Я + Я

Юрий Моренис

Данная повесть является открытием в литературе. Если в мире известно два вида повествования: от первого или от третьего лица – то здесь автор представляет новинку. Повесть излагается от двух первых лиц!

Глава 2

После Чечни чем-то надо было заняться, вот и решил взяться за перо. А частный сыск — это так, типа хобби. Вначале думал, писательство — что-то вроде для души, но когда один за другим вышли три романа, в смысле, детективы, начал понимать: э-э, парень, тут дело посерьезнее. Сыск отошел на второй план, а я вплотную занялся литературой. Но если кто подумает, будто я по уши погрузился в теорию словосочинительства, то — ха-ха! Нет, без умных книжек, само собой, никуда, и хотя конкретных дел стало значительно меньше, продолжал заниматься расследованиями.

А расследовал я, прямо настоящее следствие устроил, включая анализ, дедукцию и оперативные мероприятия, русские народные сказки! Сами посудите: «Дед бил, бил, не разбил. Баба била, била, не разбила». А когда оно упало: «Дед плачет, Баба плачет»… С чего?! Сами же его колотили, не жалея живота своего, а теперь рыдают. М-да, загадка… А Мышка? «Бежала, хвостиком махнула»… Представьте, яйцо-то золотое! Сколько в нем весу, в золоте? Какой же это надо хвост иметь, чтоб такой кусок тяжеленного металла запросто со стола смести? Короче, ответа нету, и получается натуральный «висяк»!

Зато, когда другую сказку расследовал, настоящее сыщицкое удовлетворение получил. Имеется в виду «Царевна-Лягушка».

Итак, вышли три царевича в поле и давай стрелы пулять. У старшего стрела на двор боярышни упала, у среднего до купеческой дочки долетела, и лишь у несчастного Ванюши в болото угодила. Как так? Вообразим их построение. Сдается мне, двое старшеньких уже со своими девчатами договорились. Мол, стреляем тогда-то и туда-то, стойте, барышни, на стреме. Благородным юношам промахиваться не в дугу, бац — и попали… А Ваня? Ему ж только-только паспорт вручили, в отличие от братьев, погулять хочется, вон сколько их, девиц малоцелованных. Хоть папаня и зверь (мы еще в этом убедимся), а не испугался сынок, резко развернулся к городу спиной и послал свою стрелу в гущу-чащу, лес густой, лейтенант наш холостой! Однако за инвентарем надо идти, и предъявить его как доказательство нелепого промаха. Дальше известно: шел Иван-Царевич, шел, и вот она, на болоте, стрела. Взял ее, а на конце обнаружил лягушку. Смешно… Как нормальный человек, убивать земноводное не стал, а попытался стряхнуть. Раз махнул каленой, два… Не стряхивается! Вот чудо-то! Только чудо странноватое, и как бы уже не до смеха. С тем и пришел к Царю-батюшке. А тот, воистину монстр, повелевает: мол, что подстрелил, на том и женись. Тут прям зоофилия натуральная. А делов-то! Просто пареньку еще погулять захотелось.

Между прочим, последующие события — жуть, фильм ужасов! Картина явного покушения — налицо. И только проворство сказочного героя спасло ему жизнь.

Случилось все потом, когда Царевна в своей «коробченке» пригрохотала и давай чудеса из рукавов демонстрировать. Но молодого супруга, кстати, тут же влюбившегося в жену по уши, данный цирк взволновал мало, его озарила другая идея. Поскольку Царевна взяла внимание присутствующих на себя, он незаметно смылся и, ноги в руки, в терем совместного проживания. Когда, печальный, покидал дом, скарбу было не очень. Много ли хлопцу с лягушонком надобно? А тут по горницам и светлицам — барахла-а! И все в основном женского… Ясен перец, дама на бал собиралась, вот обновы и примеряла. Темнело, а в помещении особенно, только огонь в камине потрескивал да скупые блики рассыпал. Несмотря на недостаток освещения, ринулся молоденький сыщик искать первопричину жениной беды. Швыряет в стороны дорогущие шмотки — не находит. Чу! Слышит непонятный звук — шлеп, шлеп… Оборачивается — в сумраке какое-то темное пятно к нему подкрадывается. Царевич в сторону, ближе к камину, к огню — разглядеть, а оно за ним. И уже не шлеп-шлеп, а чавк-чавк! Зеленое, слизкое, в пупырышках. Щупальце, похожее на лягушачью лапу, к сафьяновому сапожку тянет. Э-э, соображает Иван, далеко не дурак, не иначе, меня в «квака» какого норовят оборотить? Хвать, что поближе, кажется, кочергу, ловко поддевает хлюпающую тварь и — в жар! Туда, мол, и дорога… Только с омерзительным шипением занялось пламя, как на пороге во всем блеске — красавица Царевна. И сколько Иван ни убеждал супругу в покушении на личную жизнь — не поверила. А дальше вы знаете…

Да-а, сколько прелести и загадок в русских сказках! Например, «Аленький цветочек»: как Чудище оборотилось в Принца, и оборотилось ли? И сколько на самом деле лет Старику и Старухе из «Золотой Рыбки»? В чем истинная трагедия «Колобка» — безотцовщина или лесной голодомор?

Что сказки? Как-то заинтересовался, сколько весил крест, который влек Иисус Христос, идя на Голгофу? Опираясь на Его данные по Туринской Плащанице (рост — 1 метр 82 см, вес — 79 кг), приступил к расчетам. Брал самые минимальные цифры. Итак, основа — 2 метра. Хотя бы еще метр от ног до земли и полтора в землю, чтоб сооружение не повалилось. Вдобавок 50 сантиметров вверху, куда прибили издевательскую табличку «INRI» — «Иисус Назаретянин Царь Иудейский». В результате выходит: 2 +1 +1,5 +0,5 = 5 метров. А поперечина? Еще плюс метра два. Итого: семь! Предположил опять же минимальный диаметр — 20 сантиметров. Известно, на крест пошла осина. То-то всякая нечисть, вампиры да вурдалаки, смертельно боятся осиновых кольев. Все числа перемножил, вычисляя объем, а напоследок, порывшись в справочниках, и удельный вес дерева. Получилось — тут я обычно держу паузу — 240 (двести сорок) килограмм! Вот какую махину, почти четверть тонны, в четыре раза превышающую собственный вес, нес на себе три часа в гору Сын Человеческий. И это все под вопли, плети, с терновым венцом на голове, где каждый острейший шип — под дюжину сантиметров…

Подобная притча за столом, как правило, вызывает благовейное молчание. Не все же анекдоты травить.

Вот так сидел, можно сказать, баловался, чтобы потом в суровой компании бывших спецназовцев развлекать мужиков побасенками. Работы почти никакой, это в кино у частных сыщиков ее невпроворот, а в жизни милиция справляется. За разводы и неверных супругов я не брался. Говорю, больше писал…

Но однажды поздним зимним вечером позвонила добрая знакомая, тележурналист Аллочка Уральская. Без всякой лирики!