История, в которой что-то происходит

Янос Ли Рувер, 2019

Что есть творческий поиск? Янос успешно продает две книги и не может написать третью. Он копается в людях, в ситуациях, в прошлом, в первой любви, в своей голове, в "интересном" – с переменным успехом. Он пытается сочинить историю, в которой что-то происходит. Содержит нецензурную брань.

2. Апартаменты

— Меня зовут Янос и у меня… кризис, — я замолкаю, оценивая произведённое впечатление.

Воображаемым шёпотом с невнятной интонацией раздаётся:

— Тебе… Нужно побриться…

Я смотрю на тусклый солнечный свет, пробивающийся сквозь плотные шторы. Смотрю на мигающий огонёк монитора.

Синий периодический.

Подхожу к столу, на котором в хаотичном беспорядке лежат кипы исписанных черновиков. На них стоят заляпанные кружки, стоит особняком пустая тарелка. Под столом — мусор. Пахнет затхлым.

Это всё примятый ворс ковра.

В голове будто монолитные столбы вдавливают мозг куда-то вниз. В темноту обречённости. В панику. В апатию.

– Наведи… Порядок?..

— Где? — уточняю я после долгой паузы.

Мне никто не отвечает.

Я иду в ванную. Из пыльной вентиляционной решётки слышатся эхоподобные утробные звуки: шум воды и припадочный соседский лай металлическим звоном из тёмной трахеи вроде бы приличного многоэтажного дома.

Слишком долго я в тишине и с самим собой. Слишком пусто в жизни. Оттого это и происходит.

Заблуждаюсь ли я в этом вопросе? И любит ли писательство тишину?

— Однозначно на этот вопрос никто ответа не даст, — говорю я своему отражению и с силой тычу в него бритвой. Моё отражение покрыто засохшей зубной пастой, разводами от пальцев по грязному зеркалу, отпечатками подмывающихся шлюх.

Оно недоверчиво смотрит на меня, ожидая подвоха.

Я открываю кран, и на меня нападает кашель. Он выворачивает меня наизнанку. Заставляет изгибаться в припадке. Упираться в холодную белую раковину и фокусировать взгляд на тёмном отверстии слива.

Выблеванные лёгкие кусочками окропляют ровную керамическую поверхность. От каждого кусочка медленно стекает вниз густая кровь. Через мгновение в раковине оказывается желтоватый желудок и ворох органов. Они шевелятся, от них идёт едкий дым. Я ворошу в кровавой каше рукой, стараясь найти что-то стоящее, но ничего не нахожу.

Кашель отпускает меня. Белая керамическая поверхность чиста. Она бьёт по глазам отражением света яркой лампы. Тёмное бездонное отверстие слива пялится осуждающе.

Я выравниваю дыхание, поднимаю глаза вверх — моё отражение пытается мне улыбнуться, но у него ничего не выходит.

«Эм-эм-патия», — чинно раздаётся соседский лай в глубине бетонных стен.