9
— Можно, господин ректор? — Адам стоял на пороге, не решаясь войти.
Он никогда не бывал в этом кабинете.
— Заходи, Адам, — пригласил ректор. — Садись. Вот сюда, поближе. Я слушаю тебя с превеликим удовольствием. Но сначала отвечай, почему ты до сих пор не выбрал специализацию?
— Никак не решу, чем мне заняться.
— Есть же у тебя какие-то предпочтения.
— Конечно. Проблемы кроветворения. Мне удалось поработать с профессором Антоном…
— Очень интересно. Я не знал, что ты работал с ним. — Ректор заметно подобрался, но тотчас расслабился и продолжал сдержанно: — Впрочем, кто только не брался за эту проблему… Признаюсь, я тоже дерзал… Разумеется, в молодые годы. — Он замолчал, с нескрываемым сожалением рассматривая юного собеседника. — Скажи мне, Адам, только честно, зачем ты связался с Антоном? Лучший ученик общается с известным крамольником. Знаешь, как-то не вяжется… Едва ли тебе известно, что Антон смолоду был одержим страстью к инакомыслию. А эта болезнь, к твоему сведению, заразная. Ты мог ее подхватить… Или уже подхватил?
— Мы с Антоном не вели разговоров, которые можно назвать крамольными, — неуверенно проговорил Адам.
— И вот на тебе пятно, не отмоешься, — продолжал ректор с напором. — Неудивительно, что он так неудачно завершил свою нелепую жизнь. Мне кажется, он забыл, что терпение власти небеспредельно…
— Антон был настоящим ученым, — возразил Адам с той безоглядной запальчивостью, которая до зависти нравилась ректору, но которой он особенно опасался в своих воспитанниках, полагая, что развязный дух крамолы, извечно свойственный молодости, может однажды пасть на его седую голову. — То, что умел Антон, не умеет никто. И едва ли сумеет в обозримом будущем. Он был способен вылечить всех…
— Болтовня! — выкрикнул ректор, теряя самообладание. Хищная физиономия куратора Хрома замаячила перед его мысленным взором. — Не более чем болтовня. Вздор. Не верю…
— А в то, что Антон вылечил Герда, тоже не верите? Уже целую весну Герду не заменяют кровь…
— Единственный удачный опыт не повод бить в колокола, — жестко возразил ректор. — Тебе известно, что Антон никогда не публиковал своих работ? Не исключаю, что ничего достойного внимания у него за душой просто не было. С юных лет этот заблудший человек отличался неблагонадежностью. На каждом шагу дерзко нарушал общепринятые правила…
— Он считал, что наши люди достойны лучшей доли, — сказал Адам, не думая сдаваться. — Надеялся улучшить этот мир… Ему не позволили жить… И вы, господин ректор, не последний из тех, кто жаждал крови несчастного старика…
— Не слишком ли ты много берешь на себя, Адам? — уже кричал ректор.
Его лицо налилось кровью, руки тряслись. Адам никогда не видел его в таком состоянии.
— Ты сам пока что жалкий… проросток. Помнишь, как на практикуме по биологии вы возились с семенами пшеницы? Ты наверняка видел, как жалко выглядит проросток. Осмеливаешься судить о мужах науки? Это надо же… улучшить мир… и уж никак не меньше. Ну да, конечно, взяли и не позволили. Но почему не позволили, кто не позволил? Антон банальный фанатик и провокатор. Да, представь себе, провокатор. Известно, что он коварно подбивал людей на необдуманные поступки и со стороны наблюдал, что из этого выйдет. По его милости многие пострадали, в том числе его друзья. Ты еще очень молод, Адам, и всего не знаешь. Слушай стариков, умудренных жизненным опытом, не прогадаешь. Пока не поздно, научись слышать собственные слова и немедленно умолкай, сообразив, что впадаешь в ересь. И голову не задирай слишком высоко — закружится. Запомни, мы живем в жестком каркасе человеческих связей. Что-то менять опасно. Это же как удалить одну из скреп в сложном сооружении. Стоит утратить ее, и при малейшей перегрузке конструкция рухнет… Не исключено, что тебе же на голову. Ты должен об этом помнить, не маленький мальчик…
Он замолчал — оборвался. Сидел, тяжело дыша приоткрытым ртом.
— С Антоном поступили несправедливо, — продолжал упорствовать Адам. — Он не заслужил такой участи.
— Я вынужден прервать наш разговор, — сухо проговорил ректор. — Будет лучше, если каждый останется при своем. Хотя в соответствии со своим положением я обязан переубедить тебя.
Они молчали. Ректор Игор остывал, продолжая искоса взглядывать на юношу, вольно рассевшегося перед ним. И вдруг он понял, что завидует этому чистому парню, для которого еще нет запретов. Как же трудно будет ему в путаном мире с его бесконечными препятствиями.
— И все-таки, почему ты не говоришь о своих планах? — спросил ректор. — Ты должен сделать усилие и выбрать.
— Я не хочу оставлять технические дисциплины, — проговорил Адам мирно. — Прежде всего, те, что связаны с космосом.
— Понятно, у космической отрасли самый высокий рейтинг. Там никогда не бывает вакансий.
— Наверное.
— Но не для тебя. Стоит тебе захотеть, и ты немедленно получишь достойную должность. Ты окончил университет первым, это серьезное преимущество. Запомни на всякий случай, если возникнут сложности, обращайся прямо ко мне, не стесняйся. Помогу чем смогу.
— Я это знаю. Что касается сложностей, они вряд ли возникнут. Но за заботу спасибо.
— Какой же ты, однако, самоуверенный, — натянуто улыбнулся ректор, — а я и не знал. Теперь вижу, ты действительно вырос. Но ладно, шутки в сторону. Мне кажется, я смогу тебя занять с пользой для дела, пока ты тянешь. Утром поступило интересное предложение. С самого верха. — Он пальцем указал, где находится верх, состроив нарочито серьезное лицо и подмигнув Адаму. — Дело в том, что на Континенте возникли проблемы — год от года снижается численность рабочих плебеев. Это непорядок, особенно теперь, когда близок к завершению долгожданный старт в направлении Терции. Принято решение кого-то из пока еще свободных выпускников послать в командировку на Континент. Цель простая: как следует разобраться в причинах создавшегося положения, а по возвращении доложить руководству о результатах расследования. Меня попросили подобрать кандидата. Ты подходишь по всем статьям. К тому же все, кроме тебя, уже заняты.
— Я согласен, — сказал Адам. — Пошлите меня.
— Ты серьезно?
— Ну да. Мне было бы интересно, ведь я ничего не знаю о плебеях.
— Я сам когда-то начинал с инспекции одного из их поселений, — оживился ректор. — На севере Континента. Ох и досталось же мне тогда. Как ты думаешь, Адам, о чем говорит это совпадение?
— Видимо, о том, что мы с вами одинаково понимаем свой долг. Но у меня другая причина.
— Даже так? — удивился ректор. — Тогда я должен знать, какая именно.
— Давняя история. Оказалось, что в детстве я был обручен с Теей. Я успешно забыл об этом событии, она — нет. Я попытался объяснить, что у меня ни малейшего желания жениться теперь. Да и на ней жениться тоже никакого желания. Я ведь ее совсем не знаю. Она страшно рассердилась. Или мне показалось…
— Вот так дела, — насторожился ректор. Улыбка стерлась с его лица. — А знаешь ли ты, что Тея дочь великого человека, которому совсем не безразлична ее судьба?
— Пока не знаю, но, думаю, скоро мне объяснят. Во всяком случае, так обещала Тея. Если же по глупости или из упрямства я откажусь от женитьбы, моя участь будет печальной — меня сочтут клятвопреступником и велят закрыть за собой дверь. Не знаю точно, что это означает, но, скорее всего, что-то очень неприятное.
— Твое предположение близко к истине, — сдержанно произнес ректор. — Великий Координатор шутить не станет. Этот господин просто не умеет шутить. Хотя утверждает, что обладает чувством юмора, и обижается, когда ему не верят.
— Потому-то я и надумал слинять… на какое-то время. А к моему возвращению Тея успокоится, найдет мне замену.
— Так чем же ты собираешься заниматься? — спросил ректор.
— Когда-то, когда еще был жив Антон, мне больше всего хотелось заняться проблемой кроветворения. Под его руководством я хорошо освоил технологию экспериментов и готов продвигаться дальше. Но, когда с Антоном расправились, продолжать исследования не имело смысла. К тому же, как утверждал Антон, эту проблему ни за что не позволят довести до результата.
— Ты, вижу, никак не успокоишься, продолжаешь преувеличивать значение профессора Антона. Придется кое-что объяснить тебе. Это касается его открытий, призванных осчастливить человечество, с ними нет никакой ясности. Я повторяю, Антон не публиковал своих работ в течение последних тридцати или сорока весен. Никому не известно, что он там насочинял. Повзрослеешь, наберешься опыта, поймешь, что я был прав. Еще раз прошу, оставим этот разговор. Антона больше нет, как нет и проблем, связанных с ним.
— Придется оставить, — неохотно согласился Адам.
— Вот и хорошо, — сказал ректор помолчав. — Я помогу тебе. Хотя все еще не понимаю смысла твоего поступка. Координатор доберется до тебя всюду. Этого человека не удастся умиротворить, уж если он что-то забрал в голову… Разумнее договориться с Теей. Кстати, я принял ее в ректорат на время моего отпуска. Нужно же кому-то быть на связи, отвечать на обращения… Завтра она выходит на службу. Может быть, мне поговорить с ней? Разумеется, если ты предоставишь соответствующие полномочия… Я бы рискнул. Она девушка смышленая.
— Нет, не стоит. С Теей я сам разберусь.
— Тогда отправляйся на Континент. Документы готовы, остается внести твое имя и код. В нашем банке получишь расходную карту. Я распоряжусь. Вот тебе программа инспекции. — Ректор протянул Адаму чип для коммуникатора. — Там же мои координаты на непредвиденный случай. Связывайся, не стесняйся. И помни, с плебеями нужно быть начеку… они непростые ребята. Среди них встречаются потрясающие экземпляры. Иногда мне кажется, что строгая изоляция этого контингента недальновидна. Плебеи нам еще понадобятся хотя бы потому, что у них здоровая кровь. Но уже в недалеком будущем они могут стать проблемой — их слишком много, они хорошо размножаются… Хотя… это слишком сложная тема, Адам. Уверен, не нашего ума… Ступай, и пусть тебе сопутствует удача.
«До чего же хорош парень, — с завистью думал ректор, выпроводив Адама. — Странно, но он напоминает меня самого в этом же кабинете почти шестьдесят весен тому назад. Отличие состоит лишь в том, что я был тогда совершенно свободен и, главное, не был ни с кем обручен».
«Теперь нужно связаться с Хромом, — продолжал он думать, — этой обязанности не минуешь — договор есть договор. Поведать куратору в самых общих словах о дурных веяниях в среде выпускников. Разумеется, не называя имен. Имена Хром вычислит сам, когда придет нужда. У этого прохиндея свои методы и свои расторопные люди. Мне не следует вмешиваться… Мое дело — сторона. Однако порядок есть порядок, и спорить с этим не стоит, как не стоит поощрять юношей в их безрассудствах».
