Европейская поэзия. Избранные переводы

Юрий Лифшиц

«Европейская поэзия» – книга избранных переводов, принадлежащих перу поэта Юрия Лифшица и выполненных им на высоком поэтическом и художественном уровне с разных европейских языков. В книге представлены поэты: Р. М. Рильке, У. Рэли, Р. Киплинг, Ю. Ли-Гамильтон, М. Роллина, А. Рембо, Ш. Бодлер, Р. Бёрнс, Х.Л.Борхес, С. Верде и др. При оформлении обложки использовано фото старинного витража из собора Парижской Богоматери (Франция, Париж). Снято 19 августа 2015 г. автором настоящей книги.

Из американской поэзии

Генри Уодсворт Лонгфелло

(1807 — 1882)

Певцы

Господь на землю шлет Певцов,

веселья и тоски творцов,

чтоб людям растревожить грудь

и к небесам их повернуть.

И первый, с лирой золотой

и юной пылкою душой,

шел через лес и через плес,

даруя смертным песни грез.

Второй, с густою бородой,

на рынках пел перед толпой

и мощной песнею своей

он потрясал сердца людей.

А третий, старый и седой,

пел в церкви, мрачной и пустой,

когда раскаяньем дышал

органа золотой хорал.

И спорил, слыша их, народ:

кто лучше из троих поет:

от их мелодий и канцон

сердца звучат не в унисон.

«Нет лучших, — молвил Бог в ответ. —

Ни в чем меж них различий нет.

Дан каждому талант творца:

учить, крепить, пленять сердца.

Певцы — трезвучье высших сил,

и тот, кто слух свой изощрил,

услышит в них не разнобой,

но глас гармонии самой».

19—21 декабря 2008

Уильям Хейнс Литл

(1826 — 1863)

Антоний и Клеопатра

Гасну я, Египет, гасну,

вянет жизни краснотал,

тени мрачные Плутона

ветер по́д вечер нагнал.

Обними, Царица, друга,

полно плакать надо мной:

я открою тайны сердца

лишь тебе, тебе одной.

Хоть ослабли ветераны

и поник орла значок,

и щепой галер усыпан

мрачный Акция песок;

хоть блестящей нету свиты

внять желанью моему, —

я как римлянин погибну,

триумвиром смерть приму.

Присным Цезаря ль глумиться

надо львом, что низко пал?

Не враги его прикончат, —

сам вонзит в себя кинжал.

На груди твоей лежащий

нынче славы не кумир;

опьянен твоею лаской,

я отверг безумный мир.

Пусть меня толпа плебеев

проклинает, как врага,

пусть Октавия вдовою

плачет подле очага, —

ты скажи ей: знают боги

и пророчат алтари,

что из нашей с нею крови

вскоре вырастут цари.

Ты же на меня, колдунья,

смотришь звездами очей,

освещая путь стигийский

мне улыбкою своей.

Пусть на Цезаре корона,

лавры на челе его,

мне твоя любовь дороже,

чем триумф и торжество.

Гасну я, Египет, гасну…

Но раздался клич врагов.

Здесь они! Оружье к бою!

Я к сражению готов.

Но уже мой дух не в силах

ликовать среди армад…

Рим, прощай! Прощай, царица!

Боги пусть тебя хранят!

25 июня 2010 — 13 апреля 2011

Генри Огастен Бирс

(1847 — 1926)

Лангейт ля шампиньон

Мими, ты помнишь осень —

припоминай, enfant! —

предутреннюю просинь

на скалах Гранд-Манан.

Цветов едва ль не поле

гора произвела

(их Грей rotundifolia

зовет — campanula).

На местности гористой,

встающей над водой,

все пастбища нечистый

засеял ерундой.

Мими нагнулась слишком,

обшаривая луг,

а платье над бельишком

взметну… — прости, мой друг!

Роса совсем некстати

упала на цветы…

Немножко вздернув платьи-

це, в грех не впала ты.

Твоим я числюсь братцем

трою-, но все ж — родным,

и даже целоваться

сестре не стыдно… с ним.

«Скажи, — спросил я тонко, —

ma belle cousine, что тут

лежит в твоей плетенке?».

(У нас индейский люд

корзинки из душистой

травы плетет в тиши,

чтобы толпе туристов

всучить их за гроши.)

Нахмурилась сестрица:

«Стихов бросайте прочь —

твой Браунинг — тупица! —

иди ко мне помочь.

Машрум ваш англиканский

зовется шампиньон:

где лучший, где поганский,

мной будешь научен».

Над бухтою туманно

всегда, но в тот денек

белесую ту манну

развеял ветерок.

Маяк сверкал на солнце,

я слушал чаек стон,

овечьи колокольца

и бриза легкий звон.

Там вереск цвел медвяный,

а дух стоял сильней,

чем пахло б сеном пряным…

(У бабушки моей

висели на веранде

пучки травы такой…)

А нам с Мими на Фанди

достался день грибной.

И в каждой ямке малой,

где вырос дерн едва

и где овцою шалой

обгрызена трава, —

срезали в перегное

грибок мы за грибком,

что рождены росою

и солнечным лучом.

С перчаткою своею

сравнила ты грибки:

они, мол, и нежнее,

и кожицей тонки.

Но думал я украдкой,

что цвет руки твоей

под лайковой перчаткой

нежней и розовей.

С тобой, забыв заботы,

мы шли едва ль не час,

и вдруг зафыркал кто-то,

затопал сзади нас.

И, выронив грибы те,

стоял я, оглушен, —

а вы, мой друг, вопите,

визжите вы: «Бизон!»

Мы обнялись с тобою,

представ перед врагом,

но не дошло до боя

с ничтожным валухом.

Баранина пугливо

пустилась наутек,

но канули с обрыва

грибы твои в поток.

А ветер небывалый

корзинку подхватил,

подбросил и на скалы

швырнул что было сил,

и та — какая жалость! —

пропала меж камней,

но ты ко мне прижалась —

и я забыл о ней.

Хотя не трюфли в море

упали с высоты,

я сделал вид, что горем

охвачен я, как ты.

С тех пор, испортив нервы

у Гранд-Маман в краю,

я честь… грибным консервам

порою воздаю.

4 июня 2010 — 4 декабря 2012