Стагнация

Юрий Владимирович Гусейнов, 2020

Дейдрим – нейронная технология, позволяющая людям вновь и вновь окунаться в эпизоды собственного прошлого. Проживать одни и те же воспоминания стало нормой. Но в погоне за грезами и идеальными событиями, общество не разглядело возникшую проблему. Нужно ли человеку создавать что-то новое в жизни, если в этом больше нет необходимости?

I

Люминесцентные лампы рассеивали лучи, озаряя пустое пространство белой комнаты оттенками желтого. На длинной широкой кушетке в строго вытянутой форме, лежал человек, укрытый легкой накидкой. Его глаза были закрыты, тело неподвижно и расслаблено, а грудь то слегка поднималась, то чуть замерев, опускалась обратно. Свет замерцал на несколько секунд, едва заметные тени пробежали по стенам, и все стихло. А уже после из возникшего дверного проема стали появляться люди в светлых длинных балахонах и с респираторами на лицах. Лежащий начал приходить в себя, и прибывшие устремились к объекту своего наблюдения.

Всем знакомо чувство, когда выходишь из глубокого сна. Сознание неохотно возвращается к тебе. Где ты? Кто ты? Какой сейчас день недели? Опаздываешь ли ты или же вовсе некуда идти? Нечто подобное испытал и этот человек, прежде чем открыть глаза и на секунду ослепнуть от яркого света. Затем краткий миг осознания и мысль: «Неужели все? Все сто пятьдесят лет минули?»

Уши заполонил однотонный гул, словно рядом находилась трансформаторная будка. Один из пришедших чуть склонился:

— Вы помните, как вас зовут? — отрывисто спросил он громким мужским голосом.

Смысл слов дался тяжело. Вопрос был легкий, но на ответ понадобилось время.

— Вы слышите? Понимаете меня? Как вас зовут? — мужчина, застыв в чуть согнутой позе, изливал поток громких слов из-под респиратора.

— Марк, — собственный голос донесся откуда-то извне. Он был хриплым, тяжелым и незнакомым.

— Хорошо. Марк. А полное имя? — продолжал чеканить тот, — у вас есть фамилия, имя и отчество. Вы можете их назвать?

— Круглов… Марк Анатольевич…

— Хорошо, Марк Анатольевич. Вы даете согласие на дейдрим-процедуру?

— Я… я не знаю… не знаю что это…

— Она необходима для всех заключенных фригус-тюрем после выхода из стадии анабиоза. Это нейронная процедура, которая позволит проецировать ваши воспоминания в полном погружении. Для вас она безопасна и бесплатна.

Мужчина выдал информацию без единой заминки, абсолютно не шевелясь.

— Как скажете…

— Вы даете согласие на дейдрим-процедуру, Марк Анатольевич?

— Даю…

— Хорошо. В течение суток ваше тело будет восстанавливаться и приходить в форму. В это время мы просканируем и считаем вашу память. вас погрузят в искусственный сон для ускорения всех процессов.

Пролежать столько лет, чтобы очнувшись, снова заснуть. С этой мыслью Марк провалился в пустоту. А после все повторилось: неосознанность бытия, вопросы кто ты и где и свежие воспоминания.

Когда Марк открыл глаза вновь, он находился в той же комнате. Вокруг никого. Звонкая тишина, сияние белого света. Мышцы хоть и плохо слушались, но все же смогли поднять тело. Он сел на кушетку. Простыня, что укрывала его, сползла до половины, оголив большой когда-то спортивный торс. С минуту парень боролся с сонливостью, а затем поднялся на ноги.

— Эй! Есть кто?

Зеркало на стене от пола до потолка оказалось замечено не сразу. Обмотав нижнюю часть тела, тот короткими шагами пошел к нему. Голова кружилась, босые ноги шлепали по холодному полу, подпитывая чувство тревожности. Из зеркала на него смотрел молодой парень лет тридцати. Широкие грузные плечи и маленькая голова. Под узко посаженными глазами синяки. На голове копна черных кудрявых волос. К груди и вискам прицеплены какие-то прозрачные кругляши-датчики.

— Красавец… — глядя на себя, Марк вспомнил, как когда-то давно хотел начать заниматься спортом, чтобы иметь не мешковатое тело, а стройное и красивое.

Дотронувшись рукой до датчика, Марк развернулся и попытался рассмотреть комнату. Но ничего, кроме кушетки и какой-то странной белой тумбы в дальнем углу, он не увидел. На секунду все расплылось, а после зрение сфокусировалось уже на человеке.

Еще издалека было видно, что он намного выше Марка. Стройный, лет сорока. Азиатские черты лица. Круглые очки. Задержавшись, он прошел в комнату, сгибая в локтях руки, слово маршируя. Движения придавали ему образ инопланетянина из старых фантастических фильмов. Приходить в палату к новому проснувшемуся заключенному стало его рутиной. Он делал так десятки раз. И всегда говорил примерно одинаковые слова.

— Хей, Марк! — сказал он, остановившись у кушетки. Его голос был низким и спокойным, — вижу, вы уже смогли подняться. Как вы себя чувствуете?

— Эм… я… — парень немного замешкался. Ладонь машинально скользнула к горлу, как бы оправдывая хрипловатый голос, — скажите, где я?

Мужчина скривил уголок рта:

— Вы находитесь в центре реабилитации. Московской фригус-тюрьмы. Меня зовут Элон Остовский. Я директор этого центра. Чуть более суток назад ваш срок заключения истек и анабиоз прервали.

Изо рта Марка вырвался вздох облегчения. Глазам стало больно, то ли от яркого света, то ли осознания новости. Он чуть закинул голову вверх, а затем, немного хромая, подошел обратно к кушетке. Сев, он перестал держать простынь и уже обе руки вначале обхватили горло, затем попытались взъерошить волосы на голове.

— Так как вы себя чувствуете?

— Все плывет… — его голос постепенно утрачивал хрипоту. А интервалы между словами удлинялись.

— Вы помните кто вы? Чем занимались и за что были осуждены?

— Смутно все… как во сне.

— Да. Это нормальное ощущение после пробуждения, — мужчина стоял неподвижно, внимательно разглядывая лицо Марка, — для начала скажу, что сейчас две тысячи сто восемьдесят четвертый год. Лето. Седьмое июля.

Марк Круглов смотрел стеклянными глазами куда-то за спину собеседника. Услышанное пока не осознавалось им в полной мере. В голове стали всплывать последние воспоминания — обещание, что это заключение будет самым страшным наказанием! А теперь он находился здесь, и ему сообщили, что все закончилось. В груди похолодело, а сердце стало биться быстрее.

— Марк, у вас участился пульс, вам все же нехорошо?

— Нет… Не плохо. Просто…

— Прилягте, вам не следовало подниматься так сразу, — Элон начал обходить кушетку.

Парень послушно стал укладываться обратно, пытаясь внимательно рассмотреть мужчину. Высокий, худой. В линзах очков отражалось лицо Марка, напуганное и бледное. Одежда на нем странная. Гладкий, обтягивающий шею и руки, белый бадлон. Такие же белые штаны и серая обувь. Лицо непринуждённое с едва уловимой улыбкой.

— Так же хочу сообщить, Марк, что вы успешно прошли дейдрим-сканирование.

— Что это значит? — спросил парень, взгляд его потупился.

— В ближайшее время вы это узнаете. По закону я должен сообщить вам об этом сразу. Пока же для вас это не имеет никакого значения. Еще нужно убедиться, что ваше здоровье в норме и…

— Московской тюрьмы? — вдруг спросил Марк, вновь посмотрев на мужчину.

— Простите?

— Вы сказали, что начальник Московской фригус-тюрьмы?

— Не совсем… Директор центра реабилитации… да, в Московской фригус-тюрьме. Вас что-то смущает?

— Меня судили и поместили в анабиоз в Новосибирске, — его брови слегка приподнялись, взгляд стал осознанным.

Задумчивость Элона Остовского длилась несколько секунд:

— У меня нет информации по этому вопросу. Ваша капсула находилась в Москве больше ста лет. Возможно, ее транспортировали к нам по какой-либо программе реорганизации. Это частое явление, что не удивительно, ведь мы самая крупная фригус-тюрьма в стране.

Взгляд Марка показывал его недоумение. Ладонь снова полезла к волосам на голове.

— Но вы не волнуйтесь, — продолжал Элон, — Вы можете сделать запрос на вашу транспортировку и узнать о ней всю информацию. Только это все после того, как пройдете двухдневный адаптационный курс.

— Какой курс?

— Марк Анатольевич, прошло сто пятьдесят лет. Мир изменился. Каждому заключенному необходимо знать о времени, в которое он попал. Особенно тем, чьи сроки длиннее биологической продолжительности жизни. Это помогает не быть маленьким ребенком в большом новом мире. Кстати, вы — самый старый человек планеты и единственный живший в первой половине двадцать первого века. Новость о вас уже разлетелась по миру, так что в скором времени с вами многие захотят пообщаться. Но об этом пока тоже рано.

Двухдневный адаптационный курс заключенного начинался с первых минут пробуждения. Первая часть — физическое восстановление. Медицинский персонал центра разработал целую программу упражнений и процедур для слабо послушного тела, которой нужно будет следовать ближайшие два дня. Второй частью реабилитации были уроки о современном мире. За заключенным закрепляется куратор, вводивший его в дела политики, культуры и, самое главное, социальной жизни общества.

После того, как начальник реабилитационного цента покинул палату Марка, в нее набежали другие его работники. Трое сотрудников в абсолютно одинаковой форме стали с невероятной скоростью кружиться вокруг. Все они казались похожими на столько сильно, что Марку на мгновение пришла мысль об искусственном интеллекте, о ботах с одинаковыми лицами, захватившими мир. Рост, телосложение и даже манера ходьбы было одинаково. У двух из них на голове надет странный аксессуар, опоясывающий часть лба и затылка тонкой лентой в виде спортивного канта.

Все трое держались отстраненно, хотя и бросали на парня любопытные взгляды. Ему потребовалось время, чтобы понять, что все они — девушки. Медсестры или ассистентки. Они не разговаривали ни с ним, ни друг с другом и от этого становилось немного не по себе.

Круглый металлический столик на колесах возник так же неожиданно, как и все в этом помещении. Кушетка вдруг медленно трансформировалась в подобие кресла, и Марк оказался в сидячем положении. Под крышкой на подносе оказалась знакомая пища. Тарелка с кашей, похожей на рисовую, порезанные фрукты: бананы, яблоко, киви, ананас. Рядом клубника. Небольшая стеклянная бутылка с миксом различных соков и пустой стакан. Не было ни мяса, ни вообще каких-либо плотных продуктов. Одна из сестер объяснила Марку, что желудку будет трудно переварить плотную пищу сразу после анабиоза. Последним на подносе он заметил еще один стакан, наполненный чем-то похожим на жидкую манную кашу.

— Что это такое?

— Это би-коктейль. Вам понравится. Множество витаминов, минералов и других полезностей. Его как раз лучше выпить первым, быстрее усвоится.

Девушка улыбнулась и стала наблюдать, как тот начал пить короткими глотками.

— Как вам?

— Пресно, но не противно, — ответил он, поставив пустой стакан обратно.

Это была его первая еда за полтора века, что, безусловно, было маленьким, но знаковым событием. Сколько длилась трапеза, сказать Марк не мог. Его чувство времени еще не работало как надо. Но как только поднос с едой опустел, столик на котором он стоял, моментально исчез. А вместе с ним и весь персонал.

И в комнате появился еще один человек. На секунду бесполый, это оказался смуглый парень лет двадцати пяти, чуть ниже среднего роста, одетый во что-то похожее на рубашку красного цвета. Короткие волосы, гладкое лицо. Увидев Марка, он расплылся в улыбке, обнажив белые ровные зубы.

— Посмотрите, какой парень тут проснулся? — произнес он, расставив руки в сторону, словно хотел обняться. Но подойдя ближе, не стал этого делать.

Его звали Пир Эмиш. Это был куратор, которого центр реабилитации закрепил за Марком. В одной руке он держал аккуратно свернутую одежду для своего подопечного, во второй браслет серебристого цвета, походивший на наручные часы.

— На ближайший месяц я буду твоим куратором, наставником и лучшим другом! Если ты не против?

— Месяц? — переспросил тот. — Мне говорили, что этот курс будет только на два дня, разве нет?

— Марк, друг мой. Два дня — это только тут. Но чтобы целиком привыкнуть к новой реальности понадобиться не меньше четырех недель, — он выставил четыре пальца своей левой руки прямо под нос Марку и вновь заулыбался.

Затем положил рядом с ним на кровать одежду, браслет и поставил на пол обувь, что держал в правой руке.

— Значит, Пир? — глядя на все эти вещи, переспросил Марк.

— Да, парень, Пир. И давай на «ты»? Хорошо? Так будет удобнее нам обоим. К чему эти формальности?

— Так… мы, кажется, уже…

— И правда, — он сел на край кровати и снизил голос, — сейчас я задам самый частый вопрос для этого места. Готов?

— Готов.

— Ты как себя чувствуешь? Голова не кружится? Тело не ноет?

— Хех, — тот слегка скривился в ироничной улыбке, — если все и дальше пойдет в таком ключе, то голова точно заболит.

Куратор только кивнул, не сказав ни слова.

— Одежда для меня?

— Да, — Пир вскочил с кровати, — раз ты себя хорошо чувствуешь, сможешь подняться и примерить ее?

— Смогу. Я и ходить уже пробовал, — пожал печами Марк и не торопясь вновь поставил босые ноги на холодный кафельный пол. Покрывало снова начало сползать, он перехватил его и выпрямился во весь рост.

— Тогда тебе стоит надеть ее. Там, куда мы сейчас пойдем, голым не очень быть хорошо.

Одежда оказалась впору. Это был специальный тип вещей с автоматической подгонкой размера. Серые немаркие цвета. Понадобилось какое-то время и пару подсказок от куратора, чтобы освоить их. Найти и потянуть за нужные шнуровки, чтобы джоггеры и поло стали приталенными. Затем, то же самое сделать с обувью. Кроссовки практически не чувствовались на ногах, сидели плотно и облегали ногу внутри чем-то похожим на гель. Когда Марк справился со всеми вещами, то позволил себе посмотреть в зеркало у дальней стены. В отличие от первого раза, сейчас образ понравился ему куда больше. Оставалось лишь причесать торчащие волосы, но в планы куратора это не входило. Как только с одеждой было покончено, он кинул подопечному серебристый браслет.

— А это что? — спросил Марк, поймав его, — фитнес-браслет или часы?

— Всем этим он тоже может быть, — закивал Пир, — это твой ППК.

— Персональный компьютер?

— Угадал только первое слово! Парень, это персональный портативный коммуникатор. Сейчас модно иметь его как браслет. Так что у тебя крутая модель!

— Коммуникатор? Это типа, вместо телефона?

— Это типа вместо всего. Потом объясню. Пока просто надень его.

Марк пожал плечами и защелкнул ППК на запястье. В этот момент двери-купе распахнулись. Перед ними стояла женщина. Кто-то из персонала. Полная, небольшого роста, с короткой стрижкой и тоже с кантом на голове. Увидев стоящего Марка, она запричитала:

— Пир! Вы! — она выпучила на него глаза, — мы уже обсуждали эти моменты с вами! Он сутки после анабиоза и два часа как отошел от сна!

— Все в порядке, — произнес тот будничным тоном, — он уже может ходить.

— Ходить? Он даже не вставал еще ни разу, не то, чтобы ходить!

— Правда? — куратор сделал изумленное лицо и повернулся к Марку, усмехаясь ситуации, — а мне сказал, что уже пробовал передвигаться! Марк, скажи же, что все в порядке.

Тот перевел взгляд с него на нее:

— Все хорошо, я и вправду уже могу ходить.

В ответ женщина лишь кинула на него мимолетный взгляд и снова переключилась на Пира:

— Его мышцы еще не готовы к таким нагрузкам!

— Мы аккуратно, как и всегда.

— Куда? Снова на крышу?

— Именно, милая, — подтвердил он и расплылся в улыбке!

— Я тебе никакая не милая! — парировала та сниженным тоном, — что, до вечера не могли потерпеть?

— Дела не ждут.

— Тогда с Элоном будешь сам утрясать вопрос… дорогой!

— Как скажешь!

Покачав головой, женщина скрылась обратно за дверьми так же быстро, как и появилась.

— Мне кажется, ей не очень нравится с тобой разговаривать, — заметил Марк, находясь в легкой растерянности.

— Ей не впервые. По статистике каждая третья женщина реагирует положительно на внезапное проявление сближения в словах. Будь то «милая», «дорогая», «родная»…

— Зачем нам на крышу? — прервал его тот.

— Сейчас ты все увидишь, пошли.

Легкая слабость и дрожь в коленях не дали Марку сосредоточиться на пути наверх. Просторный лифт с огромным экраном в стене привез их прямиком на крышу здания. Минута, и двери раскрылись. В нос ударил сухой уличный запах воздуха, наполненного пылью и электричеством. Чем еще может пахнуть будущее? Только озоном. Солнце ослепляло, чистое голубое небо простиралось до горизонта, плыли редкие белые облака.

— Подойди ближе, посмотри на это, — сказал Пир и указал рукой на перила у края крыши, за которыми открывался вид на современный мегаполис.

Марк замешкался. Вначале он увидел лишь высоту шестидесятого этажа. Чувствовал порывы теплого ветра, но шума самого города было не слышно. Бездна пугала, но через пару секунд он смог сосредоточиться на городском образе. Здесь не было летающих машин или дирижаблей в небе, о которых он успел пофантазировать. Люди не летали на ранцевых ускорителях и огромные космические корабли не заходили на посадку. Это был обычный город с множеством высоток и ничего более. Внизу так же ходили люди, двигались машины и виднелись дороги. Все было непримечательно за исключением одной детали, которая, спустя минуту, стала бросаться в глаза первой. Это огромные металлические дуги, тянущиеся от одной высотки к другой, затем к третьей и так далее. Будто рельсы огромного аттракциона они накрывали практически весь зримый город. В основном уходили на крышу зданий, но иногда соединяли их на больших платформах сбоку, словно на гигантском балконе. Несколько таких дуг шли и к их зданию.

— Что это такое?

— О, да, парень, — Пир слегка улыбнулся и почесал указательным пальцем лоб, — Многие замечают это в первую очередь. Этот ветро.

— Что?

— Ветро. Поезда ходят между зданиями над городом. Смотри.

Он указал рукой в сторону. Там, под одной из таких дуг парил на магнитном поле самый настоящий поезд, всего лишь с двумя вагонами и очень похожий на скоростной. Дуги служили ему большой магнитной монорельсой, по которой он ходил словно поршень. Когда поезд добрался до платформы соседнего здания, из него начали выходить с десяток людей. Стало понятно, что это была, одна из его станций. Часть осталась на месте, часть скрылась за турникетами дверей в здании, кто-то на лифте поднялся на его крышу, где находилась еще одна станция, судя по другим путям к ней.

— Завораживает, правда?

— Немного. Когда я смотрел на город в последний раз, такого еще не было, — Марк отвел взгляд, и посмотрел на своего куратора.

— Знаю, парень. Ты теперь старейший человек Земли! Тебе, наверное, Остовский говорил. На самом деле, я рад, что для твоей адаптации выбрали именно меня. У меня к тебе тоже будет много вопросов.

— Тогда задавай…

— Нет, сначала ты.

— Легко сказать…

— Ну, обычно спрашивают о том, что бросается в глаза.

— В глаза… да, бросается. Люди.

— Что с ними?

— У некоторых я заметил на голове нечто похожее на диадему.

— Диадему? — Пир сморщил лоб.

— Да, полоса вокруг головы, как кант для волос.

— А-а, это нейронер.

— Что это?

— Устройство, помогающее стабилизировать и проецировать твои воспоминания при дейдрим-процедуре. Он очень популярен. По статистике только у каждого третьего его нет.

Марк какое-то время помялся:

— Ты мне скажи вот что, только без обид… мне как-то сложно воспринимать то, что говоришь… Вернее не так. Я не всегда сразу улавливаю суть твоих слов, твоих предложений.

— Будто бы тебе что-то режет слух?

— Можно и так сказать, да.

— Это нормально. За то время, что ты был в анабиозе, изменилась культура речи, культура общения. Произошла большая глобализация языка — многие слова смешались в разных диалектах. Так что это естественно, что ты не всегда понимаешь какие-то слова или фразы. Зато стало проще учить иностранные языки. Между прочим, многие лингвисты считают, что через сотню-полторы лет наступит полное объединение языков и все станут говорить на едином.

— Когда-то нечто подобное я слышал от моей бабушки. Только она говорила, что люди раньше говорили на одном языке, но потом Бог их разделил…

Договаривать он не стал, потому что бабушкино лицо тут же появилось перед глазами. Казалось, они виделись с ней не так давно, хотя она умерла еще до ареста. Этот временной скачок никак не укладывался у Марка в голове.

— Ветро, — он повторил слово, будто пробуя его на вкус и стараясь отвлечься, — странно звучит. Раньше было только метро.

— Поезда под землей, — закивал Пир, — я почему-то думал, что ты их тоже не застал. Сейчас они так же есть. Но рост агломераций и геометрия движения по ним не позволяют быстро добираться до нужного места. Рыть тоннели под землей долго, затратно и не всего позволяет ландшафт. А построить ветроллы от здания к зданию быстрее и проще.

— Давно они… ну… появились?

— Имеешь в виду вообще? Самой первой ветролинии, если я не ошибаюсь, уже больше шестидесяти лет. Здесь в Москве.

— А почему такое название?

— Понятия не имею, парень. Но, как мне лично объясняли, что это от слова «ветер» — быстро и на свежем воздухе. Правда я слышал и другую версию, что это созвучие от «метро» и «ветви». Будто поезда ходят над городом по ветроллам, которые раскинули по нему словно ветки деревьев.

— Вторая мне нравится больше.

— Забирай и пользуйся, — тот скривился в легкой усмешке и тоже подошел ближе к перилам. Повисла пауза.

— Зачем мы здесь? — Марк смотрел на своего куратора сверху вниз. Пир был на полголовы его ниже, но казался шире в плечах. Он стал пристально смотреть куда-то вдаль, не поворачиваясь к Марку лицом. Затем вздохнул, ухмылка сползла с его лица, а голос стал серьезным:

— На этом месте ты далеко не первый.

Марк кивнул.

— И все фригус-заключенные без исключения, до того, как сюда приходят, думают, что мир изменился до неузнаваемости. Что он абсолютно другой. Но это не так. Он все тот же. Немного другие детали, но суть осталась неизменной. Я хочу, чтобы все освобожденные видели это сразу. Понимаешь?

Марк стал наблюдать, как очередной поезд отправляется от их здания куда-то вдаль, набирая скорость.

— Может быть, — ответил он, — как мне это понять? Как понять, что мир все такой же простой? Если для его освоения мне понадобился куратор?

— Думаешь, парадокс? — Пир показал растерянную улыбку. — Видишь ли, в скором времени тебе может показаться, что быт, культура, техника — все другое. Новое, непонятное. Особенно тебе. И это, правда, отчасти. Но я хочу, чтобы ты сразу понял — это лучшее время для нас всех. Комфортно и легко жить. И так это выглядит со стороны.

Он медленно провел рукой по просторам городского вида.

— Если, не принимать во внимание некоторые нюансы, то ничего необычного?

— Именно, — Пир щелкнул пальцами и повернулся к нему, — ничего необычного. Но намного лучше.

— Что, даже средняя продолжительность жизни стала выше? — попытался пошутить Марк.

— По статистике восемьдесят четыре у мужчин, у женщин восемьдесят семь.

— По-прежнему живут дольше нас, — заметил он, немного удивленный быстрым ответом куратора.

— Это третий показатель в мире.

— Какое достижение для страны! Правда, стали жить лучше?

— Социально-экономическое преобразование.

— Давно?

— Все постепенно. Но первые изменения, если верить истории, были ощутимы уже около семидесяти лет назад.

И, наконец, смысл слов о пройденных годах прошел сквозь пелену неосознания Марка. Семьдесят лет! А у него прошли все сто пятьдесят! Ушли. Скорее всего, теперь не было знакомых мест на этой планете. Все очертания изменились или исчезли вовсе. Не было тех самых зданий, дорог, деревьев, чьи образы были еще так светлы в его памяти. Многое из всего этого появилось намного позже. А самое главное — люди. Не осталось никого, кого он бы мог знать. Ни единой души. Или тех, кто мог знать тех, кто мог бы знать его. Эту цепочку можно было продолжать довольно долго. Он был максимально чужим. За пределами этого здания у него не оставалось ничего. Не было дома. Ни в этом городе, ни в другой точке мира. Его никто не ждал, никто не встречал. И он больше никогда никого не увидит из родных лиц. Никому, не нужен в самом полном понимании.

На какое-то мгновение легкие Марка сдавило. Он отошел от карниза, стараясь сделать вдох. Один глоток воздуха, второй. Это была не паника, лишь страх от мысли настоящего одиночества.

— Эй, парень? Тебе плохо? Дыши глубже, — Пир, заметив его состояние, схватил его под руку.

— Знаешь, чего я хочу? — спросил Марк, немного отдышавшись.

— Чего?

— Я хочу найти все что, есть на моих родных и друзей. Фотографии, видео, упоминания. Они ведь теперь далеко. Это же можно сделать?

Куратор несколько секунд обдумывал его вопрос, стараясь не выглядеть растерянным. «Они не далеко», — пронеслось у него в голове, — «их просто нет!».

— Конечно, можно, — вслух ответил он.