S.T.N.M. часть «Sa»

Янис Ником, 2023

Автор не более, чем психически нездоровый человек, а сборники STNM в свою очередь являются путеводителями, дневниками, картами во внутреннем мире пациента. Первая часть «Са» писалась в самом начале, поэтому наиболее хаотична и безумна. «Са» – это рождение и здесь герой как бы рождается и учится делать первые шаги. Эту часть лечащий врач не планировала выставлять, считая её терапевтически завершённой, а для всех остальных опасной, ведь близость к чужому расстройству в ней максимальна.

II В метрополиэтилене

Считается очень неприличным, есть фрукты, откусывая прямо от них. Нужно ножом очистить фрукт от кожуры, разрезать на части, вырезать сердцевину с зернами и только после этого есть.

То же самое и с людьми. Неприлично поглощать человека,

откусывая прямо так… с лица, без обнажения души.

Яниса встретил длинный подземный переход. Ничего необычного, обычный переход в иную жизнь. Вот вам и знакомый газетчик: раздаёт людям газету «Работа и зарплата», но не всем, а исключительно русским презентабельного вида. А у других этот хрыч спрашивал: «А вам зачем? Для молодёжи, а вы кто? Здесь гражданство надо». В его отборе было много параметров, порой прохожим приходилось вырывать газету из его рук.

Сам газетчик был из тех противных, манерных, с поднятым подбородком (как будто судьбы решал), разумеется, пожилой, с мерзкой красной бородавкой на переносице. Джинсы, поло, сандалии на носки и полное отсутствие плеч — чтоб уж точно стошнило. Красно-коричневая аура указывала на хитрость, недостаток энергии, отсутствие ясности мысли. Вероятно — болезнь почек. Возможно, даже убийца.

На него посмотришь, и самому тяжело становится так, что-то вроде изжоги, вздутия, бурления. На редкость мерзкий тип. Куда лучше была предыдущая газетчица — пухлая дама в годах со смешной шапкой-пандой на голове, которая каждому желала хорошего дня.

Дальше, пройдя вдоль автоматов с едой и кофе, предстояли стеклянные заляпанные двери «Не ушибись, да не ушиби последующего». За ними тебя встречал обширный, преисполненный тщеславия, обнаживший внутренности старой эпохи, вестибюль. Просторный, но такой сдавливающий, как помещение склепа, совсем не гостеприимный, угнетающий для увядающих. Вестибюль, заполненный работниками метрополитена.

Тётка в красно-белом жакете с бледно-голубой аурой выиграла Джек Пот, монетки так и сыпались, это кассирша обнулила автомат по продаже проездных, а рядом в чёрном с ней стоял местный надзиратель с мутно зелёными вибрациями — хитрость, предательство, зависть. Один из службы безопасности небезопасно ковырялся в носу, а другой, встретил Яниса после бесполезных рамок, поднимающих тревогу даже от ключей. Оба алые, но второй с тёмными разводами, что говорит о вспышках гнева. Сначала он провёл вдоль сумки Яниса трубковидным устройством, которое ловит запахи взрывчатых веществ, правда пассажиропотоку лучше не вникать в это устройство, а то поймут, что используется оно неправильно, скорее, ради вида. После предложил просветить сумку в рентгеновской камере. Норму выполнял или с прокрастинацией боролся, а может проверки фсбшников избегал — не понятно. Но Янис не возмущался, в конце концов, человек выполнял свои должностные инструкции, делал свою работу, что в России и так было редкостью.

Если хотите насладиться абсурдом и иллюзией безопасности — вам сюда, здесь всё для виду, даже то, что работает, используется не по правилам.

«Кстати, есть у них более крутая технология, которая стоит несколько жёлтеньких лимончиков и может обнаруживать наркотики. Но мы же в России, купить-то купили, упаковали, чуть ли не на каждой станции, а никто не использует. Ведь купить технологию одно, а обучить людей пользоваться ей — совсем другое», — вспомнил Янис. Он любил собирать бесполезные факты, которые никому ничем не помогут. Например, он знал, что помимо человека на планете Земля есть только одна единственная тварь, способная убить без причины, красивая, сука, тварь — морской богомол. Учёные до сих пор не выявили причину, почему он убивает всех, кого встретит. Просто серийный убийца в мире животных. Те же мурены, хоть и любят помучить, попытать жертву перед смертью, но причины для нападения у них всё же есть.

Вот и спрашивается: зачем ему этот факт? Бесполезный, а может, даже опасный. Янис называл эти факты новым вирусом будущего. Информационным вирусом, который заполняет человеческую оперативную память, передаётся из уст в уста перепостами, но при этом не несёт в себе никакой фактической пользы. Да и правды в этих фактах порой столько же, сколько в любом другом факте, который сейчас может выдумать каждый. Чего уж там скрывать? Порой Янис сам придумывал интересные, ничем не подтверждённые факты, и они заседали в голове настолько, что казались правдой. Вот, например про кошек. Мол, кошки и коты не могут управлять своим хвостом, он ими не контролируется и сдаёт их настроение с потрохами. А в защиту своего факта для убедительности добавил «именно поэтому коты в детстве нападают на свой хвост и кусают». Тогда девушка, для которой этот факт был придуман — поверила. «А ведь точно! Ничего себе…» И ещё долго припоминала на их встречах, что она даже подумать не могла о таком. Через некоторое время Янис и сам поверил в это. Достаточно красивая история.

Социолипсизм или Квантотропизм

Я за искреннюю положительную ложь, которая не может навредить в прогнозируемой проекции будущего ни рассказчику, ни слушателю.

Что значит «искренняя ложь»? Это та самая ложь, в которую верит говорящий. Верит или хочет/готов поверить. Во всяком случае не тянется за мобильным, чтобы проверить факты. Что-то вроде гороскопа или очень добрых и жизнеутверждающих новостей, которые порой звучат нелепо, но так хочется верить, что в мире такое возможно, что перестаёшь гуглить и из уст в уста передаёшь. Например, новость о том, что в Монголии кошка сама принесла своих новорожденных котят ветеринарам на приём. Оуууу.

Мотив искренней лжи в том, чтобы солипсизм не заканчивался на самом себе, чтобы он мог влиять и на мир. С каждым «заражённым» мы приближаемся к тому, что это станет реальностью. Здесь важен количественный подход (ибо люди в большинстве своем утратили способность изменять пространство, материю с помощью мысли), но не исключён и качественный (существуют единицы, отлично владеющие сей способностью).

На самом деле, наше сознание еще не эволюционировало до создания проекции, максимум — до фрагментарного изменения оной. Но восприятие наше — под нашим контролем (при физическом здоровье). Это и есть суть нашей свободы.

По своей сути было бы достаточно в самом начале, в зарождении мира спроецировать ультрасознанием основу, базу, законы, а для поддержания жизни начать с организмов, не способных сомневаться в реальности. Дальше же эволюция определенного вида все равно продолжает с малых лет сдерживать границы реальности посредством количественного заблуждения. Вуа-ля, объяснил криво, но наглядная матрица, построенная на силе мысли готова!

Мы можем добавлять в мир, но не можем изменить законы или добавить что-то неподвластное, ибо даже если не доказали закон, мы видим, как он действует и верим в него. А действует он по причине многолетней веры в него предыдущих поколений. Информационный бензин залит и двигатель работает для того, чтобы двигатель остановить — нужна революция или время, чтобы он заглох сам. Даже если мы научимся вычленять бензин, поймём куда его заливать — то наткнёмся на крышку, заваренную или забетонированную. Защита от детей здесь на хорошем уровне, а мы пока дети. Легче заниматься подменой понятий, чтобы старый двигатель работал на новые цели. Вот этим и занимаются Большие Братья. И здесь их нельзя упрекнуть. Всегда легче поддерживать готовую систему, аккуратно внося правки, и тем самым не нарываться на встречу с неизвестным перво (со) здателем.

Зачем проверять «факты» и новости, которые вызывают в тебе положительный отклик? В которые хочется верить? Мне мыслится так — если я допустил возможность существования этого (не принял сразу за чушь, а сомнения и подозрения стали наплывать лишь секунды после), то пусть оно и будет правдой для меня. Тогда в моём мире станет чуточку больше света, а если в это поверят еще и другие, то возможно, это станет правдой.

А, в самом деле, кто в наше время проверяет информацию? Особенно в светских беседах (душнилы не в счёт)? А если и проверяет, то все равно не всегда доходит до правдивых источников, застревая в топах наиболее распространённых версий. «Британскими учёными было доказано», как говорится…

Называя это всё информационным вирусом, Янис не совсем считал это болезнью, он также допускал это лекарством — зависело от многих факторов.

Тем временем у кассы на работницу магазина, излучавшую приятный розовый цвет, орала взлохмаченная баба с отвисшей кожей — её сине-серое облачко с жадностью поглощало энергию кассирши. Не что иное, как вампиризм из-за недостатка энергии.

Вы замечали, что в последнее время количество работников разных сфер слишком велико на одном квадратном метре вестибюля? Тут вам и разношёрстные «сбшники», и грубые кассиры, и подозрительные уборщики, и всегда хмурые контролёры, и дежурные, и почти ни на что не имеющие права полицейские, и вечно зашуганные промоутеры, и даже «испанцы» — инспекторы обеспечения мобильности пассажиров в красно-жёлтом наряде. И ещё куча служб, названия которых впервые видишь. Кого только нету. А с введением новой формы, которую, конечно, не всем выдали, кадры стали пестреть в ещё большем разнообразии. У некоторых даже камеры висят. Натуральный ад. Бюрократия начинается с ада. А вы говорите о безопасности.

Хоть метро и нередко представляется как тотально контролируемое пространство: наряды полиции, видеонаблюдение, теперь даже камеры у турникетов, которые читают лица, биометрия, металлодетекторы… Сверхконтролируемость = сверхзащищённость, но не пока за всем этим стоят люди. Человеческий фактор никто не отменял, и пока он возможен на широкую ногу — каким бы ни был порядок, мы живём не в антиутопии.

Сейчас же перед тем, как нагло стать вовлечённым в преступление, Янис зацепил взглядом одного из этих, мало на что имеющих право, подземных полисменов. Чёрно-серого сияния — меланхолия и разочарованность. Тот как раз пнул свою немецкую овчарку, бедное животное, которое решило прилечь, и вновь принял свой отсутствующий взгляд в пустоту. Пока на экране проявлялось изображение внутренностей сумки Яниса, он проявлял изображение внутренних переживаний этого сотрудника. Мысли сотрудника несли следующую информацию:

На платформе станции «Пушкинская» колонна шириной в два — два с половиной моих марширующих шага, пространство между колонами — семь, иногда шесть соответствующих шагов.

Сама платформа примерно 23 шага шириной и 170 шагов в длину, если я не сбился. Длина шага около 50 см.

Это необходимые знания, поверьте, безусловные данные — проверьте.

Чтобы пройти всю платформу станции «Университет» спокойным шагом от эскалатора до противоположной стенки, надо потратить 1 минуту 17 секунд. Это полезные знания, ведь так? Кто, если не я, их сосчитает?

Чёрт, забыл зафиксировать количество плиточек, надо начать заново, благо до конца смены ещё достаточно, работа идёт, денюшка каплет.

«Скорость выкуренной сигареты»

Он ненавидел чувствовать,особенно Время,особенно ОСОБЕННОЕ ВРЕМЯ.

— histore_last_install

vseh_$_ne_zarabotaesh

legkih_$_ne_bivaet

ne_v_$_schast’e

chobi_bilo_mnogo_$_nyzen_diplom

bez_svyazei_ne_probit’sya

vse_mesta_yshe_zanyati

ne_vsem_dano_bit_bogatim

mnogo_$_ravno_mnogo_rabotat

nado_zit_po_sredstvam

ya_ne_sposoben_zarabativat_bolshe

chestnim_trydom_bolshie_$_ne_zarabotat

bolshie_$_znachit_bolshie_problemi

komy_to_prosto_povezlo

Пошлое лобызание времени по коже было так же омерзительно, как пухленькие подушечки пальцев по головке члена от пьяной подруги детства, которая была почти как сестра. Но оно так же завораживало и требовало продолжения, как отвердевший член в тёплой ручке почти что сестры.

В этот момент биографии он испытал благодарность за то, что в семье уродился один.

Если в воспоминании с подругой его выворачивало от стыдливой беспомощности перед дикой жаждой быть в ком-то нужным, то с вопросами о Времени его просто выворачивало, безо всяких минимальных построек фундамента самооправдания и неловких движений самоопределения.

Время — не пьяная подруга, время — просто сука. Причём как на трезвую, так и на пьяную голову. Кто кого — не разберёшь, но время кончит, обязательно покончит с тобой.

Ему ничего не оставалось, как чувствовать жидкий металл времени, заполнивший его волосяные луковицы и теперь медленно остывающий и затвердевающий, от чего волосы застыли в напряжении, как деревья в бетоне и больше походили на торчащие иглы.

Не то «время», которое замечаешь в отражении окон мимо проезжающего автомобиля, а вечером, запираясь в спальне, с ужасом изучаешь каждый отрезок своего физического сосуда в поисках новых признаков старости. И не то «время», которое напоминает о себе саркастическим, но таким печальным смехом, с каждым годом новой свечкой на торте. Даже не то, что ехидно и презрительно улыбается твоей молодостью с пожелтевших фотографий, напоминая об упущенных возможностях и допущенных ошибках.

Также, разумеется, не предстоящее «время». Предстоящее время слишком лениво, оно не стремится стать предыдущим и «предбегущим», оно просто ждёт, когда его обгонят, чтобы спокойно упасть с наигранной усталостью «дайвера» в футболе и потерять соревновательную приставку.

Конечно, имелось в виду Настоящее Время. То самое, в обычные моменты несуществующее, утекающее, так и не успев затечь, которое из-за редкости и сложности фиксации почти не имеет нарицательных имён.

Раб стоит на плато и рад, что ничего не делает. Устроился, думает, хорошо, стабильно плотят за просто так, немного, но хватает, даже кредит небольшой может раз в полгода, падла, позволить. И вроде как общественно-полезным делом занят, лучшее из прикрытий для бесполезных, два через два по двенадцать часов — это вообще-то очень по божески. Лучше многих там… А жизнь? Вышел на смену — поставил на паузу, а в выходной восстановил, включил на месте, где остановился, разве не так это работает? Главное занят и при этом может в рабочее время найти время на себя. На себя (иногда называют «саморазвитием») — обычно не сильно отличается от того, чем занимается индивид валяет перед теликом, залипая в тик-точек или в игрулю какую-нибудь. Звучит достаточно славно, ведь время идёт, а денюшка капает. Если же в течении рабочего дня не наиграешься, то в выходной доиграешь — отдохнёшь или вроде того.

Нет, не самозабвенное Время, проходящее в весёлом безделье и даже не проходящее, пусть и утюгом по коленям поколений, но впоследствии приносящее свои плоды, а то самое Мерзкое, Настоящее и Бессмысленное. Которое заставляет задуматься о том, что в данный момент проходит твоя жизнь, обнажает её себестоимость и значимость. С таким временем курс на валюту жизни нулевой.

Когда каждая минута въедалась бы глубже с каждым укусом секунды, которых от боли не шестьдесят, а все триста. И тут даже у тракториста, нигилиста-эксгибициониста самоуверенности не хватит, засмущается бедолага: почём ему знать, что во временных искажениях материя имеет свойство не только растягиваться и раздуваться, но сморщиваться и скукоживаться, раз на раз, как говорится.

Но его положение от этого не особо менялось, он даже задумался, что лучше: один, но физический и разовый х*й по губе или постоянное множество ментальных х*ёв перед носом.

Разумеется, этот вопрос имеет актуальность у мужчин гетеросексуальной принадлежности, остальные ориентированные в других направлениях, лишь исключение для очередного повода задуматься о своём скоропостижном детстве и сопутствующих травмах, авариях и драмах на этой хрупкой дорожке невинности, не всегда ведущей к зрелости.

Задумался бы и не раз, если бы не преследующая мысль о смерти. Что если он умрёт вот сейчас? А есть ли разница? Пусть и потом. Главное смену отработать, отстоять без происшествий, кровные суточные заработать и всё. Если не всё, то обязательно быстро потратит и еле дотянет до следующей заработной платы.

Как я всех обманул, обхитрил, ни за что получаю зарплату, бесплатный проезд, дополнительные дни к отпуску и плюс тринадцатую к концу года. Ну и пусть, что дерут три месяца до 13ой, ни во что не ставят, зимой отморозить можно всё, зато зимы нынче не длинные, не лютые. Главное в январе пост прошлогодних салатиков протянуть на пол месяца, а там и на диету из дошираков и шаурму можно. Не, ну а что? Куда сейчас то ещё устроится? Кто возьмёт? Вон какая нестабильная ситуация в нашей стране. Ну, да, пятый год, ну подумаешь! Зато стабильно, под крышей, иногда в тепле.

Он вспомнил неприятное путешествие, которое было выражено психическим помутнением год назад. Вспомнил и замер в страхе, тело завопило. Совсем забыв о том, что стоит в вестибюле станции метро «Полежаевская», он нервно достал сигарету и зажёг её.

Вспышкой огня мрачные воспоминания отхлынули, как если бы были тьмой, а дурные мысли постепенно испарялись в ритм тления сигареты. Будто сама бабушка Смерть отцепилась от его шеи и приобняв за плечи, велела ждать своего часа, вернув времени привычный уровень отчаяния. Ту скорость, которую привыкли отсчитывать циферблаты.

Мир пошатнулся, опьянев, побагровел, а после разлился разнообразными красками. Всё вокруг оживилось, преобразовав унылую монотонную динамику в душещипательный танец. Никотин заполонил всё пространство, придав исключительно сакральный смысл воздуху.

Даже обозлённая женщина средних лет отчаяния, одетая в униформу «синего пингвина» не орала, а пела в его сторону:

— МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК! Здесь НЕЛЬЗЯ, НЕЛЬЗЯ курить. Вам ли, как сотруднику не знать этого?

Секунда забвения улетела с первым облаком дыма изо рта.

— Разумеется, — поспешно потушив сигарету об руку под тяжестью свалившегося с утёса утопического мира, пробормотал он, — Простите, задумался.

— На рабочем-то месте, ая-яй, — ухмыльнулся другой «синий пингвин», стоявший в досмотровых рамках, как обрамлённое полотно.

Воспитать в них заложников средних результатов. Чтобы на все потребности обычного неудачника хватало, и даже на чуток побольше. Раз ты можешь позволить больше повседневного неудачника, ты уже не один из них.

Главное, чтоб раб занят был тем, что думает, будто бы нас обдурил. Рабам легче даже бить других рабов по нашему приказу, если они считают, что как-то нас «имеют».

Пока раб думает, что мы думаем, что он работает, а не просто так получает за то, что большую часть времени думает о том, как ему повезло в отличии от многих и он за ничегонеделание получает деньги, как он удачно создает видимость работы.

Мы могли бы платить деньги рабам за прокрастинацию, но тогда бы им это наскучило и вызвало подозрения. А тут мы платим деньги за то, что они ищут разные способы без лишнего «палева» ничего не делать. Думают, что мы наблюдаем. Думают, что нам не все равно. Думают, что кому-то важна их иллюзия работы.

Профилактики ради иногда мы шумиху разводим, изменения, в конце концов над нами тоже дяди, которым надо показать, как другие показывают, как третьи типа работают, и эта пирамида типа дела поддерживала всю систему. Иногда устраивать показные охоты на ведьм, лучше перед премией или 13ой, отличная стимуляция напрячь на три месяца, чтоб раб напился в новый год, в жадной истерии всё потратил, а в январе после того как выпустит пар скопившийся за год, за месяц осознал как мы нужны и прям с новыми силушками начал играть в этой спектакле.

Во время работы раб думает, если думает, о всяком, но точно не о бунте.

После работы, чем более монотонной и бессмысленной, тем лучше — раб думает, если хватает сил, о чём угодно, но не о работе и о нас с нашими стульями, на которых мы сидим. Не должно хватать ни времени, ни сил, ни желаний о нас размышлять. Зарплаты должно хватать ровно на месяц удовлетворения базовых потребностей бюджетными средствами. Желательно впритык. Чтобы лишить возможности копить. Впрочем, некоторое отклонение не критично. Кредиты и долги нам выгодны, а остальные шероховатости выровняет инфляция и повышение цен.

Можно оставить 20 процентах пашущих, для показательного примера и 40 процентов нищих, чтоб не повадно было.

Дозволено рабу только на нас иногда ругаться и то другому рабу. Если узкий список прав раба откровенно нарушает хозяин, раб в праве писать жалобу на хозяина и если ситуация не благоприятна для атмосферы среди других коллег-рабов, то хозяина надо прилюдно линчевать, сохраняя веру раба в силу рабского права. Желательно почаще показывать подобные победы рабских «свобод», дабы понижать уровень недовольства. Ни в коем случае рабу не говорить о том, что он раб или бездельник, лучше создать благозвучное название профессии — даже если притянутое за уши. Отличный пример: «уборщик» теперь «специалист по клинингу». Это уборщик получает всего-то пятнадцать тысяч, а специалист по клинингу уже ПЯТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ С ПРЕМИЕЙ.

∞

Янис всегда проходил через «антипанику» (широкий турникет для багажа) ведь носил с собой багаж знаний и опыта. Он-то отлично понимал, почему именно перед этими «воротами» набивается очередь даже среди пассажиров без колясок и вещей, даже когда другие свободны. Нет, не потому что он дополнительно контролируется двумя кнопочками из рядом стоящей будки. Этот турникет был для знати среди челяди и раз уж ездить в метро, то по-барски, с размахом, наотмашь!

«Кстати, возвращаясь к разговору о собачках, вы знали, что немецкие овчарки стоят скорее для устрашения? После двух часов службы они уже не способны ничего учуять — устают. Да и тренируют их либо на взрывчатые вещества, либо на наркотики, и это сокращает их жизнь чуть ли не вдвое. Если на наркотики их подсаживают, то с взрывчатыми веществами наоборот: запугивают этим запахом. Причём со взрывчатыми веществами ещё есть отдельное разделение собак на натуральные и химические. И да, если вдруг увидели служебную собаку, которая перед пассажиром решила застыть в поклоне, сильно опустила голову и не поднимает взгляд — бегите. Но это всё конечно не точно. Я же не кинолог. Просто всё это звучит так прикольно, что было бы классно, если бы было правдой», — обратился мысленно к своим внутренним зрителям Янис и продолжил путь.

Проходя через турникеты знати, Янис не спешил, когда некий безбилетник незнакомец нагло протолкнул его в спину, тем самым пройдя вместе, вторгнувшись в его пространство без спроса. Обычное дело в метро, бытовуха, здесь нет личного пространства, за-будь. Следом прозвучал крик дежурной, но разве это на что-то повлияло? Что-то изменило? Нет. Феноменальная страна проталкивала нелепые, порой абсурдные законы за счёт необязательного их соблюдения, но так, чтоб при желании повод посадить нашёлся. Парень просто сбежал вниз на платформу. Многие наши законы весьма условны, это позволяет людям обесценивать их со временем. Ведь гарантированного моментального наказания за нарушения нет, а в заповедях про переходы на красный свет или в неположенных местах не прописано, это слишком мелко для «божьего» суда.

Из наушников того парня звучали слова:

«Пять суток дождь, пять суток шторм,

Пять суток ночь — чёрт знает что

Мыши-пассажиры тихонько дрожат в каютах,

Весь корабль просто вымер…»

Спускаясь по эскалатору, Янис был удивлён циничностью рекламных щитов. Зачем они вывешивали рекламу автомобиля в метро? Цинизм на грани обшарпанной обшивки самолёта, на днях врезавшегося в здание торгового центра.

Янис продолжал спускаться вниз на развёрнутом перед ним ковре, с одной лишь целью: раз и навсегда покончить с этой дрянью, которую уже никто не замечал. Он понимал, что в ближайшее время ничего, кроме смерти не увидит. И проблема была не в том, что он видит только смерть, хотя порой ему так казалось, а в том, что именно в метро он видел только хозяйку. Метро было для неё личными апартаментами. Её мраморным дворцом, с переходами и индивидуальными железными гончими. Но главное преимущество здесь было в том, что хозяйку никто не замечал. Она могла спокойно отдыхать после рабочего дня, раскинувшись на трёх креслах. Люди очень восприимчивы к запаху, и стоит ей преобразиться в бомжа, от которого плохо пахнет, почти весь вагон будет в её распоряжении. Правда, ещё больше люди заняты в метро. В час пик она может принять даже свой истинный облик, никто не заметит Смерть среди прохожих, походящих на шатающихся пингвинов. А если кто и заметит, то вмиг будет унесён течением толпы. Небось, не раз видели тех самых странных пассажиров, будто из другой эпохи? Или одетых совсем не по сезону? Смертушка не следит за модой, а за погодой и подавно, при этом никого лучше по стилю или элегантности вы не найдёте. Такая вот она, разнообразная.

Я заметил, что в метро, чем глубже заложение, тем хуже отображается энергетическое поле. Возможно, оно всё же взаимосвязано если не с солнцем, то с небом.

Мимо Яниса по соседней лестнице поднимались разные лица: симпатичные и не очень, симметричные и так себе. Чаще «не очень», чаще «так себе» — это же метро. Нет, это не значит, что метро как транспорт выбирают наиболее некрасивые, просто под прожекторами метрополитена редкое лицо сохраняет свою красоту. Как правило, очень немногие выбирают себе одежду осознанно. Причём именно ту, которая соответствует требованиям определённой ситуации и идеальному представлению конкретного человека о себе.

Чаще всего люди подбирают гардероб под воздействием сиюминутного настроения, что называется: «как бог на душу положит» или кто-то другой на что-то другое. Некоторым свойственна неосознаваемая претензия на оригинальность, благодаря которой они создают имидж, наиболее созвучный их представлению о своём статусе, некоторым болезненная практичность (Стив Джобс пример гениальной практичности), и в том же духе.

Но есть неоспоримые основы. Например, классика — вариант для ленивых. Она более универсальна для причины и возраста, к тому же классика уже стала классикой, и работает независимо от того, кем вы являетесь. А дальше нюансы: свою оригинальность или яркость — можно подчеркнуть вычурным галстуком или прикольными носками, а статусность и успешность — качеством брендов.

Чисто на интуитивном и бытовом уровне мы об этом знаем, так что расписывать смысла нет, а подробнее в этой теме я всё же больше полагался бы на свой личный опыт, а не опыт психологов, пишущих статьи. Не будем забывать, что чаще всего о подобном пишут на основе каких-либо серьёзных исследований зарубежные учёные, а значит, наши реалии и менталитет могут не только количественно, но и качественно противоречить общепринятым на других территориях теориям. Менталитет и бэкграунд очень важны. Если вы не поняли, я имею в виду даже ещё более узкие социальные круги для каждого индивида. Например, если по России актуален алкоголизм, а по вашему району — наркотики, но в вашем окружении ни то, ни другое — значит влияние этих факторов на вас уже не актуально. Да, грубо, да, спорно, да, притянуто за уши, но я считаю это лучшим ориентиром для корректировки любой аналитики. Многие из вас решат, что я усложняю и даже делаю невозможным все формулы, но я уверен, что именно так появился запах и вкус.

С другой стороны, нет ни одной вещи или стиля, которые заставляют человека выглядеть неудачным. «Все, что выглядит так, будто вы не потратили время или не приложили усилий, встречается плохо», — говорит доктор Баумгартнер. «Худшая одежда — это та, которая пытается отменить, игнорировать или скрыть, где или кто вы есть, или та, которая показывает, что вы не обращали внимания на свое тело/возраст/ситуацию… Любая одежда, которая мешает вам хорошо выполнять свою работу, посылает неправильное сообщение».

«Ваша одежда говорит Вам, а не о Вас. Поэтому если большинство считает, что в больничном халате вы — доктор, то большинство и будет считать себя важным, в качестве доктора; но если именно вы считаете, что вы безумный учёный — то будете им. И если люди не просекут это — ваш внешний облик им не понравится, ибо не подтверждает их ожиданий или приятное не удивляет», — продолжал размышлять Янис, — «Эскалатор прекрасная возможность разглядеть всех, а также насладиться волшебным спуском в чистилище. Люди совсем беззащитны, когда разглядываешь их на эскалаторе. Здесь ты не услышишь: Чё смотришь? И не получишь в лицо. Ты можешь смотреть на них довольно долго, настолько долго, чтобы хватило времени задуматься о том, что каждый из них куда-то спешит: кто-то к семье, кто-то на работу, кто-то к любовнице, а кто-то, возможно, не осознавая того, к завершению своего сюжета. Возможны любые комбинации и алгоритмы, но не каждый вернётся домой к ужину. Столько переплетений судеб…

Люди порой забывают, что они стали настоящими волшебниками, заставив передвигаться лестницы и железные кузова машин, они даже оживили и научили летать огромные куски металла. Я уже и не говорю о том, что совершенствуя технику, люди без труда теперь могут общаться на расстоянии. Телефоны, интернет… Всё это волшебство, которое стало повседневной обыденностью — pocket magic, чудо в пакете и с трубочкой. Не хочешь платить? Пожалуйста, просмотри рекламу и интернет в cвоём гаджете. Более прошаренные знают, как обойти эту рекламу,» — он усмехнулся и продолжил препарировать наплывающие друг на друга мысли:

«Но мы до сих пор мечтаем о магии, в то время как такая магия творится вокруг нас. Смешные. Дай нам в руки волшебную палочку, и мы перестанем её ценить через месяц, когда она станет вещью, которую можно приобрести в каждом магазине подобно селфи-палке. Волшебство обесценивается, когда человек получает его в свободное распоряжение за довольно усреднённую цену. Да что там волшебство! Люди бы и к Смерти привыкли, если бы могли воскресать каждый день».

Один юноша, проезжая по соседней лестнице, выбил Яниса из рассуждений и приковал внимание к себе.

Интересный клиент, сразу видно — противоречивый. Биполярное расстройство? Просто чудак? Нет, всё ещё проще — непроработанный персонаж. Совершенно неорганичный. Какой-бы аспект не возьми, следующий будет сбивать предыдущий. Ощущение, будто бы его создатель сначала придумал ему историю, и уже только после неё сотворил ему облик, который, между прочим, карикатурно скопировал со своего друга или соседа, например. Скопировал не просто так, а поверх первоначального образа, поэтому местами просвечивался зарисованный персонаж, а кое-где даже выпирал, как неизвестной природы нарост.

Ему было около 23-х. Задумчивый, плотненький, с намётками на второй подбородок, потрёпанными волосами и недельной щетиной. Представитель тех, кому не хватило лета. Обычно при взгляде на таких становится холодно. Он был одет в футболку и шорты. Янис не удивился, если бы обнаружил на его ногах шлёпки. Единственное несоответствие — шарф на его шее. Боялся простудиться? Этакий непризнанный художник с шарфом вокруг шеи, который не постесняется и в харю дать. Недавно слезший со стероидов (или завязавший со спортивной карьерой), загорелый и начавший читать английскую литературу с помощью гугл-переводчика, а до этого прошедший курс по пикапу и проштудировавший тонны литературы связанной с НЛП. Сейчас любит затирать про хьюман дизайн, по факту просто, чтобы быть в тренде, в эту тему же глубже массовых бесплатных источников не влезал. Зовут его, кстати Егором. Он работает менеджером в каком-то ресторане и пьёт кофе целыми днями, который списывается там литрами. По лицу видно — ненавидит мать и как следствие весь род женский. Ничего не попишешь — любовь и уважение к женщинам начинается с матери. Для мужского пола сей аспект является наиболее критическим. Первый москвич в своём роду.

И хотя кошки у него нет, шерсть на футболке все равно свисала маленькими комками; хоть девушки у него не было, но несколько светлых волосков всё же ютились на его плечах. Скоро он выйдет со станции «Южная» и пойдёт в направлении торгового центра «Глобал Сити», но до того момента Янис успеет закрыть глаза и заглянуть за ширму несоответствующей ему, но всё же его души.

爪. 牙. 丫.

«Муза в чёрном»

Им было необходимо распрощаться друг с другом навсегда, чтобы они смогли как можно быстрее познакомиться друг с другом снова.

Позабыть «старых нас» и дать шанс «новым нам». Рискнуть всем во имя «Как Выйдет» (Я.Н.)

Моё одиночество не в силах быть описанным словами, его возможно выразить только в живописи. Моё одиночество сродни картине Радована Йокича из серии «параллельного одиночества». Я так же одинок, как силуэт женщины на этом полотне, похожей на Мию из фильма «Криминальное Чтиво» — точная, сука, копия бывшей, как минимум по фигуре. Такие же персики, орехи, помидоры, дыни и арбузы. И всё это под аккомпанемент Jen Titus — «O, Death».

Но чувствовала она себя так же, как и я. Стоит, значит, такая, спиной к миру, в неимоверном уединении, зажатая от холода: ни то сквозняков с улицы, ни то сквозняков из души, напротив витрины, где изображена Мона Лиза со своим магнетически притягательным взглядом, но с улыбкой, закрашенной ярко-красной помадой. Помнится, в Древней Греции девы борделя красили губы именно в этот цвет, чтобы сделать их более похожими на половые для оральных утех. Ух! Мерзость. Возбудительная! Примечательно и то, что в свою очередь, в Древнем Риме тем же способом выделялись дамы из богатых семей. Одно другому не помеха?

В моей жизни женственная загадка, способная придать уют моей пустой квартире, превратилась в развратную ярко-красную обыденность, где женщина лишь плод вожделения, зарождающегося в яичниках и отступающего около крайней плоти. Красная помада была свидетельством её целей на вечер, а смрад сигарет изо рта говорил о её воспитании. Где женщина не больше тряпичной куклы, накрашенная как девица из борделя, и набитая опилками несбывшихся надежд, осколками стекла разочарования и грязью от сапог, побывавших у неё в гостях мужчин. Где женщина не срывала Эдемское яблоко и не совращала первого мужчину, а сама вкусила этот плод и через поцелуй, через обман с запахом ванили передала его мужчине. Там не было совращения — предательство в чистом виде. Да и плода там уже не было, лишь пережёванное послевкусие. Попасть в ад из-за пережёванного вкуса греха — вот, что значит поверить девушке.

Я в мире безумных подозрений, где первая женщина была змеёй в обличье девы. Я во власти стереотипов. Я несчастен. Как можно быть счастливым в мире, где самые красивые существа — самые смертельно-опасные? Подобно Чёрным Вдовам и самкам богомола срывают головы тех, кто их полюбил? Как можно быть художником, где Муза — это суккуб? Где «она» равно «к беде». Где сука — мать, сестра, жена, дочь.

Я сам был виноват в содеянном. Искал лишь подтверждения и их лишь находил вокруг. Везде предательницы, «манипуляторши», изменницы. Нет ни единого примера чистоты. Потеряв надежду на них, не обретя в них веры, отказаться от их тел не составило труда, когда принял, что никогда не смогу испытывать к ним чувства. Я не любил женщин, но я их не ненавидел.

Казалось бы, что очевидный вариант — мужчины, но с ними ху _(й) же. Да, я их чувствовал, и чувствовал их мёртвыми. Поэтому для меня «очевидный» вариант был не очень виден. Как если бы человеку, испытывающему жажду, но по какой-то причине отказывающемуся не то, что пить, даже касаться воды, предложили залить раскалённое железо в рот и уверяли в «очевидности» подобной альтернативы. Я хотел пить, я не был просто идиотом. Просто то, что я хотел — не существовало в реальности, но оно было где-то во мне, раз я знал, что оно есть. А откуда мне было тогда о таком знать, если примеров не имелось? Только выдумать. Тогда и замуровал себя в своих мечтах. Найдя свой созданный идеал, я, как безумец, требовал его снисхождения с небес, с картин, со строк стихов. За малейшее несоответствие карал грузом стереотипов, обрушивающихся на новоиспечённую Музу, как лавина, что обычно не оставляло от неё ни черта, ни чёрточки.

Сейчас, лежа в пустой ванне и маринуясь в керамическом холоде, в бесконечной очереди попыток пытаюсь уловить Музу. Теперь творю её сам. Не жду, как прежде, особенного состояния, вдохновения, а созидаю, и в процессе уже выдавливаю музу подобно фурункулу. Я называю это выдохновением.

Часами напролёт освобождаясь от немногочисленных ненастоящих друзей, от тягостной работы души. В такие часы мой досуг всегда пребывает в ванной комнате. Там я творю своё безобразие, то, что будет нарисовано на клочке бумаги, то, что я пытаюсь снова и снова изобразить не изуродовав и преобразить не испортив в реальный мир. Снова и снова материализация претерпевает крах, моя произведение-попытка задыхается на глазах и до утра обычно не доживает. Она будет разорвана или сожжена, как и многие до неё другие, потому что мертва. Мертвая Она подобна вашей мёртвой «очевидной» альтернативе, если не хуже. Всё же родил её я. И как что-то отвратительно-позорное, я уничтожу её. Раз за разом, зараза, всё разом. Так будет до сегодняшнего дня… Сегодня произойдёт чудо. Пришествие, которого не ждали.

Сегодня в ней будет что-то странное. Едва заметное переливание цветов, подмигивание искр, приводящее нечто в движение. Дойдя до грани, когда картина ещё не дописана, но уже прекрасна, я остановился. Я знал, что не смогу закончить и лучше остановиться сейчас, чем испортить то, что уже есть. Как там сказал один никчёмный человек? «Лучше сотворить д*рьмо, чем не сотворить шедевр»? Ну, да и на отходы найдутся свои потребители. Лучшего оправдания современному искусству и не придумаешь.

По-хорошему, я знал, что лучшее произведение — недописанное, сделанное анонимно, но не мог признаться себе, что желание обязательно завершить до конца, закончить начатое, разрушало любые логические выводы. Эта необходимая зависимость поставить подпись в конце меня изнуряла. Решительно отложив картину, я вышел на улицу. Она всё ещё дышала, когда я уходил, но сегодня получилась на редкость прекрасной и я не хотел как обычно, не сегодня не было сил становиться свидетелем её последнего выдоха до рассвета.

«Всё летит в п… бездну, конца не избежать, как и начала», — подсказали мои ноги, пересекая порог подъезда и что-то внутри меня решительно созрев лопнуло. Это что-то приговорило картину к уничтожению по возвращению домой, во что бы то ни стало, даже если вернусь до рассвета и она всё ещё будет живой.

«Она не заслуживает таких мучений, возможно и я,» — отчаянная мысль воссоединения проникла в мою голову, я пробовал двигаться только в одном направлении, но что, если рискнуть в другом? Если её нет в живом исполнении, а оживление терпит каждый раз крах, может тогда преисполнится в её неживом мире? Может я раскрою весь свой потенциал как творца в самоубийстве? Я пропал. Точней пропаду. Совсем скоро. С подобной уверенностью прогулка оказалась очень воздушной, налегке так сказать, без того креста, что вынес из квартиры и обменял у подъезда на смертельную веру.

Мой ночной город, безусловно носивший женское имя, очень коварен своим загадочным уродством. Первый раз, побывав в нём, вы пропитаетесь к нему такой ненавистью, что не раз ещё вернётесь. Вернётесь в своих самых жутких снах. Вернётесь, чтобы умереть.

В начале будете думать, что в нём вы напоминаете себе, как хорошо у себя дома даже если у вас дома нет, не важно, где угодно прекрасно, где угодно хорошо, везде, только не здесь, но поздно, вы уже влюблены и сделаете его своим дном, личный кошмаром. Вы полюбите его болезненной страстью с отвращением, которое обычно окутывает людей, увидевших столь ужасную картину, пронизанную мерзостью в каждом мазке, которую так и хочется купить, повесить в самый тёмный угол комнаты, и старательно избегать её. Владеть тем, чего боишься. Чтобы больше никто не увидел. К чему по какой-то причине вас манит, но оно настолько для вашего нутра чуждо, что даже физически больно. Настолько эта образовавшаяся связь удивительна и необъяснима, что вы никогда не посмеете себе в ней признаться. Особенно наедине с самими собой. Сюда возвращаются либо те, кому осталось жить недолго, либо те, кто всё потерял, либо те, кому нечего терять, либо те, кому всё надоело, либо те, другие, самые пугающие, не объясняющие причины, но всегда возвращаются. Надеюсь, я хотя бы приблизительно смог передать уровень отвратительного коварства моего города.

В эту самую ночь, долгожданную городом, я нашёл её — свою Музу. Или лучше сказать, что она меня нашла?

Вначале, конечно, меня чуть не сбила машина — видимо городу не хватило терпения дождаться моего возвращения в дом, он попытался ускорить события. Я засмотрелся на силуэт белой краски на пешеходном переходе в форме большого уродливого пса. Как минимум точно пса Ада.

Я частенько оживлял разные пятна, соединял в фигуры силуэты различных тварей, поэтому предпочитал не смотреть на пол в вагонах метро. Не знаю, что за сюрреалист постарался, но постарался он знатно.

Пьяный водитель за рулём — конечно же, женщина, отделалась сильным ушибом. Но это не заслужило должного внимания, как и моя травма. Что мне до ран на теле, когда душа порвана, когда готов совсем скоро выдохнуть в последний раз?

Возвращавшись домой, преследуемый запахом дыма (внутри меня начинала тлеть жизнь) и болью в теле (в районе бедра, скорее синяк), я наткнулся на неё, как минуту назад на меня наткнулась машина. Она, моя Муза была слишком даже для гения, что говорить о надменном? Вмиг уничтожила нелюбовь к женщинам. Чёрная, как ночное небо, с большими изумрудными, совершенно дикими глазами. Она была одинока и нуждалась в том, кто посвятил бы ей если не себя, то хотя бы часть своего творчества. Если не жизнь, то, хотя бы один выходной. Если не мир, то хотя бы уголок своей однушки. Я же мог больше, я мог найти в ней смысл.

Её грациозность повергла меня в шок. Ночной ангел спустился прямо с небес, точнее с дерева. Она медленно передвигалась по забору и ничуть не заботилась о равновесии. Она лавировала по направлению ко мне, не стесняясь грязного танца, исполняемого своими бёдрами, я стоял в изумлении, с подсвеченным от фонаря затылком. Святой, не иначе, пред Девой Марией. Тьфу-тьфу-тьфу. Местный чудак перед распутницей. Распусти же меня, распусти на путь истинный!

Спрыгнув с забора, она плавно подплыла к моим дрожащим от волнения ногам. Я услышал её сладкое мурлыканье, как колыбельную, и почувствовал, как её шерсть соприкоснулась с моей кожей. Кто бы мог подумать, что моей Музой станет уличная кошка? Что идеал, последний Ноев Ковчег женственности в этом мире воплотится в alley cat?

Конец ознакомительного фрагмента.