Илья – герой нашего времени. Он хорошо образован, занимается любимым делом, имеет неплохой заработок, понимающих друзей, но при этом безмерно одинок. Он пытается разобраться в себе, в своих отношениях с женщинами, друзьями и неугомонным начальником… Действие романа происходит в американском штате Калифорния. Илья работает в биомедицинском стартапе в Силиконовой долине. Он воспринимает окружающий мир с сарказмом, рассуждает о смыслах жизни, пытается нащупать свой путь далеко не всегда принятыми в обществе средствами. Роман "Челленджер" – о поколении хайтека; тех, кто родился до того, как появилась их профессия. Высокие технологии преображают не только окружающий мир, но и своих создателей – поколение Челленджер, детство которого началось со взлёта и гибели космического корабля, и которому слишком знакома внутренняя пустота, сравнимая лишь с Бездной Челленджера – самой низкой точкой поверхности Земли, расположенной в Марианской впадине. Содержит нецензурную брань.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Челленджер предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2
В книгах нечего ловить и нечего искать. Их сочиняют для того, чтобы превратить неорганизованное людское стадо в организованное. Прочитав книги, люди глупеют окончательно, и тогда с ними можно делать всё что угодно.
Проснувшись от настырно повторяющихся звонков, подскакиваю и хватаю телефон.
— Алло?
«Первый день работы», — единственная чёткая мысль, которой удаётся оформиться в моей голове. Смотрю на экран — 7:46.
— Это твой новый начальник Ариэль. Ты где?
— Я… я в постели.
Повисает молчание, и я чувствую — необходимо что-то добавить.
— Дома, — хрипло сообщаю я, протирая заспанные глаза.
— Почему ещё не в пути?! Мы же договорились, что ты прибудешь в девять!
— Мы о времени не договаривались.
— Вот как? Хм… Вообще, я и сам прихожу поздно, так что это даже удобно.
Я наскоро собираюсь и завожу свой Challenger[3]. Мимо проносятся опрятные домики. В зеркалах, слепя глаза, поблёскивает весеннее солнце. Ветвистые трещины на мостовой аккуратно залиты гудроном. Выруливаю на Pacific Coast Highway, полчаса — и я на парковке аэропорта. Миновав автоматические двери, озираюсь в поисках регистрационной стойки и сквозь гомон толпы различаю знакомые голоса.
— Сэр, не соблаговолите поделиться адресом вашего портного?
Вразвалочку приближается пёстрая троица чудесных раздолбаев — группа «Bizarre[4]… чего-то» во всей своей неизъяснимой красе.
— Эк вырядился! — Ли скалит зубы на мой костюм. — У тебя что — суд или похороны?
— О-ля-ля, зачётный галстук! — под дружный гогот приятелей Майк отвешивает галантный поклон. — Прошу прощения, сэр, я не совсем компетентен в данном вопросе: скажите, это виндзор или полувиндзор?
— Чего? — рассеянно бормочу я, пытаясь уследить за потоком их неудержимого веселья. — О чём ты?
— Не бери в голову. Давай лучше дунем!
Майк, который, естественно, никакой не Майк, а Миша — еврейский мальчик-шалопай из Питера — является предводителем этой шайки. Живут все трое в особняке Эда в Малибу, где и находится их студия. Играют своеобразный микс этнической и электронной музыки. Когда на Ли накатывает вселенская тоска, в этот винегрет примешиваются средневековые напевы и готика. Эд — большой весёлый американец из состоятельной семьи, чего он стыдится, вращаясь в околомузыкальных кругах, где модно слыть оборванцем. По собственному мнению, настоящим талантом он не обладает и с благоговением смотрит на людей, как-либо причастных к искусству.
— А чувачки в синем? — я киваю в сторону охранников.
— Так у нас справки[5], — подмигивает Ли.
На улице Майк неуловимым движением фокусника извлекает два здоровенных косяка.
— Э-э… У вас-то справки, а мне бы улететь без приключений, — увлекая их за собой, я направляюсь за угол.
— Не боись, профессор. Затянешься — и сразу улетишь.
Ли — негр, то есть афроамериканец, у него широкая улыбка, и, кажется, в голове постоянно играет регги, хотя по их музыке этого не скажешь.
— Так куда ты намылился в эдаком прикиде? — Миша протягивает косяк, а второй раскуривает сам.
— У-у! Сегодня поистине историческое событие! — гордо выпятив грудь, выпускаю дым поверх их голов. — Я начинаю работать!
— Менеджером в Бургер Кинг?
Я пытаюсь отшутиться, но словесный водоворот неумолимо влечёт их всё глубже и глубже.
— Интересно, сколько это продолжится… — хохочет Майк. — Поди, месяц-другой — не больше.
— Да какой там! — не унимается Ли. — Недели три от силы!
— Максимум четыре, — вставляет свои пять копеек Эд.
Отсмеявшись, они наперебой выдвигают гипотезы, что произойдёт раньше: я уволюсь или меня выгонят. Дождавшись, пока все выскажутся, я решаю, что самое время сворачивать эту животрепещущую дискуссию.
— Так, понятно, — говорю резче, чем хотелось бы. — Вас-то как сюда занесло?
— Ах, видите ли, сэр, — принимается за своё Миша, — мы держим путь к берегам туманного Альбиона. То бишь в его столицу.
— Турне по ночным клубам Сохо, — подхватывает Ли. — Выступим, попьём клёвого пивка и обратно.
Заслышав очередное объявление, приглушённо доносящееся из павильона, вспоминаю о времени.
— Ладно, хороших гастролей. Пойду регистрироваться, пока не развезло.
Попрощавшись, спешно направляюсь к входу, как вдруг меня озаряет, я оборачиваюсь и кричу:
— Эй, клоуны, какой Лондон?! Это же терминал для внутренних рейсов!
Они растерянно оглядываются на Майка.
— Вам в меж-ду-на-родный!
Самолёт Bombardier Q400 компании Alaska Airlines. Оснащён двумя турбовинтовыми двигателями, крейсерская скорость 667 км/ч, размах крыла 28 метров, максимальная взлётная масса 29¼ тонн, максимальная посадочная — 28.
Миром правит наука. Даже не так — наше бытие практически целиком и полностью определяет наука. Если бы не наука, то мы с вами не пребывали бы в комфортной обстановке, сытые, удобно одетые и обутые, а торчали бы в какой-нибудь дремучей чащобе, кутаясь в провонявшие обрывки шкур, каждую ночь зверея от холода и доедая подгнившую требуху позавчерашней добычи. Хотя и такие деликатесы были бы редкостью, так как в рационе лесных жителей преобладали жуки и личинки, выковырянные из трухлявой коры, вприкуску со мхом того же происхождения. Да и вообще, охотники-собиратели часто не доживали до нашего с вами возраста. Но, слава науке, мы ещё не окочурились, а благополучно выбрались из каменного века и столько всего наворотили, что мир уже конкретно трещит по швам.
Над головой зажглись лампочки, все дружно пристегнулись и самолёт принялся выруливать на взлётную полосу.
Достоевский утверждал, что красота спасёт мир. Красота всегда казалась непостижимой и таинственной. Художники, композиторы, поэты, писатели веками искали её формулу. А математики нашли и выразили её простым уравнением. И сейчас, вопреки уставу научной гильдии, я поведаю вам эту страшную тайну.
Красота — это непрерывность второй производной. Всё до отвращения просто. Производная — это скорость изменения. А вторая производная — это производная производной. Её непрерывность гарантирует непрерывность изгиба линии, то есть определённый уровень гладкости. И именно по этой причине сегодня всё такое округлое и пухлое.
Оглядитесь, посмотрите на нынешнюю эстетику плавно изогнутых форм. И это совсем не случайно, ведь сами графические программы для дизайнеров по умолчанию используют линии, состоящие из Би-Сплайн-функций. Только не пугайтесь. Би-Сплайн-функции — это функции, построенные по принципу сохранения непрерывности второй производной. И потому любая деталь, нарисованная современным дизайнером, неминуемо будет пухлой и гладкой.
Под крылом проплыл Лос-Анджелес, рассечённый широкими магистралями на ровные квадраты. Поблёскивая кромкой прибоя, простирался до горизонта Тихий океан.
А углы, спросите вы, как же углы? Как же прямые линии? Вы хотите судорожно ухватиться за такой родной и всеми нами любимый уголок двадцатого века, за этот последний ускользающий краешек. Но я вам не дам. Углы — это анахронизм, неудачная попытка воплощения абстрактной идеи. Это зверьё никогда в природе не водилось, их внедрили где-то в процессе индустриализации.
Большинство физических явлений создают формы, обладающие непрерывностью второй производной, и поэтому природа представляется нам красивой. Даже скорее наоборот, ведь изначально мы черпаем представление о красоте у природы, и гладкость второго порядка не может не казаться красивой. В прошлом веке мы попробовали создать новую эстетику углов и прямых линий, но угловатость быстро вышла из моды, и, полагаю, скоро окончательно вымрет, кроме некоторых неизбежных случаев.
В недрах сумки начинает истерически трезвонить мобильник. Пожилая женщина с всклокоченной, будто её шарахнуло молнией, ядовито-красной шевелюрой, негодующе оборачивается в мою сторону.
— Что происходит? Ты ещё не приехал?
— Это возмутительно! Немедленно выключите сотовый телефон! — бабулька машет на меня костлявыми пальцами.
— Я в самолёте, — отворачиваясь к окну, делаю успокоительные жесты свободной рукой.
— Молодой человек, вы подвергаете опасности сотни людских жизней! — заходится старушенция.
В проходе возникает стюардесса.
— Ариэль, надо заканчивать. Скоро буду.
Вырубив телефон, демонстративно засовываю его обратно в сумку.
— Прошу прощения, мэм, самолёт Bombardier Q400 рассчитан…
Я хотел съязвить, что Bombardier Q400 рассчитан максимум на восемьдесят пассажиров, но внезапно с пронзительной ясностью, характерной осмыслению самых банальных истин, понимаю, как глупо затевать спор с пожилой женщиной в поисках предлога блеснуть эрудицией.
Находясь под впечатлением далеко не в первый раз сделанного открытия собственной склонности к пижонству и мелочности, пялюсь на крыло самолёта, рассеянно отмечая, как недовольно бухтит бабулька, как вторит ей сидящая рядом подружка, и старается добиться моего внимания стюардесса. Слушая её вполуха, продолжаю коситься в иллюминатор, где взгляд притягивает некая несообразность… и тут меня снова озаряет.
— Послушайте, мисс… мм… — я читаю имя на планшетке, прикреплённой к её груди. — …Грейс, у вас торчат закрылки.
Она отстраняется, и я, подавив неуместный смешок, пытаюсь исправиться:
— Кхм… то есть не у вас, конечно, а там… — я тычу в стекло. — Не закрыты закрылки.
Для наглядности я пару раз взмахиваю кистями рук.
— Не задвинуты, — добавляю, окончательно смутившись. — Пилот забыл закрыть.
Тут до неё доходит, и, дивясь скудоумию клиентуры, она терпеливо увещевает меня, заверяя, что полёт протекает нормально и нет никаких причин для беспокойства. Она говорит, что их авиакомпания функционирует в соответствии с наисовременнейшими стандартами безопасности, их техобслуживание самое что ни на есть прогрессивное, а уж профессионализм пилотов… для подкрепления своих слов она демонстрирует незаурядные мимические способности. А я, собравшись с мыслями, втолковываю ей, что я инженер-авиаконструктор и знаю, о чём говорю, хотя после махания крылышками, поверить в это довольно сложно.
— Поймите правильно, — примирительно произношу я, уже жалея, что ввязался, — закрылки не критичны для этой вашей безопасности, разве что расход топлива…
После ключевого слова «безопасность» она принимается успокаивать меня с удвоенным усердием. Спор затягивается, бабулька негодует, пассажиры ёрзают, озираются.
— Хорошо, спасибо, немедленно доложу о вашем… эм… наблюдении, — поджав губы, стюардесса удаляется в сторону рубки.
Бабулька глядит победоносно, будто после этой выходки меня высадят прямо здесь. Тем не менее закрылки почти сразу задвигаются и появляется Мисс Грэйс.
— Вы оказались правы, — говорит она слегка сконфуженно. — Пилот хочет отблагодарить вас.
Она снова уходит и возвращается, неся поднос с бутылкой шампанского. Я польщён. Однако благоразумие подсказывает, что алкоголь поверх травы за час до начала рабочего дня будет явно лишним. Но и отказываться от красивого жеста тоже неловко.
— Дело в том… Понимаете, я сейчас никак не могу… Хотя… — мне, наконец, удаётся найти решение. — Передайте это во-он той даме, — киваю на блюстительницу авиационных правил. — И ещё бокал для её спутницы, пожалуйста.
Так, с самолётами разобрались, с женщинами, кажется, тоже, теперь ближе к телу. Мы обсуждали взаимосвязь между гармонией и алгеброй и их влияние на нашу судьбу. Атеросклероз — закупорка сердечных сосудов является основным фактором риска возникновения инфаркта миокарда. К концу двадцатого века атеросклероз становится первой причиной смертности в западном мире, и, судя по всему, этот показатель будет только расти с увеличением продолжительности жизни.
Последние десятилетия основное количество копий в медицине ломаются на подступах именно к этому вопросу. Реки финансовых ресурсов изливаются на всевозможные исследования, и полчища специалистов ежедневно идут на штурм этой цитадели. Я в передовых рядах этого движения: разрабатываю аппаратуру для диагностики и лечения сердечно-сосудистых заболеваний, и большинству из нас предстоит оказаться на операционном столе, оснащённом моими приборами, если не посчастливится загнуться раньше по какой-либо глупой случайности.
Считается, что сосуды начинают закупориваться с момента рождения, но, полагаю, дела обстоят даже хуже: наши сосуды закупориваются ещё в утробе. Едва у зародыша появляется кровеносная система, — всё, каюк — сосуды начинают закупориваться.
А тем временем всякие очковтиратели внушают нам: не ешьте холестерин, не курите и неустанно занимайтесь спортом. И в чём-то они, несомненно, правы. Но, во-первых, по сей день никто достоверно не знает, от чего этот самый атеросклероз возникает и как развивается. А во-вторых, даже если вы соблюдаете все указания и, кроме того, печётесь о диете, регулярно прочищаете чакры и постоянно находитесь в полной моральной, душевной и физической гармонии так или иначе сосуды неумолимо закупориваются. Впрочем, вероятно, несколько медленнее. И, очень постаравшись, возможно, удастся отсрочить свидание с тем самым операционным столом, на который вы всё равно попадёте. Если, конечно, вовремя довезут.
…Самолёт начал снижаться, выдвинулись обратно закрылки, и вновь зажглись лампочки, требующие пристегнуться. Раздалось слаженное щёлканье. Старушенции, выхлебав шампанское и не на шутку раздухарившись, перешёптываются, хихикают и делают мне ручкой. В иллюминаторе — утопающие в зелени окраины Сан-Хосе[6], увитые причудливым переплетением автомагистралей. Лайнер делает широкую дугу, и вдали сквозь дымку утреннего тумана искрится бирюзовой гладью залив Сан-Франциско.
Далее, о свиданиях со столом. Предположим, пациента благополучно довезли. Залитая светом софитов операционная сияет стерильной чистотой, перемигиваются индикаторами приборы и суетятся расторопные медсёстры. Может показаться, что непосредственным лечением будет заниматься вон тот улыбчивый или хмурый, или мудрый и опытный учёный эскулап. Но, увы, врач всё больше становится декорацией и лицом, несущим юридическую ответственность.
Уже сегодня роль медика во многом сводится к обслуживанию машины. Разумеется, плохой врач может неверно эксплуатировать оборудование. Но хороший в лучшем случае правильно использует инструмент, данный ему инженером. И улыбается, говорит вкрадчивым голосом либо наоборот, сильным и уверенным, создавая иллюзию, что нас лечит человек, которому мы небезразличны. Но, по сути, это ширма, красивый обман, чтобы было легче смириться с тем, что наше здоровье, а может и жизнь, в этот страшный момент зависят от компьютера.
В аэропорту покупаю кофе, включаю мобильник и слышу звук входящего сообщения. «Проверю потом», — решаю я, выхожу из здания, сажусь в такси. Звонок. Я отхлёбываю, чтобы не расплескать, и опять достаю телефон:
— Илья, это Ариэль. Я тебя ищу, почему не отвечаешь?
— Ариэль, я был в самолёте.
— И что?!
— Пожилые женщины требовали…
— Причём тут женщины? Ты вообще где? Почему тебя ещё нет?
— В такси. Буду через пятнадцать минут.
— Поспеши, я жду.
Возвращаясь к науке и красоте. Естественно, всеобщая компьютеризация происходит не только в медицине. Технологический прогресс проникает во все слои нашего повседневного существования, определяя образ жизни, быт и досуг. А культура и её венец — искусство, как стремление к духовной красоте, которую имел в виду Достоевский, не более, чем надстройка на здании науки и техники. Милая сердцу отдушина, сквозь которую видно небо, но всё же надстройка, пентхаус на крыше громадного небоскрёба цивилизации. И хотя прекраснодушные мечтатели могут возразить, что всё здание строится именно ради этой мансарды, едва ли это так. Ведь небо видно одинаково хорошо и с земли, и со сто пятьдесят пятого этажа.
Да я бы и сам хотел согласиться с Фёдором Михайловичем, но вот смотрю на небоскрёб и на мансарду, соизмеряю масштабы, и вывод очевиден: как ни прискорбно, приходится признать, что тенденция безостановочного наращивания новых ярусов не имеет никакого отношения к стремлению приблизиться к небу. И единственная цель строительства этой колоссальной конструкции — возвыситься над окружающим ландшафтом.
Расплатившись, вхожу в здание, вызываю лифт. Конопля почти выветрилась, я полон сил и готов к действию. Сейчас мы будем строить верхний этаж, самый близкий к мансарде, ну и как бы к небу.
Стеклянная дверь. Наклейка. Из комнаты в конце коридора с непринуждённой грацией молодого гиппопотама выскочил Ариэль.
— Добро пожаловать в компанию BioSpectrum! — он стиснул и потряс мою ладонь. — Сначала поговорим, потом всё тебе покажу.
Ариэль посторонился, указывая в направлении кабинета. Из-за его спины появилась девушка с короткими, высветленными до белизны, волосами и очками с тонкой оправой. Прошмыгнув между нами, она сдержанно улыбнулась, но в брошенном вскользь взгляде мелькнуло что-то лукавое.
— Садись. — Ариэль проследовал на своё место. — Первым делом условимся о времени прибытия на работу.
— Конечно, когда вы хотите, чтобы я приходил?
— В принципе… — он поскрёб иссиня-выбритую скулу. — Мне неважно. Преимущественно ты будешь работать один, поэтому можешь выбрать удобные для себя часы. Главное, чтобы всё было согласовано и организовано на профессиональном уровне.
— Хорошо, я прикинул с полётами… давайте в одиннадцать.
— Одиннадцать? Великолепно. Люблю решать всё исходя из обоюдного понимания и согласия. Таким образом, будет легко придерживаться договорённостей и не придётся снова возвращаться к одним и тем же вопросам.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
— Итак, к делу, — я подготовил материалы по ультразвуку, датчикам и обработке сигналов, — он бухнул на стол изрядную кипу бумаг. — Это последние публикации. Ещё несколько статей на флешке, — Ариэль выдрал диск из USB-порта. — Распечатаешь потом.
— О’кей.
— Флешка твоя. Подарок.
Я кивнул.
— Там книги и парочка учебников на случай, если надо освежить знания.
— Хорошо, начну со статей, а потом…
— Прекрасно, если что-то неясно — приходи, спрашивай. Нет смысла терять время на мелочи и условности, я всегда рад помочь.
— Спасибо.
— Замечательно… Так… — он энергично потёр ладони. — Что ещё? А, вот… Сегодня не успел, но завтра сделаю доступ к университетской электронной библиотеке. Или у тебя остался?
— Нет, спустя года два они таки собрались с мыслями и прикрыли.
— Понятно, тогда пробью по своим каналам, — Ариэль заговорщицки ухмыльнулся и хлопнул по крышке стола. — Великолепно. Идём, покажу твоё временное место, на днях организуем что-нибудь поприличней.
В конце коридора три двери: направо кабинет начальника, налево комната с железными столами, заставленными аппаратурой. Ариэль махнул на среднюю. Мы вошли. Двое работников фирмы BioSpectrum подняли головы и взглянули на меня, потом на него.
— Это Геннадий — ответственный за механику и электронику.
Ариэль указал на мужчину лет шестидесяти в очках типа гомо советикус.
— Стив — интеграция, эксперименты, контакты с субподрядчиками.
Высокий худощавый парень улыбнулся и приветливо кивнул.
— Илья — инженер всего чего ни попадя и космоса.
Мы обменялись рукопожатиями.
— Геннадий, тебе нужен сегодня компьютер? — бросил Ариэль и, не дожидаясь, продолжил: — Мы им воспользуемся.
Геннадий закрыл браузер, свернул окно электронной почты и отодвинулся на другой конец стола, где оборудована компактная мастерская. Аккуратно развешаны инструменты, под рукой — разогретый паяльник, стеллажи ячеек для мелких деталей и увеличительное стекло с подсветкой на шарнирном штативе.
Я сижу у открытой двери в коридор, за спиной Стив перебирает таблицы, разграфлённые на цветные блоки. Периодически делает звонки по телефону, говорит лаконично, внимательно слушает ответы, благодарит, прощается и возвращается к таблицам.
Внезапно в проёме материализуется могучая фигура Ариэля:
— Илья, всё в порядке? — он требовательно смотрит на меня сверху вниз.
Стив и Геннадий оборачиваются.
— Да, всё о’кей.
— Что ты делаешь?
«В каком смысле?» Я слегка теряюсь.
— Я читаю.
— Великолепно, если что неясно — не стесняйся.
Он хлопает меня по плечу и выходит. Все возвращаются к прерванной деятельности. Через пару минут Ариэль снова на пороге:
— Илья, тебе нужно в туалет?
Стив оборачивается, Геннадий продолжает паять.
— Уборная рядом с лифтом. Идём.
У входа дощечка, в неё вбит гвоздь, на нём ключ.
— Не забывай вешать на место, это стратегический ресурс.
Хохотнув, Ариэль снимает ключ и выходит. Я возвращаюсь в комнату. Полностью освоить научные статьи с первого раза практически невозможно, тем более в таком количестве. Я внимательно читаю аннотацию и введение. Полистав теорию и присмотревшись к графикам, перехожу прямиком к выводам и заключению.
Девочка лет четырёх корчит мне с десктопа смешную рожицу.
— Ваша внучка? — обращаюсь я к Геннадию.
— Да, они с дочкой живут в Сакраменто.
Вдумчиво помолчав, он задаёт обязательный в такой ситуации вопрос:
— Вы откуда?
— Из Минска.
— А-а-а… — он многозначительно кивает.
У меня, конечно, тоже есть устоявшиеся ассоциации, связанные с названиями крупных городов нерушимого союза свободных республик и некими характерными чертами их обитателей, но что думает человек, слыша это моё «из Минска», я не очень себе представляю. Однако ритуал требует завершения, и я продолжаю ещё более банально:
— А вы?
— Из Москвы.
Знакомство состоялось. Удовлетворённые содержательным диалогом, мы возвращаемся к своим делам. Геннадий что-то неторопливо подтачивает и паяет. Добротно и с удовольствием. Закончив использовать очередной инструмент, кладёт на место и рассматривает полученный результат сквозь линзу увеличительного стекла. Стив всё так же сосредоточенно ковыряется в таблицах.
С треском распахивается дверь, и появляется Ариэль:
— Илья, что ты делаешь?
— Читаю.
— Что читаешь?
— Статьи.
«Какого чёрта? Он дал статьи, сказал читать — я читаю».
— Вы дали мне книги и статьи, я читаю.
— Превосходно. Всё понимаешь?
— Более или менее…
— Есть вопросы?
— Нет, я тут как раз посередине… — я делаю неопределённый жест. — Ещё не сложилась общая картина.
— Если что непонятно — моя дверь всегда открыта.
Ариэль выходит, ныряет в кабинет и захлопывает дверь. Из-за стены почти сразу доносятся длинные гудки, голос в спикере, звук срываемой трубки и напористый бубнёж. Выждав немного, Стив оборачивается:
— Не обращай внимания, он всегда такой… на первых порах.
Прошёл день, работники разошлись. Я, уже порядком опухший мозгами, продираюсь сквозь дебри очередной публикации. В который раз врывается Ариэль:
— Что делаешь? Читаешь? Как идёт?
— Я…
— Нет времени, в другой раз. Когда собираешься прибыть на работу?
— В одиннадцать.
— Одиннадцать? Великолепно! До завтра.
В начале девятого я собрался и вызвал такси. В аэропорту наспех перекусил китайскими куриными ножками. Напряжение неохотно отступало, сменяясь заторможенностью и приятным оцепенением.
Проснувшись во время приземления, миную охранников, турникеты, стеклянный павильон, лабиринт парковки, и вот я в своей машине. Вечерние улицы проплывают за окном под фортепианный джаз. Сейчас дом, душ и постель.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Челленджер предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других