Будни рэкетиров или Кристина

Ярослав Зуев

Очередной эпизод замечательной бандитской саги о трех рэкетирах. Приключения Атасова, Протасова, Армейца и Бандуры продолжаются. После гибели уголовного авторитета Виктора Ледового обезглавленная группировка переживает тяжелые времена. Новый босс занят созданием финансовых пирамид, изымающих денежки изысканней рэкета и банального грабежа. Пока шеф закладывает кирпичики в фундамент будущей империи, наши герои тоже не сидят сложа руки. Протасов спит и видит, как бы ловчее «кинуть» банк, вместе с операционистами, экономистами, управляющим и секьюрити, при этом не загудев на нары. План выношен на окраине мегаполиса, куда Валерку и его верного «оруженосца» Вовчика Волыну загнали финансовые проблемы. В старом деревенском доме неуютно по ночам, в округе творится всякая чертовщина, неподалеку заброшенный погост, и на нем, как выясняется, неспокойно. Протасов, правда, не верит в существование потустороннего мира, но тот, оказывается, прекрасно обходится без его веры. Финансовые махинации – занятие, требующее определенных навыков и знаний. Неискушенному Протасову активно помогает Мила Кларчук. Правда, по заданию полковника Украинского. У УБЭП тут свои интересы. Пока Протасов все больше забирается в милицейскую ловушку, Андрей Бандура обеспокоен исчезновением любимой Кристины и пытается выяснить хоть что-то. Когда же крымские бандиты, прибывшие в столицу на разборки, случайно натыкаются на госпожу Кларчук (у них к ней – старые счеты), начинается самое интересное. Лихие погони и кровавые разборки, интриги и загадки. Роман заинтересует не только читателей, уже знакомых с другими книгами этого цикла, но и тех, кто впервые встретится с героями Ярослава Зуева.

Глава 5

УБИТЬ ЧЕЛОВЕКА

Новый год начался для Андрея с опустошительной, словно взрыв бризантной бомбы мигрени. Атасов вручил ему «Пенталгин», но, и таблетки оказались бессильны. К вечеру первого января приятели снова уселись за стол и выпили никак не меньше вчерашнего. Девчонки укатили, деньги закончились, а когда за столом одни мужчины, выпивка легко перерастает в пьянку. Кристина так и не позвонила.

Второго утром Андрей покинул гостеприимную квартиру Армейца, от одного вида которой его теперь немного мутило, и отправился к себе на Отрадный.

Квартира оказалась пуста. Автоответчик, правда, дружелюбно помигивал зеленым огоньком, внушая определенные надежды. Андрей надавил кнопку воспроизведения. Первые двое звонивших предпочли поиграть с автоответчиком в молчанку (оба раза это была Кристина, но она не подобрала слов), а третий звонок, к немалому удивлению Андрея, был от Бандуры-старшего.

— Алло? — сказал отец. — Алло?! Алло! — он немного запыхался, как обыкновенно случается с непривыкшими к автоответчикам людьми. — Алло? Сынок! Сын, это ты? С Новым годом тебя… — последовала пауза. Андрей услыхал шумное, прямо в динамик, дыхание отца. — Ну, как ты там? Когда домой? Ты б это, черкнул пару строчек… Я это… Может, сам…

Голос оборвался серией коротких гудков, показавшихся Бандуре неимоверно противными.

— Батя… — голос отца в пустой квартире прозвучал так неожиданно, и так не вязался с нынешней жизнью Андрея, словно и не голосом был вовсе, а смоделированным на компьютере воплем динозавра эпохи позднего протерозоя. — Откуда же ты позвонить исхитрился?!

Пробыв какое-то время под впечатлением отцовского звонка (чувства были противоречивыми и Андрей в них предпочел не копаться: и детство нахлынуло, и стыд за долгое молчание), он, в конце концов, сам взялся за телефон и набрал номер Планшетова.

— С Новым годом, чувак.

— Ага. И тебя тоже, чувак. По тому же месту.

— Планшет, есть дело. Давай, слушай сюда… — и Андрей изложил приятелю ни много, ни мало, план физического устранения Бонасюка. Как говаривал некогда товарищ Сталин: «Есть человек, есть проблема. А нет человека — нет проблемы». Все гениальное просто. Убийство — самое радикальное разрешение спорных вопросов. Действенное, как хирургическая операция. С той лишь разницей, что границы операционной не стеснены больничными стенами, а вместо скальпеля применяется пистолет. Или наоборот. Когда мир рассматривается в качестве хирургического стола. Кому как больше нравится.

План выглядел сырым и нуждался в существенных доработках, но общую концепцию Андрей обозначил четко: «Мочить Бонасюка, и дело с концом». Планшетов согласился помочь. За три тысячи долларов.

— Нигде ничего не слипнется?

— Это вряд ли, — ничуть не смутился Планшетов. — И потом, чувак, ты хочешь, чтобы все чисто было, без сучка, без задоринки?

Андрей вынужден был согласиться, что «да, именно такая цель и преследуется».

— За качество надо платить, — глубокомысленно изрек Планшетов. На досуге он довольно много читал. Пособия по маркетингу и менеджменту в том числе. Выводы были однозначны: «Себя надо уметь продать». Справедливости ради отметим, что Планшетов вообще был парнем неглупым, имел за спиной три курса государственного университета, то есть почти неоконченное высшее. Сложись все по другому, быть ему неплохим микробиологом, как покойная мама мечтала. Только вот, оказалось, не судьба.

— Тебя ж не парит, когда один «Паркер», как ведро китайских шариковых авторучек стоит, — с апломбом заявил Планшетов. — А от чего так? И то и другое придумано, чтобы каракули на бумаге выводить. Тогда, в чем разница? А разница, чувак, в качестве.

Скрепя сердце, Андрей признал, что аргументация у Планшетова железная.

— Хочешь дешево и сердито? Найди парочку туземцев. Они тебе толстого за сотку зелени в парадняке похоронят. А когда им менты на следующий день хвост прищемят, тут тебе жопа. Обоссать штанов не успеешь, как омоновцы в окна полезут.

— Давай хотя бы за двушку, — попробовал торговаться Андрей. Доводы Планшетова были резонными, но цена уж больно кусалась. Не генерала милиции, в конце концов, требовалось отправить в преисподнюю. Подумаешь тоже — банщика ликвидировать.

— Трешка в самый раз, — уперся рогом Планшетов.

— Ладно, — согласился Андрей. — По рукам. — Это было его первое в жизни заказное убийство, и торговаться казалось неприличным. Одно было хорошо. Расчет предполагался после того, как Бандура заполучит сауну. Никакого задатка Юрик не просил. Да Андрею и платить-то было нечем. — Тогда подъезжай ко мне. Обсудим нюансы.

Планшетов прибыл к двенадцати, и они засиделись до глубокого вечера. Неувязок в плане ликвидации Вась-Вася хватило бы на три уголовных дела. Хотя, к слову сказать, лихо было придумано.

— Лихо придумано, чувак, — похвалил Планшетов. Андрей польщенно улыбнулся. — Только сильно заумно. Сам прикинь. Чем сложнее задумка, тем легче проколоться. — В подтверждение своих слов Планшетов даже привел пару примеров, почерпнутых из детективных романов. — Вся эта дурня с переодеваниями, париками, и ядом кураре, — много заморочек, короче.

— А ты что предлагаешь?

Оптимальный вариант: трубой по темени. Трявк, и клиент в морге. Карманы только вывернуть, чтобы менты головы не ломали. Сейчас гопников^[20] развелось… — и Планшетов присвистнул, так, что стало ясно без слов: гопов наплодилось порядочно.

— Он с собой денег не носит. Мне Кристина говорила.

— Ментам откуда знать?

— Кристина расскажет.

— М-да… — протянул Планшетов, — если бы чувиха была на нашей стороне…

— И что тогда?

— Тогда… — Планшетов зашагал по комнате. — …мы бы клиента красиво удалили. Тело на куски, и в реку. Или в кислоте растворить. В ванной. Раствор слил, пингвинов из «реставрации ванн» вызвал, они тебе за пятьдесят гринов новую эмаль уложат, и, концы в воду, чувак. Ты получаешь сауну и чувиху, а я свои три куска.

— Его хватятся. И меня сразу за рога. У ментов первый вопрос: «Кому убийство выгодно?» Вычисляют Ф.И.О. этого «кому», и давай по печени наяривать…

— Какое, в задницу убийство? Пускай сперва тело найдут. А потом доказывают.

— Докажут, — сказал Андрей. — Валенком с песком по почкам. Сам все напишешь. И что было, и чего не было. Аж бегом. Ты часом, Планшет, наших ментов с голландскими не спутал?

— Слушай? — воскликнул Планшетов, осененный гениальной мыслью. — У них погребок под домом есть? Знаешь, как раньше, между хрущевками?

— Нет. Они на Оболони живут.

— Плохо.

— Гараж есть

— А домашние соления они хавают?

— Откуда мне знать? Меня на обеды не приглашают. А зачем тебе?

— Как зачем? Взломаем замочек. И в баночку с грибочками ботулинических токсинов. Шприцом через крышку. Опочки. Глядишь, и не откачают. Сейчас «скорую помощь» не дозовешься.

— Что за хрень такая? — заинтересовался Бандура.

— Надежное средство. Через пару часов у Васька «мушки» перед иллюминаторами заскачут. Потом брюхо прихватит. Потом ему кислород перекроет. — Планшетов сделал страшное лицо и вытаращил глаза: — Ой! Я, поистине, задыхаюсь, кхе, кхе! кхе!

— Где ты свой ботулизм раздобудешь?

— Будь спок, чувак, — заверил Планшетов. — Это не твоя забота.

Андрей поверил, вспомнив, что Юрик недоучившийся микробиолог.

— А еще лучше — самим баночку с бледными поганками закрутить. Сели, откушали, и готово.

— Где ты в январе поганки раздобудешь? Не откладывать же до осени. Я, к тому времени, не исключено, с Кристиной вконец разругаюсь.

— Жалко, — огорчился Планшетов. — Было бы надежно.

— Чем тебе мой план не нравится?

— Сложный он чересчур, чувак.

Одним из постоянных клиентов Вась-Вася был некий Вадик Рубцов, предприниматель средней руки, поднявшийся на поставках бензина в Закарпатье. О Рубцове Андрей услыхал от Кристины в конце минувшего лета.

— Что ты?! — захлебывалась в те дни Кристина, а ее глаза горели восторгом, совершенно не понравившимся Андрею. — Вадим очень толковый парень. Хоть и совсем молодой. И раскрутился, между прочим, сам. Без блата. Без пап, без мам и без дедушек. У него родители из глубинки. Какие там связи?! Всего своей головой добился! — она постучала по виску. Бандура позволил недоверчивую ухмылочку. Кристина немедленно завелась:

— Над чем ты смеешься?! Он и самолеты перепродает, и лес, и котлы газовые! По копеечке сколотил состояние. Не пропил, не прогулял, как некоторые. Смешно ему, видите ли. Парень трудом и мозгами пробился, а не сидел сиднем, ожидая манны небесной.

Последнее замечание было стопроцентным камнем Андрею в огород, но, он и бровью не повел. Когда Кристина входила в раж, пререкаться было бессмысленно. Бандура на своем опыте убедился, что если ей случалось расхваливать того или иного имярека, то ее захлестывала такая патетика, какая не снилась даже лекторам по марксизму-ленинизму. Или дикторам «Международного ОРТ», переплюнуть которых практически невозможно. Андрей, если только не преследовал цели разругаться, приучился слушать ее излияния спокойно, без комментариев, просеивая выдаваемую информацию, как через сетку во рту финвала.

— У Вадима золотая голова. А то, знаешь, удобная позиция: у того папа в ЦК был, а у того в Совмине, вот они и выбились. А я сижу, одаренный, но без копейки, потому что из рабоче-крестьян. А знал бы ты, как он свою дочурку любит. И жену. Они одногруппники, с института вместе.

«На кой хрен ты эту лапшу мне на уши вешаешь, ума не приложу?» — еще подумал Бандура.

— А затем, чтобы ты не ныл: Кристя! Денег нет! Что делать, неизвестно. Вот тебе пример: работал парень на совесть, и с ленью матушкой не дружил. Вот и результат, на лицо.

— Откуда такая осведомленность, Кристя? Можно подумать, что этот Рубцов сраный твой брат, а то и друг?

Кристина смерила Андрея негодующим взглядом.

— Разговорились как-то. Я Василия Васильевича в сауне подменяла. У них замечательные отношения. Дружеские, доверительные.

— А с тобой? — не сдержался Андрей.

Взгляд Кристины сделался еще надменнее:

— За таким мужчиной, как за каменной стеной, если ты это имеешь в виду. Да только мне на таких не везет. Он жену любит. В сауну только со своей Татьяной. Такая пара замечательная…

Разговор на том оборвался. Вадик был предан забвению. У Андрея, поскольку история предпринимателя Рубцова была ему, грубо, до лампочки, в одно ухо влетело, а в другое вылетело. Так бы и пребывать предпринимателю Рубцову в забвении, так бы ему и раствориться среди прочих файлов памяти, если бы Кристина не напомнила о нем в самом начале декабря.

— Ты представляешь, Андрюша! — сказала Кристина. Они в изнеможении валялись на кровати, а часы показывали половину первого ночи. — Ты представляешь?…

— Что?

— Я тебе о Вадике Рубцове рассказывала?

— Не помню, — дипломатично соврал Андрей, хотя услышанная летом история немедленно всплыла в голове. — А что?

— Да есть у Васи клиент один. Бизнесмен вшивый.

— Что, по настоящему вшивый? — удивился Андрей, представив на минуту отвратительных белесых паразитов, копошащихся под лацканами двубортного пиджака.

— По настоящему негодяй! Мерзавец каких мало! Проходимец и иуда!

— Что он такого натворил? — поинтересовался Бандура, прикрыв глаза. — Кусок мыла из парилки спер?

— Жену бросил, подонок. Такая девочка замечательная. И умница, и миленькая. У нас с ней прекрасные отношения. Доченьке четыре годика. А этот прохиндей взял их — и бросил. Ничтожество.

— Бывает, — пробормотал Андрей.

— Ничего себе, бывает?! Они вместе институт легкой промышленности заканчивали. Одногруппники, понимаешь? Пока она ему, скоту, жрать готовила, да трусы драные штопала, так устраивала. А как деньги приличные завелись…

— И много денег?

— Достаточно.

— Нашел другую? — предположил Андрей.

— И такую мегеру гадкую, — подтвердила его догадку Кристина. — Ты бы видел! Лет сорока пяти, как минимум. Мымра напыщенная. Губки ниточкой, того и гляди, вены вскроешь, если прикоснешься. Патлы крашенные, ноги колесом.

— Зато, видать, трахается, как крольчиха.

— Ты ошибаешься, — холодно обронила Кристина. — Просто она директриса крупного СП.

— Экономически верный ход, — улыбнулся Андрей.

— Убивать таких надо. Сволочей. Предал Таньку ради бабок!

— Ты, кстати, откуда знаешь?

— Как откуда? Этот подонок теперь с ней в сауне забавляется. Ни стыда, ни совести! Танюша, бедная девочка, ко мне в слезах прибежала. Так и так, говорит. Вадим ушел. У нее дочка на руках, родители в убогом селе, помощи ждать неоткуда. А он ни копейки не дает. Ни работы, ни связей. Хоть ложись помирай. Она к Вадиму, а этот подонок, ты представляешь, что ей заявил?! «Будешь меня доставать, еще и из квартиры вышвырну», вот что!

— Так значит, он ей квартиру оставил?

Попробовал бы не оставить. У его крашеной мегеры дом в Конче-Заспе.^[21] Что ему та квартира?…

— Это где вся элита тусуется?

— Элита… — Кристина сморщила нос. — Танюша на роботу попросилась. К Василию Васильевичу. Хоть уборщицей, хоть кем… Так у нас самих с деньгами туго.

— Вот бы ты этого Рубцова и послала из сауны куда подальше, — предложил Андрей, заранее предвкушая ответ. Кристина на мгновение осеклась.

— Сейчас положение такое, что на счету каждый клиент… — неохотно призналась она.

«Что называется, прямо в точку», — добавил про себя Андрей.

Вообще говоря, семейная драма незнакомой женщины и ее малолетней дочурки была Андрею по фигу. Таких в одном только городе море разливанное, а если учесть, что в мире нас миллиардов шесть, и каждый, хоть чего-то, да хочет, и далеко не всегда получает желаемое, пропорция получится явно не в пользу брошенной на произвол судьбы матери одиночки.

Прошел еще месяц, и в самый канун Нового года Андрей вновь услыхал о предпринимателе Рубцове и «проклятой старой ведьме», разбившей молодую семью, как цветочный горшок из обожженной глины.

— Я только что из больницы, — сообщила Андрею Кристина.

— Откуда? — не понял Андрей, втайне подумав: «а ну, счастьепривалило, и Вась-Вась при-смерти лежит». Вскоре, однако, он узнал, что несчастная Татьяна наложила на себя руки.

Еле откачали, — сказала Кристина. — Она «Валиума»^[22] наглоталась. Теперь под капельницей лежит. Я ей денег завезла. Ты же знаешь, у нас медицина только на бумаге бесплатная.

Спорить было глупо.

— Представляешь?! Эта скотина безрогая даже в больницу не приехала.

— А ребенок их где?

— Ирочку бабка с дедом в село забрали. А Татьяна… — Кристина всплеснула руками. — Пока в реанимации. Она ему, гаду, позвонила, как только в себя пришла. А он, ничтожество паршивое, телефон выключил. Он, мерзавец, на днях угрожал, что из квартиры выкинет. Их квартира на него записана… Вот она и…

— М-да, — протянул Андрей. — Сурово. — «Вот бы Вась-Вася таккатапультировать».

— Танька теперь совсем не своя. Ох боюсь, как бы она снова чего не надумала.

— В смысле?

— Или его, жлоба, убьет. Или себя. Так мне и сказала: «Я, Кристина, жить не хочу. Но и он не будет». Ох и ужас!

Кристина продолжала тараторить, не замечая состояния Андрея. Молодой человек насторожил уши, охваченный блестящей, как ему показалось, идеей. Правда, идея оставалась в разряде Голых Идей по январь, когда чаша его терпения переполнилась, и он позвал на подмогу Планшетова. Вместе они наполнили идею содержанием, превратив в по-византийски коварный план, подразумевавший примерно следующее:

Установить, в какой из дней рождественской недели Вадик Рубцов намеревается завалиться в сауну со своей крашеной пассией. О намерениях Рубцова Андрей знал от Кристины. Она же разболтала Андрею, что горемычную Татьяну долго в госпитале держать не станут, не те сейчас времена. Подлатали тебя, скажи спасибо и отваливай. Дай подлататься другому. В особенности, если с деньгами не густо. Да и делать в наших больницах на праздники, по большому счету, нечего. Следовательно, Татьяну ожидала выписка, неумолимая, словно смерть. Принимая на веру слова Кристины, путей у несчастной оставалось три. Либо молча утереться, да ехать в родное село, к папе, маме и дочурке, либо возвращаться в квартиру, которую супруг грозился продать, но навряд ли покамест успел. И начинать войну за место под солнцем. Без денег, друзей и покровителей, то есть без единого шанса на победу. Или, наконец, за камень, и в прорубь.

— Замки маловероятно, чтобы он сменил. Не на полминуты дела. Хотя, если такая гнида ушлая, как Кристина описала…

— Все равно вряд ли. Даже физически тяжело.

— Ну вот и прикинь, — Бандура в упор поглядел на Планшетова. — Молодая баба сидит одна, в пустой квартире, без копейки денег. Дочка с предками в селе. Как-то вырастят, не пропадет. Короче, кругом все празднуют, а она одна одинешенька, в глазах слезы, а на душе пурга.

— Повеситься можно. — Пробрало Планшетова. — После больницы.

— Ну, а я тебе о чем? Первая попытка была неудачная, а со второй больше повезет. Усекаешь?

— Комар носу не подточит. А на кой хрен оно нам надо?

— На тот хрен, чувак, что перед тем, как себя жизни лишить, она в сауну съездит, навестить дорого супруга. С «ТТ» в сумочке. Понял, наконец? Тук-тук. Кто там? Это я, Танька с разбитым сердцем. ПАФ-ПАФ-ПАФ. Каждому урюку по пуле. Вадику, директрисе и Василию Васильевичу, под горячую руку. Вот как. Возвращается домой, и в петлю.

— А кишка у нее не тонка, троих туземцев положить? И потом, откуда у нее пистолет?

— Откуда я знаю?

— Вот. Вопрос.

— От мужа оставался.

— А у него откуда?

— От верблюда, Планшет. Да какая разница? Украл где-то. Спросить-то будет не у кого. Просекаешь тему?

— Положим, чувак, я пистолет достану. Не вопрос. Как я бедную чувиху заставлю?…

— Тьфу! Ты что, дурак? Никого заставлять не придется. Ты вламываешься в баньку и мочишь троих трахнутых клоунов. Потом бегом к Рубцовым, и вешаешь Татьяну в ванной. Что неясно?

— Ого! — Планшетов почесал затылок. — Четыре трупа. Ничего себе приход!

— Какая разница, сколько?! Обманутая баба очумела, взяла у мужа ствол…

— Чего б ей вешаться, если пистолет под рукой?

— Ну, — Бандура пожал плечами. — Откуда мне знать? Но я, честно говоря, не слыхал, чтобы бабы стрелялись…

— Хорошо, чувак, — согласился Планшетов. — Допустим, я мочу козлов в баньке. Потом рулю к Таньке, а она меня не впускает?

— Впустит. Оденешься сантехником. Или Дедом Морозом…

— А если она к предкам в село укатит? Тогда как?

— Тогда подбросишь ствол в квартиру. И пускай живет.

— Как я внутрь попаду?

— Ты же сам хвастался, будто любой замок раз плюнуть.

— Да замок-то не проблема. Следы взлома, чувак! Вот в чем загвоздка. Следы уголовка в момент срисует! И весь план коту под хвост.

— Значит, сначала повесишь Таньку, а уж потом перестреляешь всю кодлу в бане.

Планшетов крепко задумался:

— А если медэксперты вычислят, что баба сначала удавилась, а потом погнала из пистолета палить? С какой точностью они время смерти определить могут?

— Ты у меня спрашиваешь? Уточни, блин. Что, учебник судебной медицины достать не у кого?

— Накручено чересчур. Один прокол — и тю-тю. Знаешь, сколько повсюду глазастых пенсионерок с длинными ушами, чувак?…

— Деньги не малые, так что кумекай сам.

Пока приятели обсуждали детали, день за окнами незаметно обернулся вечером. Бандура отправился варить кофе, когда прозвучал звонок в дверь. Андрей глянул в глазок и сразу же отпер замки. За дверью стояла Кристина.

Секунду оба молчали. Потом Кристина шагнула через порог, и со словами «Андрюшенька, милый» повисла у него на шее.

Планшетова в две секунды спровадили. Впрочем, тот и сам, казалось, был рад убраться восвояси. МНОГО БОЛТАТЬ ОБ УБИЙСТВЕ И СЕРЬЕЗНО ВЗЯТЬСЯ ЗА ДЕЛО — ВЕЩИ АБСОЛЮТНО РАЗНЫЕ.

— Я тебе покушать привезла, — щебетала Кристина, высвобождаясь из объятий Андрея.

— И все?

Кристина замотала головой.

— Нет, не все, Андрюша. Я от него ухожу. — В изумрудных глазах сверкнули слезы. — И остаюсь с тобой. Если не выгонишь…

Андрей крепко обнял ее:

— Как ты могла такое подумать? Но, одно условие. Я тебя никуда больше не отпущу. Никогда.

— Даже на кухню?

— На кухню можно, — подумав, согласился Андрей.

* * *

Переселившись «окончательно и бесповоротно» в крохотную хрущевку Андрея, Кристина взялась переоборудовать откровенно холостяцкую квартиру по своему вкусу и разумению. Она вила гнездышко, и, надо сказать, что, принимая во внимание весьма скудные средства под рукой, выходило весьма неплохо. С мужем Кристина не общалась. Даже по телефону не звонила. Так по крайней мере, она заявила Андрею, когда он поинтересовался, как там поживает Вась-Вась?

— Понятия не имею. — ее глаза были чисты, как вода высокогорного Клухора.^[23] — А почему ты спрашиваешь?

Бандура был не в духе и только искал повода для ссоры.

— Да так, просто. Кстати, как ты считаешь? Не тесновато Ваську в трех комнатах? Лишние квадраты не жмут?

— Ты о чем, Андрюша? — Кристина сразу как-то осунулась.

— О том, что две лоджии, холл и окна на набережную, — слишком жирно для старого мудака.

— Пожалуйста, не кричи, — попросила Кристина. Выглядела она беззащитно, словно снова сделалась несчастной маленькой школьницей, которую вечно пьяный мерзавец отец надолго разучил улыбаться.

— А я и не кричу! — повысил голос Андрей. — Ты позвони дауну, узнай, как там твоя «девяносто девятая» модель поживает. Не заржавела в гараже? В сауне с травматизмом как?! Никто кипяточком не ошпарился? Рэкетиры какие левые не наезжали? Ой, боюсь, со дня на день пожалуют!

Кристина всхлипнула, не похожая на саму себя. Это его окончательно достало.

— Так вот, я тебя спрашиваю, не жирно хорек устроился?!

— Андрюша, что на тебя нашло? Мне с утра нехорошо. Живот болит. И ноги крутит!

— А у болвана ничего не крутит?!

Кристина расплакалась.

— Мне казалось, — проговорила она сквозь слезы, — что тебе была нужна я. А не сауна с машиной. Очень жаль, но видать, я ошиблась… — ее лицо позеленело. Согнувшись пополам, Кристина выскользнула из кухни и исчезла в ванной. Андрей поспешил следом, но дверь захлопнулась перед носом. В ванной побежала вода. Потом Андрей разобрал плеск и подумал, что Кристина умывается. А затем ее шумно и мучительно вырвало.

— Кристина?!..

Ответа не последовало. Андрей прижался ухом к двери, но услышал лишь журчание воды.

— Кристина. У тебя все в порядке?

«А ты не слышишь, кретин, в каком она порядке?»

Он караулил под дверью не менее получаса. Наконец, отодвинулась щеколда. Кристина была бледна, и казалась совсем потерянной.

— Что с тобой, детка? Тебя тошнит?

Кристина, держась за живот, прошла в комнату и улеглась на кровать, укрывшись одеялом с головой.

— Ты что, отравилась?

— Иди покушай, милый. — Слабым голосом попросила она. — Куриный суп на плите. С клецками, как ты любишь. Салат в холодильнике.

— А с тобой-то что?

— Ничего. Пройдет. Не волнуйся.

По пути на кухню Андрей испытал уколы раскаяния, впрочем недостаточные, чтобы испортить аппетит.

Весьма обстоятельно поужинав, наевшись до отвалу, как сказал бы отец, или натасовавшись по самые гланды, как наверняка выразился бы Протасов, Андрей вплыл в комнату и приземлился на краешек кровати. Кристина лежала зажмурившись, и дышала ровно и тихо.

— Кристя?… — шепотом. — Ты как? Получше, а?

Она нерешительно кивнула. Губы дрогнули, сложившись печальной улыбкой.

— Ты не обижайся, хорошо? — попросил Андрей, по-своему истолковав ее состояние. — Я это… ну… сорвался… Ты понимаешь, день такой сегодня… Десять часов на ногах. Туда-сюда… Там крик, там угрозы… Осточертело мне все… Вот… Не принимай близко к сердцу, ладно?…

Кристина высвободила из-под одеяла руку и откинула ему челку со лба.

— Волосы у тебя такие мягкие.

Бандура воспрянул духом.

— Ты не сердишься, да? Терпеть не могу с тобой ссориться. Мир, да?

Кристина ласково улыбнулась.

— Ты такой красивый у меня. И такой глупый.

— Почему это, глупый?

— Не знаю. Наверное, потому что молодой…

* * *

К вечеру разговор снова коснулся Бонасюка.

— Ты извини, что я сорвался, — попросил Андрей. — Просто я подумал… Мы с тобой тут ютимся, как кроты в норе, а он в шикарной квартире проживает. У него машина, а у нас нет. Ну, на фига этому черту машина, если его, как ты сама говорила, от общественного транспорта прет?

— Он ездит на дачу. Редко, но ездит.

— Так у него еще и дача?! Вот и скажи — разве это справедливо? Ты ему бизнес раскрутила, чтобы он в баксах купался, а мы тут на сухарях сидели? Нет, ты что, Собес?

— Мы не сидим на сухарях.

— Пока не сидим…

— Перестань, Андрей… Не пугай меня… — в соответствии со своими словами Кристина и вправду побледнела.

— Счастье конечно не в деньгах, — продолжал он, беря ее под локоть. — Только, как ты считаешь, свой дом легче с нуля строить, или, когда кое-что за душой есть? Фундамент, например? Я ведь о нас думаю…

— Андрюша, — попросила Кристина. — Давай не будем. Мне с тобой хорошо. Я куда счастливее в этой тесной гостинке, чем год назад, когда у меня были и деньги, и большая квартира. Возможно, у меня не было главного. А теперь есть, понимаешь? В сравнении с этим все остальное кажется такой ерундой.

— Ладно, — пробурчал Андрей. — Пускай Бонасюк живет, кум королю, а мы будем лбом стены пробивать. У верблюда два горба потому, что жизнь борьба. Сегодня в меня стреляли. Промазали. А завтра могут и попасть. И, нету нас с тобой. Понимаешь? И ничего не сбудется, о чем мечтали. Мне эта работа — вот где. — Андрей провел пальцем по кадыку. — Я бы завязал, клянусь Богом, только где деньги брать? Ты думаешь, я не соображаю, чем могу закончить? В любой момент. Либо тюрьмой, либо моргом. Я же не полный идиот. — Он мрачно усмехнулся. — Но, куда бедному крестьянину податься…

— Для любого бизнеса нужны бабки. Чтобы вшивый ларек поставить, десять кусков возьми и выложи. Заводы стоят. Да я и делать ни черта не умею. Десять классов за спиной. Я б автомастерскую открыл, так опять же, ни инструмента, ни гаража. И потом: РАЗ ЗА РАЗВОДНОЙ КЛЮЧ ВОЗЬМЕШЬСЯ — ТАК И БУДЕШЬ ДО ГРОБА ГАЙКИ КРУТИТЬ. А тут, мурло старое, мудище, пятнадцать лет у тебя на шее. Ему ни черта по жизни не надо, у него и так все имеется. Вот и строй светлое будущее, как знаешь.

После столь жаркой речи Кристина притихла, а Андрей отправился в кухню — слов было сказано так много, что в горле пересохло. Вернувшись, он застал ее в той же позе, лежа под одеялом. Андрей двинулся к телевизору, и с хрустом нажал кнопку питания. Телевизор был черно-белой, здоровенной «Весной», лет на пять моложе Андрея. С круглыми ручками регулировки яркости и контраста, вращать которые было бесполезно. Экран диагональю в 62 сантиметра с удручающим постоянством демонстрировал сумерки. Будь то боевик, новости или шоу, действия происходили во мгле. Тяжелый корпус из шпонированного дубом ДСП напоминал башню артиллерийской установки броненосца времен русско-японской войны. Ламповые внутренности, нагреваясь, мерцали через щели в задней панели загадочным бордовым свечением, вырабатывая столько тепла, что Бандура сушил на телевизоре носки. Точно такой же «ящик» стоял некогда у родителей Андрея, так что конструкция была до боли знакомой. Но, почему-то не вызывала ностальгии. Андрей предпочел бы «SONY», или, на худой конец «Panasonic». Впрочем, приходилось довольствоваться тем, что есть.

— Телевизор черно-белый и жизнь такая же, — пробормотал Бандура, устраиваясь в ногах Кристины. — Пускай Васек по цветному смотрит. Он, видать, заслужил.

— Ну, что ты предлагаешь? — не выдержала она. — Убить его, что ли?!

— Зачем убивать? — ответ был заготовлен давно. — Переселить сюда, на Лепсе. Пускай возвращается на свою кафедру. Очень удобно — рядышком совсем. Добрел до трамвайчика, три остановки прокатился, и в Политехе. А мы поживем, как люди…

Больше за вечер не было сказано ни слова. То ли Кристина не нашлась с ответом, то ли слова Андрея, так или иначе, совпадали с ее собственными мыслями.

* * *

В конце февраля Кристина пару раз ездила в республиканский центр матери и ребенка, располагавшийся на Татарке, неподалеку от госпиталя МВД. Андрей об этом узнал случайно. А, узнав, забросал Кристину вопросами, но был вежливо, но твердо отшит.

— Провериться мне нужно. Только и всего.

Он решил не настаивать. «К чему лезть в душу без мыла, раз человек не хочет говорить? Надумает — поделится».

Кристина в последнее время изменилась — сделалась молчалива, как бы погрузившись в себя. Она не пыталась возражать Андрею, когда тому случалось завестись. Зато стала обидчива, и ее чудесные глаза часто наполнялись слезами. Даже Бандура почувствовал, что с Кристиной что-то не так.

— Ты, часом, не заболела, толстушка?

Кристина только улыбалась:

— Почему это я толстушка?

* * *

23, 24 февраля 1994 года

23 февраля (самого вечера Андрей припомнить не мог, разве что разрозненные детали) Атасов устроил грандиозную вечеринку по случаю очередной годовщины распавшейся на куски «непобедимой и легендарной» Советской Армии. Андрей вернулся домой в состоянии, которое сухие милицейские протоколы называют «порочащим человеческое достоинство». В армии ему служить не довелось, но он полагал, что пьет водку по праву: «Батя оттарабанил за двоих».

Доставившим бездыханное тело Атасову и Армейцу Кристина не сказала кривого слова, а едва собутыльники удалились, стащила с Андрея одежду, укутала одеялом и тихонечко улеглась рядом.

И утром не последовало скандала. Хоть Андрей его с содроганием ожидал. Около полудня она засобиралась.

— Ты куда? — спросил Андрей, мучавшийся, как раскаявшийся, но избежавший возмездия преступник. Если бы она накричала, ему стало бы легче.

— Андрюшенька, — она закончила упаковывать сумку, — ты меня проводишь?

— Куда?!

— Я ложусь в больницу. — Кристина предостерегающе подняла руку. — Ненадолго. Дня на три. Может быть, на неделю. На обследование.

— Какое обследование?

— Гинекологическое. Не беспокойся. Все нормально.

— А почему ты мне не сказала?

— Я хотела… вчера. Мне позвонили из больницы. Там место освободилось. Но… Ты бы меня не услышал…

Они неожиданно быстро добрались на Татарку, хотя и ехали с тремя пересадками. В больнице их, как водится, пустили по кругу: регистратура-ординаторская-приемный покой. Вверх-вниз по этажам и туда-сюда коридорами.

— То, что с тобой, не опасно? — жалобно спросил Андрей. Сама атмосфера больницы действовала на него удручающе. На лицах боль и страх, в воздухе запах лекарств и хлора, крашенные стены, белые халаты.

— Ничего серьезного. — Она погладила его по щеке. — А ты, оказывается, трусишка. — Вид перепуганного Андрея даже поднял ей настроение — раз переживает, значит любит, а именно этот вопрос не шел у нее из головы последнее время. — Трусишка? Зайка серенький?

Андрей замотал головой:

— Знаешь, у деда в Дубечках овчарка была. Здоровенная. Лапы — во… — Андрей максимально развел указательный и большой пальцы, чтобы наглядно продемонстрировать мощь тех лап из прошлого. — Лапищи! Такой пес мировой. Джеком звали. Батя его щенком с Целины привез… Он вечно какую-то живность подбирал.

— А что твой отец на Целине делал?

— Подымал, ясное дело. Как в книге. В «Поднятой Целине».

Это в той, что Брежнев написал?^[24] — приподняла бровь Кристина.

Не знаю никакого Брежнева. «Поднятую Целину» написал Шолохов.^[25] Даю гарантию национального банка.

— ЕСЛИ НАШЕГО, ТО НЕ НАДО!

— А что, Брежнев тоже что-то писал? М-ц, М-ц… — Андрей свел брови и смачно чавкнул.

— Ну, здравствуйте?! «Целину», и эту… как ее?… «Малую Землю»… Мы же в школе проходили. Ты что, на Луне учился?

— Ничего я такого не проходил.

— Ну конечно. — Она хлопнула себя по лбу. — Ты же малолетка, Андрюшенька. Как же я сразу не подумала. Когда Брежнев стоял у руля, его книги считались гениальными. А как только умер, о них сразу забыли…

— Отсюда мораль, — глубокомысленно изрек Бандура, — не пробуйте пера президентами. Пробуйте экс-президентами.

— Эксов читать никто не станет. Ничего-то ты не понимаешь.

Мимо проплыл доктор, на секунду задержавшись подле них:

— Вы Кристина Бонасюк? Мне Вадим Юрьевич звонил… по Вашему поводу.

— Я…

— Очень хорошо. — Кивнув, доктор поплыл дальше.

— Что за петух неумный? — зашипел Бандура. — Вот дать бы ему по шапочке, чтобы голова в трусы провалилась!

— Т-с… — Кристина прижала палец к губам. — Это же заведующий отделением. Не психуй. Я здесь по блату, еще в августе курс лечения проходила. Сейчас нужно повторить. Или ты уже забыл, что собирался завести семью?

— Ничего я не забывал.

— Вот и хорошо, милый. Лучше про собаку доскажи.

— Классная была псина. Джек. — Андрей улыбнулся, возвращаясь к воспоминаниям детства. — Джек… Лучшего пса я не знаю… — Андрей осекся, — если не считать Гримо, конечно. Хотя, Гримо, как ни верти, был все-таки собакой Атасова. Так вот. Джек ничего и никого не боялся. Кроме ветеринаров. Он, еще в щенячестве, бок распорол. Дед в райцентр ездил, зашивать. И, с тех пор, как он где белый халат видел, так у него от страха ноги подкашивались.

— Ты, Бандура, умеешь перед больницей поддержать…

— Извини.

— Пес еще живой?

Андрей покачал головой.

— Как дед умер, дом опустел, Джек сам не свой стал. Выл, говорят, жутко. Мы-то в Венгрии были. Куда пса забирать? Мир, правда, не без добрых людей. Соседи сердобольные приютили. — Андрей вздохнул. — Но, пес и месяца после деда не протянул. Не ел ничего, не пил. Лежал себе, голова на лапах… ну, и…

— Вы Бонасюк? — перед ними стояла неправдоподобно широкая медсестра, приближение которой они за разговором проглядели. Ни дать, ни взять, жертва автомобильной аварии с обязательным участием катка. Это ели смотреть с фасада, но не в коем случае не в профиль. В профиль тоже жертва аварии, и тоже с участием катка. — Вы, я спрашиваю, Бонасюк? Пойдемте со мной.

Кристина сухими губами коснулась щеки Андрея, и побрела по коридору за медсестрой.

Выйдя из больницы, Андрей с наслаждением вдохнул свежего воздуха, чувствуя себя вырвавшимся из подводной лодки счастливчиком матросом.

Солнце пригревало по-весеннему. В ветвях чирикали птицы, почки на деревьях принялись набухать, а из окрестных домов выползли пенсионеры. В скверах вопила детвора.

Бросив рассеянный прощальный взгляд на фасад центра матери и ребенка, Андрей зашагал к остановке. Он было подумал заскочить на кофеек к Атасову, но, уже в троллейбусе вспомнил, что тот вместе с Армейцем укатил за город. Оставалось ехать домой. В пути Бандура умышленно заложил крюк. Вышел возле кинотеатра «Киевская Русь», некогда слывшего гордостью отечественного кинопроката, а ныне превращенного лоточниками в китайский квартал. И неторопливо побрел вдоль улицы Косиора,^[26] которую через каких-то пол десятка лет переименуют в честь Вячеслава Черновола.^[27] В те же времена правозащитник и будущий кандидат в президенты еще был жив, а не пустивший Вячеслава Ивановича во власть «КамАЗ» еще где-то ездил.

* * *

Улица привела Андрея к детской больнице. С возвышенности, на которой расположились ее корпуса, открывался замечательный вид, и Бандура остановился, потянувшись за сигаретами. Противоположный гребень широкой долины, раскинувшейся по берегам Лыбеди, седлали дома Чоколовки, вытянувшиеся в линию, как броненосцы перед боем. Западнее горизонт сначала скатывался в низменность, к остроконечному куполу железнодорожного вокзала, а потом снова взбирался на гору, еле различимую под крышами Старого города. Андрей пересек по мосту проспект, спустившись Центральному загсу. Массивная конструкция из бетона и стекла выглядела аляповатой, напомнив ему снежную крепость, осевшую под весенним солнцем.

Когда Бандура, наконец, добрался домой, время перевалило за полдень. Квартира показалась невероятно пустой. Без Кристины она словно осиротела. Ничего другого Андрей не ждал, потому, собственно, и тянул, с возвращением. Очутившись в полумраке гостиной, он уселся в кресло, носом к экрану телевизора.

«Не хочу я его смотреть».

«Не хочешь — не надо».

Вокруг стояла гнетущая тишина. Вместе с тем в квартиру настойчиво проникали всевозможные звуки, свидетельствующие, что одиночество в перенаселенном доме — понятие весьма относительное. Вокруг полно народу, и этот народ разделен жалкими гипсокартонными перегородками, которые при Хрущеве какой-то шутник окрестил стенами.

Где-то кто-то чихал, похоже, вредный пенсионер из соседнего парадного, владелец ржавой «ракушки» во дворе. В «ракушке» хранилась инвалидная коляска, знакомая, кому по памяти, а кому по фильму «Операция «Ы».^[28] Коляска была не на ходу, но, пенсионер ее регулярно подкрашивал. Сверху препирались голоса: двое женских и один мужской. Слов было не разобрать, но дело явно продвигалось к скандалу. Несколько левее гремел молоток для приготовления отбивных. Это жлобиха из соседнего стояка, противная мымра лет пятидесяти пяти с шиньоном ala семидесятые, приготавливала на ужин битки.

«Каждый божий день битки уплетают, — подумал Андрей, и у него заурчало в животе. — Пока народ, можно сказать, голодает. Нет бы людям отдать или заделаться вегетарианцами, а излишки средств передать фонду развития демократии».

Где-то совсем высоко, на четвертом или пятом этаже звучало пианино. Бандура решил, то за клавишами ребенок, и ноты ему даются с боем.

«Загубленное детство, — вздохнул Андрей. — отпустили б парня во двор, мяч погонять. Ему один хрен медведь на ухо наступил. Коню ясно, что Ференца Листа из пацана не выйдет, хоть его к тому инструменту прикуй».

Кто-то слил воду в унитазе, и фекалии с шумом провалились в подвал, к канализационным стокам.

«С облегчением, друг».

Прорывающиеся в квартиру звуки никоим образом не нарушали царящего в ней безмолвия, а наоборот, подчеркивали, что ли. Потихоньку молодого человека сморил сон, и он мирно закивал носом.

А пока он пребывал в объятиях Морфея, ранняя весна легко сдала позиции зиме, обернувшись обыкновенной краткосрочной оттепелью. Налетели низкие тучи, и снег не заставил долго ждать. Температура упала до минус пяти. Бездомные собаки забились в подвалы, голуби попрятались на чердаки, а машины во дворах укутались белыми перинами.

Бандура наверняка бы продрых до вечера, не случись Протасову и Волыне забрести после обеда на огонек. Протасов принялся трезвонить в дверь в своей обыкновенной манере, чтобы звонку не показалось мало, сопровождая трели громогласными, адресованными Бандуре призывами: «Открывай, е-мое, жмот, пока я дверь не вынес. Ты что, Бандура, глухой?!»

Приятели проболтали до трех, обсудив, как уже известно Читателю, разнообразные способы обогащения, но так и не пришли к единому знаменателю. Схемы добычи денег выглядели заманчиво, словно красотки из «Play boy» или «Penthouse», но оказались такими же недоступными. Когда Протасов и Волына ушли, Бандура проводил приятелей до порога, машинально потрясая пустой банкой «Nescafe» над ухом, а потом встал у окна, раздумывая, чем бы себя занять. Вернувшись в комнату, он снял трубку и отстучал номер Планшетова.

Примечания

20

То есть уличных грабителей

21

Элитный поселок под Киевом. Въезд по пропускам, естественно

22

Сильно действующее снотворное

23

Высокогорное Клухорское озеро на Северном Кавказе расположено на отметке 2700 метров над уровнем моря

24

Кристина ошиблась. Творение Генерального Секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева (1907–1982) называлось просто «Целина». За свою знаменитую в свое время трилогию («Малая Земля», «Возрождение», «Целина») он даже получил Государственную премию СССР. Книгу изъяли из школьной программы после смерти генсека, поэтому Андрей, учившийся позже, ее уже не застал

25

Роман «Поднятая целина» (1932–1959), посвященный «успехам» коллективизации на Дону, принадлежит перу Михаила Александровича Шолохова (1905–1984), советского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе (1965) за роман «Тихий Дон» (1928–1929), который и принес ему мировую известность

26

Косиор С.В., коммунистический функционер, член Политбюро ЦК ВКП(б). Казнен во время партийных чисток в 1939 году

27

Черновол Вячеслав Максимович (1937–1999) — советский диссидент, журналист, один из основателей Народного Руха Украины. Был одним из наиболее вероятных претендентов на пост президента Украины. Погиб в 1999 в автокатастрофе, столкнувшись на трассе с грузовиком КамАЗ. Скорее всего, был убит, хоть следствие и прокуратура придерживаются иного мнения

28

«Операция «Ы» и другие приключения Шурика», — комедия из трех новелл: «Напарник», «Наваждение», «Операция «Ы». (1965). Режиссер Л.Гайдай, автор сценария Я.Костюковский, в ролях А.Демьяненко, А.Смирнов, Н.Селезнева, Ю.Никулин и др.