Аче. Роман о пустоте

Ярослав Манторов

Я видел её. Видел не только во снах. Она приходила ко мне. В эти моменты я видел. Видел то, что недоступно глазу. То, что невозможно понять. Я видел её. Но объяснить это… Можно лишь по порядку.

Гл. 3

Просыпаюсь в темноте. В углу слышен шорох. Если таракану оторвать голову, он через три дня умрёт от голода. Я проверял.

В глубине еле слышен заливистый визгливый смех. Слишком я привык его слышать. Мне снился запах краски. Вокруг. Цветение. Жизнь. Свет. И жарко. И всё пахнет краской. Отсвечивает. Ярко. Резко.

Дальше не помню. Сон привычно рассеивается во мраке. Я наливаю чай в прозрачную кружку. Наполовину. А то долго остывать будет. Сажусь работать. Но лень. Долго и монотонно его строю. Мост от тени до покоя. Тишина. Жара и прохлада пристроены с разных сторон. Крестик такой получился. И стоит идеально. Ни одна карта не упала. Меня это бесит. Я пинаю сию гениальную конструкцию. Нет в тени покоя. А на кровати есть. Я опять закрываю глаза. Но не сплю.

— Хм, я даже не знаю, как это назвать.

— Лиз, это мост от искусства к хаосу. Моё последнее достижение.

— Весело.

— Не издевайся, я работаю в поте лица. А нулевой результат пустым не является. Хотя… Ну ты поняла. Не молчи только…

Но я открываю глаза. Её нет в комнате. Её нет.

Слишком уж много она во мне задевает. Я начинаю много думать ни о чём. Я снова открываю книгу. И снова не могу преодолеть порог в сто страниц. Мы говорили с ней об этом. О ста страницах. Она говорила, что это забавно… Что я ни одну книгу не дочитываю до ста страниц. Я тогда не смотрел на номера. Теперь смотрю. И в самом деле, никогда в книге я не мог прочесть больше ста страниц. Как будто это предел. Да вроде и не предел… Просто мысли по бумаге рассеиваются. Сначала вроде и собирается картинка, и оживает герой, и складывается сюжет. А потом всё пролетает перед глазами и смешивается… И вокруг только буквы… Буквы… Буквы…

Как будто у автора кончилась фантазия, и он кроме букв написать ничего не может. Любая книга в конце концов срывается к универсуму. К буквам. И я не успеваю её прочитать. А сто страниц — это настолько дофига, что я даже не могу себе представить. Я могу себе представить каждую страницу в отдельности, пусть их будет даже тысяча, но сто — это ж нереально много. Если думать о них в целом, то мысль растечётся по бесконечности уже на пятнадцатой. Если запомнишь книгу полностью, то обязательно ускользнёт куча деталей. И уверенно зная абсолютно всё, ты обязательно упустишь одну вещь. Одну составляющую. Самую важную. И снова весь прочнейший, идеально сложенный карточный домик с грохотом распадётся на символы. Так происходит каждый раз. Я знаю, о чём говорю. И в этот момент от бесконечного многообразия значений и символик остаётся только одна буква.

А, может, мне просто лень читать. Уж сильно много этой трухи уже ходит в моём сознании.

Я открываю глаза. Комната залита мраком. На подоконнике сидит тёмный силуэт. Нос слегка опущен. Волосы, стянутые резинкой, спускаются по плечу. Бывают ли волосы чернее мрака? Может ли взгляд так внимательно исследовать пустоту? Можно ли так молча просить нежности и не пускать к себе? Может, её и нет тут…

Но она, резко обернувшись, вдруг ловит мой взгляд:

— Ты решил подглядывать?

— Ну как я смею…

Кидаю в неё медведя.

— Ой.

Высшей благодарности от неё ожидать сложно. Значит, я и вправду смог её поразить.

— Где ты его достал?

— Нигде…

— А как его из пустоты можно сделать?

— Ну, его же тут быть не может.

— То есть он не настоящий?

— А ты живого хотела?

— Было бы классно.

— Ну прости…

— Не-ет. Он милый. Только можно, я его у тебя оставлю? У меня он скорее всего исчезнет. Из-за сложностей перевода.

— Перевода?

— Ну, некоторые слова в других мирах звучат по-другому. Там как будто понятия чуть-чуть меняются, понимаешь? И некоторые вещи там тоже выглядят по-другому. Потому что слова другие.

— Прикольно.

— Почти всё можно так или иначе преобразить туда… Но там всегда всё получается немного по-другому.

— Почему?

— Ну это другой мир.

— Другой мир у неё.

— А что тебя не устраивает?

— Ты почему заходить перестала, странное создание?

— Неправда! Я к тебе всегда захожу. Я к тебе как ни зайду, ты спишь всё время.

— Я днём не высыпаюсь. Светло слишком… Но это не оправдание. Ты не заходишь.

— Ты сам себе это придумал.

— Да конечно…

— Я всё время к тебе захожу. А если и не захожу…

— Что?

— Ничего.

— Что ничего?

— Неважно. Это были мысли вслух.

— Какие ещё мысли?

— Это не важно. Я сказала тебе, что могла.

— Я не могу быть один с тобой честен.

— Я тоже честна с тобой. Я не могу тебе выдавать тайны, которые принадлежат не только мне. Ты не можешь требовать, чтобы я предала кого-то.

— Я ничего от тебя не требую…

— Я тебе рассказала больше, чем кому-либо. Но больше я не могу рассказать.

— Понятно…

— Прости.

Молчание.

— Ой, у тебя всё ещё тут тараканы бегают?

— Тебе кажется.

— Не смешно. Мог бы их и потравить.

— Ну… Я пробовал.

— Пробовал он…

— Их не вытравить они снаружи. Они везде.

— Ты всё это выдумал.

— Нет. Они реально снаружи ползают. Они вокруг. По стенам. По пустоте. По бесконечности.

— Слушай, это просто тараканы. Их можно просто потравить.

— Я пытался.

— Значит, ты не хочешь, чтобы они уходили. Значит, они нужны тебе для чего-то. Только я не понимаю, для чего.

— Ты не приходишь, они приходят.

— Неправда! Если бы дело было только во мне, их бы не было так много. И ты бы их сюда не пускал.

— У тебя их нет?

— Я их уже вымела давно. Иногда мне кажется, что они до сих пор по мне ползают, но их тут нет давно. То есть у меня.

— Ты мысленно до сих пор там?

— Я всегда немного там. Не знаю, как тебе это объяснить.

— Интересно, а как у тебя там звучит фраза «Ничего нет»?

— Я боюсь думать, какую ты хрень под этим подразумеваешь.

— Да ничего необычного. Обычную данность. Точнее, её отсутствие.

— Всё это глупости…

— Что я опять глупого сказал?

— Не знаю… Зачем вообще об этом думать?

— Опять глубокие мысли от Лизы?

— Просто ты знаешь, что познание бездонно и спекулируешь на этом. В знании всегда есть дырки, и это образует его бесконечность. Это даёт свободу…

— Ага… Паразитирую на смысловых парадоксах. Вывожу сектантские ловушки для ума. А-ха-ха-ха. Если вы не теряли рогов, то они обязательно у вас есть. Не… Я даже польщён называться софистом, но пустота — это гораздо более простое понятие. Не надо этих наездов. Пустоту нужно чувствовать сердцем. Она — основа нашего существования. Основной наполнитель шарика.

— Если бы ты немного занимался познанием, ты бы знал, что в шарике куча всего.

— Да вообще дофига. Свет, надежда, любовь и чистые помыслы. В одной надувной резинке. Ладно. С метафорой ты меня подколола. По сравнению с нами шарик просто образец реальности и материи. Прямо нерушимая догма.

— Фанфаронствуешь.

— Понтуюсь.

— Зачем?

— Перед девушкой.

— Ах, ну да, — смеётся она, — Дело даже не в этом. Познание не сводимо к догмам. Оно гибко. Изучение — это вечный поиск. Тут в итоге любое утверждение можно оспорить. А ты уничтожаешь догматизм и говоришь о том, что ничего нет.

— Я говорю не про данность даже, а про общие свойства. Я не пытаюсь разубедить кого-то в его догматическом ощущении. Это его картина мира. Я смотрю прямо в пустоту. Условность и относительность познания не дают ощущения общей картины. Я рассматриваю пустоту лишь как материал. Для всего. Для меня это самый быстрый путь найти исток. Всего. Общую концепцию. Только пустоту можно без поправок рассматривать как инвариант. Только она логически совместима с бесконечностью. Пустота — это условный термин. Он не обозначает ровно ничего. Только так я могу говорить о вселенной. Об универсуме и бесконечности. Этих основных понятий нет. Они нелогичны. А по сути мне просто нужно смириться с пустотой.

— Вот это тирада! Я только теперь понимаю, что ты всё это серьёзно.

— В смысле? Ты мне не верила?

— Ну… Все немного думают о пустоте. О тленности и бессмысленности бытия. Эта идея живёт. И иногда помогает лучше разобраться… Но воспринимать вселенную как сплошную пустошь… Немного дико.

— А что существует?

— Ничего конкретного. В том-то и дело — смеётся она.

Молчание.

— Может, ты и прав… Наверное, больше, чем я. Но можно, я не буду в это верить?

— Ты-то есть, — улыбаюсь я.

— Я-то почему?

— Ну сидишь тут, улыбаешься, не веришь.

Ей опять смешно.

Немного погодя, она складывает голову на меня, как будто её голова на моём плече — это изначально логично просто потому что она может так лечь. Я тоже делаю вид, что всё в порядке. Да и как я откажусь от этой мелочи, если он может исчезнуть в любой момент.

Лиза закрывает глаза. Мне спокойно. Хорошо, когда она просто есть. Я просто чувствую, что она есть тут.

И тут она спрашивает:

— А что тебя бесит? — и смотрит внимательно.

— О чём ты?

— Ну, что тебя в этом мире так не устраивает, что ты свёл его к нулю.

— Да всё меня на самом деле устраивает. Просто мне так спокойней.

— То есть, ты признаёшь, что это лишь теория?

— Я вообще агностик…

— Ах, ну да.

— Что смешного?

— Ничего. Совсем.

— Ну вот и всё.

— Так что тебя бесит?

— Навязчивые вопросы.

— А ещё?

— Гиперреализм.

— Почему?

— Потому что.

— Ну почему?

— Потому что ересь!

— Ересь от чего?

— От всего!

— Ну ладно…

— Лиз, нельзя просто так смотреть на всё через лупу, запечатлять каждую деталь, воспроизводить, а потом выдавать это за реальность! Это ересь! Это попытка разобраться… В ереси. Во всём. А потом писать, как оно есть с таким видом, как будто ты на жизнь смотрел, а не в лупу.

— Понятно.

— Что понятно?

— Понятно, что тебя бесит.

— А ещё?

— Ничего…

— Говори.

— Не буду.

— Давай уже!

— Что тебе сказать?

— Всё!

— Не знаю… Нет, это бред всё…

Знала я одного гиперреалиста…