Моя младшая жена

Янка Рам, 2022

Нравы восточных семей давно изменились? Это точно не про мою! Мой отец суров и консервативен. А как разгневанный отец может наказать непокорную, опозорившую его имя дочь? Правильно. Выдать замуж. Насильно. За русского, который, оказывается, уже женат! И теперь я – младшая, никому не нужная жена незнакомого мужчины, которому меня навязали. Я – никто… – Как тебя зовут? – Ляся. Ляйсан… – Короче, Ляйсан, ты отправляешься в мой мир. Там мои правила. Ты должна эти правила усвоить. Первое – ты меня не бесишь. – Что это значит? – Никак не напоминаешь о своём наличии. Тебя нет! Поняла? Содержит нецензурную брань

Глава 10

Первая брачная ночь (Тимур)

— Не собираюсь я прикасаться к этой девочке, поняла? Но и тебе её прессовать не позволю! Она ничем это не заслужила.

— Она огрызалась!

— Наверняка на твоё хамство, да?

Недовольно бурчит что-то себе под нос.

— Ляся, по сути, хозяйка «Жемчужины». А я, по сути, только управляющий. Не ищи края, Алла! Нам надо с ней дружить.

— «Ляся»… — передразнивает она.

— Просто представь, в каком она стрессе. Она испугана… Чужие люди, чужое место. Остановись, Алла! Между нами всё остаётся как прежде.

— Сними ей квартиру!

Не уверен я, что она сможет жить одна. От неё разит наивностью и беспомощностью. В социальном плане, конечно. Как хозяйка-то она поуверенней Аллы будет. А так… Братья всегда сопровождали, говорит. Как она одна будет? Тем более, с такой внешностью. Её ж похитят, ё-моё… Было б мне на десятку меньше, и всего этого груза бы не было — я б похитил. Да и…

— Её отец, Ал, не согласится с концепцией фиктивного брака. Это я с Лясей могу по-тихому это всё провернуть. Потому что она не заинтересована в этом браке так же, как и я. Но иллюзия полноценного брака должна быть.

— Всё равно!

— Не тупи! Или ты думаешь, на отдельной квартире мне сложнее будет с ней замутить, чем у тебя под носом?

Алла обиженно отворачивается к открытому окну. В пальцах мелькает длинная сигарета. Чувствую тошнотворный, но манящий запах дыма. Меня опять начинает сводить от ломки.

— Просил же! Не курить в комнате! И при мне не курить!

— Извини… — раздражённо бросает сигарету в окно.

— А там что — урна?! Там клумба!

— Да ты достал, Тим! Придут завтра и уберут всё.

— Я же сказал, что уволил всех, кроме еженедельного клининга.

— Надолго?

— Пока не выплачу кредит.

— И сколько нам обламываться?

— Не могу знать, — развожу руками. — Смотря, как пойдут дела в сезон. И, кстати, на карте твоей сильно упал лимит.

— Я заметила. Ладно… потерплю. Ради тебя.

Своим профессиональным кошачьим шагом показательно скользит в мою сторону. Обнимает за шею, прогибается… Привычно придерживаю за талию. Ах… Когда-то я кончал просто от всего этого. Но внутренности оказались менее профессиональными, чем пластика.

Поднимается и рывком впивается мне в губы. Расслабляю свои, чтобы ответить на поцелуй, но…

— Твою мать! — уворачиваюсь.

— Что?!

— Ты на вкус как мокрая сигарета! Фу… Короче, чтобы тоже бросила курить.

— Да с чего вдруг!?

— Потому что меня обламывает.

— Не собираюсь я!

— Тогда держи свой рот подальше от меня.

— Ты же любишь целоваться! — зло прищуривается.

— Любил…

Бесит!

Телефон звонит. Доставка для Ляси. Выхожу встречать. Машинально поднимаю глаза на окно Маруси. Мельком вижу Ляйсан в окне. Моё тело реагирует, напрягаясь под её взглядом. Пульс ускоряется…

Забираю тёплые термокоробки. На кухне всё распаковываю. Перекладываю в мелажницу суши, творожную запеканку с персиками и запечённые дольки яблок. Надеюсь, ты это ешь… Добавляю стакан сливового сока.

Она очень старалась сегодня превратить остывшее блюдо в съедобное и аппетитное. И мне хочется тоже порадовать её в ответ. Да и просто хочется ещё немного пообщаться. Но Алла то ли случайно, то ли намеренно тоже приходит на кухню, включает кофеварку.

Не готов я ко второй серии. А Ляся и подавно. Забираю со стола блюдо. Отнесу ей.

— Теперь ты ещё и официант, Гаранин? Супер!

— Следи за базаром… — рычу я.

— Каждый день ей будешь ужин приносить?

— Каждый день, пока ты не прекратишь свои нападки.

Чувствую спиной взгляд бесящейся Алла. А вот нехрен. Веди себя адекватно.

Поднимаюсь по лестнице и снова утекаю от предвкушения. Перекладываю поднос на ладонь. Стучу.

— Можно?…

Приоткрываю дверь, Ляйсан растерянно встаёт с высокого подоконника. Распахивает свои огромные глаза от удивления.

— Твой ужин привезли.

— Мне?! — шокированно переводит глаза с меня на блюдо.

— В чём проблема? — вопросительно дёргаю бровью.

— Ну что Вы… не нужно было. Я бы спустилась. Зачем?… Мужчина не должен…

— Я сам решаю, что кому должен.

— Оо… простите, — закрывает лицо руками. — Поучать взялась. Глупая…

Признание неправоты уже признак ума. А умная, пусть и фиктивная жена — это хорошая новость.

Оглядываю комнату. Тут и присесть толком негде.

— Помоги-ка…

Вручаю ей в руки поднос. Вытаскиваю низкий круглый столик в центр на мягкий ковёр. Водружаю поднос. Кидаю две напольные подушки.

— Так удобно будет?

Кивает.

— Садись.

Расправив подол платья, садится на колени на подушку. И я сажусь напротив. Настороженно смотрит на меня, не касаясь еды. Что происходит?

— Я опять нарушил какие-то табу твоей культуры?

Опускает смущённо свой пушистый веер ресниц.

— Рассказывай, — устраиваюсь поудобнее.

— Мужчины… — отрицательно качает головой, — не сидят за столом с женщиной. Если они им не махрам.

— Почему?

— Только махрам. Родственники. Матери могут… Пожилые… Молодые девушки прислуживают. Кушают отдельно. После… — на мгновение поднимает взгляд.

— Отменяется такое правило. В моём доме женщины не прислуживают.

— Нельзя? — удивлённо.

— Можно, — пожимаю плечами. — Только если хочется сделать приятно. Ешь.

— При Вас?

— Тоже нельзя?

— Не знаю. Уединение с посторонним мужчиной — харам.

Строго сводит свои изящные соболиные брови.

— Я не совсем теперь посторонний.

— Простите… да.

— Поэтому расслабься и ешь.

Разглядывает чашу.

— Это… суши? Я читала… Япония.

— Не пробовала?

— Нет.

— Это хаси, — показываю ей палочки. — Вот так надо держать. Острое любишь? Васаби? Немножко. Попробуешь?

Несмело кивает. В глазах спрятано любопытство.

Зайка какая… Ухмыляясь, демонстрирую ей последовательность.

— Немного васаби, потом соевый… Открывай рот.

— А? — взлетают её брови.

— Открывай, — требовательнее повторяю я, облизывая губы и возбуждаясь от двузначности. Подношу к её нежным пухлым губкам ролл. — Открывай рот. Я тебя покормлю.

Мои веки тяжелеют, в своих фантазиях я совсем в других обстоятельствах говорю ей это…

— Мужчины у вас не кормят женщин?

— Только в первую брачную ночь… сладостями… — вспыхивает она.

— Ну, считай, у нас первая. И коль мы с тобой отказались от её ммм… «сладких» вариаций, то придётся тебе отведать острого из моих рук.

Губы несмело размыкаются. Не моргая, обхватывает ролл, скользя губами по палочкам.

Вау…

Кровь бросается ей в лицо, глаза распахиваются ещё сильнее. Замирает.

— Остро?! Жуй! Рис погасит остроту.

Быстро жуёт, жалобно хныкая.

— Держи, — протягиваю сок, — запивай! Сейчас будет вкусно и хорошо.

Мда… Всё, как в первую брачную ночь!

«А ведь… я мог бы… пойти этой дорогой!» — проскальзывает крамольная мысль. Неудивительно! Её алеющие губы и скользящий по ним язычок выключают мою адекватность.

Выпивает половину стакана, на глазах проступают слёзы. Машет на лицо руками.

— Нужно поменьше васаби. Ты не ешь острое?

— Чуть-чуть можно… — допивает сок. — Много женщине — плохо.

— Почему?

— Острое разжигает похоть. Мужчине — можно. Женщине — стоит воздерживаться.

— Как интересно! Почему такое разделение?

— Мужчине похоть дана Аллахом, чтобы продлять свой род. А женщине не нужна похоть. Она просто не имеет права отказывать мужу… — опускает взгляд, — в праве наслаждаться ею. А её похоть бессмысленна.

— Ммм… очень спорно! Я бы сие правило тоже отменил. Но тут как знаешь. Ещё?

— О, нет! — испуганно. — Я больше не смогу!

— Кушай запеканку тогда и яблочки. А я суши доем.

Макаю суши в соевый, засовываю себе в рот, кайфуя как фетишист от того, что мои губы соприкасаются с теми местами на палочках, которых касались её губы.

Опять шокированно не моргает.

— Дай угадаю, — смеюсь я, проглотив. — Нельзя есть из одной чашки?

Активно кивает, с ужасом глядя, как я подхватываю палочками очередной ролл.

Господи, да я бы тебя всю вылизал, детка, чего ты так ужасаешься?

— Отменяем! А целоваться как? Или только еды касается? Чисто теоретически спрашиваю! — поднимаю обезоруживающе раскрытые ладони, улавливая её страх.

— Я не знаю… Мужчина сам определяет… степень своей чистоты. Шариат не запрещает… Если… ммм… чистая…

— Чистая?

— Оу… Нехорошо такое обсуждать. Можно, не буду?

— Можно.

Телефон в кармане трезвонит. Алла… Я засиделся?

Ну а что, мне с собственной женой поболтать нельзя? Раз уж мы с ней так вляпались. К тому же она единственная в этом доме меня пока не бесит. И голос у неё очень тёплый и умиротворяющий. Практически терапия всех моих неврозов. Я же не домогаюсь её в конце концов. Просто беседуем.

Опухшие от васаби губы обхватывают десертную вилку с яблоком и скользят…

Ох, неспроста ваши мужчины отдельно едят! И вовсе не из соображений чистоты и прочей ахинеи! Как тут есть? Когда вся кровь в нижнее полушарие отливает. Надо валить отсюда, пока я не…

«Алла!» — напоминаю я себе. Вот там можно брать всё, что вздумается. А здесь нельзя…

Встаю, оставляя её за столом, достаю из шкафа пару подушек, одеяло и постельное.

— Справишься? Я пойду… Ночь уже.

— Поднос на кухню можно отнести? — отодвигает пустую чашку.

— Да я сам. Спокойной ночи.

— Спасибо…

Внизу лестницы Алла!

— Тридцать минут!

— Ай… — с досадой дёргаюсь я. — Хватит! Пойдём спать.

— А что спать-то? Удовлетворился уже, что ли?

— Идиотка… — закатываю я глаза. — Реально бесишь! Тормози!

— Или что? Опять вещи собирать?? — с обидой.

Ррр… Дайте сигарету. А лучше три!

Проходя мимо неё, вырываю из руки пачку. На кухне смотрю на неё, понимая, что сейчас сорвусь!

Нет. Сказал — бросаю. И точка.

Сминаю пачку, вышвыриваю в мусорку.

И лучше сейчас никому меня не бесить!