Наследие

Юрий Саваровский, 2017

«Этот сборник стихов я назвал так: “Наследие“. Это означает, что отсчитаны основные периоды моей жизни, начиная с детства и кончая старостью, что в одном веке могут поместиться родственники от прадедов до правнуков. Все стихи в этом сборнике – мой последний или предпоследний лирический глас, но если прочитать внимательней, то можно понять, что в конце не точка, а многоточие.»

Я с чистого начал листа

«Есть в Омске Лермонтовская улица…»

Есть в Омске Лермонтовская улица,

Ведущая от рощи к центру города,

Дома столетние теперь на ней сутулятся,

А наводелы смотрятся в ней гордо.

Гордиться им, я полагаю, нечем,

Но вот есть дом, все переживший сроки,

Чей облик навсегда увековечен,

В нём жил король писателей Антон

Сорокин.

Он родом, как и я, из Павлодара,

Отцы у нас по имени Семёны.

Не одного ли племени мы клоны

С наследством поэтического дара?

Увы, но мне ровняться с ним не стоит,

Ведь он — «король писателей и гений»

А у меня же звание простое:

Я лишь творец своих стихотворений.

Павлу Васильеву

Зарайск, и Омск, и Прииртышье,

И деревянный Павлодар,

Под снегом вспученные крыши,

И обезлюдивший базар,

А в доме и тепло, и мыши,

И лёгкий от печи угар,

И всем нутром горячим дышит

Кипящий в сенцах самовар.

Вот память, посланная свыше —

В чреде давно ушедших дней,

Она вдруг и теперь услышит

Стихи под ржание коней.

Мороз сибирский, не до шуток,

Ярит жестокая зима,

Укутанные в полушубок,

Сидят на корточках дома.

Метель, гуляя по Сибири,

Тебя сумела вдохновить

На то, чтоб краснощёкой Лире

Немало строчек посвятить.

«Если глубже взглянуть…»

Если глубже взглянуть

На сегодняшний день

С точки зренья того,

Что в нём сделано вроде,

То увидишь лишь хрень,

Или тень на плетень,

Или целые строчки пародий.

Только в этом ли суть,

Может, ты — самострел

И в себя ты напрасно стреляешь?

Если глубже взглянуть,

Сотни будничных дел,

Просто ты за дела не считаешь.

Но есть дело такое,

В чём страсть и мечта,

Что тебе не даёт покоя,

Что когда-то

Ты с чистого начал листа,

С вдохновенного первого слова,

И за долгие годы совсем не устал

И к нему возвращаешься снова и снова.

«Я не знаю, кто я…»

Я не знаю, кто я,

Может, я — имярек,

Может, я — австрияк,

Может, лях или грек

Или немец, иль финн?

Может, швед или чех…?

Я скорее от всех

Четвертей, половин.

Я скорей повторенье

Всех народов, всех вер

От Земли сотворенья

До космических сфер.

Я не знаю, по правде,

По строенью лица

То ли матери прадед,

То ли прадед отца?

Знаю только в основе,

Чей я предок, чей сын,

Я по генам и крови

Был и есть славянин.

Коль мне предок варяг

От фиордов и скал

Мне он друг, а не враг

Я ж ему не вассал.

Не в моей ли крови,

Что течёт по Руси

Столько света любви

Столько жизненных сил?

Коль собрать все полушки,

Те, что подал мне Бог,

Я и Байрон, и Пушкин,

И Некрасов, и Блок.

И трибун Маяковский,

И Есенин, и Фет…

Я пока Саваровский,

Но ещё не поэт.

Я хочу, как Васильев,

На коне по степи

Лебединые крылья

За плечами нести.

«Я пишу классическим стихом…»

Я пишу классическим стихом.

А могу ль я описать иначе

Шум дождя, весенний первый гром,

Шелест листьев, суматоху грачью,

Детский смех и горький вдовий плач,

И души неугомонной трепет,

Суетливость подмосковных дач,

И речушек шаловливых лепет?

Потерялся в этом мире я б,

Голову бы потерял на плахе,

Если бы не рифмовался ямб,

Не был бы доступен амфибрахий.

Как бы свет увидел фонарей,

Запах моря ощутил в Анапе,

Если позабыл, что есть хорей,

И ещё не устарел анапест?

Как бы мыслью радостной влеком

Посвятил стихи я красной дате,

Если б белым не владел стихом

И забыл, что есть в запасе дактиль?