«Немецкий брульон» представляет собой описание неких путевых злоключений: считай, современный, якобы простодушный и подражательный невесть кому, а на самом деле лукаво сконструированный «нео–ольшлегель–олеарский» нон–фикшн. И даже не примеряйте к звездатому хипстинг–травелогу Джека Керуака «On the Road», на что совершенно зряшно намекает автор. Ежели говорить практически, то тут речь пойдёт о части вполне заурядного двадцатидвухдневного «гранд–вояжа» по Европе (на отрезке «Казань–Мюнхен») трёх «чертитекторов» и одного милого супервьюноши по прозвищу «Плинтус». Катались оные орк–лица на свеженьком франкешонском агрегате марки Рено Колеос, само собой, что со своими шкилетами в шкафа… упс: в багажнике и аэрочемодане «Мон Блант» ростиком под кокаиновую девушку Фаби…
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Немецкий брульон предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Полчаса в кармане таможни
«Все сдохнут, а они будут жить, и моя жена, и тёща, и все будут жить, а все мужики — на кладбище, на кладбище, на кладбище.»
В.В. Жириновский
На границах Бим сама скромность. Его не отпускает мисс Фрустрация. Обхватила обеими… нет, шестью руками, и держит. И трясёт Бима. А морда крааасная у неё! А руки хваткие. Пальцы с когтями. И перстнями увешаны. Сфоткать бы её в обнимку с Бимом. Но не придумали ещё таких фотоаппаратов: только словами можно описать. Такими точными, как взгляд Кирьян Егорыча — будущего писателя, а пока что вояжёра из графоманов, и слегка чертитектора. Только без копыт и хвоста. А рожки–то имеются. Под причёской, правда, не видно. Но мы–то насквозь знаем Кирьян Егорыча! И знаем его способность видеть жизнь насквозь.
Вот и видит Кирьян Егорыч, что к мисс Фру, ухватившей Бима, добавились Лю (Любезность — отличная деваха, слегка голая) и Пэ (Послушание — это непонятного пола, может гей). эЛь — белая, а Пэ в крапинку: держат Бима: одна за язык, а другой, который гей, за горло. Чтоб не орал ерунды.
Ни белорусы, ни поляки не учуяли в Биме следов распития славных брестских напитков.
Что уж говорить о «назально–горловом средстве от путевого бешенства», применённом известными врачевателями, более суток назад. Оно не оставило цветных отпечатков на лице Бима.
А болотное лицевое имущество? А болотное лицевое имущество… а, может, оно всегда было таким…
А на поведении… А что поведение? Поведение не равно послушанию — его к делу не пришьёшь. Прилипшие к Биму твари руководят Бимом.
Бим это такой тип незаметного человека, особенно теперь, способного мимикрировать не только на таможнях друзей и партнёров, но, даже, не приведи господи, в общагах Гуантанамо или Алькатраса25.
«Если бы какие–нибудь русские шпионы типа Вована, Лексуса или Петрова с Бошировым, во время погони за ними, выкинул бы в окно (бешеного «Reno», «Мерса», «Москвича») челюсти со встроенным радиопередатчиком, то, после их поимки, чтобы вычислить неладное в этой части, и при этом не разрушить дипотношений с российским государством, нужно, чтобы тестируемые показали гланды, сказав долгое «а–а–а», или широко улыбнулись. Для последнего нужно всего–то: по морде, по морде, по морде. И всё получится».
Чен Джу.
«Андахуайлас. 2–я часть»
А Бим вовсе не шпион. Правда, никто не уверен на сто. И по морде никто не додумался его отоварить.
Во–вторых, он рта не открывал — работал обет молчания, данный коллегам намедни.
И не улыбался — не с чего улыбаться фискальным организациям. Твари держат Бима за язык и горло.
Что же касается имплантантов, то любимые челюсти Roott из швейцарского титана Бим, кажется, оставил на родине в Угадайке, не исключено, что в мотеле «Развесёлые подружки», из окон которого виден Свияжск. А возможно, что в походной пивной кружке «Makao» — на подоконнике у Ядвиги Карловны26.
— «Если вам при обыске попадутся какие–нибудь челюсти, то непременно скажите», — такая вертелось у Бима фраза. Но смолчал. Слово «обыск» не являлось корректным, а замену «обыску» Бим не смог подобрать. И твари держат его за горло, И за части, что во рту.
Бимовский софт — после его встречи с золотками в казанском поезде — в первой серии видения и изнасилования Эйфелевой башни, — работал на… мумилейной27 оперативке с древнеегипетским интерфейсом, пропитанный троянами и тормозной жидкостью.
***
Ну да ладно с тварями, которых видит только Кирьян Егорыч.
Надо отметить тут, чисто для читателя, которые, возможно, когда–нибудь появятся не смотря ни на что, и прочтут записки Кирьян Егорыча,…что битком набитый автомобиль Reno взору лукашенковских таможенников понравился больше остальных.
Ровно так, как предположил на вечерней планёрке в хате Ядвиги Карловны, Бим.
Машину подняли в значимости, выдернув из общего потока.
Велели вырулить на спецстоянку, устроенную в укромном уголке задворок.
Четверо вооружённых чинов в фуражках, не считая пятой, позже подошедшей дамы, с поводком, но без положенной собачки, — чему Малёха несказанно обрадовался, — начали досмотр.
Напоминал он полицейский шмон в засвеченном наркопритоне.
Фэйсконтроль остановленных лиц не дал таможне ничего, кроме убеждённости в наличии у них (не раскрытых до поры) преступных замыслов.
Испытанному в пьянствах и потому наиболее адекватному Егорычу за всеми действиями таможни чохом не усмотреть.
И он сосредоточился на главном: за передвижением денежных масс, особенно возвратом личных накоплений.
Деньги были отняты таможенниками у каждого путешественника персонально, под странным предлогом, называемом «покажите бумажник».
Их считали и пересчитывали, по нескольку раз, передавая из рук в руки. Не доверяли один другому?
Деньги порой исчезали из виду Егорыча — как кролики в цилиндре.
Потом появлялись снова, но в другой конфигурации и очерёдности листажа.
— Настоящие напёрсточники, — Егорыч восхищён ловкостью рук, — как пить дать, нагреют!
Таможенники с погранцами на служивых не тянут. Напоминают Егорычу весёлый цыганский табор, который увлечён делёжкой — только что дарованных им денег.
Содержимое набитого ерундой багажника заинтриговало лучше бабла.
К плохо скрываемому сожалению таможни, ничего этакого снаружи найдено не было.
Даже шины, бамперы и днище, даже салон с бардачками лишнего не содержали.
Засучить русские рукава, чтобы проверить целостность вен, попросить постеснялись. Да и получили бы фигу с дрыгой, как говорят в подворотнях России.
***
Лёгкое недоумение (как и планировалось путешественниками разгильдяями) вызвал сосновый пень (полено, бревно) 28:
— Это что?
Тут не мог не проявиться хозяин пня — Бим: «Полено!» — процедил он сквозь губы. Сквозь зубы процедить он не мог: зубы его исчезли заодно со швейцарскими челюстями.
Фру ослабила хватку, а Лю с Пэ решили, что с них достаточно и оставили пост.
Был бы пень пеньком, полено поленцем, или палкой, или кучей хвороста, Бим бы и их преуменьшил.
«Похоже на пень», — согласилась таможня.
Ага, когда дерево спиливают у комля, то от него остаётся пень.
— Пусть будет Пень, — и Бим заулыбался. Забыв об отсутствии челюстей.
Они угадали, вот следопыты, нюхачи, сволочи! Эту громадину — полено–бревно–палку–папу веток, листьев и хвороста на родине Бима звали «Мистер Пень»29.
И Бим добавил искренне: «Он мой товарищ».
Дама незаметно для Бима — чисто для своих — покрутила пальцем у виска.
— Куда везём товарища?
Хором: «Никуда».
Нашёлся предатель: «Это для костра».
Кто–то поддержал: «Мы туристы».
Печаль. Недоверие. Усмешки.
Мудрый Егорыч: «В России в мае холодно».
— Почему не использовали?
— Холодно ещё ночевать в палатках.
— Что, и палатка есть?
— А как же.
— Где?
— Вот.
Ощупали багажник. Нашли на дне.
— Можем развернуть, если что, — подсуетился Ксан Иваныч.
Не желают:
— Что в железном ящике?
— В алюминиевом. Самое ценное, еда и питьё.
— Откройте.
Открыли. Покопались. Вкусно и много. Конечно, в Европе голод. Тупые русские. Белорусам стыдно за славян.
— Деньги, маршрутная карта есть?
— Деньги есть. У вас на руках. Маршрута нет. Мы свободно путешествуем.
— Куда?
— По Европе.
— Какие страны?
— Как придётся.
— Любопытно. Вас где–то ждут?
— Нас везде подождут.
— Денег хватит?
— Хватает пока.
— С нами не шутят.
— Вы же считали.
— Считали. А ещё есть?
Замешательство: пока хватает этого.
— Как будете полено колоть? Топор везёте?
— Разумеется.
— Не положен топор.
— А что так?
— Не положено и всё тут!
Клацнуло что–то.
Выпучились зрачки: «Ну, забирайте тогда».
Вытащили. Забрали. Переглянулись: как же топор–то сразу не вычислили.
— Денег сколько, говорите?
— Четыре тыщи. Вы же считали.
— Каких?
— Евро.
— На всех?
— На каждого, естественно. Вы же видели.
— Вау! Ого! (По прикиду «этих лохов» и не подумаешь.)
Бим шопотом: «Кирюха, у нас общак ещё есть».
Егорыч: «Ч–ш–ш. Бля». Общак у него в поясной сумке. А сумка под жилеткой. Рефлективно дёрнул рукой.
Просекли ушастые… и глазастые:
— Что под курткой? Покажите.
— Зачем?
— Вопросы задаём мы.
— Понятно.
Егорыч отцепил бардачок.
Отобрали. Присовокупили к награбленному.
— Хотели скрыть? С нами не пройдёт.
— Зачем скрывать! Это рубли, на обратную дорогу.
Пересчитали. — Ого! (Не рубли, а тыщи тыщ! Не бедные Буратины!)
— Какой у вашего рубля курс?
— Как у всех.
Держат в руках. Перемножают на зайчыкскiй курс.
Егорыч следит за пограничными руками: им спереть — как в колодец плюнуть.
— Не попутайте деньги, — сказал Егорыч. — Я бухгалтер компании, отвечаю за экспедицию….
— У вас экспедиция, мы правильно услышали? Позвольте спросить цели экспе…
— Мы так шутим, — встрял Ксан Иваныч.
— С нами нельзя шутить. Вы на дзяржаўнай мяже.
— Чего?
Плевать им:
— Валюту декларировали?
— Зачем?
— Мы задаём вопросы. Вы отвечаете. Без вариантов: да, нет. Понятно?
(За что же так грубо?)
— Нет.
— Что нет?
— Сами просили: да, нет.
— Объясните нормально.
— Не декларировали.
— Почему?
— Сумма не та, чтобы декларировать.
— Сильно грамотные?
— Читали условия. Верните нам деньги. Сейчас. Попутаете.
— Вы своих денег не знаете?
— Знаем. Отдайте. Пожалуйста.
Конечно, они же меченые.
— После отдадим, если…
— После чего, извините?
— Проверим машину и решим.
— Вы же проверили.
— Не грубите.
Проверяют ещё. Попинали шины.
— Воздух щас спустят, — подумал молодой.
Не стали спущать. Заглянули под днище. Привстали на подножке, пошукали в чемодане. Слава богу, не заставили скручивать винты.
Простучали дверцы.
Русские бомжи, смахивают на барыг.
Увы, ничего такого. Наркотой не пахнет.
— А сами замороженные, — подумала дама–наркоспец.
Она притащилась без Жучки. У Жучки менс. Без Жучки тяжко. А нюх у дамы не собачкин вовсе.
Меньше всех Жучка нужна Малёхе. Волнение Малёхино заметил Егорыч. И Бим.
— Рыльце–то у парня, похоже в пушку, — подумал один.
— Поди, не всё выбросил, сучончик, — подумал другой, — как пить дать, припрятал.
— Наркотики, запрещённые предметы, оружие, золото, драгоценности, спиртное вывозим?
— Вывозим.
Вот те на! Вот она где — русская простота!
— Что из перечисленного?
— Белорусское пиво, бутылку вашего хераса…
— Хереса! — рявкнула старшая фуражка.
— Нашу водку… просто водку, колбасу в ассортименте, мясо копчёное и….
— Хорошо, хватит. Говорите по сути. Сколько?
— Чего сколько?
— Сколько выпили и съели? И что вывозите?
— Всё, что не съели вчера… из вашего магазына30.
— Смешно. Просто из магазина. Понравилось?
— Очень вкусно.
— Хорошо. Что в бутылке?
Ксан Иваныч: «беларусьводка».
Понюхали. Поправили: «Просто водка. Выливайте».
— Зачем?
— Бутылка открыта. На границе не положено. Только запечатанное.
Ну дела! Вылил в газон.
— Сюда нельзя.
— Поздно сказали. А стекло куда?
— Стекло туда, куда вы вылили… Так поступать некультурно. Вы находитесь на границе… чужого государства. Вы у себя дома куда выливаете?
Скривился ус интеллигента Егорыча: нехорошо вышло.
Малёха — гриб сморчок.
Бим — рыба ёрш.
Посмурнел карась Ксан Иваныч: «Я и говорю: куда пустую бутылку… девать?»
— А! Понятней выражайтесь. — Бутылку… поозирались… — вон в тот контейнер.
— Малёха, отнеси!
Малёха: «Я не пил».
Ну и что, что не пил», — решила бы Руфь, всадница, прокураторша, примипиляриевна, награждённая венком за взятие вала, шейными и нагрудными знаками отличия, почётным запястьем, парой скифских трусов с кружавчиками, набором золотых иголок с вязальными спицами, шёлковым отрезом, а также лавровым венком за взятие крепостной стены, двумя почетными копьями и двумя вымпелами и, кроме того, за войну с маркоманами, квадами и сарматами, на которых она ходила походом через земли Децебала, царя даков, и всякими званиями пожалована:
— Ну ты и stultissimus31, мать твою! Смотрел же как коллеги пили? Значит соучастник! Canis matrem tuam subagiget.32 Viri sunt Viri!33. Снять с него башку!
Отнёс самый старший, генерал–папан, мудрый карась Ксан Иваныч, который. Тоже (якобы) не пил.
Выбросил:
— Так?
— Что так?
— Всё в порядке?
— Нет. Сигареты?
— Есть.
— Сколько?
— Каждому по блоку.
Es stultior asino!34 На самом деле в два раза больше. И по три–четыре пачки по карманам, и в клапанах дверец, и в багажнике, и россыпью. В путешествие готовились со знанием предмета.
— Запрещено. Читали правила?
— Читали. Всё согласно подписанному договору…
— Со вчерашнего дня в Шенгене новые нормы.
Предусмотрительный Ксан Иваныч был прав: неожиданности возникают из ниоткуда.
— Как это? На что?
— На сигареты, на табак, на спиртное.
Гроза! Гром средь ясного неба!
— Забирайте лишнее, — пригорюнившись, — хотя надо предупреждать… за месяц.
Простили мальчиков. Лишнего не взяли.
— Тут можно курить? — осмелел Бим.
Курнуть кинулась вся толпа. Пограничники–таможня тоже. Из запасов путешественников. Постояли кружком. Не будучи друзьями, изучали устройство асфальта.
— Ремонт нужен, — сказал Бим, — дерьмецкий асфальтик у вас, бордюры вон осыпа….
— У себя ремонтируйте.
— Мы архитекторы.
— Нам без разницы. Сами не дорожники. У нас начальство.
Поговорили о начальстве. Оно везде разное. А на таможне тем более… веселее некуда. Начальники любят шутить.
Накурились.
Должно бы курением закончиться. Ан нет. Следующий этап:
— А ну–ка дыхните.
Надоели!
— Куда?
— Сюда в трубочку. Теперь вы, вы и вы. Как зовут?
— Малюхонтий.
— Курите, Малюхонтий?
Побелел Малюхонтий:
— Малёхо покуриваю.
— Чё испугался–то?
Молчит Малёха.
— Пили, господа?
— Естественно. Мы не в самолёте. Выпили немножко. Кроме водителя.
— И я не пил, — обособился Малёха.
Вот же гад!
Ксан же Иваныч с вечера выпил изрядно. Но всю ночь в дозоре рта дежурила жвачка. И зажевал Ксан Иваныч с утра «Гутену Моргену» — преотличнейшее средство. Прыснул «Олд Спейса» в подмышки. А подумав, и в лацканы. Пиджачок у него красив и слегка плюшев.
Пограничникам вспомнилось бревно.
— Время тянут, — подумалось Егорычу. — Ну и зачем, интересно? На измор хотят? Угадал. Начинается:
— Так, и зачем вам бревно без топора?»
— Забирайте бревно, — засуетился Ксан Иваныч. Ему без этих сто кило даже лучше.
Бим против: «Это мой Пень, — частная собственность, не отдам».
— Так, господин хозяин! Тогда ещё раз и подробнее: зачем вам бревно?
— Везу Пень в Париж.
— Зачем в Париже бревно?
(На Пень не реагируют. Не чувствуют большой буквы в торжественном этом слове).
— Я ещё валенки хотел взять.
— Сувенир? На продажу? Бизнес? Где валенки? Можно полюбопытствовать?
— Дома забыл. В спешке.
— ИЗДЕВАЮТСЯ! — подумали враги.
Все враги думают единовременно и единообразно. Это все знают.
— Ещё раз: «Зачем бревно в Париже?»
— У Эйфеля на нём посидеть. В валенках.
— Шутите?
— Истинная правда. Сфотаться хотел.
— Зачем?
— Я фотохудожник.
— Вы шутник!
— Я русский архитектор.
— Видим, что русский шутник. Из Мордора. У вас все такие?
Тут Бим напрасно улыбнулся. Вау! Архитектор без зубов!
Архитекторы, по–ихнему, без зубов не бывают.
А по–нашему, так бывают. Особенно из Мордора.
— Что в бревне… шутник (беззубый)?
— Древесина и сердцевина. Немножо корней. С краю. Распилите, если желаете…
— Назад захотели?
— Нет, вперёд хочу. В Париж еду.
— Езжайте без бревна.
— Без Пня не могу. У меня цель, — и поправился, — две цели.
— Вытаскивайте бревно. Мы посмотрим.
— Вы поможете?
— Ещё чего!
— Ладно. Что за надрезы на бревне?
— Это Пень. Я его пилил, потом склеивал.
— Зачем пилил?
— Чтобы в дверь пролезло.
Вот идиоты! Хрен с вами.
— Ладно, пусть лежит.
Ксан Иваныч: «Вещи можно назад складировать?»
Бим: «Взад».
— Складывайте. И побыстрее, пожалуйста. Вы нас задерживаете.
А вы будто нет.
Егорыч: «Спасибо. Вы нас выручили».
— Отдайте им топорик… в виде исключения. Парни приличные, не убивцы. Ха–ха–ха.
— Спасибо.
— Мы вас на обратном пути проверим.
— Ага.
Мы с вами тоже готовы встретиться: особенно когда обратный путь лежит через Хельсинки. Билеты на паром оплачены заранее. Так что идите в жопу.
— Билеты на обратную дорогу есть?
— Мы на машине. (Нам не надо билетов. Ну тупые!)
— В отелях бронь?
— По месту решим. Мы свободные путешественники.
— Мотели, кемпинги, хостелы, так?
— Разумеется.
— Дорожная карта Европы?
— Бумажная и в Гугле.
— Компьютер везёте?
— Ноутбук.
— Декларировали?
— Зачем?
— Хорошо. Справка о…
— Есть.
— Гринкарта?
— Есть.
— Джипиэс?
— В машине.
— Возвращаемся через?
–…Беларусь.
Это слаженным хором. О Финляндии договорились молчать как пярнусские рыбаки в российских водах. Как гринпис молчит за решёткой.
— Приятного пути.
— Честь имеем.
Уф! Этап пройден.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Немецкий брульон предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
26
/ — И не исключено, — считают французские монашенки, — что челюсти выкрали враги, которых вокруг Reno образовалось как грязи в их любименьком Нью–Джорске он же Угадайка. Хватает и кротов… среди своих: каждый второй — потенциальный крот, и никаких априори, никаких презумпций. С 2020–х презумпция (без всяких трусливых хайли лайкле) стала одна: если ты русский, то виновен»./
27
Тут Егорыч снова отсылает читателя к своему рассказу «Мумилей». — Этот гениальный, по мнению Егорыча, рассказ поначалу назывался «Телефон с тихим дозвоном». Название «Мумилей» это составное слово, содержащее корни от слов «мумия» и «юбилей».
28
Персонаж «Пень, Мистер Пень» (он же бревно, полено) это вполне оригинальная литературная находка, имеющая под собой реальное основание, разумеется, что приукрашенное в процессе написания недоромануса.
29
О Мистере Пне подробно рассказывается во втором томе книги под названием «Парижъ». Это одно из сюжетных ответвлений, которое писатели 1/2Эктов и Егорыч толком не проработали. Мистер Пень это один из обещанных, притом важных «фантомов». А бесславный конец Мистера Пня мелькнёт где–то коротким фрагментом. Авторы без угрызений совести «уничтожил персонажа» за ненадобностью.