«А то, братья кролики, что следующий Поссыв будет в Москве», — объявил тревел–генерал, сразу после «Пельменя».
Терпёжная политика! Как это знакомо русским людям.
Всё бы ничего, но, упомянув о неком Поссыве, генерал забыл о существовании брата Поссыва. Зовут его Бро Посрав.
Бро Посрав безмолвствовал во Владимире, промолчал у свёртка на Петушки и напомнил о себе в Москве, выбрав жертву.
Жребий Посрава указал на Бима.
Бро Посрав удачно выбрал время: часовая пробка на Садовом кольце.
Такой по–гоголевски трагедийный поворот в мелодраме чеховского типа никто не заказывал.
Бим ещё в машине принялся шарить вокруг себя: искать рулончик. Конечно же, ничего не нашёл. Полез через спинку сиденья в багажник. Нет рулончика.
На Никитской спросил: «Долго ещё?».
Получил ответ: «Жди. Стояк ищем».
Но вот и стояк, слава тебе господи.
Бим вылетел первым: пулей. И ринулся куда–то бежать — хоть куда. На юг к черепахам, на север к песцам, в Кремль к медмедям — без разницы. Сквер, дерево, куст, аптека под фонарём, та самая, Блока или Мандельштама — без разницы, всё равно не успеть. Без единого комментария в отношении дезорганизаторов машинных удобств.
Лопушок, ты где?
Да и есть ли в Москве лопухи? А в Питере? Там есть, но далече Питер.
А в центре Москвы нет лопухов.
***
Нам–то, кто сбоку–припёку, сидит за столом и читает, или пишет умную критику, всё без слов понятно: весёлый абсурдистский фарс превращается балбесом–автором в «конкретизон»12.
Егорыч–писака (в «Загвоздях в Европу») описывает таковскую робинзонаду:
«Бедный, несчастный Робинзон Крузо! Ни одного приличного туалета на острове он не построил. Дефо тему санузла умолчал точно так же, так как не рассказал читателю — чем на островах подтираться, чтобы не позеленела человечья гузка. Зелень, если речь о красках, особенно парижская, вообще яд. Эта зелень сделана из мышьяка. За зелень островную и вообще, говорят, нужно благодарить хлорофилл. А естественная нужда это не только часть необитаемой жизни робинзонов, а стыдливо умалчиваемая часть даже жизни цивилизованной. Она порой доводит людей до крайности. У людей пустыни на этот предмет есть песок, у кого–то под рукой листики, кому–то подвезло с лопухами. А если живёшь на острове, где полным–полно камней, рыбы и тюленей, но нет растительности и, соответственно отсутствует целлюлозный завод, то годится пух фламинго и перья попугая».
Какая глупая, и какая длинная шутка! Все заметили?
***
У Бима ни одного попугая рядом. И ни одного Пятницы, которого можно было бы послать за сортирной принадлежностью. Вместо Пятницы — суббота, во всём Московском округе. От субботы толку никакого. Округ возглавляет Громов. Тут читатель с башкой может сообразить «год какой был».
Мочит Бима мэр и пчеловод. Год уточняется.
Кругом люди, люди, больше чем надо людей.
Биокабин ноль целых хер десятых, а часики в штанах, там–там, именно там–там, тикают.
***
В полукилометре от Reno, на радость Биму вырос вяз по прозвищу карагач, кустистый, остролистый, от дождя спасает, будто землянка с парой прорех в крыше: один такой полезный на всю столицу. От сглаза защищает меньше. И растёт на возвышении, как царский сортир на Воробушках. Бим не царь, конечно, но что делать Биму? На газоне пристроиться?
Лопушок есть под вязом. Сух, да недоразвит: пять сантимов диаметр.
Под сенью вяза–карагача, сортира царского, Бим и разрешился. Двойней. Братом Поссывом и Бро Посравом.
Дюшан, Мандзони, Херст отдыхают. Бим на Олимпе.
Две фракции, одна высокохудожественная — хоть по баночкам раскладывай, вышли из тухиса звезды «Загвоздей в Европу».
В Дублине Bloomsday в честь Джеймса Джойса. А в Москве движение Grow on the street13 в честь Бима. В счастливом возбуждении. От свободы посрава на улицах.
Ассамбляж Бима размазало через час. Ливнем. По заказу организаторов. С неба. Согласно религиозным ценностям постмодернистского толка. Называется пассаж: «Инсталляция на исчезновение ничтожного объекта». Зелёный поворот в искусстве. Это примерно, как «коровам не пердеть» — ибо много CO2. А кто из президентов обнаружил в России коров? Вот–вот. Наш и нашёл. Даже мясную породу нашёл. А эта порода портит атмосферу меньше, наверное. Так что отстань, иностранец зелёный — гринпис драный: всё–то мы блюдём, всё–то по науке развитого капитализма.
А захотим, так не станем соблюдать.
Русская фольк–инициатива она другая принципиально. Нашим надо поначалу засрать всё вокруг себя: земли–то немеряно. А уж потом чистить. Это, конечно, не то что целые острова в океане из пластмассовых бутылок, но таки композиции. С художественной наклонностью. «Горы мусора», «Полигоны», и прочие «рэди–мэди»14. Из Сибири, Зауралья, Центра и Дальних земель.
***
Внешний вид художника неожанра «посрав» соответствует его поведению.
Хотя, по гамбургскому счёту, Бим не придаёт радикального значения своему ни внешнему виду, ни маргинальному поведению в частности. Его поведение — это такая выверенная свобода поведения, которая не ведёт в полицейский участок.
Ему в этом смысле положительно насрать! Товарищи его спасут. И нассать. Хотя бы постараются. Где ты Бро? Русские не бросают своих. Теперь Бим — Посрав, а бро — Обосрамшись. На себя и на наблюдателей тем более. Бим возвращается. Где же Reno?
Постсоветское «фу» тупо и всяко свободнее европейского.
А гражданин Бим — умный чел. И без тараканов на лысине. И на кепке их нет. Спрятались в костяшке черепа! Заzzали, да? Заняли оборону? Или дрыхнут… лентяи.
Это Бим думает. А тараканусы в его башке тем временем, незаметно кальки снимают:
***
«Насрать на асфальт и, тем более, при москвичах, а у всех москвичей в пределах Садового кольца, как известно, высшее туалетное воспитание, он не может».
«Он турист инкогнито. А вот это уже нештяк, как полезно. В Москве его никто не ждёт, и никто не знает, следовательно, не для кого стараться и приглаживать интерфейс».
***
Или вот перл, из последних защитных, и даже неоднократно озвученных на судилищных пьянках: «Сверкать голой жопой и трещать пёрдом у всех на виду он не согласен».
***
Вот принципиальное отличие нашего русо–башкира Бима от прозападных русских перформэйстеров — мастеров либералистики, гвоздь им в попенс.
***
Бим ещё не отошёл от операции эвтаназии с суецидом, фу, чёрт, вы уже простили его друзей? и самозабвенно, но с грустью, купался в последственном цимусе, играя «вареника».
Закончив туалетный ритуал, но не покончив с круженьем головы соловой, Бим вернулся.
Вот он/оно Reno. А вот и товарищи.
Не торопясь, и с беззаботной повинной:
— Здрасьте, я ваша тётя. Тётя покакала.
— Вот и молодец, — сказал Егорыч.
— Старый балбес, — подумал Малёха.
— Обормот, — сказал Ксан Иваныч, — мы тебя потеряли! Ты куда взвился? Предупреждать надо. Ты мог заблудиться.
— Вот я… Да ну… У меня компас в башке…
— Он телефон даже не взял, — шепнул Малёха коллективу. Их коллектив с тонким слухом, ушаст и многоух.
— Вот–вот, — говорили товарищи. — Нах тебе вообще телефон? Выкинул бы его.
— Я как, в машину должен нагадить? — Бим защищается отчаянно. — Машина — это родина. А Москва — тьфу. Городишко. Транзит. Телефон верните. Где он?
— Забери под сиденьем. Нафиг ты его в ноги бросил?
— Гумажку искал. Наклонялся. Некогда мне. Сгиньте с глаз.
— Что это ты с собой приволок?
— Что–что. Книжку. «Мойдодыр».
— Где взял?
— Под вязом.
— А где вяз?
— В сквере на горке.
— Читал что ли Мойдодыра? Или пользовал?
— Не пользовал. Я пятихатку пользовал.
— Не спутал? Может, пять кусков?
— Говорю — пятихатку.
— А чё ж Мойдодыра не пользовал?
— Читать буду, — сказал Бим. — Книжка древняя. Двадцать третий год.
— Ну, тебе повезло!
— А то! — сказал Бим, — подсушу вот только.
***
Кажется, дождь собирается…
Кажется, дождь собирается…
***
Кстати, Бим с Ксаном Иванычем, будучи как–то в Макао, не найдя сортир, согрешили подобным же образом: после уличной водки с закусем из морских тварей зафекалили булыжник. А вытерлись баксами.
Богачи бывают забавными. Как люди, ей богу.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Немецкий брульон предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других