Обнимая русло реки. Повести и сказки

Любовь Завьялова

Комнаты тоже могут оказаться живыми и вести повествование своей истории от первого лица. Домовые не всегда добрые, а лешие бывают голодными. Маленькие дети общаются с ангелами, а водяной вовсе не похож на большую жабу. Четыре повести в жанре фэнтези и «сказки для взрослых детей» раскрывают с необычной стороны жизнь обычных людей.

© Любовь Завьялова, 2023

ISBN 978-5-0051-4025-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Арфа-грива

***

Ниночка не любила ходить в садик. Там было скучно, а еще днём нужно было спать, а спать днём она уже давно не умела, потому что стала большой. Или кто-то так решил, что всё, уже большая, пора учиться борщ варить, пора пол подметать, да не просто так, а чтоб чисто и чтобы пыль в воздухе не стояла. А раз уже большая, то спать днем нельзя, так решила Ниночка.

А еще в садике были занятия, на которых очень строгая воспитательница говорила, что сейчас нужно делать, а что делать категорически нельзя. Почему нельзя, Ниночке было непонятно. И иногда, после занятий, она всё же пробовала сделать то, что было нельзя, например, взять кисточку в кулак, а не в пальцы, намазать клеем стол, а не бумажку или аккуратно полить воду на стол. В конце концов, почему нельзя, чтобы вода немножко была на столе? Наверное поэтому воспитательница Ниночку не очень любила, но все же старалась найти с ней общий язык. Особенно на прогулках. Ниночке не нравились прогулки, потому что там чаще всего было или холодно, или шёл дождь. Но ей нравилось сидеть на веранде и рассказывать, рассказывать, рассказывать… Все то, что ей удалось то ли придумать, то ли увидеть или накопить за утро и день. А дети собирались вокруг и тихо слушали. Им нравились эти истории, больше похожие на правду, но еще по-детски сказочные. А воспитательница в это время спокойно стояла в сторонке и о чём-то говорила с дворником, или с нянечкой, или с самой заведующей!

В этот садик Ниночка пришла недавно, потому что они переехали в большую квартиру, и мама стала снова ходить на работу. Каждое утро мама по дороге на работу отводила Ниночку в садик. Ниночка шла медленно, а мама тянула ее за руку, торопилась.

— Мама, я буду играть на арфе.

— Хорошо… в музыкальной школе учат деток играть на арфе.

— Нет, не там. В таком круглом доме, он похож на цирк, но сверху он тоже круглый, а на куполе — узор, похожий на облака. Помнишь, я тебе рассказывала про круглый дом? В этом доме все стены круглые, со всех сторон.

— Опять сочиняешь? Расскажи ребятам в садике про этот круглый дом. А сейчас поторопись. А то оставлю тебя на крыльце и в садик заходить не буду.

Ниночка засопела и постаралась чаще перебирать ногами. Она не хотела, чтобы мама оставляла её на крыльце. Когда так случалось, Ниночка одна проходила в группу, со всеми здоровалась, аккуратно убирала одежду в шкаф и съёживалась от страха. Если она заходила одна, пожилая нянечка всегда что-то плохое говорила про маму, настолько плохое, что Ниночка не хотела даже попытаться понять смысл всех её слов. На удивление, на эти слова очень весело реагировала воспитательница и… тоже говорила что-нибудь плохое про маму. Ниночка не хотела, чтобы кто-то говорил плохое про маму, даже воспитательница.

Воспитательница — хозяйка детей. Она могла залезть в шкафчик и вытащить всю одежду, рассмотреть её, обсудить, сложить по-своему. Могла вытащить из кармана жука и заставить утопить его в унитазе. Могла приказать закрыть глаза и спать. Могла отобрать ложку, если кто-то ел неаккуратно, и долго не отдавать. Но самое обидное, это то, что она могла что угодно говорить о детях. Не о всех, но всё равно было очень-очень обидно. Потому что Ниночка точно знала, что они не «бездари и олухи», не «дети Ивана-дурака», не «твари безрукие». Они хотели сделать домик жуку, собирали на участке драгоценные камни, чтобы потом показать их маме и папе, придумывали как сделать шалаш из раскладушек и, в конце концов, капустный суп есть аккуратно невозможно, его вообще невозможно есть! Можно только представлять себя мореплавателем и разгонять ложкой волны от корабля — капустного листа.

Дети всё понимали и молча терпели. И, возможно, тихо завидовали тем, кого не обзывают и не ругают. Но стать другими они не могли. И не умели.

Ниночка тоже не умела. И по-прежнему не спала днём.

Вечером за ней пришла не мама, а бабушка. Это было странно.

— А мама где?

— На работе. Я тебя пораньше решила забрать. Пойдём в одно место сходим.

Ниночка замолчала. «В одно место» никогда не означало ничего хорошего. Вот, точно. Они пришли в какой-то длинный дом, в котором пахло рыбой и чем-то кислым.

— Здравствуй, Ниночка.

— Здравствуйте, дедушка.

За толстыми стеклами очков на Ниночку смотрели очень тёмные маленькие глаза, а на руках у странного человека было множество рыжих пятнышек и один красный бугорок, похожий на бородавку Бабы Яги.

— Расскажи мне про круглый дом.

— Зачем?

— Хочу послушать как ты рассказываешь.

— А почему про круглый дом? Я про другое тоже рассказать могу.

— Про что, например?

Человек замер в ожидании. А Ниночка задумалась. Рассказывать? Ничего плохого в этом ведь нет, ну, расскажет свою историю не только ребятам в садике, а еще кому-то. В конце концов, воспитательница эту историю тоже слушала и ничего плохого не сказала. Сказала только, что надо позвонить. А кому позвонить Ниночка не разобрала, там фамилия какая-то была.

И вот сегодня пришла бабушка, и они оказались в этом длинном доме. «Ну, хорошо, старенький человек, слушай. Только с чего начать? Тебе ведь с самого начала надо рассказывать…»

— Так ты мне расскажешь?

— Да. Вот думаю, как лучше сказать сначала.

Человек одобрительно кивнул в сторону двери, и бабушка куда-то вышла. Почему-то Ниночка почувствовала себя сразу более свободной, бабушка напоминала ей о том, что надо быть большой, а значит готовить борщ, мыть стол, чистить кастрюли и не говорить о всякой ерунде, а лучше вообще не говорить, молча чистить.

— Ну слушай… Давным давно, в тридевятом царстве…

Ниночка задумалась, это оказалось не так-то просто — начать рассказывать с самого начала. Попыталась как в сказке, но нет, не то.

— Ну же, — не сдержался и поторопил старенький человек.

Ниночка сбивалась, он её часто переспрашивал, она начинала говорить заново и путалась, приходилось останавливаться и снова объяснять. Но она справилась! Она рассказала всё, что знала и слышала, всю историю, с самого начала.

Жизнь в круглых домах

Когда я была еще совсем совсем маленькой, такой маленькой, что даже маму не видела, а только иногда слышала, я жила в круглом доме. Там было очень удобно и свободно, можно играть, спать, когда хочешь. Там я почти летала, а мои ножки и ручки танцевали под музыку.

Музыка бывала разная. Иногда пела мама: то веселую коротенькую песню про двух белых котят, то длинную и грустную, но очень красивую. Иногда музыка звучала сама по себе, играл целый оркестр, или пели другие люди. А иногда мне давали послушать музыку с самого неба. Эта музыка всегда звучит очень тихо, и нужно очень внимательно слушать, чтобы ее услышать. Но она самая самая красивая.

Я знаю, что все маленькие дети сначала живут в круглых домах. Мне об этом много рассказывали белые птицы. Про девочек и мальчиков, таких же как я или немного больше, или даже про тех, кого еще нет, но кто обязательно появится в своем круглом доме. Это наши первые жилища, и мы их не всегда помним, а может помним не всё и неправильно. Я помню, что он был круглый, что там был красивый купол с узором, как на небе облака, что там был всегда свет и что мне там было хорошо.

Птицы с голосами людей

Птицы спускаются с самого неба и разговаривают с детьми в круглых домах. Они белые или голубые, иногда их оперенье меняет цвет и становится то золотым, то белым. Они умеют говорить голосами людей, а их лицо всё время двигается и трудно рассмотреть, какое оно. Кажется, оно похоже на лицо какого-то ребенка. Вот клюва как у синицы или сороки на этом лице точно нет.

Ко мне прилетали птицы несколько раз, пока я жила в круглом доме. Одна мне рассказала, что пройдёт несколько лет, я уже буду большой девочкой и буду жить в каменном доме с другими разными людьми, тогда я увижу разных птиц, и не все они будут говорить со мной. Но одна, самая незаметная, обязательно расскажет что-то очень важное. То, что мне надо будет запомнить. Я спросила: «Как же я узнаю ту птицу, если она будет самая незаметная». А мне ответила птица с человеческим голосом: «Слушай их голоса. Та, чей голос скажет слово, а не птичий звук, та тебе и нужна». Я смеялась, потому что еще не знала, что не все птицы умеют говорить человеческим голосом. И вот представила себе, как птицы шумят, словно барабаны и трещетки, а слов из них не выходит, и это мне казалось смешным.

А потом я родилась, и мне дали имя «Нина».

По темным углам

Я долго училась жить этой новой жизнью, кажется несколько лет прошло. Даже не всё и запомнилось из тех лет. Птицы с человеческими голосами стали прозрачными, и в яркий солнечный день их перья почти сливались с лучами солнца. Нужно было сильно прищурить глаза, чтобы их рассмотреть.

Наш дом оказался очень большим, у него не было ни купола, ни узоров. А вечером становилось темно. Я хотела бы поговорить с птицами, как раньше, но не понимала как создавать слова. А они мне уже ничего не говорили, просто прилетали иногда, приносили с неба музыку и улетали.

В один из вечеров я увидела как из угла комнаты, в котором уже стало темно, кто-то выходит. Он был маленький и совсем не похожий на небесных птиц. У него был шипящий голос, как шум воды. И он не умел летать, только ходил, перебирая своими ногами. Я никак не могла сосчитать, сколько же у него ног. Точно больше, чем у меня!

Ему хотелось познакомиться со мной. Он сказал, что он хозяин дома и что моя мама его кормит молоком и конфетами. А ещё он сказал, что если я буду «плохая девочка», то он будет меня держать за ноги и не даст ходить по дому и играть. Тогда я первый раз в жизни испугалась. Я хотела спросить, что это значит «быть плохой девочкой», но «хозяин дома» не любил отвечать на вопросы детей.

Потом бабушка сказала: «опять домовой расшалился, Мариша, насыпь ему конфет» (Маришей бабушка называла мою маму). Тогда я догадалась, что «домовой» это и есть «хозяин дома». Но какой же он хозяин, если выходит только тогда, когда темно, и даже не умеет разговаривать со взрослыми людьми? Мне стало смешно и я стала смеяться и шевелить пальцами рук, изображая как домовой ходит, перебирая своими маленькими ножками. Мне хотелось рассказать о смешном домовом маме, но я еще не знала всех нужных слов. «Иж ты, смешливая» — сказала бабушка, — «и игрушки то ей не нужны, своими пальчиками играет. И нянькать ее не надо, сама себя смешит».

Потом я научилась ходить и даже бегать и прыгать, говорить и петь песенки. И осталось совсем немного до того времени, когда я стану уже совсем большой девочкой.

Про арфу круглую как голова льва

Однажды я лежала в кроватке, днём, и никак не могла уснуть. Я смотрела на лучик солнца и сильно щурилась, мне хотелось, чтобы прямо сейчас прилетела светлая птица с человеческим голосом и неуловимым лицом и дала послушать музыку с неба. Мне было немного грустно, потому что музыки с неба я уже давно не слушала, а музыка на земле, среди людей была не такой красивой и слишком громкой.

И вдруг я её увидела, да, сначала я её увидела — арфу круглую, как голова льва. А потом стала слышна её музыка. Музыка была почти такая же как та, которую приносили светлые птицы, она переливалась нежными и в то же время звонкими звуками и казалось, что никогда не закончится. У арфы были две длинные палки, торчащие из круглого тела и много-много струн — тонких звонких и спокойных потолще. Я никак не могла понять, как же на ней играют, мне казалось, что она играет сама на себе. Арфа плыла на луче солнца и была почти прозрачной, как светлая птица. Не доходя до пола, в который упирался солнечный луч, преломленный квадратным стеклом открытой форточки, арфа остановилась. Солнечный свет вокруг ее круглого золотистого тела двигался и был похож на белые и желтые локоны, придавая арфе еще большее сходство с головой льва. «Арфа-грива», — подумала я: «так я буду тебя называть». И потянулась ручками к арфе. Та как будто в ответ стала играть громче и звонче.

— Ты можешь сделать так, чтобы музыка арфы играла долго. Сделай так, это нужно для другой девочки. Очень нужно.

— Где ты? Я тебя не вижу, — я сильно сощурила глаза, чтобы рассмотреть светлую птицу, но она была настолько прозрачной, что свет солнечного луча пронизывал её как горстку пылинок.

— Какая ты неприметная! Не улетай, скажи, как мне играть на «арфе-гриве»?

Птица что-то стала говорить, но её слова переплетались со звуками арфы, это было очень красиво, но непонятно. Я сильно вслушивалась, а звуки музыки уносили меня куда-то очень далеко, кажется, к самому солнцу.

Вдруг стало очень светло, я зажмурила глаза и… уснула.

Про другую девочку

Больше эта неприметная светлая птица ко мне не прилетала, но других птиц я видела, а иногда даже слышала. Мне было интересно их сравнить с птицами, у которых есть клюв — воробьями, синицами, голубями, даже с большой серой вороной. Это как сравнивать комочек ваты со снежинкой. Мы в садике из комочков ваты делали снег и украшали этим «снегом» синие куски картона. Когда я смотрела на свою работу мне даже казалось, что там и правда снег — белый, пушистый, холодный. Но кусок ваты в ладошке становился грязным и липким и противно прилипал к пальцам, когда я старалась его приклеить к картону. А снежинки… они красивые и прозрачные. И никогда не лежат на ладонях, растворяются, как будто их и не было мигом раньше. Но мне все равно нравилось рассматривать непрозрачных птиц. Я старалась в них рассмотреть тех, светлых с человеческими голосами и неуловимыми лицами. Мне очень хотелось, чтобы они не становились прозрачными и неприметными. Но я откуда-то знала, что так нужно и что скоро я забуду их внешность, как забыли уже многие дети, как забыли все взрослые…

Мы с ребятами гуляли после полдника в садике, это была радостная прогулка, потому что уже приходили наши мамы, папы, бабушки, старшие сестры или братья и уводили нас по домам. Или в парк, или в бассейн, или в музыкальную школу. Воспитательница была очень добренькая с нами, то и дело поправляла кому-нибудь из нас шапочку или шарфик, улыбалась своим ярко-красным ртом и разговаривала более тихим голосом. Я забралась в проход между беседкой и забором и мастерила свою арфу-гриву из большого куска пластилина, заранее украденного из шкафа воспитательницы, и двух толстых веточек. Струны было решено сделать из ниток, которые мой друг Дима старательно вытягивал из своей красной вязаной шапочки.

Когда четыре струны были уже вполне сносно прикреплены (одним концом привязаны к палочкам, а другие я старательно влепила в пластилин), я решила попробовать свою арфу на звук. Дима меня подбадривал и уже готов был запеть какую-нибудь песню.

— Вот эти струны, на правой палочке, будут играть повыше, а эти, на левой — пониже. Вот слушай.

Я начала дергать за нитки, которые конечно вылезали из пластилина и предательски обвисали, но это мне не мешало услышать звучание звонких струн, которые «исполняли» для нас что-то очень красивое. Такое красивое, что Дима громко запел свою любимую песню:

— Летят самолеты, сидят в них пилоты и с неба на землю глядя-а-а-ат!

— а-а-а-а, — подключилась я более высоким голосом. Мне хотелось, чтобы было похоже на те звуки арфы-гривы, которые мне слышались в дёрганьи красных ниток-струн.

И в этот момент я увидела её, светлую птицу с меняющимся лицом. Она сидела между железными прутьями забора и смотрела на нас.

— Хорошо, Ниночка, красивая музыка, продолжай, — сказала светлая птица человеческим голосом.

И мы с Димой продолжали петь под звуки волшебной арфы-гривы:

— Мы машем руками, мы просим пилотов: «возьмите в полёты ребя-а-а-а-ат!»

Звуки арфы становились всё громче, а музыка переливалась и уносила мелодию по причудливым гармониям и переборам струн куда-то очень далеко. Светлая птица качала головой и приподнимала и мягко опускала крылья. Кажется, она и была дирижером этой волшебной музыки. Я очень внимательно смотрела на птицу, боясь потерять это движение мелодий, а под моими пальчиками шевелились и безвольно болтались красные нитки — струны моей маленькой самодельной арфы.

Я так увлеклась исполнением этих прекрасных мелодий под дирижирование светлой птицы, что не заметила, как Дима перестал петь и убежал из моего убежища между беседкой и забором.

Я не заметила, как пришла воспитательница и смотрела на меня и даже что-то говорила мне. Я не заметила, как пришла мама и звала меня домой, выглядывая из-за плеча воспитательницы. Мне надо было доиграть эту музыку, очень надо было…

Воспитательница подошла совсем близко и с силой потянула из моих рук кусок пластилина, из которого торчали две толстые палочки. Красные нитки, окончательно отлипившись от пластилина, развевались на них как маленькие длинные флаги.

— А-а-а-а, о-о-о-о, — продолжала петь я, пытаясь вырвать из рук воспитательницы свою арфу.

Светлая птица еще сильнее замахала своими крыльями и музыка стала быстрой и громкой.

— Не забирайте мою арфу! Мы еще не доиграли музыку!!! — закричала я, — мне надо эту музыку сыгра-а-ать!

Воспитательница сделала шаг назад и застыла с очень прямой спиной.

— Ниночка, пойдем домой, — услышала я сквозь звуки музыки голос мамы.

— Сейчас, мама, только птицу дослушаю и доиграю…

Музыка стала спокойнее, птица раскачивалась из стороны в сторону между прутьями железного забора, арфа звучала нежно, я тихонько подпевала. А потом светлая птица взлетела, покружилась надо мной и исчезла в белом свете солнца. Я посмотрела на свою арфу-гриву: «Спасибо, арфа. Ты круглая, как голова льва и очень красиво играешь. Мы с тобой разбудили ту девочку. Теперь я могу с тобой попрощаться».

Я аккуратно положила на землю кусок пластилина с торчащими из него двумя палочками.

— Мама, я закончила, можно уже идти.

Мама взяла меня за руку, и мы пошли. По дороге я ей всё-всё рассказала: про музыку, которую принесла светлая птица, про арфу-гриву (ну она круглая как голова льва, поэтому я её так называла), про другую девочку, которая поселилась в круглом доме. Той девочке обязательно надо было послушать эту музыку, которую мы с птицей исполняли! Ведь это была её музыка.

***

На следующий день, в садике, во время прогулки, Ниночка рассказывала ребятам про «арфу-гриву», про светлую птицу с переменчивым лицом, которая говорит человеческим голосом и про другую девочку, которая еще совсем маленькая и живёт в круглом доме. К той девочке тоже прилетела светлая птица и принесла музыку и арфу-гриву. Почему «гриву»? Потому что тело у этой арфы круглое, как голова льва. И еще про многое Ниночка рассказала тогда ребятам — про то, как мы перестаём видеть светлых птиц, про совсем маленьких детей, которым надо помогать, надо просить светлых птиц их навещать почаще, про домового, который похож на сердитого паука и с которым Ниночка совсем не любит играть, про самую красивую музыку, которую приносят послушать светлые птицы…

— Надо позвонить психоневрологу, — сказал воспитательница заведующей, — среагируем вовремя, не будет неприятностей.

— Звоните, а я сообщу родителям, — вздохнула заведующая и почему-то покачала головой.

На следующий день Ниночка оказалась у пожилого доктора, которому раньше, когда-то очень давно казалось, что он слышит голоса чудесных птиц… или людей? Но он отгонял от себя эти воспоминания. Он очень умный, образованный, опытный и уважаемый специалист…

— Пойдём позовем бабушку, — доктор уже давно вышел из-за стола и то сидел рядом с Ниночкой, то ходил по своему кабинету.

— Пойдём, старенький человек, — вздохнула Ниночка и протянула ему свою маленькую пухлую ручку.

— А, вот и бабушка! Тамара Васильевна, что ж Вы понапрасну девчушку по таким врачам таскаете, — доктор даже головой покачал, — ведите её домой и купите… альбом для рисования что ли. Такая она у вас фантазёрка, может писательницей будет, или даже, того… артисткой!

Доктор подмигнул Ниночке и передал её ладошку в руку бабушке.

— До, свидания, старенький человек! — радостно сказала Ниночка.

— Прощай, милая девочка.

***

Уважаемый врач, профессор, заведующий психоневрологическим отделением областной клинической больницы сидел в своём рабочем кресле и смотрел на луч солнца, застывший на подоконнике. Он снял очки, сильно сощурил глаза и стал сильно всматриваться в этот луч света.

Светлая птица с переменчивым лицом сидела на луче и мягко двигала крыльями:

— Хорошо, хорошо, — слышалось в шелесте за окном.

— Хорошо, — вздохнул уважаемый врач и прикрыл глаза.

***

В это время, где-то в западной Африке, одна женщина поняла, что скоро у неё родится ребенок. Её муж, музыкант, сидел во дворе и играл на арфе. У той арфы тело круглое, как голова льва, из которой торчат две толстые палки, а струны с одной стороны тонкие и высокие, с другой — потолще, со звуком спокойным и ровным.

— Эй, — крикнула женщина и засмеялась. Её муж улыбался.

Светлые птицы смотрели сверху, они приносили музыканту звуки музыки. Все уже точно знали, что в этой семье, в своём первом, круглом доме, живет чудесная маленькая девочка, которая через несколько лет начнет учиться у своего отца играть на африканской арфе. Арфе с телом круглым, как голова льва…