Будущее уже было

Юрий Анатольевич Кириллов, 2023

«Народ, забывший своё прошлое,обречён пережить его вновь»Схиархимандрит Илий (Ноздрин)Автор представляет свой жанр, как историческая фантасмагория.Произведение повествует о новых необычных похожденияхи приключениях с перемещениями во времени героев, уже известных по сценариям Александра Шевцова «Мы из будущего» и «Мы из будущего-2» ©ВГТРК (Россия-1). На этот раз им предстоит поучаствовать в гуще событий и сравнить произошедшее в Киеве в 2014-ом с тем, что пришлось пережить в Петрограде в феврале 1917 года, встретившись лицом к лицу с реальными и известными участниками событий настоящего и прошлого.

Непредвиденные повороты

Сергей проснулся раньше всех и долго размышлял о чём-то, стоя у окна. Из комнаты молодёжи доносился шорох и изредка приглушённый смех, из комнаты же, где разместился Олег — сдавленный храп. Тарас уже тоже не спал, и тут же в гостиной на диване молча лёжа смотрел в потолок.

— Что надумал? — спросил он у Филатова. — Какие планы на сегодня?

— Самый главный план — добраться в Бологово, любым путём попасть в поезд и найти там Соколова.

— Ну, думаю, чтобы добраться, проблем не должно быть. С колёсами вопрос решён. Только вот горючки нужно будет раздобыть. Придётся сгонять в думские гаражи. Сколько тут до этого Бологово будет?

— Километров триста.

— Значит, надобно побольше затариться.

— Это, ты — молодец, — похвалил товарища Сергей. — Мне бы и в голову не пришло конфисковать целый автомобиль.

— Это почему же конфисковать? Я, между прочим, можно сказать использую служебное положение — имею полное право пользоваться персональным автомобилем, тем более по долгу службы в необходимых целях делу революции.

— О, как загнул. Ну, пусть так, — усмехнулся друг. — Значит, не зря я тебя делегировал в Думу.

— Между прочим, я тут теперь далеко не последний человек, причём, аж, в составе самого главного комитета страны — в Совете, — с важным видом заявил Тарас, сопровождая сказанное улыбкой.

— Да, как я посмотрю, все вы тут удачно пристроились. Важные такие! Прям, герои революции. Только я один — беглый офицер, — усмехнулся Филатов, и тихо добавил. — Да, ещё Бероев где-то пропал.

— А разве он не со своей соседкой?

— Да, в том-то и дело, что нет. Если я не ошибаюсь, и если он ещё вместе с градоначальником, то к этому времени он должен вместе с остальными обороняться в Адмиралтействе. Вытаскивать его надо оттуда поскорее. Как бы не попал наш друг в лапы революционеров. Они сейчас никого не щадят.

— Так, что мы тогда сидим? — соскочил с дивана Тарас. — Надо выручать парня.

— Конечно, надо, — подтвердил Сергей.

Украинский товарищ быстро умылся и стал спешно собираться. Филатов продолжал размышлять:

— Поверить не могу, неужели представится возможность увидеть Николая живым? Вот бы ещё и поговорить удалось…

— Ага… — ухмыльнулся Тарас. — И, что интересно, ты хочешь ему сказать?

— Я бы ему, наверное, посоветовал не отрекаться завтра от престола.

— Ты же сам говорил, что нам ни в коем случае нельзя вмешиваться в историю, что из-за этого можем вернуться совсем в другое время, — возмутился приятель. — Да, и кто же тебя подпустит к самому императору? И, даже, если представить, что удастся, с чего ты взял, что он вообще станет тебя слушать?

— Это точно, — подтвердил и сам Сергей. — Нас и вообще без пропусков даже к охраняемому взводу не подпустят. Как же мы до этого Соколова доберёмся?

— А если это совсем не тот Соколов? — скептически предположил Тарас. — Мало ли ещё таких Егоров Соколовых в Питере?

— Это верно. И здесь тоже нельзя прекращать поиски. Так что, придётся опять разделиться.

— Только бы потом всех вместе собрать, — опять усмехнулся украинский гость.

— А я знаю, кто нам смог бы помочь, — вдруг встрепенулся Филатов. — Генерал Спиридович, тот, что был сегодня в штабе. Он сейчас в Петрограде.

— И чем же он нам сможет помочь?

— На сколько я помню, Спиридович, ещё до назначения его крымским губернатором долгое время сам возглавлял охрану самого Императора. А, значит и сейчас имеет прямой доступ к охранной службе, по старой памяти, так сказать, — разъяснил Сергей. — По крайней мере, если бы мы смогли найти генерала, это был бы наш шанс. И, можно сказать, пока что, единственный шанс.

— Ну, допустим, знаю я, где сейчас твой генерал, — хитро посмотрел на друга Тарас. — И, даже можно постараться его оттуда вытащить.

— Неужели он в Думе? — удивился Филатов.

— Так и есть. Я сам размещал его в «министерском павильоне».

— Значит, и его схватили?

— Нет, он, вчера лично явился в Думу, чтобы решать дальнейшую судьбу Крыма. И, Керенский его пообещал принять, как гостя.

— Но, разместили вместе со всеми арестантами?

— А других мест и нет. По крайней мере, на сегодняшний день, это самое безопасное место в городе, чтобы разъярённая толпа нечаянно не устроила самосуд, — подтвердил Тарас.

— Да уж… этим либеральным лидерам революции сейчас приходится заигрывать с вооружённой солдатнёй, и с бестолковыми работягами с пистолетами, чтобы нечаянно в неразберихе и самим не попасть под пулю, — с усмешкой поразмыслил Сергей. — Ну, всё, как у вас на Украине. Не находишь, друг? Там ведь тоже сейчас с разбушевавшимися националистами новая власть заигрывает. Тоже ведь понимают, что если что ни так, можно и самим башку потерять.

— Это уже не сейчас. Это теперь только через сто лет будет. И, если не вернёмся, то уже никогда этого и не увидим, — решил уйти от ответа украинский товарищ.

— Да, ты на меня не обижайся, Тарас. Я ведь понимаю, что не твоя это война…

Друзья за разговором оделись и вышли за дверь. Из своей комнаты, протирая заспанные глаза, в одних трусах и со свисающей с головы грязной окровавленной повязкой, вышел Олег и вдогонку крикнул:

— Куда вы без меня?

— Отдохни пока, дорогой. Раны свои залечивай, да за молодёжью тут присматривай, — ответил Филатов. — А, через часок приводи себя в порядок и подтягивайся в Думу. Там тебя ждать будем.

— Так отдохни или подтягивайся? — промычав себе под нос, Олег лениво побрёл обратно, наблюдая из окна, как Сергей с Тарасом отъезжают от парадной.

***

Виталий проснулся от шума и суеты в коридорах Адмиралтейства. Все беспорядочно сновали в разные стороны. Выйдя за дверь, он увидел, как министр Беляев панически эмоционально рассказывал градоначальнику о телефонном разговоре с председателем Госдумы Родзянко, в котором тот революционно-повелительным тоном предупредил о полной анархии в городе, и что он не отвечает за действия разъярённой толпы, буквально потребовав прекратить сопротивление и распустить войска. Тут же растерянный генерал Казаков подбежал к Балку и впопыхах захлёбываясь отрапортовал, что военные складывают во дворе в кучу своё оружие и строем при офицерах расходятся по казармам. С крайним удивлением градоначальник наблюдал за спешащими к своим частям офицерам, обращаясь к ним с вопросами:

— Кто приказал?.. Кто распорядился?.. Где Хабалов?..

В ответ спокойно смог доложить лишь полковник Фомин:

— По данным моей разведки гарнизон Петропавловской крепости полностью перешёл на сторону революции, и уже отдан приказ о штурме. Так что в случае промедления, откроют огонь прямо по Адмиралтейству.

На это военный министр Беляев лишь развёл руки в стороны. Тут к полковнику Фомину обратился какой-то офицер с просьбой отпустить его домой… по болезни. Начальник резерва строго посмотрел на того и с негодованием возмутился:

— Как отпустить? Вы же храбрый офицер, георгиевский кавалер. Почему?

— Если откровенно, то, все уже прекрасно понимают, что правительство сбежало. Распоряжения бесцельные и противоречивые. Полная безнадёжность положения. Даже агония какая-то…, — откровенно разъяснил просивший. — Не отпустите, всё равно уйду. А за мной уйдут и другие.

Понимая, что горькая правда действительно на его стороне, и за откровенность, полковнику уже ничего не оставалось, как молча согласиться с доводами и отпустить этого офицера.

Градоначальник Балк оглядывался вокруг, скорее всего пытаясь найти генерала Хабалова, но того нигде не было. Тогда он, уже в полном отчаянии, спокойным тоном распорядился начальнику резерва:

— Объявите всем чинам полиции, что ввиду роспуска войск, они также могут быть свободны. Могут идти по своим участкам и своим квартирам, это их дело. Всё оружие должны сложить в те же места, где складывают военные части.

В ответ прозвучал вопрос:

— А, как же вы?

— Я остаюсь здесь, но никого с собой не связываю, так как не сомневаюсь, что с минуты на минуту буду в лучшем случае, арестован, — спокойно ответил градоначальник.

Виталий понимал, что у него тоже остаётся очень мало времени. Он спустился и вышел за дверь. Нарядов во дворе уже не было. Все повозки стояли пусты. С верхних окон соседнего здания театра послышались одиночные выстрелы и тут же звук отскакивающих от металлических опор пуль. На земле в предсмертных судорогах с душераздирающим хрипом упали и корёжились две подстреленные лошади. Остальной табун с унылым голодным взглядом стоял рядом. Спокойно смотреть на это было невозможно, и Бероев кинулся на главный вход со стороны Дворцовой площади. Там артиллеристы тащили со всех сторон и сваливали в кучу орудия. Тут же стоял выстроенным последний солдатский строй. Полковник Фомин, опираясь на костыль, с надрывом в голосе пытался что-то объяснить им о выходе из тягостного положения.

Виталий поспешил вернуться в здание, нужно было срочным порядком найти архивы. Он услышал, как заведующий помещениями потребовал освободить все занимаемые комнаты во избежание разрушения здания артиллерией. В коридоре с растерянным видом стояли два генерала — Балк и Хабалов. К ним подошёл кто-то из служителей Адмиралтейства и любезным тоном передал приглашение на чай от адмирала Стеценко. Градоначальник обернулся на стоявших рядом изголодавшихся его сослуживцев и спросил:

— А моих сотрудников приглашение не касается?

— К сожалению, столовая настолько мала, что не сможет всех вместить, — ответил лакей, и генералы удалились в длинные коридоры вслед за ним.

Неожиданно Виталий увидел, как из одной из комнат вышел тот самый секретарь, что и управлялся с архивом. Дождавшись, когда тот скроется за углом, Бероев кинулся к двери. Дверь была заперта на ключ. Виталий попытался выбить плечом, но могучая дверь не поддавалась. «Что делать? Бежать за секретарём? Потребовать ключ? Разбить выстрелом замок?» — беспорядочные мысли мелькали в его голове. Тут он заметил приоткрытую соседнюю дверь. Внутри было пусто, на столе в беспорядке разбросана посуда, куски недоеденного хлеба. Теперь к мыслям об архиве неожиданно вернулось и чувство голода. Виталий не удержался и, отрезав ножом кусок от булки, жадными глотками запил остывшим чаем. Вдруг ему пришла неожиданная мысль, и, схватив со стола нож, он вновь кинулся в коридор. Просунув лезвие в щель, он попытался отодвинуть запирающую щеколду замка. С первого раза не удалось. Задвижка не поддавалась. Послышались шаги, и Виталий отошёл от двери. Какой-то офицер быстро прошагал мимо и скрылся за поворотом. Бероев повторил попытку — опять не получалось. Он рукавом стёр со лба пот, заливающий глаза, и продолжил вскрывать неподдающийся замок. В коридоре вновь послышались шаги. На этот раз быстрым шагом приближался тот самый секретарь генерала. Виталий хотел было уже с ножом кинуться ему навстречу, но, не решился и остался на месте. Тот же как раз шёл к этой самой заветной двери. Как только он ловким движение отпер её ключом, Бероев тут же бросился следом. Секретарь обернулся и, будто бы даже обрадовался тому, что здесь не одинок. На полу стояло около десятка коробок, наполненных бумагами.

— Помогите, пожалуйста, перенести это на второй этаж, — попросил секретарь.

Виталий, выдохнув от волнения, безусловно, тут же согласился, и, схватив в руки вслед за секретарём пару коробок, быстро проследовал за ним. Небольшая комната, временно оборудованная под архив, стояла открытой. Коробки располагались на деревянных стеллажах. Бероев начал жадно всматриваться в каждую, что нёс сам, но, той самой, какую он уже видел в прошлый раз, так и не попадалось. По возможности, пока нёс по коридорам, пересматривал сверху, однако опять всё было не то. Вот уже и последняя партия коробок, а нужной всё так и не находилось. «Значит, она где-то в других. Но, как теперь их осмотреть?», — вновь разные мысли блуждали в голове Виталия. Тут секретарь вдруг предложил покараулить комнату, пока тот сходит за ключом, чтобы запереть кабинет. Наш герой понял, что это его последний шанс и, стоило захлопнуться двери, начал нервно перерывать весь архив. «Не то… Опять не то… И снова не то, что надо… Вот… Вот она, та самая заветная папка с этой долгожданной буквой «С». Бероев вновь быстро пробежался глазами по уже знакомым страницам: «Савельев», «Савчук», «Селезнёв»… «Соколов!!!»

Послышался звук отрывающейся двери. Виталий резко рванул несколько страниц с корнем и быстро спрятал за пазуху, бросив папку назад в коробку. Руки дрожали от страха. Посмотрев в окно, в свете фонарей, он увидел, как кучками народ с оружием в руках уже собирается у ворот, из которых в строевом порядке шеренгами далеко по улице протянулись солдатские роты. Он заметил, что далеко не все оставили своё оружие. Большинство шли с винтовками за плечом и с воодушевлением распевали песню: «Взвейтесь соколы орлами». Публика, в основном из молодёжи и девиц, тут же облепляла со всех сторон этот солдатский строй. Кто-то уже залихватски гарцевал на тех самых лошадях, что только что стояли во дворе. Пули вдруг стали чаще и чаще звонко щёлкать по крыше.

Секретарь возился у двери с замком. Бероев уже понимал, что положение на улицах ухудшается, народ, увидев о роспуске войск, скоро начнёт хозяйничать уже и непосредственно в самом Адмиралтействе, а, следовательно, пора и ему покидать расположение. Прижав одной рукой к груди, другой он попрощался с секретарём и быстро выскочил в коридор. Спускаясь по лестнице, вновь наткнулся на генерала Балка, к которому из дверей с исказившимся от страха лицом, с криком бросился какой-то мужик:

— Ваше Превосходительство, спасите меня!

Ошеломлённый и, не понимающий градоначальник удивлённо спросил:

— Кто вы такой? Кто вам угрожает? И, чем же я вам смогу помочь?

— Я — жандармский офицер из наряда. Спасаюсь от толпы… Они едва не растерзали меня. Я спрятался у дворника. Он дал мне шапку и пальто… Они сейчас ворвутся и прикончат меня… Спасите! — запинаясь от всхлипываний, прокричал нежданный гость.

— Если вас увидят со мной, голубчик, то будет совсем плохо, — спокойно ответил генерал. — Спасайтесь, пока ещё свободен другой выход. И мой вам совет — в таком виде затеряйтесь в толпе.

Переодетого офицера отправили к другим воротам. Виталий же ясно понимал, что и ему этот выход тоже закрыт. Вслед за генералом он тоже вошёл в комнату, где за пустыми столами сидели оставшиеся верные градоначальнику офицеры, заглушая голод папиросами. От клубов дыма уже с трудом различались их скорбные лица. Каждый осознавал, что конец уже близок, оставалось лишь дожидаться неизбежной участи. Видя это, Балк обратился к офицерам:

— Господа, предлагаю разоружиться и сложить оружие в общей куче, — и чуть помедлив, продолжил. — Каждый из вас также может переодеться и попытаться пробраться домой.

Однако, никто не пожелал воспользоваться таким предложением. Каждый посчитал своим долгом оставаться рядом с командующим и градоначальником. Жалко было смотреть на генерала Хабалова, уныло опустившего голову почти до колен. Виталия же такая участь совсем не устраивала. В его планы не входило сложить голову вместе с генералами, тем более, когда нужная информация наконец-то была уже в его руках. Необходимо было срочно покидать это унылое сборище.

Только он об этом подумал, как в коридорах послышался приближающийся топот и гул с криками: «Где они?.. Дальше… Беги сюда…Куда они спрятались?..» Дверь распахнулась, и толпа ворвалась, быстро заполнив всю комнату. Офицеры тут же поднялись с мест. От беспорядочного гама уже никто никого не мог слышать. Из ворвавшегося в комнату народа вперёд вышли трое. Распоясанный военный с заплывшим одутловатым прыщавым сизым лицом в новенькой расстёгнутой форме прапорщика с красными погонами под всеобщий громкий хохот большим маузером в руке поочерёдно в упор стал наводить каждому в лицо. Стоявший рядом совсем ещё молодой пьяный солдат размахивал над головами офицеров шашкой, изредка делая движения, будто бы собирается заколоть, при этом гогочя и упиваясь своим превосходством, выкрикивая что-то совершенно невнятное. Третьей из вышедших оказалась средних лет меланхоличная подвыпившая женщина с проседью в волосах, зубами прижимая во рту еле тлеющую сигарету. Поверх длинного старого поношенного пальто она была опоясана новым широким солдатским ремнём с нацепленной саблей и двумя заткнутыми за него револьверами. Нагловатый юнец, продолжая забавляться открытым клинком, истошно проорал по слогам, словно его никто не слышит и не понимает:

— А где ж тут промеж вас Хо-ба-а-лов?

— Где Хабалов?! — более спокойно спросил второй, наводя маузером на Балка.

Градоначальник, оглянувшись по сторонам, спокойно ответил:

— Генерал Хабалов был с нами, но недавно ушёл, а куда — не знаю.

Виталий, оглядевшись вокруг, тоже не нашёл взглядом Хабалова. Вероятно, тот успел скрыться ещё до прихода толпы. Пьяный солдатик и прапорщик, оба вытаращив глаза, грозно уставились на бесстрашного генерала, но, он, не дожидаясь от них никакого ответа, продолжил, причём так громко, чтобы смогли услышать все:

— Я — градоначальник, меня зову Александр Павлович Балк. Арестуйте меня и ведите в Государственную Думу!

Сказав это, генерал тут же сам, закинув руки за спину, уверенным шагом вышел из комнаты. Толпа послушно расступилась, раздались радостные крики, выстроился живой коридор. Офицеры проследовали за градоначальником, Бероев присоединился среди них. Из толпы закричали: «Надо у них отобрать оружие!»

У Балка и на этот возглас нашёлся ответ:

— Оружие всё уже собрано, — указывая по пути на сваленные винтовки в коридоре.

Народ кинулся разбирать эти кучи, дальше сопровождать офицеров уже никто не собирался. Откуда-то с прилегающего коридора перед Виталием вдруг пристроилась фигура старого генерала Хабалова, незаметно присоединившегося к строю арестантов.

Быстро пройдя через ворота со стороны адмиралтейского сквера, что как раз напротив здания Градоначальства, офицеры повернули налево, но, тут же были остановлены. Вдоль дороги стояли два больших грузовика. Кто-то из контролирующих процесс скомандовали: «Грузиться». Генерал Балк с трудом взобрался через открытую дверь в кабину и расположился рядом с водителем. Ему рядом под дикий крик и хохот буквально впихнули другого грузного офицера. Остальные начали грузиться в открытый кузов. Виталий ловко запрыгнул сам. Других же, кто не мог справиться самостоятельно, под всеобщую ругань стали забрасывать, словно мешки. Дошла очередь и до генерала Хабалова, но тот, вдруг почему-то назвался «поручиком Преображенской роты» и попросился в отряд к своим солдатам. Рабочий с повязанной красной лентой на рукаве, что регулировал погрузкой, спокойно согласился и отправил генерала восвояси. Хабалову даже на миг показалось, что он и сам не поверил, что его обман может так сработать. С удивлённым видом он попятился, но возле второго грузовика один из младших офицеров с таким же бантом на груди вдруг крикнул: «Так это же сам Хабалов!» Не замеченным генералу всё же уйти так и не удалось. Его тут же опять скрутили и забросили во второй грузовик.

Как только погрузка завершилась, первым с места рванул именно тот грузовик, и очень быстро скрылся за поворотом. Следом тронулся и второй. Но, в этот момент с Гороховой улицы неожиданно выскочил легковой автомобиль и прямо из машины пулемётной очередью с оглушительным грохотом прошёлся поверх голов. Толпу охватила паника, многие просто бросились на землю. Офицеры в кузове залегли. «Господи, хоть бы скорее прикончили», — глубоко вдохнув, прямо в ухо Виталию произнёс, сидевший рядом, полковник. В планы Бероева такое не входило. Отовсюду доносились стоны и ругательства.

Автомобиль, буквально подрезав грузовик, резко затормозил. Тот, не ожидая такого манёвра, налетел на чугунную тумбу и замер на месте. На заднем сиденье легкового автомобиля важно восседал офицер с алой повязанной лентой на груди. Из дула пулемёта, что он держал в руках, ещё продолжал клубиться дым.

Из-за руля с важным видом, громко хлопнув за собой дверь, выскочил высокий холёный с длинными до плеч засаленными волосами и стильной бородкой плотного телосложения мужчина в чёрной кожаной куртке и двумя револьверами за поясом. Не спрашивая ни слова, он с ходу, сунув буквально в лицо какую-то бумагу с печатью первому же, кого посчитал среди толпы главным и быстро пробежался взглядом по набитому битком кузову.

— Этого… этого… и этого, я забираю с собой, — коротко и надменно произнёс он, ткнул пальцем на Бероева, затем, переводя взгляд в кабину, на градоначальника и сидящего рядом с ним соседа.

«Главный» из толпы мятежников совсем и не возражал, только лишь спросил:

— Куда их?

— А ты сам-то как думаешь? Конечно же, в Думу, — ответил важный представитель революционного начальства. — По личному распоряжению товарища Керенского.

При таких веских аргументах тот лишь решил поторопить процесс, ткнув выбранных офицеров винтовкой в бок с требованием:

— Живо пересаживаться.

Виталий сначала даже и не мог понять, почему выбор пал именно на него, пока, поднял голову, не узнал перед собой в этом самом «важном»…Тараса. Приблизившись же к автомобилю, и уже совсем с нескрываемой улыбкой, буквально бросился на заднее сиденье с криком: «Борман…»

Филатов, уже к тому времени отложив в сторону пулемёт, с угрожающим видом, быстро зажав другу детства рот перчаткой, резко впихнул того в салон. Виталий от боли даже вскрикнул, и, с обидой уткнулся в окно. Генерала Балка разместили на переднем сиденье рядом с водителем. Третьим оказался тот грузный генерал Казаков. Не успел Тарас двинуть автомобиль с места, как на подножки с обеих сторон машину облепили какие-то подвыпившие солдаты с винтовками. Тот же самый «главный» из бунтовщиков с хитрым взглядом крикнул Тарасу: «Они проводят вас до места!» Возразить было уже не чем.

Машина рванула с места, разнузданные солдаты начали кричать и размахивать оружием, стреляя в разные стороны. Только один из них неистово орал им, пытаясь перекричать звук мотора: «Да, не стреляйте же вы, товарищи. Берегите же патроны. Они нам ещё пригодятся». Однако, его мало слушали и продолжали беспорядочно палить. С такой канонадой автомобиль, скрипя и лязгая рессорами по ледяным наростам на дороге, пронёсся по пустынной Дворцовой Набережной мимо величественно возвышающегося багрового Зимнего Дворца и грациозной строгой линии других величественных зданий.

С приближением к Таврическому Дворцу народу на улицах становилось всё больше и больше. Уже целые солдатские кавалькады вышагивали, красуясь перед девицами и радостно приветствуя многочисленные гуляющие толпы народа. У въезда в ворота на площадь перед зданием образовался затор, с обеих сторон решётки стояли людские массы. Автомобиль пришлось остановить. Толпа тут же с дикими нечеловеческими воплями ринулась и со всех сторон облепила автомобиль, с любопытством заглядывая в окна. Совершенно безобразные, опухшие и искорёженные лица в упор глазели на офицеров, пытая даже пальцами дотянуться до их глаз. Пьяный охранник внимательно рассматривал пропуска у предыдущих въезжающих. Продвинувшись к въезду Тарас, не выходя из машины, протянул ему бумагу. Тот, казалось, совершенно ничего не понимая, пытался что-то прочитать. «Грозный водитель» долго ждать не стал, и, выдернув из рук листок бумаги, злобным и нетерпимым тоном громко заявил:

— По личному распоряжению Керенского важных арестованных доставили, не видишь, что ли? В следующий раз знай, кого останавливаешь!

С этими словами Тарас нажал на гашетку и автомобиль дёрнулся вперёд. Охранник, учтиво поклонился, развёл руками и дал отмашку толпе, чтобы расступилась. Автомобиль рванул и, сделав полукруг по площади, остановился у главного входа.

Под конвоем всё тех же солдат «арестованных» провели по многолюдному коридору Государственной Думы. Тарас здесь чувствовал себя, уже как дома, отлично ориентировался, поэтому именно он указывал дорогу. Виталий, совершенно ничего не понимая, приняв свою участь, как есть, вместе с другими важными генералами, склонив голову, плёлся следом. Для Филатова же обстановка была пока также в новинку. Он с любопытством глазел по сторонам на толчею всякого рода публики. Почти сразу, только ещё войдя в здание, пришлось с ужасом наблюдать за тем, как несколько солдат штыками прямо на стене раздирали в клочья огромного размера портрет императора в золочёной раме. Другие рядом громко гоготали и острили. Неожиданно кто-то узнал градоначальника.

— Неужели, сам Балк? — с негодованием крикнул этот нагловатый революционер, беспардонно потрепав того по щеке. — Вы бы, генерал, отдали сейчас же приказание вашей полиции прекратить расстрелы безоружного народа из пулемётов.

Балк в ответ совершенно озадаченно посмотрел и, не понимая, переспросил:

— Из каких ещё пулемётов?

— Вам лучше знать, из каких, — возмущённо воскликнул представитель новой власти.

— Товарищ, товарищ, у нас полная свобода слова и действий. Не оказывайте давления на градоначальника, — вдруг послышалось из-за спины.

Сделав шаг вперёд, в центре оказался невысокий стройный интеллигентный опрятно одетый депутат. Он вдруг протянул руку Тарасу со словами:

— Хорошая работа, товарищ.

— Стараемся, Александр Фёдорович, — прозвучало в ответ от украинского гостя.

Депутат учтиво протянул руку и офицеру с ярко-красным бантом на груди, вопросительно посмотрев на того.

— Сергей Филатов — мой друг… Прапорщик, недавно с фронта, — представил приятеля Тарас.

— Похвально. Нам крайне необходимы боевые офицеры.

Сергей, казалось, вообще не моргая, глотал каждое слово, понимая, что перед ним сейчас стоит сам Керенский. Депутат же повернувшись к градоначальнику, спокойно, но строго произнёс:

— Генерал Балк, именем революционного народа, вы арестованы. Но, здесь вы под моей личной охраной и, если вам угодно, опекой. А, значит, вам ничего не угрожает. Конвой доставит вас к месту заключения. Условия более, чем комфортные.

— Я сам лично конвоирую генерала, — вызвался Тарас.

Керенский возражать не стал, посмотрев на другого офицера.

— Генерал Казаков, — представился тот.

— Вас также, генерал, конвоируют в «министерский павильон».

— А можно я лично буду конвоировать генерала? — вдруг воскликнул один из сопровождавших молодых солдат, тот, что по дороге кричал об экономии патронов.

— Это отчего же? — с удивлением спросил Керенский.

— А я тоже Казаков, — восхищённо воскликнул тот. — Буду друзьям потом рассказывать, как важного генерала с такой же фамилией лично арестовывал.

— Так может ты его родственник? — усмехнулся депутат. — Возьмёшь сейчас, да отпустишь. Он тебе не отец, часом?

— Не-е-е, — возразил солдат. — Мой батя кочегаром всю жизнь отработал, а тепереча извозчиком в Петрограде. А я вот с прошлого году на службе. На фронте воевал. Таких родственников у нас нету.

— А не брешишь? — удивился Керенский. — Не ужели и правда, такой молодой, а уже и на фронте?

— В составе 433-го Новгородского пехотного полка воевал. Под Ригой получил контузию, демобилизовали, теперь вот тут, — отчеканил юный военный.

— Сколько же тебе сейчас, малец? — продолжал интересоваться депутат.

— Девятнадцать лет отроду.

— И тоже генералом поди хочешь стать? — усмехнулся Керенский.

— А то, — по выправке уверенно ответил юноша. — Только я не малец, я — Василий Иванович.

— Ну, если прям Василий Иванович, то, нам такие бравые ребята всегда сгодятся. Как же тебе отказать? Конечно, конвоируй генерала, — вновь усмехнулся самый важный революционер, и, указывая на Тараса добавил. — А, старший товарищ тебе покажет.

Керенский повернулся было к Бероеву, но, Филатов тут же включился в разговор, почти прошептав депутату тихо на ухо:

— А это наш внедрённый человек. С его помощью и взяли генералов.

— Удивительно, — покачал тот головой и добавил. — Похвально, товарищи.

Виталий же в этот момент смотрел совсем в другую сторону, где с удивлением наблюдал за другой сценой. В одной из приоткрытых комнат он отчётливо заметил уже хорошо знакомый ему силуэт. Протерев очки и ещё раз внимательно присмотревшись, он действительно отчётливо увидел уже знакомого ему того самого генерала Занкевича. Тот, улыбаясь, очень активно и любезно общался с какими-то депутатами — видимо, новыми руководителям революции, что-то весело рассказывая, дружески обнимая и похлопывая близ стоящего рукой по плечу. Такая картина полностью перевернула в его голове всё представление о произошедшем за последние сутки. Молодой генерал, вероятно, тоже в этот момент почувствовал столь пристальный взгляд на себе и, окинув взором вокруг, встретился глазами с Бероевым. Безусловно, он сразу узнал Виталия, после чего, не смотря на то, что продолжил увлекательный разговор с собеседниками, улыбка на его лице заметно спала, а хитрый прищур теперь не сводил взгляда с «дотошного журналиста».

Керенский спешно покинул компанию и растворился в стенах Госдумы. Конвой двинулся вперёд по узким коридорам лабиринта. Только Тарас знал точную дорогу, а потому все шли следом. Возле нужной двери уже толпился народ с такими же конвоируемыми в различных офицерских мундирах. Многие из них были заметно избиты. Из ссадин по лицам у кого-то стекала свежая ещё кровь, а у кого-то уже размазана грязными запёкшимися струями. Из разговоров было понятно, что солдаты, сначала зверски расправлялись со своими же командирами, затем приводили сюда, обвиняя тех в контрреволюции.

Важно по-начальнически у дверей офицеров принимал плотного телосложения высокий интеллигент. Услышав от присутствующих, что это и есть сам Родзянко, Сергей напряг и зрение и слух. Довольные солдаты, вдоволь накуражившись над своими «душегубами», и, со спокойной душой сдав их на милость революционного суда, получив при этом благодарность за усердие от самого главного народного депутата, с развесёлым настроение отправились восвояси. Председатель Госдумы же не спешил отводить арестантов за дверь, а, наоборот, дождавшись, когда буйные солдаты скроются из вида, отвёл побитых офицеров в сторону и стал что-то активно объяснять. Филатов с любопытством наблюдал за тем, как заметно воодушевлялись офицеры, по всей вероятности неожиданно получив протекцию главного революционера.

Подходила очередь и до наших героев. Впереди был только один арестованный — пожилой чиновник, по всей видимости, достаточно важный, по внешнему виду которого было понятно, что, привезли его прямо с постели. Прямо поверх ночной рубашки красовалась цепь «ордена Андрея Первозванного». Дверь изнутри открыл солдат с пронзительным ожесточённым взглядом. Сергей тут же отметил для себя, что именно такие глаза обычно изображают на карикатурах Распутина. Только здесь арестантов принимал не кто иной, как тот самый унтер-офицер Круглов, с которым Филатову так и не довелось встретиться с глазу на глаз ещё до начала восстания в той самой фронтовой роте волынского полка.

Наконец дошла очередь, и главный конвоир вместе с молодым солдатом под запись «сдали» своих арестованных генералов в «министерский павильон». Тарас же взамен у распорядителя Круглова потребовал:

— Мне нужен генерал Спиридович… на личную встречу к Керенскому.

— Никаких распоряжений на этот счёт не было и без пропуска выпустить арестованного не могу, — возразил унтер-офицер.

Украинский товарищ крайне возмутился и яростно воскликнул:

— Хочу напомнить, товарищ, о том, что Керенский лично распорядился, что Спиридович является не арестантом, а гостем здесь. Ещё раз отмечаю — гостем!!! Следовательно, он имеет полное право беспрепятственно входить и выходить по личному усмотрению. К тому же через пять минут назначена аудиенция, и я обязан доставить генерала к месту, во что бы то ни стало!

После такого эмоционального заявления пыл охранника спал, и он больше не стал возражать, а молча ушёл внутрь комнаты. Через минуту генерал, немного усталый и совершенно с безразличным видом стоял у дверей.

Филатов при этом в разговоре не участвовал, он давал наставления молодому солдату Василию Казакову, крепко пожимая тому руку на прощание, про себя думая: «Кому бы сказать, что самому будущему маршалу давал указания, никто в жизни не поверит». Обернувшись, Сергей встретился взглядом со знакомым уже генералом Спиридовичем. Тот заметно удивился:

— Опять вы? Что это за маскарад? — спросил он, указывая на красный бант. — Или вы с самого начала с ними?

— Господин генерал, не время для дискуссий. Позвольте на все интересующие вопросы дать исчерпывающие ответы в другой — более спокойной обстановке. И, поверьте, они вас вполне удовлетворят в ваших ожиданиях. Сейчас же, просто доверьтесь мне, и следуйте за нами. На данном этапе главная задача — это покинуть это революционное стойбище, — коротко и доступно попытался выразить свою мысль Филатов.

Как человек вполне понятливый, генерал без лишних вопросов проследовал за группой. Только сейчас Сергей обратил внимание, что рядом с ними нет Бероева:

— А где Чуха? Где Виталий? — быстро осматривая лица вокруг, воскликнул он.

— Я думал, что он где-то за нами, — с не меньшим удивлением заявил Тарас.

Ещё раз оглянувшись вокруг, и не найдя поблизости друга, он предложил пока вывести друзей на улицу через служебный подъезд. По дороге они ещё раз жадно всматривались в толпы людей в коридорах.

Тарас быстро подогнал автомобиль к боковому подъезду здания и усадил генерала на заднее сиденье. Этого входа народ не знал, а потому у двери было пусто. Приятели же решили не бросать здесь друга и вернуться на поиски с того места, где и расстались. Но ни там, ни в округе Виталия нигде не было, и друзья решают разойтись в разные стороны.

Сергей бегал по коридорам из стороны в сторону, безрезультатно высматривая товарища. «Как же не хватает сотовой связи», — уже неоднократно подумал он. Дверь одного из кабинетов неожиданно с размаха распахнулась, и в коридор, чуть было не сбив с ног Филатова, выскочил возмущённый Родзянко с энергичными эпитетами: «мерзавцы, негодяи, собачьи депутаты…» Сергей невольно заглянул в оставшуюся открытой дверь и в огромной аудитории среди множества собравшихся депутатов и других важных лиц с удивлением обнаружил Тараса, разговаривающего с Олегом.

Осмотревшись вокруг, он понял, что именно здесь и проходят эти первые заседания того самого знаменитого Совета рабочих депутатов, что в будущем станет самым главным органом власти всей страны. Вглядываясь в лица, историк пытался понять, кто есть кто. В депутате с кавказской внешностью, возглавлявшем собрание, он сразу узнал депутата Чхеидзе. В разговорах слышались фамилии Скобелев, Суханов-Гиммер, Стеклов-Нахамкес… Заправлял этими «присяжными-поверенными» тот самый адвокат Соколов. С первых же слов было понятно, что обсуждался вопрос, относительно императора Николая, поэтому Сергей решил задержаться и прислушался. Один из депутатов со злобным видом горячо доказывал:

— Родзянко пускать к Царю ни в коем случае нельзя! Через Родзянко буржуазия сговорится с царём, образуется контрреволюционная сила под видом объединения царя с народом, в лице думского народного представительства!

— Правильно говорит Суханов-Гиммер. Их поддержит армия, и на Петроград будут выдвинуты воинские части, которые и водворят порядок в городе, не только революционном, но и распылённом и беззащитном, — распылялся другой.

— Кто может ручаться, что от разрешения дать Родзянко поезд не зависит судьба всей революции? — горячился уже третий депутат. — Надо благодарить железнодорожников за правильное понимание и доблестное выполнение ими долга перед революцией. Считаю, что в поезде Родзянко нужно отказать!

Поднялся общий гул, из которого было понятно только одно —

что большинство, всё-таки поддерживают решение. Какой-то офицер, вероятно дожидавшийся окончательного вердикта по данному вопросу, вышел из кабинета. Продолжилось активное обсуждение судьбы государя и членов династии:

— Да что тут думать, нужно немедленно изолировать весь их Дом Романовых, а всех князей — и высокопочтенных и прочих, сместить к чертям со всех постов!..

— Я считаю, что нужно пока что срочно арестовать самого государя и всех членов его семьи.

— Правильно, вот пусть Чхеидзе с вооружённой группой этим и займётся. Поручаем ему эту важную и ответственную миссию…

Через минуту председатель собрания вышел за дверь, а в кабинет вбежал разъярённый Керенский. Он сходу набросился с упрёками за отказ в предоставлении поезда председателю Госдумы:

— Хотите погубить всю революцию?! Играете на руку монархии и Романовым?! — прокричал он.

Стоя совсем рядом, Сергей видел, как у депутата в этот момент жилы на висках напряглись настолько, что, казалось, готовы были лопнуть. Вдруг Керенский замолчал и повалился. Олег, оказавшийся с другой стороны, тут же подхватил депутата, чтобы тот не упал на пол. Все замерли, кто-то подбежал приводить коллегу в чувства. Олег, держа на руках тело депутата и набрав полный рот воды из графина, с силой брызнул тому в лицо. Керенский открыл глаза, активно проморгался и, словно бы ничего и не произошло, поднялся, вытерся платком и тут же сходу продолжил свою речь, доказывая необходимость разрешить поездку Родзянко к царю. Теперь уже и стихшие члены Совета были согласны с таким решением. Кто-то ещё предложил:

— Заодно вместе с Родзянко должен поехать и батальон красной гвардии во главе с Чхеидзе.

В отряд по захвату государя тут же попросился лихой офицер в кавказской черкеске и заломленной назад папахой. Он эмоционально выкрикнул:

— Я только что сам лично со своим отрядом героически захватил Петропавловскую крепость, а комендант крепости — георгиевский кавалер генерал Никитин признал новую власть и отпустил арестованных солдат.

Члены Совета радостно встретили такую новость. Но, тут же вошедший в кабинет сообщил:

— В Кронштадте бунт. Уже убили адмирала Вирена вместе с десятком других офицеров, среди которых также были адмирал Бутаков и генерал Стронский.

Одни с ужасом, а другие со злорадством, восприняли это известие. Кто-то выразил своё мнение:

— Это омерзительно, господа. Офицеров надо защищать. Через них надо выдворять порядок среди солдат. Нужно взять в руки гарнизон, а через них восстановить порядок…

Многие согласились с таким мнением, но послышались и возражения:

— Солдаты жалуются на офицеров. Говорят, что офицеры возвращаются в казармы и восстанавливают прежние порядки. Будто бы те вновь за царя. И солдаты воспринимают это, как контрреволюция.

Из зала донеслось:

— Прежде всего, нужно встретить идущие с фронта войска.

— Этим занимается Военная комиссия во главе с Энгельгардтом, — возразил Соколов. — Нужно, сначала в гарнизоне наладить порядок. Очень важно иметь эту солдатскую массу в своих руках.

Наступила некоторая пауза, словно все в раз задумались, и сквозь эту тишину вдруг Олег спокойно произнёс, высказав своё мнение:

— Так надо просто взять и ввести в ваш Совет делегатов из солдат. Пусть хотя бы по одному от каждой роты представят.

Все разом молча посмотрели на солдата.

— А что такого? — будто бы оправдываясь, пожимая плечами, удивлённо продолжил Олег. — Ну, будет у нас Совет не только рабочих, а ещё и солдатских депутатов.

Тут Керенский, похлопав по плечу своего соратника, восторженно произнёс:

— Гениально. Гениальное по революционности решение. И вы будете нашим первым солдатским представителем в Совете.

По физиономии Керенского складывалось впечатление, что он сам не понимал, почему такая идея не пришла в голову ему самому. Вновь началось бурное обсуждение этой темы. Кто-то воскликнул:

— Надо прямо сейчас вынести постановление о подчинении всех воинских частей гарнизона Совету, а все распоряжения Военной комиссии чтобы исполнялись только при условии, что они не противоречат распоряжениям Совета.

Адвокат Соколов дополнил:

— Нужно вообще перевести армию на «гражданское положение». Пусть солдатам будут даны все гражданские права, не считаясь с требованиями военной службы, её духом и существом.

«Так вот как и зародился этот проклятый позорный Приказ номер один», — подумал про себя Филатов, покачивая головой. Он махнул головой приятелям, и все трое неслышно вышли в коридор. Безусловно, было интересно поучаствовать в таких важных исторических процессах, но, сейчас гораздо важнее было добраться до императорского поезда, а для этого нужно было ещё найти потерявшегося в этой толпе Виталия. Друзья вновь договорились, теперь уже втроём, разойтись по обширным коридорам здания и встретиться на служебном подъезде, где в автомобиле их дожидался генерал.

От бесконечных коридоров, сплошь заполненных толпами солдат и всякого люда, уже кружилась голова. У главного входа в большом вестибюле на множестве собранных вместе столах были навалены груды съестных продуктов. Тут же висели, облепленные мухами, две туши мяса. В другом зале смазливая молодая девица привлекала внимание к разложенной на столах пачкам революционной литературы — брошюрам и какими-то листовкам с прокламациями. «Неужели? — подумал про себя историк, взяв со стола свежую газету. — А вот и первым номером знаменитых «Известий».

Внимание привлекал крупный заголовок «Ко всем гражданам России». Филатов бегло пробежался по статье под авторством партии РСДРП(б): «…Задача рабочего класса и революционной армии создать Временное Революционное Правительство, которое должно стать во главе нового нарождающегося республиканского строя… Это правительство должно войти в сношения с пролетариатом воюющих стран для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей и немедленного прекращения кровавой человеческой бойни, которая навязана порабощённым народам…»

«Как же красиво большевики заигрывают перед рабочими и солдатами, — продолжал размышлять историк. — Сами же предложили создать Временное правительство, сами же его потом и свергнут».

Неподалёку Сергей вновь увидел раздражённого Родзянко в окружении коллег и высокого офицера. Депутат с негодованием возмущённо выкрикивал: «Мерзавцы, негодяи, губят Россию…»

Подойдя ближе, из разговоров, Филатов понял, что рядом с председателем ни кто иной, как сам Великий Князь Кирилл Владимирович. На его праздничном красивом расшитом кителе красовался огромный алый бант. Рядом мялись два верзилы в матросской форме. Князь увлечённо рассказывал, как его подопечный отряд по дороге в Таврический на Невском нарвались на пулемётный обстрел, но, быстро преодолев этот инцидент матросы с минуты на минуту будут в распоряжении революции. Родзянко в ответ поблагодарил и, не успев высказать несколько дежурных патриотичных фраз, как тут же две весьма привлекательные барышни подхватили князя под руки и повели «на чай». Филатов продолжал размышлять: «А вот и предательство на самом высшем уровне, крайне недостойное для члена династии».

Председатель Госдумы нырнул рядом в кабинет, оставив незакрытой за собой дверь. Сергей решил проследовать за ним и оказался в просторной комнате с расставленными по центру столами, вокруг которых суетились разного рода военные. Быстро сориентировавшись и прислушавшись к разговорам, Филатов понял, что здесь заседает Военный штаб из офицеров разных родов войск, которых Родзянко и успел оградить от арестов. Один из офицеров, которого называли Половцевым, весело восхвалялся:

— Ещё пару дней назад я обедал в Ставке главнокомандующего за высочайшим столом, говорил с государем и целовался с генералом Ивановым, а вот сейчас уже обдумываю планы борьбы с этими диктаторами.

При виде Родзянко, начальник этого штаба, по всей видимости, тот самый Энгельгардт, о чём Филатов знал ещё из исторических материалов, стал взахлёб рассказывать:

— Ещё утром отдал приказ этому наезднику Архипову с нарядом в пятьдесят штыков арестовать Контрреволюционное Отделение Штаба Округа. Так они арестовали генерала Круглова, митрополита Питирима, председателя Союза Русского народа Дубровина, сенатора Владимира Трепова, всех офицеров Губернского жандармского Управления, кроме самого начальника. Сам генерал Волков, оказывается, был убит уже к тому времени толпой, а управление и вообще подожжено.

Председатель Думы воспринял рассказ без особого интереса и предложил:

— Господа офицеры, товарищи, пора уже заняться делом. Необходимо распорядиться о занятии революционными войсками вокзалов, дворцов и других важных пунктов. Нужно прекращать эти беспорядочные грабежи и разгромы. И арестовать уже этих пулемётчиков на крышах. Нужно всерьёз подумать об обороне вокзалов и самого Таврического Дворца. Никто из нас не знает, как будут действовать части, которые двинутся на столицу с фронта.

После таких наставлений, офицеры притихли, и Родзянко с важным видом вышел за двери. Энгельгардт пристально посмотрел на Филатова, вероятно пытаясь припомнить такого офицера из своего штаба, Сергей быстро развернулся и тоже вышел вслед за депутатом.

Вся обстановка в здании уже настолько напрягала, что хотелось быстрее выскочить наружу. Всюду бродили без толку снующие военные и полупьяная молодёжь. Сергей, слегка улыбнувшись, невольно остановил взгляд на одной целующейся парочке. Молодой солдат, расстелив шинель на широком вместительном подоконнике, усадил рядом с собой на коленях симпатичную девчонку, вероятно студентку, которая всем телом страстно прижималась к военному, оплетая шею руками. «Кому война, а кому романтика», — пронеслось в голове у Филатова.

Но, в этот момент он каким-то боковым зрением заметил сидящего с другого края того же длинного подоконника фигуру спящего сидя солдата, похожую на его друга Бероева. Подскочив ближе, он уже совершенно не сомневался, что тут действительно кимарил его друг. С неистовым возмущением он толкнул Виталия в плечо:

— Чуха, ну ты нашёл время для отдыха. Поехали быстро, по дороге выспишься.

Но, Виталий не ответил, а лишь повалился на окно.

— Ты чего не даёшь парню спокойно отдохнуть? — возмутился молодой солдат, который так романтично с курсисткой пристроился рядом.

Сергей руками приподнял спящего друга за грудки, но, голова того беспомощно свисала, глаза полуоткрыто смотрели в пустоту. Только сейчас Филатов обратил внимание на растекающуюся из под него по светлому подоконнику темно-красную лужу крови. Студентка воскликнула от страха и отскочила в сторону. Солдат с удивлением посмотрел на офицера. Сергей приподнял шинель. Мундир был уже частично багровой цвета. Рванув пуговицы, он добрался до кровоточащей струёй раны на животе. Порез был похож на что-то тонкое и острое, по всей вероятности от ножа. Из под кителя на подоконник выпали окровавленные пачки бумаги.

Девчонка, что стояла рядом, тут же подскочила, откуда-то из сумки, что свисала на плече, в её руках оказались бинты и вата. Она что-то крикнула своему ухажёру и тот быстро убежал. Студентка вероятнее всего оказалась медиком или санитаркой, потому как очень ловко справлялась с обработкой глубокой раны. Кровь не останавливалась, бинт уже быстро заканчивался, и она, моментально не раздумывая оторвала кусок от своего же длинного подола, приложив к ране. Сергей лишь пытался приводить друга в чувства, похлопывая того по щекам и сбрызгивая водой из графина. Виталий же произносил что-то нечленораздельное.

Через минуту рядом уже толпилась целая группа таких же медсестёр, за которыми, по всей вероятности, и сбегал этот молодой солдат. Девушки ловко на несколько раз перетянули принесёнными бинтами вокруг живота, зажав рану. Откуда-то с удивлёнными и округлёнными глазами появился Олег. Мускулистый спортивный парень аккуратно и медленно приподнял друга на своих руках. Филатов схватил с подоконника забрызганные кровью бумаги. Студентки-медички смогли сделать всё, что возможно, оказав первую помощь, дальше уже требовалась помощь врачебная. Сердечно поблагодарив отзывчивых молодых девчонок, друзья бросились к выходу.

Автомобиль с генералом ожидал на прежнем месте. Тарас уже ожидал друзей у дверей. Аккуратно разместив раненого друга на заднем сиденье, машина быстро двинулась к воротам. На этот раз компания беспрепятственно покинула территорию центра революционного восстания. Охранник не предпринял ни малейшей попытки остановить грозное начальство. Сергей уже хорошо знал, куда нужно направляться и указывал дорогу. Олег всю дорогу пытался приводить друга в чувства, не давая тому окончательно потерять сознание. Генерал смотрел на всё с удивлением и смиренно молчал, понимая, что любые вопросы сейчас будут неуместными. Автомобиль мчался по Литейному проспекту, не обращая внимания, ни на гуляющие компании, ни на группы вооружённых солдат, ни на баррикады и многочисленный мусор на дороге.

Машина стремительно влетела во двор уже знакомого госпиталя и с визгом тормозов остановилась вплотную у входных дверей. Сергей, выскочив первым, тут же бросился внутрь. Генерал Спиридович, шёл следом, прекрасно понимая обстановку. Он сходу грозным голосом отдал распоряжение первой же санитарке, чтобы позвали в операционную хирурга. Олегу, что нёс на руках раненого друга, генерал указал дорогу в операционную комнату. Санитарки подкатили кушетку.

Пока девчонки в белых халатах готовили Виталия к операции, снимая одежду и перевязку, появился тот самый хирург Виноградов. Без лишних вопросов врач тут же указал всем за дверь. Все и так понимали, что больше от них уже ничего не зависело. Начались минуты ожидания. Олег смотрел в пол, обхватил свою перевязанную голову окровавленными руками, Тарас спокойно попытался изучать наполовину залитые кровью бумаги, генерал Спиридович в коридоре уже успокаивал рыдающую женщину. Жена какого-то важного начальника узнала знакомого генерала и пыталась поделиться горем, изливая душу. Она открыто бранила всех вокруг, включая императрицу. С её слов «супруг, бросив на произвол судьбы семью, срочным порядком отбыл в Царское Село для защиты царской семьи, сама же она вместе с двумя детьми осталась не удел, вынуждена скрываться, потому, как толпа извергов разгромила и разграбила всю их квартиру». Генерал, спокойно выслушав историю женщины, будучи хорошо знакомым с руководителем Красного Креста, вызвался попытаться помочь приютить этих двух, снующих по коридору малолетних мальчишек, в стенах этого госпиталя.

Сергей стал нервно прохаживаться по знакомым уже коридорам. Поднявшись на второй этаж, он заглянул в знакомую палату. Прапорщик Емельянов, увидев приятеля, тут же подскочил на кровати и бросился навстречу с рукопожатиями. Напротив, возле кровати другого раненого товарища Дёмина скромно сидела молодая девушка. Поздоровавшись, тот представил свою супругу и радостно сообщил новость, которую они только что активно обсуждали. С невероятным воодушевлением он заявил, что скоро станет отцом, нежно погладив жену по животу. Девушка слегка смущалась, но, продолжала мило улыбаться. Дёмин наклонился к супруге на плечо. Сергея так умилила такая картина, что он не смог удержаться. Незаметно достав из кармана свой смартфон, он незаметно сделал снимок счастливой семейной парочки. Щелчок раздался громко и его услышали все, но не поняли, что произошло, лишь вопросительно посмотрели на гостя. Филатов, не желая больше смущать присутствующих и не отвлекать от радостного события, быстро спрятал непонятный ни для кого предмет обратно, и попытался поддержать разговор:

— Я полагаю, что у вас обязательно будет мальчик.

— Сын. Конечно же, сын! — продолжал радоваться будущий папаша.

— Родится сын, назовите Алексеем, — посоветовал Сергей.

— А что, отличное имя. У меня и деда Алексеем звали, — подтвердил Дёмин. — Мне нравится.

Супруга продолжала смущаться и лишь молча уткнулась в плечо мужа. Филатов же, справившись о самочувствии раненых, быстро распрощался, решив больше не беспокоить своим присутствием. Он и сам был крайне возбуждён и взволнован, так как его в этот момент больше беспокоило состояние друга. Вернувшись к дверям операционной, от друзей он узнал, что ждать придётся ещё не меньше часа. Сергей поделился с Олегом радостной новостью о его новом приятеле и предложил, пока есть время, посетить того в палате. Тарас оставался в ожидании результата, а Сергей решил воспользоваться моментом, выскочил на улицу и быстро почти бегом двинулся в сторону Невского проспекта.

***

Быстро дойдя до уже хорошо знакомого дома, Филатов уверенно поднялся по лестнице и сходу стальной ручкой постучал в дверь. Ждать пришлось недолго. Валентина Кузьминична, словно ожидала гостя и сразу молча проводила того в гостиную.

— Вас нисколько не удивляет мой повторный визит? — немного смутился Сергей.

— Отчего же? — спокойно ответила хозяйка. — Вы ведь недвусмысленно дали понять, что вас тревожит вопрос, какую дверцу отворяет этот фамильный ключ.

— Отнюдь, — возразил гость. — Я сейчас здесь совсем не за этим?

— А, за чем же?

— В моём положении очень чревато вмешиваться в ход истории, менять события, но я не могу остаться безучастным, зная о предстоящей трагедии. Мне нужно знать, где сейчас находятся родители Маргариты? Поверьте мне, я говорю правду. Наверное, это не правильно, и я не должен вам говорить, но, я точно знаю, что завтра, а, возможно даже и сегодня, они…погибнут… И, я не хочу этого допустить.

Наступила тишина. Оба молчали. Скрипнула дверь и из комнаты в длинном до пола халатике вышла внучка хозяйки, сразу уткнувшись и обняв за пояс сидевшую на стуле бабушку. Сергей продолжил:

— Я прямо сейчас направляюсь в Бологое. И, если я успею, я постараюсь сделать всё, чтобы предотвратить трагедию. Время идёт на минуты. И, сейчас всё зависит от вас.

— Чем же я могу вам помочь? — удивилась хозяйка.

— Мне нужно знать, где они сейчас находятся?

— Какая должна произойти трагедия? — переспросила вопросом на вопрос Валентина Кузьминична.

Сергей некоторое время помолчал, но, нервно закусив губу, выжал из себя:

— Из рассказов Маргариты… Степановны, это будет пожар…

— Значит они в доме у Стефана, — сразу ответила женщина.

— А, разве он живёт в Бологом? Разве они не…

— Да, они не вместе, — тут же перебила Валентина Кузьминична. — Наша Маргоша незаконнорожденная. Стефан имеет свою семью.

— А его супруга? — удивился Сергей.

— Его супруга сейчас выехала в гости к родственникам во Францию. Я вам уже говорила, что Стефан — ювелир. А моя Ксения — талантливая актриса, блистает в спектаклях. Так и познакомились, завязался бурный роман. Они всегда встречались в Петрограде, когда Стефан приезжал по своим делам. Хотя, последнее время часто бывал и просто так. Он души не чаял в своей дочке. В своей ведь семье у него детей не родилось. Надо сказать, он — замечательный отец. Но, в тоже время, очень благородный, и никогда не обидит и свою законную супругу, не оставит свою семью. Стефан — француз. Ещё совсем юным его отец Андрэ Валуа привёз в Россию. Здесь он обучился ювелирному искусству, практиковался в мастерских самого Фаберже. Здесь ему и захотелось остаться. Он влюбился в Россию.

— Простите, вы сказали, что его отец Андрэ Валуа? — переспросил Филатов.

— Да, вы не ослышались, Стефан из той самой королевской ветви.

— Так, значит, ваша внучка — настоящая принцесса?

— Можно и так сказать, — впервые женщина улыбнулась.

— И, ваша дочь сейчас поехала к нему?

— Да, вы правильно поняли. Ксения впервые сама поехала к нему. За эти годы она ни разу не бывала в Бологом. Обычно он сам приезжал. И вот выдался случай, когда она беспрепятственно может побыть с ним наедине в его доме. Ксюша поехала очень счастливой и вдохновлённой. Она рассказывала, что Стефан ждёт её. Он с нетерпением хочет показать ей свой прекрасный дом, угодия, где он любит охотиться. Он даже отпустил всю прислугу, чтобы побыть только с ней наедине…, — у Валентины Кузьминичны перехватило дыхание, но сделав несколько глубоких вдохов, она продолжила. — Я чувствовала, что эта поездка станет для неё роковой. Слишком много счастья. Всё так гладко не бывает. Ксения полетела туда, словно на крыльях. Она так рвалась. А у меня сердце щемило, предчувствуя неладное.

— Ещё ничего не произошло, ничего не случилось, и ничего не потеряно, — попытался успокоить хозяйку Филатов. — Если есть хоть малейший шанс, им нужно обязательно воспользоваться. Если вам известен адрес этого Стефана, я сделаю всё, чтобы успеть предотвратить трагедию.

Хозяйка быстро встала и начала рыться в выдвижных шкафах комода. В какой-то резной шкатулке она нашла письмо с обратным адресатом.

— Вот, — протянула она гостю клочок бумаги. — Стефан рассказывал, что его дом соседствует с усадьбой князя Павла Арсеньевича Путятина, с коим они очень дружны. Между прочим, прямым потомком ещё тех Рюриковичей. По-соседски они вместе любят поохотиться, часто вместе принимают многочисленных друзей, среди коих есть и очень известные. Даже сам император Александр Второй когда-то не раз гостил в их доме. Или, к примеру, очень много и упоительно он рассказывал о знаменитом путешественнике Рерихе, который также дружен с князем.

— Отчего же он не переехал жить в Петербург? Точнее в Петроград? — историк уже сам запутался.

— Он сказал, что никогда не покинет свои излюбленные места. Бологое для него, словно вторая родина. Стефан просто влюблён в эти живописные места, очень много и увлечённо часами может рассказывать о красоте озёр и удивительных склонов. Поэтому при первом же удобном случае он решил показать своей любимой Ксении свои восхитительные угодья…

Валентина Кузьминична вдруг сделала паузу и тихо продолжила:

— Вы, действительно сможете помочь моей дочери?

— Я сделаю всё возможное, — Сергей привстал со стула, понимая, что пора идти.

Но, женщина вдруг ещё раз остановила его:

— Погодите… Вы ведь очень хотели знать, для чего служит этот ключ?

В руках она держала тот самый фамильный подарок его невесты, только сейчас он блестел, как только что отшлифованный. Сергей не стал ничего отвечать, и хозяйка сама из того же комода аккуратно достала что-то крупное и тяжёлое, на вроде коробки, обёрнутое в расшитый платок и поставила на центр стола.

Откинув платок, перед взором гостя открылся невероятной красоты небольшой резной ларец. Под лучами солнца, он разливался по комнате самыми разнообразными отблесками красок. Огромная шкатулка была выполнена с необычайным изяществом. Бордового цвета эмаль отдавала перламутровым оттенком, вся, словно «прошита» золотыми замысловатыми узорами, инкрустирована множеством самых разнообразных камней. Сергей прекрасно понимал, что уже сам этот ларец, имеет огромную стоимость. Но, судя по всему, внутри его должно было храниться что-то ещё гораздо ценнее. Он уже даже и представить себе не мог, что могла скрывать в себе такая драгоценная шкатулка, достойная и сама быть музейным экспонатом.

Гость уже просто молча наблюдал, не пытаясь сказать даже и слова. Валентина Кузьминична, видя его небольшую растерянность и благородную скромность, взяла в руки тот самый декоративный ключ, под который на первый взгляд в этом произведении искусства никак не могло быть подобного крупного отверстия. Но, женщина на ручке ключа аккуратно нажала одновременно на два еле заметных выступа с разных сторон и придавила вниз. Ручка тут же поддалась и слегка вжалась, после чего повернулась вполоборота и отсоединилась от основного ключа, оставшись в другой руке хозяйки. Таким образом, ключ раскрылся на две части. В одной руке осталась та часть, что являлась когда-то ручкой ключа, только на конце её теперь была втулка с шестиугольным отверстием вглубь. Именно этой частью женщина вставила часть ключа в небольшое отверстие ларца, и провернула в два оборота, словно заводила часовой механизм. Сергей внимательно и с любопытством наблюдал за всем происходящим.

Но, как оказалось, это было только началом — лишь первым шагом. После этого Валентина Кузьминична взяла в руки вторую часть раздвоенного ключа. Только сейчас Филатов понял, что, настоящий-то ключ и есть тот самый, что сейчас у неё в руках. Та часть, что вышла из втулки ручки большого ключа, теперь представляла собой тонкий стержень с множеством разнообразных насечек и нарезок. А та его сторона, которая считалась, якобы секретной частью декоративного ключа, по-настоящему оказалась всего лишь ручкой настоящего. Взяв за эту часть, хозяйка вставила этот тонкий ключ в едва заметное второе отверстие шкатулки, чуть выше предыдущего, нажав вглубь до упора. Внутри что-то еле слышно щёлкнуло. Женщина сделала оборот ключом, и крышка отщёлкнулась и, вероятно, под воздействием какого-то внутреннего пружинного механизма, медленно поднялась. Сергей был настолько обескуражен, что, обомлев, не мог произнести ни звука.

Под основной крышкой всё содержимое прикрывалось ещё пятью небольшими крышками, по количеству отсеков, на которые было разбито внутреннее пространство. Валентина Кузьминична медленно открыла каждое по очереди, и взору предстали невообразимые богатства, что Сергей себе и представить никогда не мог. Самые разнообразные золотые и серебряные украшения были распределены по глубоким отсекам. В одном были аккуратно выложены кольца перстни с переливающимися ярким цветом крупными и мелкими камнями, в другом такие же яркие серьги, в третей секции ровным рядом выложены ровные гладкие и причудливо извивающиеся дамские браслеты, в четвёртом было вразнобой свалено множество разнообразных подвесок вперемежку с цепями, выложенными кругом и являвшимися основой всему этому разнообразию. Самый крупный центральный отсек был наполнен изумительными по красоте всевозможными переливающимися колье с прозрачными камнями в виде подвесок и витиеватыми брошами, центральное место среди которых занимала одна такая очень большой формы в виде цветка. В лучах солнца, разливающегося из окна на всю комнату, все эти драгоценности блистали яркими сочными перламутровыми цветами.

Сергей заворожённый этим обилием не мог отвести глаз от несметных богатств. Руки сами тянулись потрогать.

— Можно? — робко спросил он.

Получив согласие, гость очень осторожно пальцами зацепил эту выделяющуюся брошь и внимательно осмотрел её. С исключительной ювелирной точностью были исполнены каждый мельчайший узор на белом золоте в форме лилии, вероятно как раз в дань почитания своего королевского рода. Зелёные малахитовые камни, инкрустированные в изделие имели, казалось бы, тысячи мельчайших граней, создавая огромное разнообразие оттенков. На оборотной стороне Сергей обратил внимание на чётко выгравированную особым способом необычного округлого шрифта букву «V».

— Это всё выполнено лично самим Стефаном, — пояснила хозяйка, считывая вопрос с выражения лица странного гостя, и указывая на фирменный вензель на каждом из изделий. — Об этих украшениях не знает ни одна живая душа. Каждое изделие уникально. Как он сам признавался, экономил на материале от крупных заказов и использовал в личных целях. Он делал это втайне от своей супруги, персонально только для Ксении и любимой дочери.

Филатов не мог поверить, что когда-нибудь он вообще сможет держать в руках сразу такое количество драгоценностей. Внутри его боролись два чувства. Нет ни одного человека на свете, кто бы не пожелал обладать хотя бы частью таких богатств. В то же время Сергея грызла обида, что эти несметные сокровища, по сути и по праву принадлежавшие его возлюбленной, та никогда в жизни не увидит и не получит и тысячной части от такого наследства. «Куда уже завтра исчезнут все эти богатства? Как это всё спасти? — думал он. — Я не смогу просто так сейчас забрать это с собой». Вместе с тем его и уже грызла зависть: «Кому-то всё равно это в будущем достанется… Несправедливо достанется…»

Аккуратно вложив всё на место, Сергей, почему-то достал телефон и сделал фотоснимок драгоценностей. Прозвучал непонятный для хозяйки щелчок, и она тут же настороженно одним движением захлопнула крышку шкатулки со словами:

— Зачем вы это?..

— Да, просто, чтобы осталось на память, — попытался оправдаться Филатов.

— Пожалуй, вам пора, — тут же поменялась в настроении старушка.

— Конечно, — как бы опомнившись, гость соскочил с места, и вновь хотел было уже направиться к выходу, но, Валентина Кузьминична, опять остановила его:

— Прошу прощение… за моё любопытство, а можно в этой вашей диковинной штуковине ещё раз посмотреть на…

— Безусловно, — Сергей остановился и, повозившись некоторое время в приложениях, вновь включил то самое видео, какое уже и показывал ей прежде.

Женщина очень внимательно и пристально всматривалась в лица, изредка переводя взгляд на внучку, которая прижималась к ней рядом. Было понятно, что в её голове не укладывалось увиденное, но, и отрицать очевидное было неразумно. Только сейчас Филатов заметил в углу экрана красный сигнал, сигнализирующий что заряд батареи приближается к критической норме. «А ведь никто, конечно же, зарядного устройства с собой из будущего не прихватил, — промелькнуло в его голове. А, это значит, что последний заряд нужно тратить теперь только при крайней необходимости».

— Позвольте, угостить вас пирожным? — вдруг предложила хозяйка. — По случаю недавнего дня рождения нашей Маргоши.

Сергей не стал возражать, и Валентина Кузьминична пошла быстро хлопотать на кухне, чтобы приготовить горячий чай. Гость же продолжил осматривать обстановку квартиры. Его внимание остановилось на большом женском портрете на стене в чёрно-белом исполнении. Накрывая стол, и уловив его взгляд, хозяйка квартиры утвердительно ответила:

— Да, это как раз и есть моя дочь, и мама нашей Маргариты — известная актриса Ксения Бужинская. Филатов, внимательно осматривая портрет, хотел было уже вновь тайком запечатлеть и его на память. Но, немного подумав, всё же на этот раз, решил спросил разрешения. Получив утвердительный ответ, он быстро сделал щелчок смартфоном. Чтобы окончательно показать чудо техники будущего, Филатов тут же продемонстрировал результат на экране телефона. Валентина Кузьминична осталась крайне удивлена такими достижениями технического прогресса. Сергей же, уже незаметно сделал и ещё несколько снимков, только уже самой хозяйки квартиры вместе с прижавшейся к ней очаровательной внучкой.

Присаживаясь за стол и подняв кружку с ароматным чаем, гость произнёс:

— Маргарита… — Сергей чувствовал себя несколько неуютно, ему неловко было обращаться, хоть и к ребёнку, но без обычного уже ему отчества, однако он собрался и продолжил. — Дорогая, Маргарита, я очень хочу пожелать тебе долгой, пусть и не всегда беззаботной, но очень счастливой и наполненной яркими впечатлениями и искромётными приключениями, жизни…

Филатов замялся и не знал что ещё добавить и, просто достав из кармана, протянул девочке какую-то большую, с трудом умещающуюся в ладонь, серебряную вещицу с толстой цепочкой.

— Это тебе мой подарок на долгую память. Это часы, которые будут показывать, как для тебя движется время, отсчитывая минуту за минутой, час за часом, день за днём, год за годом. А чтобы оно никогда не остановилось, за этими часами нужно бережно ухаживать — нужно каждый день не забывать заводить. Регулярно — каждый день в одно и тоже время. И тогда ты проживёшь долго-долго, лет сто и даже больше, а твои часики всё будут тикать и тикать.

Девочка осторожно взяла из рук дяденьки такую интересную «игрушку» и бережно погладила в своих руках, рассматривая изображение двуглавой птицы на крышке.

— Право, не стоило, — несколько засмущалась взрослая хозяйка. — Это очень дорогой подарок. Она ведь ещё совсем ребёнок.

— Поверьте, этот самый ребёнок для меня гораздо дороже, чем вы думаете. И этот мой подарок от всего сердца.

Допив чай со сладким пирожным, и поблагодарив за всё, гость, наконец, поспешил на выход:

— А вот драгоценности, Валентина Кузьминична, не следует так беспечно хранить в таком доступном месте.

— Но ведь, кроме вас о них никто не знает? — удивилась хозяйка.

— Боюсь, что, эти оголтелые разбойники, уже завтра будут просто крушить всё подряд, даже не спрашивая. Вам следует быть осторожней. Вот я же вас просил никому не открывать, но, сегодня вы мне вновь открыли, даже не спросив. Хотя, вместо меня мог прийти кто угодно. Не будьте так беспечны. Бога ради, берегите себя и особенно вашу внучку. Запритесь на засовы, и не пускайте ни одну живую душу. Авось и пронесёт.

— Может, вы сами хотите забрать это с собой, чтобы нас беззащитных никто не ограбил? — толи с иронией, толи всерьёз предложила хозяйка, указывая на резной ларец, что продолжал красоваться на столе.

— Ни в коем случае, — заявил Филатов. — Спрячьте его, как можно дальше, чтобы никто не смог найти, даже при желании.

— Не понимаю одного, зачем вы помогаете нам? — с удивлением уже перед самой дверью вдруг спросила хозяйка.

— Разве я не сказал, что ваша праправнучка — это… моя будущая жена.

Валентина Кузьминична усмехнулась и открыла гостю дверь. После того, как тот уже распрощался и вышел за порог, она вдруг напоследок ещё спросила:

— Как же зовут мою праправнучку?

— Настя, — ответил Филатов.

— Значит… Анастасия, — с нежностью в голосе тихо произнесла женщина, закрывая на ключ дверь.

***

Возвращаясь быстрым шагом по Литейному проспекту, Филатов не мог выкинуть у себя из головы эти изумительные богатства. Он всё прокручивал в уме, не понимая, как можно всё это в один миг потерять. Так в мыслях не замечая дороги, он догнал небольшую группу молодых солдат, что-то активно обсуждающих между собой. Только сейчас, приглядевшись, Сергей заметил, что вооружённые новобранцы конвоировали какого-то пожилого офицера. Из их разговора, Филатов понял, что солдатам поручено с вокзала доставить в Таврический Дворец какого-то важного арестованного начальника, прибывшего в Петроград, но, судя по всему, не всем хотелось продолжать этот долгий путь.

— Слушайте, я уже устал, а нам ещё столько топать до этого Таврического, — возмущался самый нытливый.

— И что ты предлагаешь? Бросить тут конвойного?..

— Нет, оставлять на полдороге конвойного нам никак нельзя, — возразил третий. — Сказано было доставить.

— Да его никто там не ждёт… И даже знать не знают о его приезде, — продолжал настаивать нытик.

— Нам дали приказ — надо исполнить, а уж потом и в казармы.

— Так казармы-то вот уже рядом, и жрать так хочется. Уже сутки нормально не ели и не спали. Пошли к себе, братцы, — не унимался этот самый активный.

— И, правда, пока мы его туда отведём, уже и ночь настанет, — поддержал его второй.

— А этого куда? — ткнув в спину ружьём уверенно шагающего впереди старого офицера, спросил третий.

— Да кто о нём вообще вспомнит? — продолжал заводила. — Там такая суматоха и неразбериха, что каждого и не упомнить…

— Предлагаешь отпустить?..

— Зачем отпускать? Прикончим эту сволочь офицерскую, — вдруг предложил этот нытик. — Если что, скажем, что попытался сбежать…

— Что, прямо здесь, что ли?

— Ну, почему здесь? Вон пойдём во двор отведём.

После ещё недолгих споров, всё-таки согласились с таким предложением, и компания повернула за угол в проём между домами.

Сергей только и успел, что спрятаться за стволом большого дерева, закусив зубами перчатку, чтобы его не услышали и не заметили. Несчастного пожилого начальника тут же подвели к стене здания, выстроившись в небольшую шеренгу напротив. Филатов видел, как этот отважный офицер, сняв фуражку и перекрестившись, не отворачивая глаз, гордо смотрел смерти в лицо, лишь произнеся напоследок: «Я умираю за Государя Императора!..»

Послышалось быстрое: «Пли!», и Сергей вздрогнул от неровного беспорядочного залпа. Солдаты весело посмеялись, закинули винтовки за плечи и с воодушевлением быстро выскочили на проспект. Филатов ещё какое то время стоял, прижавшись к стволу, слушая как бьётся собственное сердце, готовое выскочить из груди. Тот красный бант с его кителя, что сунул ему Тарас для прикрытия, уже давно где-то отвалился и потерялся, а, следовательно, сейчас и он сам являлся такой же мишенью и приманкой для этой разнузданной и опьянённой безнаказанностью солдатни, что бродит по улицам в надежде расправы над «ненавистным офицерьём». «Впрочем, — подумал он. — Сейчас они не жалуют даже и тех офицеров, что перешли на сторону революции, продолжая относиться к ним, как пережиткам самодержавия».

Осмотревшись вокруг, Филатов медленно подошёл к распластанному по снегу и уже бездыханному телу. Офицерская шинель со всех сторон насквозь была прошита несколькими пулями, струи крови стекали в общую тёмную лужу на грязной обочине, по стене разбрызгано множество багровых капель. Одна из пуль, видимо специально издевательски, пробила глазницу.

Внутри у Сергея кипела ярость, казалось, что слезы заливают его душу: «Как же так? Человек прожил достойную жизнь, скорее всего, честно и беззаветно служил своей отчизне, своему государству, своему императору, растил семью, воспитывал внуков… И вот так глупо окончить жизнь под забором… и всего лишь по прихоти каких-то юнцов-подонков, возомнивших себя властителями судеб, и только потому, что им нестерпимо захотелось жрать? Отчего так всё несправедливо? Куда в один миг вдруг исчезло уважение? Воспитание???»

Филатов, размышляя, негодовал и быстрым шагом возвращался в госпиталь. В дверях его уже встречал Тарас. Сергей вопросительным взглядом сверлил друга. Тот лишь, с нескрываемыми слезами на глазах, смог ответить:

— Всё в порядке. Будет жить…

В палату пустить не разрешили. Как выяснилось, Олег уже разговаривал с хирургом, однако Филатов сам ещё раз кинулся к врачу Виноградову с вопросами, на что тот ему спокойно сообщил:

— Основные жизненно-важные органы вашего друга не задеты, но крови потеряно очень много — потребуется восстановление.

На вопрос:

— Можно ли его сейчас забрать?

Тут же получил однозначный ответ:

— Нет. Даже не может быть и речи.

Сергей уже не стал возражать, лишь поблагодарил доктора. Дальнейшее ожидание было бессмысленным, а потому друзья решили возвращаться домой, чтобы подготовиться к дальней поездке. Генерала Спиридовича они нашли в том самом большом фойе, где днём ранее случилась их перепалка со стрельбой. На том же самом диванчике уже другая плачущая женщина жаловалась генералу, что опасается за мужа-офицера, который перешёл под красные знамёна, забыв девиз Андреевской звезды «За веру и верность».

Уже по дороге генерал неожиданно сделал заключение:

— Удивительно, но женщины в острые жизненные моменты лучше и искреннее мужчин, более трезво воспринимают и оценивают ситуацию.

На что молодые ещё, и, по сути, в таких делах совсем неопытные ребята, не смогли дать вразумительного ответа. Вскоре автомобиль затормозил у знакомого дома на Офицерской. Генерал вопросительно обвёл здание взглядом. Друзьям же ничего не оставалось, как пригласить теперь и этого нового гостя в дом.