Давай начнем с развода!

Яна Егорова, 2018

Меня зовут Леся, мне 31 год и, при росте в 165 сантиметров, я вешу 85 килограмм. Добавьте к этому то счастливое обстоятельство, что я уже десять лет работаю надзирателем в женской колонии где-то в Хабаровском крае – и жизнь мою можно дальше не описывать. Однако, скоро моя судьба внезапно переменится, когда я узнаю, что муж мне изменил, а моя тетя-убийца станет той самой феей, что превратит меня из золушки в принцессу и подарит мне встречу со знакомым ей принцем. Неверность мужей – наша семейная карма. Узнав об измене, моя тетушка убила мужа и двоих злоумышленников, мама покончила с собой, а я отправилась искать приключения на свою глупую голову во Владивосток. Содержит нецензурную брань

Глава 3

В мою спальню влетел невысокий человек в черной форме охранника, со слегка раскосыми глазами, и с порога отрапортовал:

— Михаил Максимович, мы просмотрели записи с камер! Вашу дочь увела какая-то толстая женщина!

Вот, когда я впервые пожалела, что нахожусь не в родном селе. Пусть я всегда была самым слабым и добродушным надзирателем, но за пределами колонии никто себе не позволял так со мной обращаться. Боялись просто. Мне бы сейчас мою рабочую дубинку, с которой я обычно только пыль протирала, благодаря тетиному авторитету. Я бы опробовала, наконец, все то, чему нас учили. Например, коронный удар по ляшке… Или четыре удара с обеих сторон по голове и в районе шеи, так, чтобы вырубить нафиг этого кретина, который только что меня так унизил перед… перед моим новым работодателем!

— Они что-то ели на кухне, — все так же, не замечая ничего вокруг, продолжил мерзавец, — а потом она увела девочку на второй этаж! Именно в эту… — и только теперь ответственный работник соизволил покрутить своей бестолковой головой по сторонам, — комнату…

Под взглядами уже троих мужчин, только что добавилась еще и голова водителя, что встречал меня вчера на вокзале, я подтянула на себя толстый плед. Хотелось, конечно, подобно страусу, спрятаться с головой, но я ограничилась шеей. Ладно, этому паршивцу я позже отомщу.

— Как видишь, — нахмурился медведь, — Сетсуко, я уже в курсе! Иди, работай, я сам здесь разберусь.

Отлично, у этого охранника и имечко подходящее! Чуть позже узнает у меня, как обижать ни в чем неповинных женщин. Я и сама прекрасно знаю, что я… полная. Но это не повод всяким там прилюдно тыкать мне этим в лицо!

— Михаил Максимович, — заискивающе известила голова водителя о присутствии своего хозяина. Очевидно, тоже хотел создать видимость активной помощи в поисках.

— Семен, ты тоже свободен, — даже не обернувшись, а все так же продолжая грозно смотреть на нас с Любой, нелюбезно скомандовал медведь.

— Но…

— Свободен, я сказал!

Как только за ними закрылась дверь, разгневанный хозяин дома невозмутимо прошел к креслу, стоявшему возле окна, и преспокойненько опустился в него. На мгновение, до того, как он открыл рот, я восхищенно залюбовалась им. Все же, бывают же такие мужчины. При огромном росте, ни намека на неуклюжесть. Крепкое тело буквально просвечивалось через его спортивную одежду, коей сегодня были мягкие штаны для тренировок светло-серого, почти белого цвета, и черная майка с крохотным, вышитым с левой стороны груди, значком. Это лейбл очень дорогой спортивной марки, такие вещи даже я знаю. Если подумать, данный мужчина полная противоположность моего пока еще настоящего мужа. Ромка у меня… был, невысокого роста, рыжий, с маленькими, серыми глазами. Можно смело утверждать, что глаза были, как и все в нем, слишком мелкое. Мой… почти бывший Грачев никогда не занимался спортом, поэтому его небольшое тело, превышавшее мое в росте всего на пять сантиметров, было очень рыхлым. А природная белизна, присущая настоящим рыжим, как будто уродовала его. Я далеко не сразу привыкла к нему. И чаще всего, «этим» мы с ним занимались в полной темноте. Так мне было легче расслабиться и представлять рядом с собой какого-нибудь красивого голливудского актёра. Иногда эти образы заменялись отечественными.

Но сегодня, при свете дня, я только что поймала себя на мысли… на такой запретной мысли… в тот момент, когда мой взгляд ушел гулять от его крупных мужских губ, по коже на широкой шее медведя и ниже… туда, где эта черная майка была растянута на грудных мышцах Михаила Максимовича…

Все же, это не мужчина, а настоящая, огромная машина для переработки чего-нибудь… Женщин, например…

К сожалению, мое увлечение изучением достоинств его тела не прошло незамеченным. Когда Любочка заговорила, я подняла глаза и тут же столкнулась с его насмешливым взглядом! Он все видел! И все понял! Что я… Что я только что откровенно разглядывала его! От стыда закусила нижнюю губу и быстро отвела глаза. Какой кошмар, Леська, второй раз за одно утро так проштрафиться. Сначала перед ним выставили все твои недостатки, как будто их и так невидно, а теперь еще и это!

— Папа! Зачем ты разбудил нас? — услышала голос своей маленькой подопечной.

— Любовь Михайловна, — ее отец грозно свел брови на высоком лбу, но было видно, что это скорее напускная строгость, — соизвольте объяснить, что вы делаете в комнате совершенно чужого вам человека?

— Леся не чужой человек! — обиделась малышка и в знак протеста быстро перебралась из-под своего одеяла, под мой плед. — Мы с ней сообщники, она мне больше не чужая!

— Вы с ней, прости, кто? — сложил руки на той самой широкой, как Москва-река, груди медведь.

— Сообщники! — ответила девочка, забыв про все обещания молчать. — Мы с ней ночью на дело ходили!

— На какое дело? — карие глаза моего работодателя вопросительно посмотрели на меня, но я не отреагировала. Потому что все еще не оправилась от того неловкого момента. Но искренний ребенок спас няню еще раз.

— Вообще, папа, это секрет! — надула пухлые губки девочка. — Но ты ведь не отстанешь, да?

— Нет, не отстану.

— Леся, — малышка дернула меня за рукав пижамы и заговорщицки понизила голос, — можно я скажу? Он не отстанет, я его знаю.

Я еле сдержала улыбку, которая грозила моментально перетечь в откровенный хохот. Поэтому, задержав дыхание, только кивнула, в знак своего полного согласия.

— Мы, папочка, ходили бутерброды воровать!

Я не знаю, что там подумал «папа», но лично я натянула плед на голову, потому что иначе рисковала бы сотрясти этот добротный дом своим сокрушительно-неженственным, зато искренним, смехом!

— Но, ты же не будешь вызывать полицию? — добил меня ее голосок, раздавшийся по ту сторону пледа, и я все-таки затряслась в нервном хихиканье!