Письма из мая

Янина Хмель, 2020

Куда могут привести неосторожно прочитанные письма? Возможно, к великой любви, а возможно, к катастрофе. Арсений, молодой и перспективный психиатр, попавший на работу в лечебницу на грани закрытия. Здесь никому нет дела до больных, ни главному врачу, ни персоналу, и только молодой доктор пытается облегчить душевные страдания своих пациентов, одна из которых Вайлет – девушка, написавшая трогательные письма, полные любви и безумной боли. Письма, которые так неосторожно прочёл Арсений. Сможет ли молодой врач исцелить Вайлет, спасти душу, в которую влюбился с первой строки…

И ничто души не потревожит

— Просыпайся, — промурлыкал знакомый голос, вырывая меня из сна.

Я поднял голову и увидел перед собой Диану. Она склонилась надо мной, стоя на коленях около кровати. Я приподнялся на локтях и стал нащупывать телефон, который оставил на тумбочке.

— Тебе шлёт смс твоя «Милая», — Диана протянула мне телефон.

Я посмотрел на экран: шесть непринятых вызовов и три сообщения. Все от Алевтины.

— Не читала?

— Не читаю чужие письма, — усмехнулась Диана, присев на край кровати возле моих ног.

Это прозвучало как укор мне, но я даже бровью не повёл: никто не знал, что я читаю чужие письма. И, можно сказать, их автор позволил мне это.

Я поднялся с кровати:

— Сегодня всё тихо было?

Диана оставалась сидеть, не отвечая на вопрос.

— Поднимись, нужно застелить.

— Это не для рук врача. Я справлюсь, — улыбалась она.

— Так что там со спокойствием сегодня? — повторил я.

— Будет странно, если ты узнаешь о дневных делах прежде, чем начнётся твоя смена.

— Пойду, — согласно кивнул я, — выпью кофе.

— На тумбочке, — заметила она.

Я посмотрел на тумбочку — там стояла чашка кофе.

— Спасибо, не нужно было.

— Мне несложно.

— Диана, у меня есть девушка, — признался я, мне не нужны любовные треугольники на работе.

— Глупенький, — рассмеялась она. — Я не подкатываю к тебе.

Я напрягся, потому что выглядело всё именно так.

— Знаю. Она уже обыскалась тебя.

— В смысле?

Я ещё больше напрягся, потому что показалось, что Диане известно о нас с Алевтиной.

— Пора облачиться в белый халат, — зевнула Диана, явно не собираясь мне отвечать.

Я выпил кофе, взял телефон и вышел из палаты, сначала приоткрыв дверь и убедившись, что Алевтины нет на посту.

Я привёл себя в порядок и только потом прочёл сообщения от Алевтины.

«Спишь?» — первое в двенадцать дня. Потом через час звонок. Потом ещё два. Потом смс: «Всё ещё спишь? Не проспи смену. Целу́ю!» Потом ещё два звонка. Потом смс: «Ты почему не открываешь? Я стою около твоей двери. Думала, вместе поедем на работу…» Потом ещё один звонок. А потом открылась дверь моего кабинета, и зашёл сам автор сообщений.

— Ты где был? — начала Алевтина без приветствий. — Приехал раньше меня, но в кабинете тебя не было. И не отвечал на звонки и смс.

— Телефон на беззвучном режиме был.

Сам не понимаю, почему не сказал ей, что спал в больнице. А она злилась и предполагала худшие варианты. Она же женщина, им это свойственно. Как будто подозрительность и ревность по делу и без передаётся слабому полу с молоком матери. А вот инструкция по применению этих двух качеств не прилагается. И женщины используют их по своему усмотрению. Чаще всего без поводов, или придумывая повод самостоятельно — на пустом месте.

— Тебе не в чем меня подозревать, — строго ответил я. Более чем уверен, что мягкий и нежный ответ она сочтёт за раскаяние. Из чего будет сделан вывод, что я всё-таки в чём-то перед ней виноват.

— Но объяснений так и не последовало, — она присела на диван.

— Человек оправдывается только тогда, когда виноват. Прекрати придумывать проблемы в наших отношениях на пустом месте.

Я поставил чайник и надел халат.

— Мне же больше заняться нечем! — Алевтина закипала быстрее, чем чайник.

— Видимо, да. Лучше давай обсудим одну деталь. Мы обоюдно решили, что не будем афишировать наши отношения на работе. Ты была согласна, как мне казалось.

Она задышала чаще, но молчала.

— Ты считаешь, что отношения не могут быть настоящими, если не вынести их на обозрение окружающих?

Чайник выключился, оповестив громким звуком, и я стал делать кофе себе и Алевтине.

— Я никому не рассказывала, — ответила Алевтина, выравнивая своё дыхание.

— Так уж и никому?! — Я приподнял бровь.

Фраза «Я никому не расскажу!» в переводе с женского языка звучит вот так: «Я никому не расскажу, кроме мамы, подруги, соседки, коллеги, бабушки, бывшей одноклассницы, бывшей коллеги и кота!» И это будет считаться, что она никому не рассказала.

— Ладно, — Алевтина виновато опустила глаза и тихо добавила: — Инна в курсе.

Я оказался прав, но сейчас меня интересовала не Инна: по крайней мере, она не выдавала себя.

— Только Инна?

— На работе только Инна.

Я внимательно посмотрел на её реакцию: Алевтина не врала. Я поставил перед ней кофе и присел в кресло, сделав глоток из своей чашки.

— А Инна, видимо, рассказала Диане.

Женщины могут хранить тайны, но группами. Тайна передаётся со словами: «Ты только никому не говори». Из уст в уста.

— Она не могла никому сказать, тем более Диане! — возразила Алевтина.

— А кто тогда рассказал Диане, если ты тоже не говорила?

Алевтина подозрительно посмотрела на меня.

— Смешно! Прошу не афишировать, и в то же время сам «по секрету всему свету»! — усмехнулся я.

— А когда ты успел поговорить с Дианой? — Алевтина не сводила с меня прищуренных глаз: её мозг уже строил «логическую» цепочку.

Я закатил глаза. Лучший способ защиты — нападение. Женщины чаще мужчин прибегают к нему.

— Ты меня раскусила, я завёл отношения с тобой и с ней одновременно, поэтому прошу каждую не афишировать, чтобы не проколоться ненароком. — Я допил свой кофе одним большим глотком.

Алевтина выпрямилась, оставив чашку перед собой нетронутой.

— Именно такие мысли сейчас у тебя в голове, не так разве?

Она недовольно фыркнула.

— Аля, не создавай проблем. Ни себе, ни мне.

— Я не говорила Диане! — упорствовала Алевтина, сложив руки на груди.

— Когда кто-то из партнёров делится своими мыслями не со своим партнёром, а с кем-то другим, тогда в отношениях начинаются проблемы. Построение отношений — сложный процесс. И в нём должны участвовать оба, а иначе отношения ждёт конец. Ты явно сейчас думаешь, для чего я говорю это тебе? Чтобы ты не бежала рассказывать кому-то, что чувствуешь, что я тебе изменяю, а пришла и спросила у меня.

Она ничего не ответила.

— Нам нужно работать, а не выяснять отношения, — строго закончил я.

Алевтина кивнула и ушла на пост так и не притронувшись к кофе. Я достал следующее письмо. Призна́юсь, уже научился скучать по письмам Вайлет. Или, может быть, во мне просто разгорался интерес — как человеческий, так и докторский.

«Успел соскучиться, или мне помолчать ещё пару писем? Я лукавлю, ведь мне есть что сказать, а выслушать меня некому. Надеюсь на твой неподдельный интерес.

Сегодня я проснулась с новым для меня чувством. Открыла глаза и поняла, что меня уже ничего не тревожит.

Я давно осознала, что передвигаться смогу только в инвалидном кресле, но меня это всё равно тревожило. Сначала мне было горько, что я сама лишила себя возможности ходить. Потом я плакала, что меня такую убогую никто не полюбит. Хоть Валик продолжал приходить ко мне и говорить, что его чувства ко мне не изменились, я же понимала, что для него я обуза.

Но сегодня я проснулась и осознала: ничто уже не важно. Я перестала винить себя — времени назад не вернуть, а случившегося не изменить. Перестала желать любви к себе — мой человек полюбит мою душу. И самое важное — я перестала себя жалеть.

Смешно, но имея отца-психиатра, я самостоятельно разбираюсь в своих душевных болях и беседую сама с собой. Иронично!

Сегодня я прощаюсь с земными эмоциями, запоминаю только лучшие и оставляю их в своей душе. Мне бы очень хотелось только одного: любить. Я уверена, что ещё никогда не любила. Как в романах и стихах: как в омут с головою. И ещё я уверена, что любить можно только раз. Человек не феникс: если его один раз сжечь, он не восстанет из пепла. Также и с любовью: один раз поддашься ей, больше этого не повторится. Наверное, только любовь я хочу взять с собой, всё остальное моей душе не нужно.

Любовь будет мне пристанищем. Возможно, снова возродит к жизни. А может быть, погубит окончательно. И не страшно мне, что не тревожно. А страшно хочется любить. Не чтобы меня любили, а именно любить само́й!

Целую. Твоя Вайлет.

С любовью из мая. 5».

Письмо закончилось. Я заметил, что читаю её с интересом. Как читаю книги, которые меня увлекают с первых страниц. С одной стороны, мне хотелось скорее дойти до конца этой книги, но с другой, я хотел, чтобы она длилась вечно. Когда закрываешь интересную, даже полюбившуюся, историю, прощаешься с её героями, хочешь ты этого или нет. А я не хотел прощаться с Вайлет. Она уже стала моей. И тут я почувствовал, что изменяю Алевтине, когда так вот думаю о Вайлет.

Я усмехнулся, закрывая полку и оставляя там письмо.

Не хватало ещё самостоятельно подливать масла в огонь и давать Алевтине поводы для ревности. Но мне не хотелось прерываться на паузы, ведь в подвале меня ждали ещё три связки писем.

Интересно, есть ли какое-нибудь объяснение выбору цвета лент? И почему письма поделены по стопкам?

С такими мыслями я открыл следующий конверт.

«Целую. Твоя Вайлет.

С любовью из мая. 6».

Я уже решил, что в тот день она была не в духе, но перевернул лист и заметил подпись:

«Решил, что я сегодня неразговорчива? Просто проверяю твою реакцию на мои письма. Если призна́ешься себе, что читаешь меня с удовольствием, то я веду счёт — 3:0. Первое очко в мою пользу — ты заинтересован. Второе — ты скучаешь. И третье — ты огорчён, что лист пустой. Так? Признайся… и загляни в конверт.

Целую. Твоя В».

Я искренне улыбнулся — ей удалось предугадать мои эмоции. Она вела счёт.

Я достал из конверта ещё один лист.

«Признался или ещё упираешься? Улыбаешься в ответ. Мне бы хотелось этого…

Сегодня я не лишилась других эмоций, когда проснулась. Однако мне пришла в голову мысль, что Май — это четыре сезона. И каждому сезону соответствует свой цвет. Первая неделя мая — страсть. Думаю, ей подойдёт красный. Буйство эмоций, и все они на самом пике. И, кажется, вот-вот выйдут из-под контроля. Именно такой вот взрыв эмоций я ощущаю в себе сейчас. Моя Душа дышит полной грудью, не боится своих страстных эмоций. Она рвётся ещё выше. Она не боится преград!

Но наступает сезон смирения. Когда Душа понимает, что страсть уходит. И что-то новое ждёт впереди. Но что?! Лучше или хуже страсти? Предполагаю, смирению подойдёт синий цвет. Этот сезон длится тоже неделю (плюс/минус день). Душа учится мириться с тем, что всему и всегда приходит конец: каждому чувству, каждой эмоции, каждому событию.

После смирения наступает сезон сохранения. Душа сохраняет всё, что считает нужным, в себе, чтобы в воспоминаниях возвращаться к пережитому. Мне кажется, что этому подойдёт зелёный цвет. Этот сезон длится тоже около недели. А что же наступает после сохранения? Душа уже насладилась страстью, приняла неизбежное и сохранила важное…

Ей осталось переродиться. Перерождение происходит в жёлтом цвете.

И остаётся один-единственный последний тридцать первый день — прощание с Маем.

Захотелось поделиться этим с тобой.

Целую. Твоя В».

Я опять улыбался. Она очень подробно ответила на вопрос, который я задавал себе до прочтения письма. Моё желание поговорить о ней с Калусовским возрастало с каждым письмом.

Я сделал себе ещё кофе — скоро он будет течь у меня по венам вместо крови — и посмотрел на часы. Странно, скоро обход, а Алевтина за прошедшие часы ни разу не заглянула ко мне. Я опять почувствовал, что изменяю ей. Отставил чашку с кофе в сторону и вышел из кабинета.

Алевтина сидела в кресле на посту и разговаривала по телефону. Она увидела меня и положила трубку.

— Спокойно?

— Как может быть спокойно только в психушке.

Я усмехнулся.

— Чем занималась?

— Занесла краски Тае. Убедилась, что больные спокойны. Потом позвонила мама, поговорила с ней немного…

— Кофе хочешь?

— Тебя хочу, — Алевтина перегнулась через стойку и поцеловала меня.

— Аля… — Я попытался отстраниться от поцелуя, оглядываясь по сторонам. Ночные дежурства были ещё и у санитаров, помимо медсестры и врача.

— Если будешь так себя вести, я буду ревновать и подозревать, — показательно надула губы она и вернулась в кресло.

Я перегнулся через стойку и поцеловал её. Алевтина улыбалась, отбросив все подозрения в дальний ящик. Не сомневаюсь, позже она к ним вернётся, но сейчас она была довольна.

Женщина должна всегда знать, что мужчина играет по её правилам. Любые отношения — игра. А мужчина в этой игре должен позволять женщине думать, что правила её. Пусть даже это не так. Спорить бесполезно. Доказывать обратное — тем более. Менять эти правила — вообще гиблый номер. Пока женщина думает, что игра идёт по её правилам, отношениям мало что грозит. Как только женщина замечает, что козыри не в её рукаве, назревает буря. А потом в отношениях наступает природный катаклизм: цунами, вулкан, смерч, всемирный потоп — что угодно. И если мужчине не удалось убедить, что не он правит балом, отношения ждёт крах. Игра окончена.

— Мой кофе остынет. Как и твой остыл, который ты оставила на моём столе, — я подмигнул ей и медленно пошёл в сторону кабинета.

Алевтина незамедлительно перескочила через стойку и догнала меня, затолкав в кабинет. Она закрыла за собой дверь на ключ и, соблазнительно облизывая губы, попыталась стянуть с меня халат.

Я взял эту игру под свой контроль: приподнял Алевтину и усадил на стол, сбросив свой халат на диван. Алевтина обхватила мои ноги своими: юбка на ней задралась выше, оголяя бёдра. Я водил ладонями по её гладкой коже. Она пробегала холодными пальчиками по моей спине, запустив ру́ки под рубашку. Я скользил губами по её пульсирующей шее: учащённый пульс выдавал её желание. Я освободил одну руку и отодвинул чашку с остывшим кофе в сторону, чтобы уложить Алевтину на стол. Когда я медленно опускал её в горизонтальное положение, мой взгляд упал на конверт, лежавший на полу под креслом, и я замер. Аля продолжала водить пальцами по моей спине. Её грудь быстро поднималась и опускалась, дыхание сбивалось на каждом вдохе. А я вмиг остыл. Как тот кофе в чашке. Сейчас я снова почувствовал, что изменяю. Вайлет. С Алевтиной.

Алевтина уловила эту перемену во мне и приподнялась на локтях, убрав руки с моей спины:

— Что случилось?

— Неправильно это, — выдавил из себя я и, надевая халат, опустился в кресло.

Пока Алевтина слезала с моего стола и приводила себя в порядок, я успел незаметно поднять конверт и положить его в ящик. Хорошо, что я был сверху: окажись в этом положении Алевтина, ситуация обернулась бы неприятными последствиями.

Алевтина подняла с пола отстегнувшийся бейдж со своим именем и посмотрела мне в глаза: в её взгляд вернулось подозрение.

— Арсений, что происходит? Я похожа на дуру, которая не замечает перемен в тебе?

— Всё в порядке. Просто мы не будем смешивать работу и отношения. И тем более не будем заниматься любовью на моём рабочем столе.

— Интересно, а где мы будем ей заниматься? — недовольно фыркнула она. — И, главное, когда? Ночами ты на дежурствах, а утром отсыпаешься. Причём, неизвестно где. И, что более важно, с кем. Посвяти меня в дальнейшее развитие наших отношений, будь добр.

Я вздохнул, выпив холодный кофе залпом — в горле пересохло.

— Аля, я же просил не накручивать.

— А ты залезь в мою шкуру, а после убеди, что у меня нет абсолютно никаких причин злиться сейчас! — на повышенных тонах скороговоркой выпалила она.

Я вздохнул, не зная, что ответить. Пришлось согласиться, что она права. Но дать понять это ей будет ошибкой.

— Успокойся. Думаю, причина твоей вспыльчивости кроется в скором пмс. Сделаю тебе кофе.

Я поставил чайник.

— Да пошёл ты! — прошипела она и ушла, как всегда, хлопнув дверью.

Женщинам выгоднее объяснять свою ярость и вспыльчивость этим периодом. Даже если женщина уверяет, что спокойна во время пмс, значит, она неспокойна за неделю до. Вся буря эмоций созревает в ней и ждёт момента, чтобы вылиться на кого-нибудь. Происходят срывы, когда чаша этих эмоций полна. Везёт тем женщинам, которые уравновешены в своих эмоциях. А точнее, везёт их мужчинам. Но существуют те, в которых эмоции не созревают. Такая женщина эмоционально бедна. С такой женщиной скучно. Мужчина предпочтёт сверхэмоциональную и вспыльчивую для роли любимой. Именно в неуравновешенную истеричку он влюбится. Такова наша природа. И женщины это чувствуют, но им нужно как-то хотя бы для себя объяснить своё взвинченное состояние, когда всё внутри кипит и рвётся наружу. И они придумали отмазку: «Ты чего не в духе?» — «У меня пмс», — «Понял». А ведь давно доказано: когда у женщины «эти дни», мужчин к ней ещё больше тянет. И с природой не поспоришь.

Захватив с собой чашку горячего кофе, я вышел покурить. Под каждый вдох я думал о Вайлет. Какая она? Вспыльчивая? Она явно не из числа уравновешенных. В силу возраста и избалованности. Но в одном я был уверен: из неё выросла бы удивительная дама высшего сорта. И мне вдруг остро захотелось переубедить её в том, что уже свершилось. И один вопрос звучал в моей голове: где я был раньше?

Как врач, я всегда убеждал себя, что всех душ мне не спасти. Как бы сильно ни хотелось этого. И почему во мне созревает желание спасти именно эту душу? Что в ней такого, что отличает её от других?

Если я начну мысленно отвечать на её письма — это провал сразу в нескольких ипостасях. Когда мужчина отвечает женщине не простыми «да», «нет», «возможно» и «как знать» — это первый признак, что женщина волнует его. А там и недалеко до «я люблю тебя» или «я тоже тебя люблю». Следующая ипостась — психиатр. Я осознал, что изучаю письма под другим углом.

В молодости у меня был роман на расстоянии. По ошибке мне пришло письмо от девушки из другого города — она перепутала адрес, когда писала своей подруге. Но мне она показалась интересной в этом письме, в котором делилась своими любовными проблемами. И я ей ответил. После она снова написала мне — я тоже заинтересовал её. Мы стали общаться. Обменивались фотографиями. Обменивались глубокими мыслями, которыми не делились даже с друзьями. После она рассталась со своим молодым человеком, проблемами с которым делилась в первом письме. К слову, не из-за меня. Наше дружеское общение переросло в нечто большее. Мы оба надеялись на реальную встречу. Мы были молоды и полны желания раздвинуть руками расстояние между нами. Оба мечтали и верили в нашу общую мечту. Она была готова приехать и вверить мне свою жизнь, если бы я позвал. Но… я не позвал. Я был не готов к такой ответственности. Я порвал эту связь, а должен был разорвать расстояние. Я поступил очень эгоистично по отношению к ней, решив за нас двоих.

Сейчас-то я понимаю, почему поступил так. Испугался, что образ, который я создал у себя в голове, не совпадёт с реальной девушкой. Что было бы, если бы она оказалась не такой? Я-то был влюблён в придуманный мной образ.

Интересно, многим ли удаётся перебороть этот страх? Многие ли решались разорвать расстояние? Совпадали ли их образы с реальным человеком? Наверное, мне не хочется провести опрос и узнать, что процент трусов, которые разрывали связь, а не расстояние, окажется больше.

Я докурил и вернулся в здание. Алевтины на посту не было, но на стойке был прикреплён стикер: «Я сплю в первой палате».

Я не стал её будить. Взглянул на часы: мой ночной обход уже давно начался, но сегодня у меня не было желания совершать обычный ритуал. Такое случилось только второй раз за время моей работы здесь.

У меня оставалась ещё одно непрочитанное письмо из сезона страсти.

«Мой сезон страсти на последних вздохах.

Сегодня меня навещал Валик, мой жалостливый воздыхатель.

Почему жалостливый?

Почему жалостливый?

Она отвечает на заданные мною вопросы, я пропал.

Потому что он приходил ко мне только из жалости. А сегодня я сказала ему, что больше не хочу его видеть.

Я спросила, что он во мне любит теперь. А он ответил, что я не изменилась: моё лицо такое же красивое, мои волосы такие же приятные на ощупь и вкусно пахнут, мои глаза такие же глубокие… И попытался меня поцеловать, а я засадила ему по морде! Наглый и противный врун! Нельзя любить за что-то. Если бы он сказал «ты не изменилась, твоя душа осталась прежней, за неё я тебя и люблю», я бы поверила ему. В его любовь.

Меня не нужно жалеть! Я нуждаюсь в любви. И не за что-то, а вопреки. Возможно, даже вопреки всему. Вопреки этому инвалидному креслу. И вопреки моей жирной голове, которую мне сложно мыть самостоятельно. И вопреки моим волосатым ногам, которые мне лень — и не хочется! — брить. И даже вопреки моему скверному характеру!

Но несмотря на сверхэмоциональность, я умею любить так же сильно, как и злиться. Что в этом плохого?

Ничего. Так и должно быть.

Это правильно. Слабоэмоциональные девушки внимание парней привлекают реже, им с такими скучно.

Я чувствовал, как скулы свело от не сходящей с моих губ улыбки.

Цитирую: парни, выбирайте себе в жёны истеричек, никогда не знаешь, чего от них ожидать — очередного скандала из ничего, бурного секса или крысиного яда в борще, зато с ними никогда не будет скучно. Не помню, кто автор, но он чертовски прав.

А я чертовски согласен! Жизнь и так полна однообразия и скучных будней, пусть хоть в личной жизни будет как на пороховой бочке. Но желательно без крысиного яда в борще.

Конечно, про крысиный яд в борще — это он уже слишком. Например, есть такие барышни, которые борщ вовсе варить не умеют. И да, я к ним тоже отношусь. Меня никто не учил. Да и что лукавить, мне само́й это было не так уж и нужно. А сейчас я задумалась… И кому вот я такая нужна? Без кулинарных способностей со своей любовью.

Я, например, борщ не люблю… Да и сам неплохо готовлю.

Наверное, тому, кто борщи не любит и сам умеет готовить…

Я опять почувствовал, как губы расплылись в улыбке.

А что же касается бурного секса… Возможен ли этот феномен с инвалидом? Наверное, только в стандартной позе. Секс — немаловажная составляющая отношений. Помимо всеобъемлющей любви между мной и моим возможным любимым, всегда будет ещё кое-что — инвалидное кресло.

В который раз поражаюсь, как точно она подбирает слова, как глубоко она залезла в себя, вытаскивая такие мысли наружу. Точно ли ей восемнадцать?

Иногда я сомневаюсь, что мне исполнилось восемнадцать. Быть может, всё же сорок?

Из списка неизвестного автора остаётся только очередной скандал из ничего. А вот на это я не поскуплюсь! Это я умею уже с пометкой «профессионально». Но кому нужна обычная вспыльчивая истеричка?!

Ты необычная, Вайлет…

Таких истеричек пруд пруди.

Захотелось мне сегодня пройтись, подышать свежим воздухом, ощутить почву под ногами… Но потом я вспомнила, что в инвалидном кресле, и такая накатила на меня грусть-тоска, что хоть в петлю лезь. Двояко звучит это выражение.

Я бы даже сказал — трояко.

А ещё мне очень захотелось покататься на детских качелях. Таких, на которых ещё солнышко делают, знаешь?

Знаю.

И такие как раз есть в больничном парке. Я выкатилась из своей башни к ним, даже самостоятельно перебралась на них из кресла и ощутила такой прилив эмоций — не описать словами! Хорошо, что я ещё не разучилась радоваться простым мелочам.

Меня отчего-то это тоже радует.

Когда отец увидел, что я без сопровождения в парке, да ещё и на качели взобралась, стал ругаться. Хочет, чтобы я оправилась от душевной боли, при этом забирая меня от того, что эту боль вытесняет. Нелогичность!

Согласен.

Я, конечно, показала свой характер, но вернулась в свои «хоромы». И стала писать тебе это письмо. Знаешь, мне так душевно спокойно с пером в руке и чернильницей рядом. Кстати, я пишу тебе настоящим гусиным пером. А письма складываю в старинную шкатулку.

Интересно… В коробке с личными вещами шкатулки не было. Где она?

Думаю, пора закругляться. Мне становится слишком хорошо с тобой.

Как и мне…

И мне становится страшно от этого.

Как и мне…

Целую. Твоя Вайлет.

С любовью из мая. 7».

Как только я спрятал конверт в ящик, открылась дверь и зашла Алевтина. Она молча присела на диван, подобрав под себя ноги.

— Кофе? — Я потянулся к чайнику.

Она кивнула.

— Ты прав.

Я непонимающе посмотрел на неё.

— Ты всегда прав. Ты знаешь меня лучше, чем я сама себя знаю. В принципе, ты всех женщин знаешь…

Я подумал о Вайлет — не всех.

— Ты даже знаешь о моих критических днях, когда я не знаю и сверяюсь с календарём.

Я сделал нам кофе и поставил одну чашку ближе к ней.

— Если ты говоришь, что между нами нет другой женщины, я верю тебе. Если же ты врёшь… Пусть это останется на твоей совести. А она у тебя имеется. Пусть же она тебя грызёт по ночам.

Я сделал глоток, не поднимая глаз на Алевтину. Моя совесть уже с готовностью подтачивала зубы.

— Я тоже не идеал, но ты не устраиваешь мне истерики. И я буду стараться сдерживать свои. Просто пойми меня: я скучаю. Очень скучаю. Мы уже больше недели не виделись вне стен больницы. А в больнице ты просишь играть так, как будто между нами ничего нет.

— Я тебя понял.

— У нас всё хорошо? — спросила она, по-щенячьи состроив глазки.

Я кивнул. Сказать «да» не поворачивался язык. Сказать «нет» — тем более.

— Пойду на пост. Скоро пересменка. Да и Калусовский появится с минуты на минуту, — Алевтина поставила чашку на стол, обошла его и присела ко мне на колени, обхватив шею руками.

Я поцеловал её в висок. Она поймала мои губы своими и стала целовать их. А я подавил в себе желание отстраниться.