Са, Иса и весь мир

Олег Владимирович Фурашов, 2021

Эта книга о самом известном Человеке на Земле. О самых неизвестных страницах Его биографии – детстве и юности. О том, как каждый шаг отзывается в нашей судьбе. Ни один летописец или биограф не не сможет возразить: "Такого не было!" Ибо повествование основано на подлинных событиях, почерпнутых из исторических источников. Это сказ о том, что мы созданы для любви. Почему в каждом из нас живёт этот Человек? Потому, что каждый из нас живёт в Нём…

Пролог

В каждом из нас живёт самое первое воспоминание о самом себе. В известной степени оно случайно. И может быть не самым значимым. Но одно несомненно: оно важно в том смысле, что является точкой отсчёта, с которой начинается формирование личности. Ибо человек в полном смысле этого слова, как индивидуальность, как субъект, как творец самого себя возникает в этот момент, с которого и начинает формироваться его отношение к внешнему миру, зарождается обратное, персональное влияние его на окружающую действительность.

Маленький Иса помнил себя с того вечера, когда мама, баюкая его, пела колыбельную мягким чистым голосом. Она пела о том, что Бог послал ей любимого ангелочка, и она благодарила за это небеса. Иса хотел спать, у него слипались глаза, но ему так нравилось мамино пение, что он терпел до последнего.

Благосклонно внимая маминому вокалу, в унисон ей мурлыкала кошка Мура, греясь близ очага. Даже козочка Дося в своём загоне согласно кивала бородатой головой с маленькими рожками.

И только седой Ос, сидя напротив молоденькой певицы на каменном ложе, устланном матрасом, иронично морщился и шутливо говорил ей: «Ма, да ты бы уж не пела. Пускай лучше Иса кричит!»

Много позже до Исы дошло, что таким образом старый Ос просто балагурил. У Оса было особенное чувство юмора, во-первых, а также отсутствие музыкального слуха, во-вторых.

Мама же Исы воспринимала безобидные насмешки Оса с улыбкой, продолжая баюкать малыша.

Огонь в очаге дарил их семье тепло, отблески пламени рождали причудливые тени на стенах пещеры, и Иса умиротворенно засыпал, думая о том, что утром мама напоит его свежим козьим молоком, накормит вкусной кашей, а Ос в очередной раз поведает ему какую-нибудь занятную историю. И это всё, что нужно Исе. И в этом заключается вся жизнь.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КТО ЕСТЬ Я?

Глава первая

1

Вторым воспоминанием Исы было то, как седой Ос вещал ему старинные предания. Если певец из Оса был «никакой», то рассказчик он был потрясающий. Яркими красками он описывал былины из истории Древней Реи. А спустя какое-то время уже сам Иса пересказывал их по памяти. По собственному почину. Чему Ос и Ма очень удивлялись: их малютка ходить-то едва-едва умел, но слова без труда складывал в длинные фразы, а последние — в объёмные пересказы, не упуская ни одной услышанной им детали.

Ос не только устно повествовал о прошлом Древней Реи, но и изредка зачитывал старинные притчи из папирусных свитков. Изредка — потому что свитки он очень берёг и их у него было мало.

Ису заинтересовали таинственные квадратные знаки, нанесённые на папирус, которые Ос переводил в слова. И мальчик заинтересовался ими. Ос, не особо уповая на положительные результаты обучения в младенческом возрасте, тем не менее, не без любопытства растолковывал малышу значение каждой из букв. Каково же было потрясение старика, когда он стал проверять усвоение учеником пройденного материала: тот с первого раза запомнил почти все буквы.

— Эта? — тыча пальцем в очередную букву на втором по счёту уроке, и не веря ушам своим, спрашивал Ос воспитанника.

— К. Коза, — отвечал ему тот.

— Молодец, Иса! А эта?

— Б. Бык.

— Молодец, Иса! Ну-ка, а вот эта?

— В. Вода.

— Молодец, Иса! Ну, а эта? — ткнул пальцем в букву"П"экзаменатор.

— Э-э-э-э…, — в затруднении поднял глаза кверху смышлёный питомец.

— П! — опережая его, промолвил довольный учитель.

— Молодец, Ос! — подражательно похвалил того Иса.

И оба дружно засмеялись. Вернее, сначала Ос, тотчас за ним — Иса, а чуть позже к ним присоединилась и Ма. Уж она-то и без всякой проверки изначально знала, что её любимец — самый необыкновенный из сыновей человеческих.

Вероятно в седом Осе, который был мастеровитым плотником и каменотёсом, в молодости едва не умер замечательный педагог, так как с малышом он занимался с увлечением и весьма изобретательно. На дворе стоял сезон дождей, больших заказов не было, и потому старик располагал свободным временем. Ан было бы крайней несправедливостью не упомянуть, что и подопечный ему достался исключительно толковый.

Так, Иса сходу улавливал не только внешнюю геометрию предметов, но и распознавал их вслепую, на ощупь. Ос завязывал ему полотенцем глаза, а затем давал в руки различные вещи.

— Круглое. Колесо от тачки, — трогая деталь, определял её принадлежность экзаменуемый.

— Молодец, Иса! — одобрял его смекалку наставник, заменяя предмет. — А это?

— Кубик, — опознавал обрезок от бруска мальчонка.

— Молодец, Иса! — лестно отзывался учитель. — А это?

— Сандалька, — угадывал вручённый ему объект малыш. И понюхав его, скривившись, добавлял:"Сандаль Оса".

И снова дружная троица заразительно хохотала над смешной ситуацией.

Иса был любимцем их небольшой и дружной семьи, а также объектом всеобщего обожания. Даже кошка Мура спала исключительно с ним. Да и козочка Дося, когда мальчуган подходил к её загону, вставала на задние ноги, обнюхивала его и лизала волосы на макушке, словно Иса был козлёночком.

Однако малыш никогда не зазнавался и всегда заботился о

других. Ему также нравилось дарить добро ближним своим, как они щедро делились с ним. Как, например, та же Дося, радостно и бескорыстно жаловавшая ему своё молочко. Только однажды, спросонок, мальчик оплошал. Да и то лишь поначалу.

В то утро малыш проснулся от того, что в пещеру постучали. Ма отодвинула щеколду на двери. Открыв дверь, внутрь зашёл Ос. В правой руке он держал маленькую глиняную плошку, которую поставил в нишу стены, где лежали игрушки. Это значило, что Ос принёс подарок для Исы.

Мальчик вскочил с лежанки, подбежал к Осу и полюбопытствовал:

— Это что такое моё в миске?

— Это тебе Ос…дикий мёд принёс, — заглянув в миску, почти стишком пояснила Ма, подошедшая к ним от очага.

— Мё-од? А это что? — глядя на тугую золотистую жидкость, спросил малыш.

— Это самое сладкое на свете, — сказала Ма. — Кушай, маленький.

— Не-е, это не моё, — спохватившись, заявил Иса. — Это наше! Сначала поешь ты, мамочка, потом — Ос, а уж затем — я.

— Да мёда же и так…чуточку, — улыбнулась Ма.

Она взяла чистую палочку, которой обычно замешивала тесто, обмакнула её в миску, после чего слизнула несколько ароматных янтарных капель сама, а также дала на пробу Осу. При этом взрослые причмокивали, щурили глаза и говорили:"Ой, как вкусно!"

Наконец, настала очередь Исы. Такого восхитительного лакомства он ещё никогда не ел! Тем не менее, он не забыл ни про Муру, лизнувшую сладость исключительно из вежливости, ни про Досю, для которой Ма смыла водой остатки липкой сладости из плошки в корытце. Коза, в отличие от кошки, осушила свою посудину в два счёта, после чего пару раз одобрительно"мемекнула". И тогда они хором, впятером, всей семьёй «засмеялись»: кто как умел.

Вот таким образом Иса всегда щедро делился с обитателями пещеры. И объединял их. И им всем от Исы было тепло и душевно. «Ты будто лучик солнца нас греешь!», — смеялся Ос. Отсюда и пошло, что Ос и Ма стали называть его Лучиком. Но даже Мура и Дося знали, что Лучик — это Иса. И стоило Ма позвать сына: «Лучик!», то кошка и козочка непременно смотрели в сторону всеобщего любимца.

И всём обитателям пещеры было удивительно хорошо вместе! Потому Иса про себя решил, что их скромная обитель, их уютный мирок — это и есть всё, что только может быть на свете. И так будет всегда. Лишь изредка Ос станет выходить из пещеры в"тёмное ничего", чтобы приносить оттуда этот бесподобный дикий мёд.

2

Следующий памятный для Исы эпизод был связан с тем, что Ос сделал для него тачку, и они пошли кататься. Так Иса впервые оказался на улице. Вернее, запомнил эту прогулку как первую. Как дебютный, осмысленный им, поход. Как выход в свет.

Внешний мир его ошеломил! На дворе стоял погожий осенний денёк. Светило яркое солнце, сияло синее небо, открылись земные просторы и гористая местность, в которой расположилось селение Арет, а также река в низине. Всюду сновало множество людей, животных, передвигались повозки, запряжённые ослами, а изредка — даже лошадьми…

Иса довольно долго молчал, сидя на тачке, которую катил Ос. Мальчик просто озирал округу и напитывался впечатлениями, в то время как Ос здоровался со встречными, беседовал со знакомыми, что-то покупал у уличных торговцев. Только через полчаса малыша прорвало:

— Это что? — спросил он Оса, слезая с тачки.

— Что что? — не понял его тот.

— Это что? — повторил вопрос Иса и повёл вокруг себя рукой.

— Ах, это…, — улыбнулся собственной недогадливости"извозчик", взяв малыша за руку и двигаясь вместе с ним мелкими шажками вперёд. — Это…Хм…Если коротко, это то, что создал Бог.

Прежде Ос, зачитывая выдержки из свитков или излагая притчи, завершал их своим резюме:"Так завещал нам Бог!"Но до сей поры присказку насчёт таинственного Бога Иса пропускал мимо ушей, не придавая ей значения. Зато сейчас, потрясённый впечатлениями, он закономерно спросил:

— А Бог, это как? — И, поразмыслив над своим вопросом, поправился: — Это кто?

— Бог? — почти без паузы ответил Ос. — Это Всевышний. Это Саваоф. Это Господь над Древней Реей и над всеми людьми.

— А Всевышний? — уточнял вдумчивый малыш.

— Всевышний…, — на сей раз задумался его спутник. — Это тот, кто может всё! Кто сотворил весь мир, кто управляет этим громадным поднебесьем, а также и нами — мной, Ма, тобой…

— И Досей с Мурой? — не унимался Иса.

— И Досей с Мурой, — улыбнулся его собеседник.

— А я…А я думал, что Бог — это ты и мама, — недоверчиво и полувопросительно поведал мальчик.

Ос засмеялся было, но тут же, спохватившись, посерьёзнел и поучительно проговорил:

— Про Бога нельзя говорить всуе, то есть просто так! 3а такое он может рассердиться и покарать.

— Бог…А где он? Он какой? — вертя головой, осматривался мальчуган.

— Его нельзя увидеть простому человеку, — серьёзно сказал Ос. — Но Он везде и всюду. Всё знает и всё видит. Стало быть, Он не только всемогущ, а и вездесущ.

— Нельзя увидеть…Как же тогда мы знаем про него?

— Знаем…, — натужно промолвил многоопытный мужчина, которого до этого чрезвычайно любознательного человечка никто не ставил перед столь сложными проблемами. — Ну…Он являлся пророкам, то есть самым достойным прародителям народа нашего.

— А зовут Бога Саваоф?

— Нет, что ты! Он не имеет имени…

— Но ты же сам сказал «Саваоф»?

— Саваоф — не имя. Саваоф — значит «Господь ангелов». По имени Бога нельзя называть.

И Ос облегчённо вздохнул, увидев, что малыш задумался, осмысливая услышанное.

«Как же так? — размышлял меж тем Лучик. — Без имени? Моя мама — это Ма. Наш Силач — это Ос. Я — Иса. Как же разговаривать с Богом без имени? Нет, про себя я стану Бога называть по имени…М-м-м… Саваоф…Са! И станем беседовать: Са и Иса». И мальчуган, довольный собственным открытием, засмеялся.

Прогулку испортил внезапно поднявшийся западный ветер, который принёс холод и дождь. Ос тотчас хотел вернуться домой, опасаясь, что ребёнок замёрзнет, но Иса так был захвачен происходящим, что беспрерывно просил:"Ещё!…Ещё немножко!…Ну, ещё чуть-чуть…"

Резко изменило настроение Исы свора псов, которая устроила свирепую грызню на близлежащей свалке из-за костей. Собаки для него были в новинку. Мальчик был до того напуган этим зрелищем, что сам запросился к маме. И всю обратную дорогу, сидя в тачке, он односложно говорил Осу, утратив своё обычное многословие:"Собака! Ав-ав! Стра-а-шно!"

Едва переступив порог пещеры, сын бросился к маме, чтобы поделиться с ней обуревавшими его впечатлениями. Ма, между тем, покончив с домашними делами, прилегла отдохнуть, густо намазав лицо козьей сметаной. Её фигура тускло освещалась только слабыми отсветами пламени из очага да проблесками света от прохода, который Ос не успел затворить, занося тачку.

Подобный облик Ма для мальчика тоже представлял доселе невиданную картину. И он застыл на полпути в нерешительности. Затем Иса стал медленно приближаться к ней, непрерывно и озадаченно спрашивая:"Мама?…Мама?!…Ты мама?…"

Задремавшая было Ма повернулась к нему и открыла глаза. Иса осторожно потрогал её щеку пальчиком и, постепенно успокаиваясь, констатировал:"Да — это мама. Мама, а ты не кусаешься?…Нет! Мама не кусается…А то мы видели там, внизу, собак…Ав-ав!"

Окончательно пришедшая в себя Ма поняла робость сына. Она засмеялась, села, прижала его к себе и стала целовать намазанными губами, приговаривая:"Да конечно же это я — твоя мамочка! Кто же ещё, мой любимый человечек?!…О, боже, Лучик, да ты же насквозь промок! Холодный, как лягушонок!"

Она в спешке раздела сынишку, вытерла его насухо, одела в другую одежду, напоила травяным отваром и уложила в постель. И всё это время она ругала Оса, называя его старым и бестолковым. Она попрекала его тем, что дитя, едва выздоровев, снова может заболеть. Старик угрюмо отмалчивался. Однако Лучик заступался за него, говоря, что Ос хороший, а виноват он — Иса, просивший погулять подольше.

К вечеру у Исы и в самом деле поднялась температура, начался кашель. И лечили его долго и упорно. Про прогулки, которыми малыш стал грезить, естественно, пришлось забыть надолго. К тому времени в Арет пришла зима — сезон дождей. Потому солнце, реку, собак, ослов и незнакомых людей Иса долгое время видел лишь во сне.

3

В этот период, в этот сезон дождей, когда даже нос на улицу высовывать не хотелось, произошло два значимых для Лучика события. Первое заключалось в том, что он научился читать и писать. Причём, чтение ему давалось очень легко, и он бегло читал тексты Святого писания. Прописью он овладел не без некоторого труда, но зато почерк у него был от природы каллиграфически чёткий.

Как-то раз, прочитав вслух предание о Всемирном потопе, мальчик долго молчал, осмысливая текст. Затем, чтобы разрешить возникшие вопросы, он спросил у Оса:

— Ос, ты ведь немножко…древний?

— Да…не без того, — усмехнулся тот. — Ветхозаветный я.

— А ты был на ковчеге у Ноя?

— На ковчеге?! — удивился старик. — Нет, что ты. Ты же сам только что читал об этом. Там про меня ничего не сказано.

— Тогда как же ты не утонул во время Всемирного потопа?! — поразился малец.

— Наверное, очень хотелось жить, — под смех Ма отвечал «ветхозаветный мужчина», подмигивая ей. — Давно это было. Я уж и сам не помню.

Второй важный для Исы эпизод заключался в том, что он познакомился с мужчиной по имени Бато. Точнее, мальчика с ним познакомил Ос, поскольку именно он привёл в пещеру незнакомца. Причём неизвестный был новичком только для мальчика, поскольку Ма его встретила приветливо, как старого знакомого и даже с выражениями благодарности.

Мужчина был громаден. Казалось, собой он заполнил всю пещеру. Если ранее про великанов Лучик только читал в притчах, то теперь он лицезрел его наяву! Мужчина втащил за собой в пещеру тачку с какими-то вещами, оставив её у порога.

— Мир тебе, Иса! — обратился он к малышу, после того, как перекинулся парой фраз с Ма.

— Мир! — ответил мальчик.

— Ос говорил мне, что ты умён не по годам? — гость словно бы сомневался в том, что произнёс.

— Ос зря слов на ветер не бросает, — степенно ответил ему маленький собеседник.

— Ого! — воскликнул Бато, и расхохотался за компанию с другими взрослыми. — Сильно сказано!

— Твои мысли противоречат обычаям Древней Реи, — изрядно задетый смехом, заявил в противовес ему Иса фразой, почерпнутой из свитков.

Но, к досаде мальчугана, его реакция лишь усилила хохот троицы.

— А? Что я говорил! — выкрикнул Ос.

— Да-а-а…, — не мог не признать его правоты Бато, и, увидев, что ребёнок нахмурился, проговорил: — Не сердись, малыш, я не хотел тебя обидеть. А не можешь ли ты сказать, сколько тебе лет?

Иса, конечно же, знал правильный ответ, но, как нарочно, наименование числа"три"выскочило у него из головы. Однако, он не собирался сдаваться за просто так. И потому, исхитрившись, парировал выпад дяденьки:

— Сколько? Да столько же, сколько ног у собаки, только на одну меньше.

— Хм, — задумался Бато. — Затейливо ты говоришь. Ты хочешь сказать, что тебе три года?

— Молодец, Бато, — похвалил гостя карапуз. — Наверное, тебя Ос учил считать?

— Уж и не помню, кто меня учил считать, но Ос прав в том, — согласно кивнул головой Бато, — что ты — толковый парнишка. Только, говорят, это не помешало тебе приболеть.

— Мы с Осом однажды гуляли, — пустился в пояснения мальчик. — Я замёрз и простыл. Ос меня предупреждал, что прохладно, а я упросил его погулять ещё. Сам виноват, — рассудил малец, которому нравилось, чтобы всё было по справедливости. — Теперь кашляю. И у меня бывает жар.

— С этим не шутят. Давай-ка я тебя посмотрю, — предложил новый знакомый.

— А ты кто? — решил уточнить бдительный Иса.

— Я лекарь, — успокоил его великан. — Потому Ос меня и позвал. Три года назад Ос и Ма ходили на перепись в город Салем. Остановились в пригороде. Там ты и появился на свет. А я подсказывал Осу, как помочь твоей маме, чтобы ты родился. Незабываемая ночь, — улыбнулся знахарь. — Тогда тоже была пора дождей. Ливень лил, как из ведра. Но стоило тебе появиться, как тучи расступились. И звезда по имени Венера, греки её называют Эосфор, осветила всё поднебесье! А звёзды поменьше аж посыпались с неба!

И за повествованием о некоторых страницах жизни Исы, прежде неизвестных самому Лучику, Бато успел его послушать, прижимаясь ухом к груди и спине. Он также простучал грудную клетку малыша пальцами, посмотрел у него полость рта, а равно заставил маленького больного покашлять, посмотрев отошедшую мокроту. Затем он дал Ма какие-то травы, проинструктировал её, как готовить и давать отвары, дышать над целебным паром, ставить компресс, а также научил делать массаж спины, показав это прямо на Исе.

Покончив с наставлениями, Бато попрощался и вышел из пещеры, катя за собой тачку. Ос ушёл вместе с ним.

— Мама, — первым делом осведомился мальчик, едва они остались с Ма вдвоём, — этот…Бато…правду говорил?

— Да, — подвтвердила Ма.

— А как это: подсказывал Осу?…Чтобы я родился…

— Видишь ли, — с некоторым затруднением приступила к разъяснениям Ма, — маленькие детишки сначала появляются в животике у своих мам, а потом оттуда вылезают на Свет Божий. Но одной это трудно даётся, и Ос мне чуточку помог, а Бато как знахарь ему подсказывал. За то ему Ос тогда подарил новую тачку —

ту, с которой он приходил.

— И были эти…Венера и звездопад?

— Чистая правда! — воскликнула мама Исы. — Не знаю, Венера или что ещё, но ярко-преярко светила звезда. Я же тебе не зря говорю, что ты — ангелочек, посланный мне Всевышним! К тому же ты родился точь-в-точь в зимнее солнцестояние.

— А-а…солнцестояние…это как?

— Это когда солнце от зимы поворачивает на лето. Дни становятся длиннее, а ночи — короче. Этот день дарит людям надежду на всё хорошее, на возвращение тепла, ягод, фиников, урожая…И ты родился в эту дату. Великий знак!

С этого дня мама стала поить Ису отварами из трав, что оставил Бато, а также делать процедуры, которым её научил лекарь. И мальчик постепенно пошёл на поправку. Знахарь ещё дважды заглядывал к ним, осматривал малыша и давал Ма советы по лечению. Ос в благодарность за его доброту сделал для Бато новую тачку.

С той поры Иса с Бато не встречался долго-долго. И Лучик не подозревал даже, что в будущем лекарю суждено сыграть в его судьбе немаловажную роль.

4

По окончании сезона дождей пришла весна, а затем — лето. И состоялось много прогулок Исы с Осом и Ма. Но минул немалый срок, прежде чем мальчика стали отпускать гулять одного неподалёку от дома.

Однажды, вскоре после полудня, Иса вышел из пещеры на улицу. За собой он катил на верёвочке тачку. Но, не пройдя и двух стадий¹, юный путник остановился, ибо увидел девочку, которая плакала, сидя на большом валуне возле дома из необожжённого кирпича.

У девочки были вьющиеся красивые волосы."Ты что ревёшь?" — спросил Иса незнакомку. Девочка перестала плакать, приподняла голову, отняла от лица ладони, и мальчик увидел, что и лицо девочки было привлекательное.

— Ты что ревёшь? — участливо повторил он свой вопрос.

— Меня никто не любит! — пожаловалась девочка.

— Так прямо никто-никто? — недоверчиво проговорил собеседник.

— Да, никто-никто! — капризно заявила кудрявая.

— Ты что, об этом спросила у всего мира? — осведомился мальчуган.

— Зачем мне спрашивать у всего мира? — передёрнула плечиками красавицы.

— Так ты же сказала"никто", — логично пояснил Иса. — А, может быть, я тебя люблю. Уже не никто.

— Ты что, прям так в меня и…влюбился? — поинтересовалась кудрявая интриганка, вытирая щёчки, и глаза у неё заблестели.

— Ну, кроме мамы и Оса я пока никого не любил…, — неуверенно принялся растолковывать ей нечаянный поклонник (про Муру и Досю он умолчал, понимая, что это будет не совсем уместно). — Но ты же красивая! Я ни у кого не видел таких блестящих глаз…

— Да, красивая! — подбоченилась девочка. — И ещё я умею красиво танцевать. Вот, гляди…

И она принялась кружиться, прищёлкивая в такт пальчиками. Выходило это у неё воистину завлекательно и зажигательно.

— А тебя как зовут? — останавливаясь, осведомилась маленькая танцовщица.

— Иса. А тебя?

— А меня — Ма.

— Хм, как мою маму. Только ты — Танцующая Ма.

— А ты — тоже ничего, — констатировала Ма, окинув нового знакомого изучающим взглядом.

— Как понять «ничего»? — растерялся тот.

— Какой ты глупый! «Ничего» — значит «кое-что», — нелогично, как и все женщины на свете, заключила маленькая красотка. — У тебя глаза нездешние.

–…«Нездешние»? Как это?

— Так это! Во-первых, у тебя глаза разного цвета. Моя бабушка говорит, что так бывает раз в тыщу лет. А во-вторых, у всех местных глаза чёрные или карие, а у тебя один голубой, а другой — и вовсе зелёный.

— Ну да?! — не столько не поверил, сколько не знал, как реагировать на прозвучавшее утверждение мальчуган.

— Гляди, — и Ма, достав из кармана платья зеркальце, протянула его новоявленному кавалеру.

Иса не ведал, какого цвета у него глаза. Раньше своё лицо он видел только отражённым в воде, да в зеркале мамы, которое ей изготовил Ос из округлого камня, отшлифованного до блеска. Но в них многого не разглядишь. Да, откровенно говоря, Иса к себе особо и не присматривался. Зато это он без труда сделал с помощью зеркальца его новой знакомой, выполненного из стали. Гладь предмета дамского туалета была столь безукоризненно чиста, что мальчик без труда убедился в правоте Ма.

— Угу, — проговорил он, не понимая, впрочем, радоваться ему или огорчаться из-за того, что у него глаза «нездешние».

— Мне его Маруф подарил, — принимая зеркало от Исы, похвасталась девочка.

— А кто это?

— Пацанчик во-о-он из того дома, — показала Ма рукой в сторону большого двухэтажного здания из известняка, расположенного у реки. — А ты где живёшь?

— Вот в той пещере, — указал на пригорок позади себя Иса.

— У-у-у…, — разочарованно протянула прелестница. — Лучше бы ты жил в каменном доме.

— А чем лучше? — не столько обиженно, сколько непонимающе осведомился Лучик.

— Как чем! — воскликнула девочка. — Ты был бы богатым. У тебя было бы золото, лошади, колесницы…Ах да, ты же ещё маленький, многого не понимаешь, — засмеялась она.

— Ничего я не маленький, — нахмурился её оппонент. — Мне уже пять лет. А тебе?

— Мне?…Вот, — и Ма, словно малышка, продемонстрировала свой возраст, раскрыв пятерню правой руки и два пальца на левой.

— Это семь лет, — снисходительно прокомментировал мизансцену Иса. И, демонстрируя моральное превосходство, дополнил своё резюме фразой, услышанной однажды в разговоре Оса с мамой:"Года мужчины измеряются умом и силой".

— Ну, хорошо, — встряхнула копной волос кудрявая куколка, — если ты мужчина, тогда соблазняй меня.

— Как это: соблазняй? — растерялся Лучик.

— А вот так, — засмеялась Танцующая девочка. — Вчера моя мама разговаривала с тётками, и те болтали, что мужчины соблазняют.

— Этого я не понимаю, — пожал плечами недогадливый кавалер.

— Ну, хорошо, а ты можешь провезти меня на ослике? Как вчера Маруф?

— Нет, — признался её новоиспечённый обожатель. — У нас нет ослика. Но…я могу покатать тебя на тачке. И рассказывать интересные сказки!

— Сказки? Ладно! — милостиво согласилась Ма, проворно пересев с камня в тележку.

— А ты живёшь там, где каменные дома? — страгивая каталку, уточнял статус девочки Иса.

— Нет. Я же не из Арета, — ответила та. — Я из Далены. Это два дня пути отсюдова. Здеся я в гостях у дяди Шэра. А у себя-то я тоже живу в пещере.

— Далена — значит башня, — проявил свою компетентность маленький перевозчик, — направляя тачку по укатанной стороне дороги.

— Ещё Далена значит кудрявая, — возразила ему пассажирка. — Видишь, какая у меня причёска!

— Да, вижу, — не стал спорить мальчик. — Так ты, Ма-Волнистые Волосы, из Далены пришла с мамой, что ли?

— Нет, — засмеялась Ма, которой явно пришлось по душе прозвище, придуманное её поклонником. — Я пришла с мамой Эстой и с папой Нисом. Послушай, Иса, — обратилась она к нему, — как зовут твою маму, я уже знаю. А как зовут твоего папу?

— Па…Папу? — растерялся тот, впервые услышав такое слово применительно к себе. — А…А что это? А кто это? — поправился он, останавливая тележку.

— Ты что?! — в свою очередь удивилась пришелица из Далены. — Ты взаправду не знаешь, кто такой папа, или прикидываешься?

— Правда, — густо покраснев, признался Иса, так как по смыслу беседы и выражению лица новой знакомой догадался, что только крайний невежда может не знать того, о чём идёт речь.

— Чудно, — внимательно посмотрев на лицо собеседника, как на пришельца из другого мира, проронила Ма. — Ну, папа…Папа — это хозяин. Он главный в доме. Он — мужчина! А женщины — его служанки. Например, мой папа, когда молится, то говорит: «Господь, благодарю Тебя, что ты не создал меня язычником, женщиной или тупым мужиком!». Но папа же и защищает нас от всего. Гуляет с нами. О нас с мамой заботится. Покупает нам подарки…Папа — это муж мамы! — наконец осенило её. — Он маму любит. Он её обнимает и целует. Он с ней спит. От них рождаются дети. От них родились мы с сетсрёнкой…

Иса, остановив тележку, смотрел на девочку, раскрыв рот.

А та, после паузы осознав, что услышанное для её нового друга — действительно открытие, повторилась:"Чудно…Все это знают. Даже малышня…Вот ты с кем живёшь?"

— С мамой и с Осом, — пожал плечами Иса. — Но…они не целуются…Ос спит отдельно…И никогда не говорит, что мама — служанка. Наоборот, мама иногда ругается и называет его…

Мальчик хотел сказать, что его мама, бывает, даже называет Оса старым, да вовремя осёкся. И тут же в его сознании зароились воспоминания о том, как он видел на улице детей с молодыми мамами и с молодыми же дяденьками…

Тогда он, натужно выкручиваясь из неприятной ситуации, в которой таился какой-то странный подвох, предложил:

— Слушай, Ма, давай я тебя лучше стану катать и рассказывать интересное?

— Давай, — согласилась та.

— У нас есть кошка Мура и козочка Дося, — потянул Иса тачку с пассажиркой вперёд. — А я учу Муру разным словам. Например, говорю: «Мура, иди ко мне». И она приходит. Или: «Мура, пойдём гулять». И она, не дожидаясь меня, бежит к двери. А не то попрошу её мяукнуть, и она мяукает. Но домашние не верили мне, что кошка может понимать слова. А вчера мы кушали капусту. Мура — тоже, она любит овощи. Но вдруг Дося жалобно так заблеяла из-за загородки, что про неё забыли. Тут-то я дал Муре лист капусты и попросил её: «Отнеси Досе». И что ты думаешь? Мура прикусила лист и утащила козочке. Ох, как же Дося была довольна!

— Интересно, — одобрила рассказ девочка-красавица. — Ты и сам какой-то интересный. Не такой, как все.

— А ты думала! — вдохновился её оценкой мальчуган. — Меня даже сам Са…Ой!…Ну, то есть, сам Бог знает и иногда делает мне подарки!

–…Нет! — мгновение помедлив, заявила Ма. — Так не бывает. Ты врёшь!

5

Возвратившись с прогулки, Иса увидел, что мама готовит ужин. Оса дома не было. Потому ничто не препятствовало незамедлительному прояснению волнующей проблемы.

— Мама, — обратился Лучик к ней таким тоном, что та тотчас ощутила его настрой, не допускающий несерьёзности, — кто меня родил?

— Как кто, — усмехнулась она, но как-то напряжённо. — Тебя родила я. Ты мой сыночек.

— А ещё? — не отступал тот.

— Что ещё?

— Кто меня ещё родил?.. — озадачил маму сын. И, не дождавшись разъяснения, продолжил: — Все говорят, что детей рожают муж и жена…Все говорят! Все!

Финальное утверждение прозвучало столь весомо, что Ма опешила, и в некоторой прострации молча замешивала тесто из спельтовой муки². Иса взял её за руки, не давая стряпать, и неотступно спросил:"Мама, кто меня ещё родил?"

— Иса, я же тебе говорила, что ты ангелочек, которого мне послал Бог, — очень неуверенно пояснила ему та.

— Бог — мой папа? — стремился поставить точку над"i"пытливый ребёнок.

— Папа!?…Н-нет, что ты! — испугалась Ма. — Всевышний — отец

всех реев. Но…Но тебя мне Саваоф послал как ангелочка. Верь мне, Исочка! Мама тебя любит больше всех, как никто больше в мире! И никогда тебя не обманет. Однако, это — Тайна Великая, которую кроме нас с тобой никто не должен знать. Никто! Иначе Бог на нас рассердится. Да ещё люди кругом знаешь, какие завистливые? Они завидуют, что ты у меня такой необыкновенный! Способный! Не как все! Особенный! Такого умненького и одарённого больше нет. Ты ещё свершить такое, какое никому не под силу! Поэтому людям нельзя всего открывать. Понимаешь?

— Хорошо, — чуть подался под маминым напором сын. — Пусть так. А кто мой папа? Папа же должен быть у всех…Может, Ос — мой папа? — пришёл Иса на выручку своему самому любимому существу на свете.

— П-папа? — казалось, заколебалась Ма. Но затем, словно прозрев в темноте, решительно заявила: — Нет, Исочка, Ос — не твой папа!

— А кто же он?

— Он…Он самый добрый человек на Земле.

Иса с нетерпением ждал прихода Оса с работы. Объяснения мамы, с одной стороны, были привычными, и потому его отчасти успокоили. И Великая Тайна оправдывала Ма. Но с другой стороны, в свете новых знаний об устройстве человеческого бытия, мамины истолкования Лучика устраивали лишь наполовину: ежели он ангелочек от Саваофа — пусть так и будет. Но папа — это папа…

Ос вернулся поздно. Он был усталый и оттого выглядел старше, чем обычно. Добытчик их семьи молча отдал Ма котомку с продуктами, а Исе протянул ашишимки — оладышки из дробленых бобов красной чечевицы и семян кунжута, политые медовым сиропом. Ашишимки мальчик очень любил, но ел нечасто — они стоили дорого.

Иса помог Осу совершить омовение рук, сделал то же самое сам и их семья села ужинать на земляной пол возле очага. Сегодня Ма постаралась: в середине их круга на подставках лежал свежевыпеченный хлеб с оливками, а также котелок с овощным пюре. Едоки подцепляли пюре из котла кусками хлеба, и тут же отправляли его в рот: было очень вкусно. Перешли к ашишимкам. Ос и Ма к десерту только слегка прикоснулись, разломив оладышку надвое. Они уверяли Лучика, что от сладкого у них изжога. Но мальчик заставил их съесть ещё по одной.

Лишь после этого Иса с удовольствием скушал три ашишимки. А по завершении трапезы, когда все встали, он подбежал к Осу, обнял его, поднял лицо кверху и сказал:"Спасибо,…папа!"

Ма от неожиданности выронила глиняную плошку, а Ос вздрогнул и распрямился, став едва ли не на целый локоть выше. Затем старый мужчина с силой привлёк Лучика к себе. В полной тишине прошло какое-то время, прежде чем Иса смог взглянуть на Оса. И он увидел на глазах своего кормильца слёзы, которые тот поспешно стряхнул, мотнув головой.

Отныне Иса стал обращаться к Осу именно так. Но исключительно в тех случаях, когда они оставались вдвоём. Так уж повелось. Ос же стал называть его сыночком.

6

Ранним утром следующего дня, даже не позавтракав, Иса отправился к дому дяди Шэра, предусмотрительно прихватив с собой тачку. В неё он положил фисташки и четыре ашишимки, завёрнутые в тряпицу.

Увы, у дома на большом валуне никто не сидел. Да и округа пока была пуста. Но это оказалось мальчугану на руку, ибо у него имелась необычная задумка, подлежащая исполнению без свидетелей. Он взял орешки и аккуратно разложил их в траве близ камня, на котором любила сидеть Ма-Волнистые волосы.

Теперь всё было готово для представления. Однако Танцующая девочка и не собиралась выходить на улицу. Маленькому кавалеру пришлось ждать весьма долго. Лишь когда солнце поднялось довольно высоко над горизонтом, из дома дяди Шэра соизволила показаться Ма.

— Мир тебе! — сказала она.

— Мир! — чуть сердясь, ответил ей Иса. — Ты почему так долго не выходила?

— Я спала, — ответила девочка. — Вот, увидела тебя и сразу вышла. Даже не покушала.

— А у меня ашишимки! — обрадовался удаче поклонник

пришелицы из Далены.

С этими словами он усадил девочку на валун, а сам взял из тачки оладышки и принялся угощать ими прелестницу. Для себя Иса взял только одну ашишимку, но ему было так приятно кормить девочку, что он забыл про голод.

— Кушай-кушай, — говорил он, подавая ей одну оладышку за другой.

— Вкусно! — проговорила Ма, надкусывая третью ашишимку, и вдруг застыла, точно громом поражённая, глядя под ноги с приоткрытым ртом.

— Ты чего? — с невинным видом осведомился мальчик.

— Вон, глянь! — указала девочка пальчиком вниз. — Это что? Фисташки, что ли?

Она передала Исе недоеденную оладышку, сползла на траву и стала разглядывать и собирать орешки.

— Да, фисташки! И здесь…, — бормотала она. — И здесь…Ой, да их много!

— Ах, вот ты о чём, — с деланным равнодушием произнёс Иса. — Конечно это фисташки. Пока ты спала, я попросил Всевышнего, чтобы он подарил нам дождь из орешков. И вот, видишь, Господь снизошёл до нас.

— Да-а-а?! Дождь из орешков? Хм… — на краткий момент, но попалась в ловушку Ма.

И даже посмотрела на небо. Но потом она всё же сообразила, что это милая шалость её почитателя. Тогда девочка упала в траву и стала смеяться вместе с ним и над забавной выдумкой, и над собственной наивностью, и над комичной ситуацией, в которую попала…

— Ой! — хохотала она. — Я всё поняла!

— Что? Что ты поняла? — спрашивал её Лучик.

— Ой! Я поняла, что ты меня…что ты меня…что ты меня соб…соб…соблазняешь! — кое-как сквозь смех проговорила Ма.

Затем Иса катал Ма, а когда уставал, то присаживался прямо к ней на край кузова, и по её просьбе рассказывал стародавние сказки, а также случаи из своей жизни.

— Однажды, — повествовал мальчик, — мы с Осом ходили на рыбалку. Поймали только одну рыбку. Мама её пожарила. Всем понемножку досталось. Мама с Осом покушали и сели на солнышке возле пещеры. Я же сперва дочитал один свиток, а потом тоже решил покушать. Достал из своей ниши плошку с рыбой. А киска рядом крутится, прямо в плошку лезет. Я ей и говорю: «Имей совесть! Тебе мама с Осом уже давали, а я ещё и попробовать не успел. Вот останется немножко и я тебе дам». Тут вдруг Муре стало плохо: она зачихала, стала кашлять, захрипела и упала. Я испугался, выбежал на улицу и кричу: «Кошке плохо!» Мы с Осом и мамой вбежали в пещеру, глядим, а Мура доедает мою долю. Увидела нас, опять захрипела и упала с закрытыми глазами. А немного погодя приоткрыла глаза и глядит, что мы делать будем. Хитрюга!

Ма долго смеялась, а успокоившись, попросила: «Ещё!»

— Ты сама-то, как Мура, — сказал Иса.

— Ага, — согласилась девочка. — Ещё расскажи.

— Ну, ладно, слушай, — довольно проговорил мальчик. — Однажды я проснулся раным-рано от какого-то шума. Мама тоже не спит. Вижу, шум от того, что у нас ночует какой-то толстый дяденька, да ещё и храпит. Мама объяснила, что Ос с этим дяденькой поздно пришли с работы из Каны. Это день пути от Арета…

— Да знаю, знаю, — перебила его девочка. — Кана — на пути в Далену.

— Так вот, — продолжил Лучик, — не спится нам…Мы сели на валун возле дома. Сидим, тихонечко разговариваем. Вдруг в пещере кто-то как заорёт! Будто зарезанный! Мама даже подпрыгнула, а я с камня свалился…Мы — скорей туда. А там толстый дяденька сидит на ложе и орёт. Возле него стоит Ос, а за ним — Дося.

— А… — та, что ваша коза?

— Да. Так вот, когда дядя проорался, то объяснил, что ему снилось, будто его красивая женщина целует. Но он же чувствует, что в него что-то взаправду тычется. Открыл глаза: перед ним морда страшная. Рогатая да бородатая. Да глаза на него пучит. Да говорит не по-человечески. Он уж решил, что в ад попал. А дело-то в том, что даже Досе надоел его храп. Она выскочила из загородки, и давай его лизать и бебекать. Тут-то он и заорал…

Над этим рассказом Ма хохотала сильнее, чем над первым. Она даже прижалась к лицу Исы своей атласной щёчкой, отчего у него сердечко заколотилось быстро-быстро.

— Ещё! — попросила пришелица из Далены таким тоном, точно была малышкой, которая младше Лучика на два года.

— Так и быть, — не заставил себя долго уговаривать её почитатель. — Однажды у Доси заболел живот. И она долго не могла покакать. Может, дней пять. Наверное, съела что-нибудь…Мама уж и не знала, что с ней делать. И вот, пригоняю я её с пастбища, загоняю со светлой улицы в тёмную пещеру, а тут Мура неожиданно как прыгнет на неё сверху!…И Дося с перепугу сходила сразу за все пять дней…Даже и мне досталось…

И вновь девочка смеялась и льнула к нему щёчкой, а юный рассказчик сидел радостный и улыбался. Потом Ма танцевала, а Иса прихлопывал ей в ладоши. И всё было бы хорошо, если бы на горизонте не «нарисовалась» странная процессия.

Снизу в гору поднимался ослик, на котором сидел толстощёкий мальчик, а возле них вышагивал темнокожий верзила.

— О! Бога-тень-кий Ма-руф едет, — известила Ису Ма, переставая кружиться.

— Это который из каменного дома, — уточнил Лучик, ощущая, как светлое настроение покидает его.

— Ага. Ослика зовут Тыр. Раба зовут Эду.

— Какого раба? — не понял мальчик.

— Ну, тот дылда, что идёт за Маруфом и Тыром, — пояснила ему собеседница. — Маруф сказал, что Эду ливиец.

— Какой ливиец?

— Не знаю, какой-то ливиец. Эду — раб Маруфа. Он всюду ходит за ним и его охраняет.

Иса в изумлении смотрел на приближающееся к ним шествие широко раскрытыми глазами, будучи не в состоянии проронить хотя бы слово, настолько его поразил тот факт, что рабы существуют в реальности, да ещё в таком виде: взрослый человек находится в услужении у какого-то пацанёнка. Он-то полагал, что такое могло быть лишь в старозаветные времена.

Между тем, Эду остановил ослика и помог слезть господину.

— Добрый день тебе! — словно и не заметив Исы, обратился Маруф только к Ма.

— И тебе! — ответила та.

— Сохаз!³ Из Персии, — протянул ей маленький богатей жёлто-коричневую плитку.

— О! — проронила девочка, принимая лакомство и отгрызая от него кусочек. — Сладко!

— Кушай-кушай, — заулыбался соблазнитель. — Да ты на осла сядь — так вкуснее.

— М-м-м! — с наслаждением протянула сладкоежка, поглощая второй кусочек.

— Эду, посади её, — приказал Маруф слуге.

Тот послушно подал руку красавице и помог ей устроиться в седле.

— М-м-м, ужас до чего вкусно! — повторяла девочка, поглощая сохаз.

— Кушай-кушай, — льстиво потчевал её богатей.

— Подождите, — поудобнее усевшись на осле, опомнилась и огляделась по сторонам Ма. — А-а-а…где Иса?

Однако Иса был уже далеко от них. Он уходил, понуро сгорбившись и волоча за собой тачку. Наивный аретский романтик больше не желал знаться со столь ветреной особой.

7

Подойдя к своему дому, Иса увидел, что Ос в одиночку что-то мастерит возле пещеры.

— Пап, что ты делаешь? — со вздохом спросил мальчик, стараясь отвлечься от печальных мыслей.

— Исполняю заказ одного знатного аретца, — ответил тот.

— Пап, мы богатые?

— Ну, что ты, милый мой! — засмеялся Ос. — Мы — так себе.

— А почему одни богатые, а другие — так себе?

— Судьба и труд, — кратко ответил старик.

— Это как?

— Вот мы с Ма работаем?

— Ещё как! Ты с утра до вечера спину гнёшь. Мама работу по дому сделает, а потом половину Нижнего Арета обшивает. Все пальцы себе исколола.

— Вот ты сам, сынок, и ответил: не судьба. Где-то родился не там, где-то не повезло, где-то надо было оттяпать добро у ближнего своего, а я так не могу…Вот ты, мальчик мой, не задумывался, почему говорят: богатый, богач? — интонационно выделил первые половинки двух последних слов Ос.

— Нет.

— А я задумывался. То бишь, тем самым хотят подчеркнуть, что состоятельные не стяжали имущество, а Бог их наградил. Свыше пришло. И думается мне, что словечко это сами богатые и придумали, чтобы прикрыть свою скаредность. Они, конечно, денно и нощно стараются прирастить состояние, но не абы своим трудом. Горазды они тянуть соки из других людей.

— Стало быть, нельзя быть и богатым, и честным, и справедливым?

— Почему же…Можно. Но после того, как уже хапнул. А что ты, Лучик, про то спрашиваешь?

Тогда Иса рассказал ему о событиях у дома дяди Шэра. И заканчивая повествование, он выстрадано подвёл горестную черту:

— Вот отчего…женщины такие…

— Непостоянные? — подсказал ему нужное выражение опытный в житейских делах человек.

–…Да, непостоянные?

— Да нет. Они постоянные, — не согласился Ос. — Они постоянно любят богатых.

И после некоторой паузы двое кое-что познавших в этой жизни мужчин дружно засмеялись.

— Шучу! И не вздумай падать духом, Иса, — подбодрил мальчугана его единомышленник. — Эта девочка вовсе не Маруфа выбрала. Она выбрала осла…да сладости, которые у этого Маруфа есть. Ан самое главное, что ты увлёкся тем, что видел. Но за видимостью пряталось то, что любить не стоит. Это как олеандр: цветки красивые, однако сок их, попав в глаза, вызывает слепоту.

— Но…если хочется любить и вас с мамой, и Досю с Мурой, и ещё…весь мир?

— И люби. Но лишь то в мире, что достойно любви.

8

Только на третьи сутки после немой размолвки с кокеткой из Далены Иса проснулся в хорошем расположении духа. Он вышел из пещеры и посмотрел в долину: денёк выдался тёплым, солнечным и многообещающе светлым. И тогда мальчик потянулся и восторженно и негромко проговорил: «Мир, я люблю тебя!»

Он хотел добавить, что особенно любит маму, Оса, Муру и Досю, но его опередил голос, раздавшийся позади него. «А меня?» — полюбопытствовал голос.

Иса вздрогнул, оглянулся и увидел Ма, которая сидела на пригорочке, сбоку от хижины.

Девочка поспешно вскочила и подбежала к своему недавнему другу, ибо увидела, что он нахмурился и хотел уйти. Она схватила его за руку и жалобно попросила: «Иса, подожди! Я больше так не буду! Никогда не буду!»

Но тот непримиримо стал вырывать руку, и тогда в ответ Ма торопливо заговорила как молитву последней надежды:

— Мы с папой и мамой скоро уходим обратно, в Далену…На днях…Вдруг я тебя больше никогда-никогда не увижу! Прости меня!

— Когда уходите? — спросил мальчик, поскольку довод его мучительницы многое менял.

— Вот! — поспешно выставила четыре пальца на правой руке та.

— Это четыре дня, — смягчаясь, улыбнулся её невольный воспитатель.

— Да, через четыре дня, — подтвердила Ма из Далены.

— Ты, взаправду, больше так не будешь делать?

— Да, никогда-никогда. И Маруф мне не нужен! Он когда говорит, то слюни летят…

— При чём тут Маруф?! — снова начал сердиться Иса.

— Ни при чём! — торопливо согласилась с ним кудрявая красавица. — Это я так…К слову…Просто, я хочу дружить только с тобой!

Таким образом они и помирились. И ещё целых четыре дня Иса гулял с Ма. И хотя порой она невольно заносилась своей красотой и строила глазки другим ребятам, но каталась исключительно на тачке Исы, держалась только за его руку и ела лишь его ашишимки.

Однако всему приходит конец. Вскоре Ма с родителями ушла в Далену. Зато при прощании она прошептала Исе, что будет тосковать по нему и ждать возвращения в Арет.

Глава вторая

1

Иса долго-долго скучал по черноглазой красавице из Далены, но затем произошли события, которые смягчили горечь разлуки. Ос стал брать Ису с собой по субботам в аретский молельный дом. Благо, то заведение находилось на горе, недалеко от места проживания Исы.

Вокруг святого места была возведена ограда. Пройдя двор, прихожанин попадал в собственно дом, состоявший из переднего притвора, за которым располагалось Святилище — общее молельное место, и далее — Святая святых. В Святая святых вхож был только священник — коэн по имени Наал.

Коэн выходил из Святая святых в Святилище, и начиналась служба. Священник рассказывал собравшимся о важных событиях из истории Древней Реи. Потом он плавно и логично переходил от фактов прошлого к поучительным случаям из жизни людей — притчам. Завершал всё это коэн молитвой, преимущественно оглашая её наизусть, а отчасти — зачитывая из Святого Писания. Его обращение к Всевышнему подхватывала и повторяла вся паства.

"Не я говорю! — зачинал Наал, — Но Господь говорит словами из Священного Писания чрез мои уста! Вот они:"Внимай, Древняя Рея! Господь ваш один! Благословенно славное Имя царства моего Древней Реи во веки веков! Любите Бога Своего всем сердцем и всей душою! Помните эти слова в доме и в дороге, ложась и вставая, дыша и умирая на пути ко Мне! И коли послушаетесь повелений Моих, любя Господа Вашего, то дам Я земле вашей в срок и дождь после сева и дождь перед жатвой! И сберёте вы хлеб свой, и приготовите вино своё, и масло от олив своих! И дам вам Я траву в поле для скота, и будете есть вы досыта…"

Красивая речь Наала лилась подобно мёду из большого кувшина в маленькие души-плошки каждого из прихожан. И Лучик, очарованный священнодействием, мечтал о том, что однажды и он станет коэном. Самым великим коэном, которому с благоговением будет внимать вся Древняя Рея.

Служба заканчивалась, но мужчины оставались в Святилище. Они задавали священнику животрепещущие вопросы, а тот степенно, со знанием дела на них отвечал. Коэн знал каждого мужчину по имени, а равно и их домочадцев, был в курсе их социального положения и семейных дел. И это придавало ему дополнительный авторитет.

Ребятня, поджидая отцов своих, играла во дворе, и лишь Иса оставался со взрослыми и слушал их беседу. Наал, конечно, сразу заприметил любознательного мальчугана, который иногда прибегал к молельне самостоятельно, без сопровождения взрослых. Но и только. Никаких особых знаков внимания он ему не оказывал. Всё изменил случай, произошедший после одной службы.

2

Солнечным днём по окончании обедни Наал вышел из Святилища с мешочком в руках и с двумя игральными досками. Иса из молельни вышел несколько раньше. Он смотрел, как мальчишки во дворе играют в шары. Когда коэн проходил мимо них, то у него из мешочка по рассеянности высыпались принадлежности для игры. Иса тотчас подбежал к священнику, чтобы собрать рассыпавшиеся предметы. Но ещё не начав подбирать их, мальчик проговорил:"Тридцать семь".

— Что, тридцать семь? — спросил у него Наал.

— На землю выпало тридцать семь штук, — пояснил ему нечаянный помощник. — Двадцать семь фишек и десять пирамидок.

— Ты, наверное, просто догадался, что у меня в мешочке было два набора для игры, раз я нёс две игральных доски к ним, и поэтому понял, сколько фигурок выпало, — усмехнулся коэн, пересчитав предметы. — Но ты всё равно молодец! В твоём возрасте большинство и до трёх считать не умеют, а ты знаешь, сколько вещей входит в два набора.

— Нет, я успел посчитать. Ведь я же не знал, что в мешочке осталась одна фишка и две пирамидки, — парировал выпад священника Иса.

Озадаченный Наал потряс мешочком, и из него на землю в самом деле выпали две пирамидки и фишка. К тому времени возле них уже стали собираться мальчишки и взрослые. Увидев, что дитя право, мужчины засмеялись."Этого не может быть! — чуть смутился и озадаченно потряс головой моэн. — А ну-ка, проверим…"И с этими словами он высыпал из мешка часть только что собранных принадлежностей.

— Двадцать девять, — сходу определил экзаменуемый. — Двадцать фишек и девять пирамидок.

— Двадцать и девять…Двадцать и девять…, — забормотал экзаменатор, сортируя фишки и пирамидки в разные кучки.

Пересчитав"посеянные"им самим предметы, священник потрясённо признал правоту ребёнка. В толпе кто-то удивлённо присвистнул."А ну-ка, ещё!" — азартно выкрикнул Наал, теряя ипостась того, кто общается с небом. И он ещё трижды проверял способности Исы, прежде чем выдохся, ибо всякий раз мальчуган давал мгновенные и безукоризненные ответы.

— Н-да…, — не сразу и нашёлся, что сказать экзаменатор. — У тебя редкие способности к счёту. Знаю, что ты приходишь сюда с Осом. А как тебя звать?

— Иса.

— И что ты ещё, Иса, умеешь?

— Я умею читать и немного писать. А ещё знаю наизусть все молитвы, что слышал в Святилище, или читал в свитках, которые мне давал Ос.

— Все молитвы — невозможно! — категорично, было, заявил коэн, ан тут же, памятуя о конфузе с фишками, сменил тон. — Так уж и наизусть? — усомнился он.

— Да! — уверенно опроверг его сомнения Иса.

И без всякой паузы и на одном дыхании мальчик продекламировал молитву"Внимай, Древняя Рея!"Причём, он не просто по памяти воспроизвёл её, но и интонационно передал особенности речи Наала, его манеру держаться и даже его мимику. Было очень похоже. Когда Иса закончил, все прихожане поневоле сделали поклон, а после некоторой заминки, придя в себя…расхохотались. Священник хохотал вместе со всеми. И даже добавил:"Хорошая замена мне растёт!"

Наконец, все успокоились.

— Так-таки, ты помнишь все молитвы? — уже не рискуя спорить, спросил аретского уникума Наал.

— Угу, — кивнул тот.

— Ну что-то же ты забываешь?

— Это как?

— Допустим, тебе дали задание, а ты упустил это. Ведь ты же, наверное, слышал, как другие говорят, когда поленятся:"Ой, забыл!"

— Ага, — смутился Иса. — Однажды я так сказал маме, когда не принес воды с родника. Но, по правде, я не забыл. И я маме признался в том. Просто, неохота было выходить из игры с мальчишками. А так я всё-всё помню.

— Чудеса! — сказал коэн, окидывая его пристальным взглядом. — Ты хотя бы знаешь, что это за игра? — спросил он Ису, покачивая рукой игральные доски.

— Да, — кивнул ему маленький потрясатель воображения жителей города Арет. — Это Королевский Ур.

— Играть можешь?

— Я только смотрел, как другие играют. Но, думаю, что сумею…обыграть любого.

— Ну, уж! — на сей раз решительно возразил священник, будучи лучшим игроком в Королевский Ур в Арете. — Чудес много не бывает. Идём! И ты убедишься, что был не прав.

И Наал, соответственно статусу, возглавил ход паствы к лужайке у забора, где обычно мужчины коротали досуг.

3

Игра в Королевский Ур за несколько веков и через несколько стран перекочевала в Древнюю Рею из шумерского города Ур⁴. В ней на доске состязались двое игроков, каждый из которых имел по набору из семи фишек (у одного — чёрные, у другого — белые) и трёх игровых костей в виде пирамидок. На каждой грани пирамидки были нанесены цифры от ноля до трёх. Игроки по очереди бросали кости и двигали свои фигурки по клеткам доски согласно выпавшим цифрам. Задача заключалась в том, чтобы провести свои фишки на противоположную сторону доски (в своё"королевство"), попутно препятствуя фигурам противника, двигавшимся навстречу. Поскольку в этой забаве большую роль имело везение (в зависимости от того, какие на пирамидках выпадут цифры), игра длилась до победы одной из сторон в трёх партиях.

Первую партию Иса Наалу проиграл. Он поневоле ввязался в то, что не столько строил проходы для своих фишек, сколько препятствовал движению"войск"священника. Такая тактика влекла подчинённость замыслу соперника, и закономерно привела к краху. Причём, когда мальчик раньше смотрел за игрой со стороны, ему нравилась именно атакующая стратегия. А тут, в дебютной схватке, он изменил сам себе.

Потому во второй партии Иса в корне изменил манеру действий на доске, организуя прорывы своими фишками-бойцами. С каждым броском пирамидок он играл всё увереннее, но, несмотря на отчаянную борьбу, в самой концовке всё же уступил коэну. К тому же, в финале этой партии за Наала откровенно сыграла удача: основания всех трёх пирамид"встали"на нолики. Каждый нолик давал право на максимально возможное количество ходов — по четыре. Это обстоятельство и предопределило исход второй битвы.

Зато в третьей партии фортуна с первого же хода улыбнулась юному участнику Королевского Ура: брошенные им костяшки"застыли"на гранях, на которых были высечены циферки"0","3"и"0" — одиннадцать ходов. Иса сразу захватил инициативу, занял центр доски, создал на клетках своими фишками коридор, и провёл своё"войско"до самого"королевства", тогда как фигуры его оппонента всё ещё"топтались"на стартовых позициях. Промежуточная, но победа!

Четвёртую и пятую партии вдохновлённый Иса выиграл уже без всякого"фарта". Он одолел соперника благодаря точному расчёту множества вариантов, из которых выбирал наилучшие. Со стороны, для болельщиков, его триумф выглядел невероятным стечением обстоятельств. Сам же Иса знал, что никакого чуда не было: просто в его сознании фишки молниеносно двигались сами собой и отрабатывали до логического завершения версии возможных комбинаций, показывая их приемлемость или непригодность.

Озадаченный Наал незамедлительно предложил сыграть новую игру. Зря он это сделал: Иса окончательно уверовал в свои силы и выиграл три партии подряд.

Народ по-разному реагировал на фиаско бывшего лучшего игрока в Королевский Ур от"сопляка". И здесь нужно отдать должное священнику, который даже в этой ситуации поступил сообразно своему религиозному положению."Вот что бывает, — обратился он к пастве, — когда Бог одного из нас поцелует в лобик!"

И коэн поклонился небу. И погладил Ису по голове.

4

С того знаменательного события Иса стал в Арете знаменитостью. Только самые близкие ему люди ничуть этому известию не удивились: уж они-то всегда знали, что Всевышний ниспослал им не обыкновенное существо, но чудо-ребёнка (как считал Ос) и Сына Человеческого (как свято веровала Ма).

Иса всей душой стремился к проповеднической деятельности. Храм его манил подобно светлой сказке. И тогда Наал приблизил его к мечте. Он позволил мальчику помогать привратнику при молельном доме в наведении порядка, а также, оценив правописание и каллиграфический почерк феноменального самоучки, разрешил ему переписывать тексты из Святого Писания. Но не сразу. Прежде коэн согласовал этот вопрос с самим первосвященником из Салема, ибо рукописи, как правило, изготавливали специально подготовленные писари — масореты.

Вообще-то, Исе не особо нравилась писанина, но ведь взамен он получал возможность без ограничения читать Святое Писание, изложенное яркими красками на добротной выделанной животной коже. Когда что-либо из истории Древней Реи было духовному питомцу Наала непонятно, то священник давал ему разъяснения.

Сверх того, коэн, учивший грамоте детей богатых людей, позволял Исе слушать уроки из соседнего помещения. На большее Наал пойти не мог, поскольку Ос и Ма, само собой, не в состоянии были платить за обучение Исы. Но непритязательный воспитанник, подобно ростку, что из-под каменной плиты стойко тянется к солнцу, столь же упрямо рвался к знаниям, и потому испытывал искреннее упоение даже от таких занятий «из-за угла». Столь своеобразная учёба длилась почти два года, за которые мальчик существенно продвинулся в овладении богословием. Его родные также тихо радовались удачному стечению обстоятельств, ибо видели, как не по возрасту быстро развивается Иса.

Наконец, Наал, когда у него было свободное время и хорошее расположение духа, вёл с Исой долгие и содержательные беседы то по собственному разумению, то по инициативе питомца. И чем далее, тем более монологи священника превращались в диалоги с пытливым учеником, в ходе которых последний аргументированно отстаивал своё мнение. И по мере взросления мальчика всё чаще почвой для обмена мнениями становилась не богословская сфера, а реальная жизнь.

5

В тот день Иса шёл к святому месту не обычным кратчайшим путём от своего дома, а поднимался от реки. До того он на лугу смотрел как аретские ребята играли в «ямки». Когда солнце поднялось высоко и стало жарко, игроки разбрелись кто куда, а Лучик двинулся в сторону святого дома незнакомой дорогой.

Шагая вдоль глинобитного забора, он внезапно услышал плач и вопли о помощи, а также странные звуки: будто куски жидкую глину бросали с высоты наземь. Шум доносился с другой стороны ограды. И Иса поспешил туда. Вход внутрь ему преградила невысокая калитка, подпёртая изнутри колом. Но, поскольку звали на помощь, воротца не остановили маленького спасителя. Он легко перелез через них и побежал к месту происшествия.

Во дворе он сначала увидел испуганных девочку и мальчика приблизительно его возраста, по лицам которых текли слёзы, а дальше — тщедушного мужичонку, за волосы волочащего по земле ойкающую дородную женщину и наносящего ей удары. «Ослик бьёт верблюда», — невольно мелькнуло в голове у Исы наивное сравнение. Но это был лишь проблеск, потому что в следующее мгновение он, впервые видевший такое безобразие, с криком: «Дяденька, так нельзя!», с силой толкнул драчуна, в очередной раз занёсшего кверху правую руку.

От резкого тычка мужичонку повело вбок, тот выпустил из левой руки волосы жертвы и, нелепо семеня заплетающимися ногами, упал под забор.

Наступила тишина и пауза в «боевых действиях». Детишки и женщина с крайним удивлением взирали на метаморфоз ситуации. Должно быть, до внезапно появившегося заступника никто столь бесцеремонно не обращался со скандалистом.

Буян, меж тем, шатаясь и вихляясь всем телом, поднялся с земли. «Пьяный», — догадался Иса, прежде видевший людей в таком состоянии во время Пурима⁵. Мальчуган неотрывно и напряжённо следил за мужичонкой, не зная, что от того можно ожидать. И всё же, несмотря на сосредоточенность и готовность, он вздрогнул, когда дебошир повернулся к нему передом: пьяница был одноглазым. Точнее, у него были оба глаза, но правый вытек, и сейчас в глазнице шевелилось месиво, похожее на гнилую сливу. Кроме того, вместо левой ноздри у него зияло отверстие, ведущее внутрь черепа.

Самозваному защитнику женщины стало жутко. Тем более что страшный мужичонка пошёл на него, угрожающе разведя руки и злобно завывая и подхихикивая, словно гиена. Конечно, пьяница ростом был далеко не Голиаф⁶, так ведь и Иса был ещё не Давид⁷. Однако, мальчик, вспомнив Святое Писание, оглянулся в поисках какого-нибудь орудия. И увидел кол, валявшийся неподалёку.

Он схватил палку и предупредил жуткого уродца: «Дяденька, не подходи!…» Поскольку его враг не только не остановился, но и стал по-звериному всхрапывать, Иса, судорожно сжав кол, повторно предостерёг его: «Дяденька, не подходи!…Глаз выбью!»

Такая острастка, с одной стороны, несколько охладила наступательный пыл буяна (глаза на дороге не валяются), и он приостановился. Однако, с другой стороны, именно такая угроза разозлила его пуще прежнего, видимо, напомнив о чём-то обидном. И дебошир двинулся снова, зарычав вдвое громче.

Тогда Иса замахнулся палкой. В ответ злобная образина попыталась напрыгнуть на него. Ан не тут-то было: нога выпивохи попала в ямку, и он, поскользнувшись, вновь потешно засеменил заплетающимися ногами и полетел под медоносный куст, над которым роились дикие пчёлы.

Окопавшись там, пьянчужка, пытаясь встать, принялся дико ругаться и дёргать куст. Вероятно, пчёлам не понравились ни его действия, ни зловонный запах, исходивший от безбожного сквернослова. Не исключено, что всё это оказалось не по душе и Самому Са! В результате пчёлы принялись нещадно жалить мужичонку.

Теперь матерщинник заорал так, что вся его предыдущая похабщина показалась ангельским лепетом.

Быть может…А вернее сказать, совсем не быть может, а вне всякого сомнения, разозлённые насекомые закусали бы никчёмного пьянчужку насмерть…Если бы не Иса. Он не в состоянии оказался бросить даже такого человека в беде. И на пару с упитанной женщиной они стремглав вытащили мужичонку из-под куста, несмотря на то, что и спасателям от пчёл тоже изрядно доставалось. Вместе с детишками они быстро затащили уже бесчувственного драчуна в домик, где и укрылись от разъярённого роя.

Едва опасность миновала, а импровизированная компания мало-мальски пришла в себя, то Иса, оглядев остальных, поневоле засмеялся: у всех в той или иной степени физиономии потешно запухли. Аналогично и женщина с детьми, отходя от выпавших на их долю переживаний, заулыбались, глядя на Ису, глаза которого превратились в узкие щёлочки. И только дебошир не веселился, поскольку вообще не видел ничего: его физиономия стала напоминать круглый чурбак без носа и глаз. Он лишь время от времени стонал и вопрошал: «Фима, где я?…Фима, шо ты со мной удеяла?…»

6

Разумеется, Иса не имел права заявиться в святое место в столь устрашающем обличье. И он вернулся домой. Мама, увидев его, сначала лишилась дара речи. Потом принялась жалеть, целовать и ругать его, делая это одновременно с примочками на глаза сына и расспросами о случившемся. Она была так напугана, что мальчик решил умолчать о конфликте с пьяницей. И сказал лишь о том, что его изжалили пчёлы. Получилось удачно, потому что маму он как будто бы и не обманул.

Вскоре непоседливому бедолаге полегчало, и он с аппетитом покушал. Немного отдохнув, Лучик вознамерился было погулять, но мама заставила его отлежаться до вечера. Лишь когда солнце стало клониться к закату, Ма попросила сына сходить за Досей, которую вместе с остальным стадом Верхнего посёлка должны были пригнать с пастбища погонщики.

Иса встретил стадо, забрал Досю и погнал её к дому. Внезапно он увидел Наала, направлявшегося куда-то по своим делам. Мальчик застыдился своего вида, и отвернул голову от учителя. Коэн успел обогнать Лучика на несколько шагов, как вдруг остановился и обернулся.

— Иса, мальчик мой, ты ли это?! — поражённо спросил священник, вглядываясь в ученика.

— Да, это…я, — со вздохом откликнулся тот.

— А я ведь тебя узнал…только по Досе, — признался Наал. — Что с тобой случилось?

И Иса приступил к повествованию о полуденном побоище. Когда он перешёл к описанию мужичонки, наносившего побои женщине, Наал перебил его, осведомившись:

— Одноглазый? С рваной ноздрёй?

— Угу.

— Это Ихим. Его в пьяной драке покалечили. И поделом ему тогда досталось! Он что, опять пьяный был?

— Да.

— Ну, про него в Арете так и говорят: «Ихим — у него каждый день Пурим!»

Завершая повествование, мальчик посетовал:

— Сейчас-то этот Ихим лежит и стонет. А как очухается, то, небось, опять станет обижать тётеньку Фиму и маленьких? Надо что-то делать.

— А что сделаешь? — вздохнул умудрённый опытом собеседник. — Он же Фиму дома бил. Имеет полное право. Однажды он бил её на улице, так я водил его к сангредину⁸. Там ему пригрозили плетьми и штрафом. А дома глава семейства — полный хозяин. Вот, допустим, Фима приготовит Ихиму подгоревшую еду, так он может её и из дома выгнать. И не укажешь ему.

— Неправедно это, — с горечью проговорил мальчик, придерживая Досю, тянувшуюся к дому. — Это унижение женщин. Вот почему на молебне моя мама должна стоять на отшибе, отдельно от мужчин? В атриуме…⁹ Наравне с язычниками…¹⁰ К самым святым местам в храме их вообще не допускают. И даже ты, учитель, советуешь читать молитву: «Господь, благодарю Тебя, что ты не создал меня язычником, женщиной или недоумком!». Что ж тогда мы, мужчины, женщин любим?

— Да, мы, мужчины, женщин любим, — улыбнувшись, повторил сентенцию малолетнего ученика коэн. — Видишь ли, сын мой…Вот представь, что Иса полез на финиковую пальму за виноградом, и тут на него с верхушки дерева упала перезревшая хлебная лепёшка, стукнув по лбу…Может такое быть?

— Не-е-ет! — вообразив такую картину, засмеялся Иса.

— А почему? — задался вопросом Наал. — Да потому, что мир иначе устроен. Мужчина изначально существо более высокого порядка. Вспомни, как Адам только раз поддался искушению, из-за Евы вкусив запретный плод. Результат — изгнание их рая за грехопадение. Посему мужчине предписано быть над женщиной, дабы искупить грехи, постичь замысел Господа Нашего и через то вернуть паству в Эдемский сад.

— А женщины — тоже паства? — не по-детски хитро прищурился оппонент изощрённого полемиста.

— Не обязательно. В принципе, им не обязательно ходить на богослужения, или, допустим, совершать паломничество в Салем на Пасху.

— То есть, — неумолимо уточнял Иса, — женщина Древней Реи может не верить во Всевышнего?

–…Я такого не говорил! — после недолгого раздумья вынужденно пошёл на уступку священник. — В качестве верующей она, конечно же, часть паствы.

— Как же тогда мы вернём паству в Эдемский сад, — недоумевал мальчуган, — ежели даже ты, учитель, утверждаешь: «Кто обучает свою дочь Святому писанию, тот обучает её распущенности, ибо она будет дурно толковать Слово Божие!». Разве может она прийти к Богу, не постигнув Его замысел?

— Известно ли тебе, сын мой, — упорствовал Наал, — что «паства» означает тех, кто пасётся на лугу. Стало быть, пасутся овцы, а пасём их мы — духовенство.

— Значит, потянем их к Отцу Нашему на верёвке или станем загонять кнутовищами?! — дёргая козу за бечёвку, воскликнул непокорный воспитанник.

— Ты, сын мой, — начинал выходить из себя коэн, — разговариваешь неподобающим образом!…Да, вместе с церковью и с достойными мужами Древней Реи мы поведём заблудших и неразумных за собой. И последними побредут женские особи. Каждому — своё место в стаде.

— Со слепыми и зрячий оступится в бездну, — с горечью возразил ему Иса. — Всяк из нас должен разуметь Бога Нашего. Иначе ведь не отличишь Его от дьявола, обманщика или самозванца! И мамочка моя, которую я люблю больше всего на свете, наперёд прочих должна разуметь…

— Не говори так, сын мой, — предостерёг его священник. — Больше всего на свете мы любим Господа!

— А разве я иное сказал? — не уступал ему ученик. — Мама моя — частичка Господа! Как и все, кто верует в Него. И чем больше я люблю маму, тем больше люблю Всевышнего! Или чем больше люблю Оса и всех тех, кто одного духа с Богом, тем ближе мы становимся к Нему!

Учитель не нашёлся, что возразить ему.

В тех разногласиях каждая сторона осталась недовольна другой. Однако тогда ни коэн, ни его подопечный и подумать не могли, что в отношениях между ними возникла первая трещинка, которая однажды и вовсе превратится в пропасть.

7

В то памятное утро Иса в храме переписывал текст Священного Писания. Старательно выводя заглавную букву очередного абзаца, он услышал странные возгласы, доносившиеся со двора. Кто-то громкоголосил на иноземном языке. И ученик поспешил туда.

Во дворе он увидел контуберний¹¹ римских воинов, стоявших в тени деревьев, а также их командира, за что-то отчитывавшего на латыни самого Наала.

Прежде Лучик несколько раз был очевидцем того, как римляне, кто в стройных пеших рядах, а кто на колесницах или даже верхом на лошадях, красиво следовали из Арета в Салем и обратно. Ну, следовали себе и следовали, не трогая никого. Потому мальчик не придавал этому феномену особого значения. Но сегодня один из них заявил о себе, позволив ругать не кого-нибудь, а главного проповедника Арета.

Ису прежде всего поразило поведение Наала, который стоял покорно сгорбившись перед наглым здоровяком и изредка, тихим голосом, что-то отвечал тому на иноземном языке. А предводитель солдат постепенно перешёл на крик, и вдруг влепил пощёчину учителю.

Мальчик от ужаса на мгновение даже зажмурился: посметь ударить того, кто был посредником между Господом и паствой! Да сейчас Всевышний поразит молнией святотатствующего римлянина и от того останется только кучка пепла!

Свидетель кощунства открыл глаза. Нет! Негодяй не только стоял перед священником цел и невредим, но ещё и плюнул тому под ноги. И тогда Иса, не помня себя, с воплем бросился к подлому вояке и оттолкнул его, встав между ним и учителем. Так как мальчик не знал латыни, то он принялся кричать на хама даже не по-древнерейски, а на сходу им придуманном тарабарском наречии. После чего тоже плюнул ему под ноги.

Сначала начальник контуберния только удивлённо таращил глаза на юного аретца. Потом он оглянулся на своих товарищей, что-то им сказал и засмеялся. А затем нанёс маленькому гонителю сокрушительную затрещину тяжеленной дланью по уху.

От тумака у Исы свет померк в глазах и он рухнул наземь. Когда сознание вернулось к мальчугану, он обнаружил, что Наал останавливает кровь, бегущую у него из носа, а римляне покидают двор. «Бедный сын мой! — шептал пастырь, прижимая белый платок к носу мальчика. — Бедный сын мой! Прости, прости меня…»

Но мальчик настолько был потрясён безбожным поступком пришельца, что про свой нос и не вспомнил.

— Почему он ругался и плевался? — первым делом спросил он духовника.

— Понимаешь ли…, — в затруднении промолвил тот, явно не зная, как лучше объяснить случившееся. — Во время службы меж прихожан затесался этот…Хаим из Табаха.

— Табах…Это где?

— Это селение на берегу Илейского озера. Этот Хаим раньше участвовал в волнениях, которыми верховодил Уда Илейский. Хаима давно ищут. И кто-то донёс, что он был в толпе на сегодняшнем богослужении. Вот римляне и пришли разбираться. А я, как коэн, обязан был сообщить про смутьяна. Но я его не заметил.

— А Уда Илейский…Это кто?

— Уда?…Кхм…Это главарь смутьянов. Несколько лет назад они восстали против Рима, убили немало римлян, греков и сирийцев. Но потом их разбили. И самого Уду тоже убили.

— Воевал с Римом? — даже вскочил на ноги Иса. — А зачем…Уда воевал с Римом?

— Понимаешь ли, сын мой, римский полководец Помпей много лет назад¹² со своими войсками завоевал нас. Римляне поставили править Древней Реей царя Вырода. Но народ рейский был недоволен тем, что Вырод ценил всё римское и эллинское. И люди часто протестовали. Потому нашу страну разделили на четыре части — тетрархии. И включили их в состав Сирии. Сейчас нами правят римляне, а заодно с ними греки и сирийцы…

Откровениями наставника Иса морально был просто раздавлен. Ведь он искренне полагал, что реи — самый лучший народ на свете! Богоизбранный! И вдруг — какие-то римляне…А…А как же тогда Всесокрушающий Са?! И ученик, не мудрствуя лукаво, со свойственной ему прямотой так и спросил:

— О, мудрый Наал, а отчего же Всевидящий и Всемогущий Господь не заступился за нас? Почему он знатно не проучил всех римлян, греков и сирийцев?!

— Видишь ли, — толковал ему тот, стремясь изъясниться понятнее, — отчасти в исканиях на пути к Нему виноваты мы сами. Где-то реи согрешили. Многие и доныне не лучшим образом следуют его установлениям. Вот и несём тяготы до полного исправления. Но реи как никто иные близки к Всевышнему и к Царствию Божьему на Земле. Ан всему свой час…Надо ждать своего часа.

— Выходит, что у нас — Всевышний, а у римлян — свой бог? И они борются друг с дружкой, как мы с римлянами?… — рассуждая вслух, пытливо всматривался в глаза проповедника ученик.

— Ну что ты, сын мой! — остановил его священник. — Бог один! Бог реев! А у прочих — кумиры, коих они мнят богами. У греков — Зевс, Гера, Афина и ещё сонм золочёных и каменных идолов, выдуманных этими язычниками, то бишь невеждами и деревенщиной. У римлян — Юпитер, Юнона, Марс и прочие бездушные истуканы, коих они чтут выше себя самих. Больший бред и не придумаешь!

— Верую! — воскликнул Иса. — Всевышний и никто другой! Так, когда же Он выручит нас?

— Как только мы станем достойны общения с Ним, — поучительно резюмировал Наал. — Всему свой срок. А пока надобно потерпеть.

— Терпеть?! Терпеть захватчиков?! — не верил ушам своим мальчик. — Разве Бог так завещал?

— Ну…, — смутился Наал. — Всевышний такого не мог говорить…

— Так и в Священном Писании я такого сроду не читал! — гневно допытывался истины ученик. — Или есть ещё какие-то тайные Божьи книги?

— Нет. В святцах тоже такого не говорится, — признал неправоту в этой части духовник.

— Где же тогда говорится? Кто же в этом случае сказал: терпеть?

— О-хо-хо…Жизнь велела…

— Жи-и-изнь, — проговорил Иса с такой презрительной интонацией, что Наал отвёл в сторону взгляд. — Я знаю Слово Божье! Я вычитал всё Священное Писание, а ты говоришь…Ты не прав… учитель!

— Поверь мне…сын мой, — вдруг засуетился тот, мелко потирая руки, подобно лавочнику, удачно обсчитавшему покупателя. — Пока враги сильнее нас…Я даже неправильно выразился… Нельзя про римлян говорить «враги»…Ты тоже нигде так не говори…За это они могут примерно покарать…

— А как их называть? — насмешливо осведомился восставший ученик, убирая засохшую кровь из-под носа. — Благодетели? Ага!…А покарать меня может только Всевышний! Но я Его чту! А потому никого не боюсь!

И резко повернувшись на сто восемьдесят градусов, он направился прочь от двуличного человека.

— Иса! — с нотками мольбы окликнул его Наал.

— Ну, что ещё?! — даже не оглянувшись, на мгновение приостановился мальчуган, нетерпеливо дёрнув ногой.

— Я прошу тебя никому не говорить про этот наш разговор…И про…всё сегодняшнее…, — просяще, в повинной тональности выдавил из себя коэн.

— Э-э-эх…Я же не Далила¹³, — пренебрежительно отмахнулся в ответ Иса.

И пошёл прочь.

8

Потрясение!

Именно так, одним словом можно было описать состояние Исы, когда он шёл домой. Ведь выше мамы, Оса, Древней Реи для него был только Бог…И вдруг какие-то римляне, что, оказывается, угнетают их, помыкают ими, бьют их и плюют на них…И жители Древней Реи мирятся с этим…И, самое главное, почему всё это сносит Господь!? Нет, что-то здесь не так…

Дома непоседа, зная характер мамы, не стал её волновать пересказом о дневных событиях. Когда же она спросила у него про припухший нос, ограничился выдумкой о том, что упал с качельки. А затем, чуть не лопаясь от нетерпения, Лучик принялся дожидаться прихода Оса.

Но когда тот вернулся с работы, Иса, разумеется, повёл себя как воспитанный мальчик. Прежде он помог ему умыться, поливая воду на руки из кувшина и подав полотенце. А равно подождав, пока их кормилец покушает.

Потрапезничав, Ос прилёг на свою лежанку, а помощник присел к нему в ноги и уставился на него своими зелёно-голубыми глазами.

— Как дела, Лучик? — улыбнувшись, полюбопытствовал Ос.

— Ничего.

— Ты хочешь что-то спросить?

— Да ты же устал, — сочувственно вздохнул мальчик, меж тем теснее придвинувшись к Осу.

— Да уж спрашивай, — великодушно разрешил тот.

Нет, конечно же, нет…Иса напрямую не стал передавать перипетии стычки на святом месте. Ведь он же дал слово! И он не имел права подводить даже такого двуличного человека как Наал. Потому он приступил к животрепещущей теме исподволь.

— Сегодня на базаре дяденьки болтали, — неспешно придумывал фабулу рассказа мальчуган, боясь наговорить лишнее. — Оказывается, нас давным-давно римляне завоевали. И все сникли. Все, кроме Уды Илейского. Он не смирился. А дальше я не знаю, — признался он Осу. — Дальше меня дяди увидели и прогнали. А кто такой Уда Илейский?

— Уда? — тяжко вздохнул Ос, осознав, что отдохнуть ему воистину не придётся. — Это опасная тема. В Салеме за это какой-нибудь подлый сундук¹⁴ сразу бы донёс на нас римлянам. И было бы худо. Потому, давай договоримся, Иса, что разговор останется между нами. Идёт?

— Д-да.

— Даже я ещё не родился, когда Древнюю Рею захватили римляне, — печально понижая голос, заговорил Ос. — И вскоре после этого против них поднял восстание Хизкия Илейский — отец Уды Илейского. Но на стороне захватчиков выступил Урод Великий — царь Древней Реи, назначенный римлянами, а также его приспешники сундуки. Хизкия был разбит. Его и других повстанцев распяли на крестах…

— Это как?! — широко распахнул глаза Иса.

— Есть такая казнь, которую придумали римляне. Они прибили непокорных за руки и за ноги к большим деревянных крестам. А кресты вкопали в землю. И держали их в таком виде три дня, пока те не умерли, солнцем палимые. И никого к ним не подпускали.

— Они же, бедненькие, мучились! — прошептал мальчик.

— Та-ак…Сейчас тебе Иса одиннадцать, — принялся вычислять период времени на пальцах Ос. — Стало быть, когда тебе было шесть лет, войну против Рима начал уже сын Хизкии — Уда. Боролся за свободу. Однако и он с соратниками был убит на поле брани. Много нашего народу полегло.

— Почему Уду зовут Илейский?

— Потому, что он жил на берегу Илейского озера. В Каперне. Это около трёх дней пути отсюда. Я родом из тех мест. Только уехал оттуда лет двадцать назад. Но Уду Илейского знал. Отважный был человек.

— Ты его знал! — воскликнул Иса, и испуганно зажал себе рот ладонью, оглянувшись на маму, которая хлопотала по хозяйству.

— Да, — скорбно пождал губы Ос. — Знал. Следующим летом мне надо быть в Каперне. Меня туда позвал строить коптильню Сисой-Большая Задница. Так буду проходить мимо могилы Уды Илейского. Положу на надгробие камешек.

— Сисой-Большая Задница, — хихикнул Иса. — Это кто?

— Местный богатей.

— Ос, а ты меня возьми с собой, — попросился мальчик. — Я тоже хочу положить на могилку Уды Илилейского камешек. И помогу тебе построить коптильню.

— Боюсь, что тебя Ма не отпустит, — усмехнулся старик.

— Я её уговорю, — заверил его Иса. — И потом, на следующий год мне исполниться двенадцать лет. Я же буду уже большой.

— Ладно, там видно будет, — ответил Ос.

И Лучик стал готовиться к походу в Илею.

Глава третья

1

До похода в Илею оставался почти год. Его надо было как-то перетерпеть. В молельню Иса больше не ходил из презрения к Наалу. С обязанностями по дому Лучик справлялся легко. Свитки со Святым Писанием, что были у Оса, любознательный мальчик перечитал по нескольку раз. У него оставалось много свободного времени. И потому энергичный непоседа стал искать, чем бы заняться.

В то утро Иса проснулся вместе с солнышком, потому что мама всегда поучала его: «Кто рано встаёт, тому Бог подаёт!». Правда, в ответ на мамину сентенцию Ос, посмеиваясь, столь же регулярно рассказывал историю про слишком прововерного рея.

— Этот дотошный Изя решил перехитрить весь мир, — излагал свою версию Ос. — Он встал затемно, надеясь найти работу. Оделся поприличнее, положил в карман последние лепты¹⁵ и вышел в неизвестность…Его жена Мася даже не успела задремать, как муж постучался обратно. Мася впустила неугомонного хлопотуна и ахнула: одежда на нём была изорвана, под глазом сиял синяк, а сам он был вывалян в грязи и без денег. «Что?! Что случилось?!» — истерично вскричала супруга. «Понимаешь, Мася, — чуть не плача, отвечал ей Изя, — нашлась какая-то сволочь, что встала раньше меня».

В данном случае не берёмся судить, права ли была Ма в своих наставлениях, либо Ос — в своих предостережениях, но факт остаётся фактом: Иса, быстренько исполнив мамины задания, отправился погулять, когда роса ещё не вполне высохла на траве.

Он спустился к рынку, обошёл центр Арета, но ничего интересного не обнаружил. И даже никакая «сволочь» ему не попалась. Тогда Иса отправился к речке Кохабе, где на обширной лужайке собирались мальчишки, чтобы сыграть «в шары».

Смысл развлечения заключался в том, чтобы каменным катышом попасть в лунку, в которую игроки клали орешки. Тот, кому удавался меткий бросок от линии кона в названную им ямку, забирал всю ставку. Однако, всё было не так просто. Лунок было несколько: три ближние, две средние и одна дальняя. В дальнюю, естественно, угодить было сложно. Зато, если метающий камень попадал в неё, он не только забирал оттуда все трофеи, но и сохранял право следующего броска в эту же ямку, куда перекладывались орешки сначала из ближних, а затем и из средних лунок. По правилам кидать шар в дальнюю ячейку могли те игроки, что сделали в неё ставку. К остальным эта возможность переходила лишь тогда, когда пустели средние и ближние ямки. В основном играли «пара на пару», потому что в середине дня не было отбоя от желающих сразиться «в шары».

Впрочем, как уже отмечалось, время было раннее, потому на поляне было пустынно. И всего-навсего один парнишка, скучно вздыхая, бросал шар в пустые лунки.

— Мир тебе! — произнёс Иса, приближаясь к незнакомцу.

— М-мир! — вздрогнув от неожиданности, ответил тот, обернувшись. — Сыграем?

— Не-е, — помотал головой новоприбывший. — У меня орешков с собой нету.

— А я в долг дам.

— Не-е, я так не играю.

— Тогда давай на интерес.

— Это как?

— Кто проиграет — тот по-козлиному мемекает.

— Ну-у-у…Давай. А тебя как зовут?

— Уда Изриот.¹⁶ А тебя?

— Иса.

И пошла игра. Хитрый Уда на правах хозяина шара выторговал себе право первого броска. Он сразу же выбрал дальнюю ямку, метко поразив её шаром. И пришлось Исе трижды кричать козлом, поскольку на козырной лунке ставка утраивалась.

Гость с окраины захватил инициативу и попадал в дальнюю ячейку пять раз кряду. На шестой попытке он ошибся, да и то потому, что от смеха «над козликом» у него дрожали руки. Вот таким образом шар оказался у дилетанта популярной забавы.

Вначале дебютант решил действовать наверняка и сделал первый пробный бросок в ближнюю лунку. Удачно. А потому Уде с окраины довелось нехотя «мемекнуть» один раз. Но и второй шар Исы лёг точно в среднюю ямку. Недовольному знатоку игры поневоле понадобилось проблеять дважды. Ну, а когда дерзким пришельцем была поражена и дальняя ячейка, Уда Изриот даже выругался с досады, прежде чем выдал целую козлиную руладу.

Правда, на четвёртом метании смелый новичок допустил сбой, но и его соперник, жаждавший отмщения, от чрезмерного желания тоже допустил промах. Дальше игра проходила с переменным успехом. Некоторое преимущество, впрочем, было у «ветерана», но и талантливый ученик выглядел достойно. Если Уде давали преимущество крепкие руки и прочные навыки игры, то Ису выручал глазомер, а также тонкое мышечное чувство. Так они соперничали до самого обеда, пока не выдохлись.

— Ты способный, — признал очевидное завсегдатай поляны. — Давно играешь.

— Давно-о-о, — пошутил Иса. — С самого утра.

— Ни чё се! — поразился его новый знакомый. — Слышь, а давай играть в паре. Ты приходи вечером, как жара спадёт. Тогда сюда пацанов много набежит, и мы всех обделаем. А то у меня напарником один Бибик. Но он — слабак. А с тобой мы наворочаем!

— Завтра, — пообещал ему новый товарищ. — Я около дома камни побросаю. Подготовлюсь, как следует.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Стадия — древнегреческая мера длины, в различные эпохи равнявшаяся от 150 до 190 метров.

2

Спельта — вид полбяной пшеницы; культивировалась с эпохи бронзы до Средневековья.

3

Сохаз — миндаль и мальва в глазированном мёде.

4

Шумер — историческая область Древней Мосопотамии.

5

Пурим — весёлый религиозный праздник в Древней Рее, во время которого пьют до тех пор, пока не перестанут отличать солнце от луны.

6

Голиаф — огромный филистимлянский воин, ростом шесть локтей с пядью (2 метра 77 сантиметров).

7

Давид — библейский юноша-герой, поразвивший Голиафа камнем, пущенным из пращи.

8

Сангредин — судья в Древней Рее.

9

Атриум (латинское atrium), паперть — открытая площадка перед входом в храм, а также дворик молельного дома.

10

Язычники — последователи политеистических религий (многобожия).

11

Контуберний — взвод римских солдат, численностью 8 — 10 человек.

12

В 63 году до нашей эры.

13

Далила предала библейского богатыря Самсона, выдав секрет его силы филистимлянам.

14

Сундуки — религиозно-политическое движение, сторонники которой (правящая аристократия) отрицали особость Древней Реи и соглашались с доминированием Рима ради собственного благополучия.

15

Лепта — мелкая денежная монета из меди.

16

Из риот (древнерейское) — с окраины, из пригорода.