Предсмертное желание, или Поворот судьбы

Юлия Шилова

Зачем человеку тень? Она возненавидела тот день, когда сестра-близнец нашла ее. В этот день рухнули все ее надежды: о деньгах, о славе, о любви, о богатом муже! Она не хотела вновь вернуться в нищету, из которой недавно вылезла, но сестра перешла ей дорогу.

Глава 3

Проснувшись, я пересилила головокружение и встала с кровати. Мила сладко спала и даже немного похрапывала. Вдохнув аромат подаренных ей цветов, я улыбнулась и вдруг подумала — начался новый день, пусть унылый, будничный, но совсем новый, еще не прожитый. Химиотерапия давала о себе знать. Ужасно выматывали постоянные приступы тошноты. Правда, некоторым назначали препараты, которые снимали приступы рвоты, но это стоило очень дорого — от тридцати до сорока долларов одна ампула. На курс лечения требовались вполне приличные деньги. Если приходила гуманитарная помощь, она просто расходилась по служащим больницы, которые, не стесняясь, торговали потом этими ампулами. У них они стоили немного дешевле, чем в аптеке. Такова реальность, и от этого никуда не денешься.

Я вышла в коридор. Стены были какого-то грязноватого бледно-зеленого цвета. Эту больницу и так называют домом смертников, а тут еще такие ужасные стены. Словно какой-то склеп, в котором и заболевших людей заживо похоронили. В конце коридора я увидела открытую балконную дверь. На балконе, в небольшом кресле, сидел совсем молодой парень.

— Я вам не помешаю? — нерешительно спросила я.

Молодой человек обернулся, но ничего не ответил. Он как-то странно смотрел на меня. Мне даже показалось, будто он смотрит сквозь меня.

— Ты хочешь жить? — неожиданно спросил он. — Хочу…

— Я тоже… Но мне осталось совсем немного… Может быть, намного меньше, чем я думаю.

— Ты это брось. Такой молодой, а уже помирать собрался, — растерянно пробормотала я.

— У меня рак крови, — продолжал парень. — Это не лечится. А так хочется еще хоть немного пожить. Хотя бы самую малость…

— Тебя зовут Костя?

— Да, а откуда ты знаешь?

— Твой отец перепутал палату и пришел к нам. У тебя очень красивый отец. Он артист?

— Он очень богатый человек. У него много денег. Жаль, что и за такие деньги меня нельзя вылечить.

Я стала успокаивать его. Голос у меня дрожал, я очень нервничала.

Мой новый знакомый взял меня за руку и с отчаянием заговорил:

— Послушай меня внимательно. Мне осталось жить считанные дни, а может быть, даже часы. Понимаешь? Это очень серьезно. Вчера я приоткрыл дверь ординаторской и услышал разговор отца с лечащим врачом. Они скрывают от меня правду, думают, что я ничего не знаю. Мне требуется твоя помощь.

— Моя? — опешила я.

— Ты должна мне помочь. Сама знаешь, просьба умирающего — закон.

На мои глаза навернулись слезы:

— А где гарантия, что я умру от старости? Может, от меня тоже что-то скрывают… Ведь ты совсем меня не знаешь.

— Ты выживешь. Я это чувствую… Ты обязательно выживешь и умрешь от старости. У меня есть деньги. Узнав о своей болезни, я сложил их в шкатулку и закопал на даче отца. Как только ты выпишешься из этой больницы, ты должна поехать на эту дачу и откопать шкатулку. Там ровно сто пятьдесят тысяч долларов. Двадцать из них твои. Адрес дачи написан вот на этом листке. Смотри не потеряй.

Молодой человек протянул мне листок, смахнул со лба пот и облизнул пересохшие губы.

— Только смотри, будь осторожна. Отец ничего не должен знать. На даче он бывает редко, в основном, по выходным. Лучше копать ночью, чтобы не увидели соседи. В нашем саду есть одна-единственная яблоня. Копай рядом с ней, не ошибешься.

— Господи, да что ты такое говоришь?! — воскликнула я.

— Знаю, что говорю, можешь не сомневаться. Я еще в здравом уме и твердой памяти. Спрячь листок. Выкопаешь шкатулку, двадцать тысяч возьмешь себе, а остальные деньги отвезешь моей любимой женщине.

— Любимой женщине?!

— Ты считаешь, что у меня не может быть любимой женщины?

— Нет, я так не считаю… Только при чем тут я? Ты мог бы ей позвонить, рассказать про деньги… Она бы их сама забрала. Так проще и намного надежнее.

— Может быть, но я так не сделаю.

— Почему?

— Потому что она не возьмет этих денег.

— А с чего ты взял, что она их возьмет от меня?

— Потому что меня уже не будет на этом свете. — Казалось, все это просто дурной сон. Какой-то нелепый, дурной сон… Хотелось только одного — чтобы он поскорее закончился. Сердце мое болезненно сжалось.

— Я предлагаю тебе хорошие деньги за эту услугу, и ты должна согласиться. Понимаешь, она любовница моего отца, но была близка и со мной. Нам было очень хорошо вместе. Мы встречались тайно несколько месяцев. Отец ничего не знал. А затем произошла небольшая ссора. Она назвала меня молодым сопляком и сказала, что я никто и зовут меня никак. Мол, я живу только за счет своего отца и ни на что не способен. Она поставила точку на наших встречах и стала меня избегать. С тех пор, как я заболел, ни разу не навестила меня. Мне всегда хотелось доказать, что я на что-то способен, что у меня могут быть собственные деньги. Я пошел на подлость и обокрал своего отца. Я понимаю, что это аморально, но у меня не было другого выхода. Я выкрал деньги из сейфа. Ты даже не представляешь, какого труда мне это стоило. Отец пришел в дикую ярость, перетряс весь обслуживающий персонал, а я остался вне подозрений. В конце концов я его сын. Понимаешь, сын! Я не виноват в том, что мы полюбили одну и ту же женщину. Разница в том, что я полюбил ее по-настоящему, а отец… так, просто пользуется ею, пользуется ее красивым телом, ее покладистым характером.

— Она старше тебя?

— Старше на пятнадцать лет. При чем тут возраст, если приходит настоящее чувство. Мне необходимо ей доказать, что она ошибалась. Я знаю, отец дает ей какие-то жалкие подачки, а я хочу сделать для нее намного больше. Я хочу сделать ее богатой. Я хочу, чтобы она вспоминала обо мне с сожалением.

— Ты сам откопаешь эти деньги, как только выпишешься из больницы, — перебила я его.

Костя не обратил внимания на мои слова и, достав второй листок бумаги, положил его мне на колени.

— Это ее адрес. Передашь ей, что я очень ее любил, что эти деньги я заработал. Заработал ради нее. Чтобы она смогла расстаться с моим отцом и начать новую жизнь. Она обязательно встретит любовь, родит красивого мальчика и назовет его моим именем.

— Но почему ты мне доверяешь?

— Не знаю. Интуиция.

Мы помолчали. Я украдкой смахнула слезы и наконец решилась заговорить снова:

— Я хочу быть с тобой откровенна. Я тяжело больна. В глубине души я надеюсь победить, но все же понимаю, что могу и не выйти из этой больницы…

Голос мой прервался, я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь.

— Ты будешь жить. Вот увидишь, — уверенно сказал Костя.

— А если вдруг…

— Если вдруг ты почувствуешь, что у тебя закончились силы для борьбы, передашь мою просьбу тому, кому доверяешь, кто будет здоров.

На балкон заглянула медсестра и позвала меня на процедуры. Я не могла просто так встать и уйти. Я должна была как-то поддержать Костю.

— Ты не сдавайся, — сказала я. — Ты только держись. У тебя есть ради чего бороться за жизнь. У тебя есть любовь. Понимаешь, любовь. Ради нее стоит бороться. У меня этого нет. Это исчезло вместе с моей болезнью. Мне всегда казалось, что любовь вынесет любые испытания, даже болезнь. А она, сука, оказывается, такая непостоянная, такая коварная… Прямо как дешевая девка. Я всегда думала, что мои проблемы — это проблемы и моего мужа. Оказывается, все не так. В этой жизни можно надеяться только на себя. Очень тяжело, когда понимание приходит в этих стенах.

— Тебя бросил муж?

— Да. Меня бросил человек, с которым меня связывает несколько лет жизни и ребенок.

— Тут всех бросают… Вернее, почти всех… Ты не сказала мне свое имя.

— Виктория. Меня зовут Виктория.

— Это значит победа…

Я с трудом выдавила улыбку и пошла вслед за медсестрой.

Вернувшись в палату, я увидела, что Миле совсем плохо. Такой растерянной и удрученной она еще не была ни разу.

— Знаешь, к черту эту гробницу, — решительно сказала я. — Сейчас позвоню маме, она принесет нам новые шторы, махровые коврики, кучу плакатов… В палате станет красиво, уютно, совсем по-домашнему. Я надену яркий халат и пушистые тапочки… — Я посмотрела на лежащую соседку и замолчала. Молчала и Мила.

— Ведь мы же еще живые… — робко попыталась продолжить я. — Ведь нам тоже хочется тепла и домашнего уюта… Будь моя воля, я бы все эти гробовые стены выкрасила в какой-нибудь розовый цвет.

— А что от этого изменится? — безразлично произнесла Мила.

— Ты о чем?

— О том, что, если тут будет уют, нам не станет лучше… У меня не вырастет грудь, а результаты твоей крови не станут лучше…

— Ну нет, ты не права. Чтобы выздороветь, нужно не раскисать, не давать душе впадать в уныние.

— Откуда в тебе появилось столько оптимизма?

— А откуда в тебе появилось столько пессимизма?

— Не знаю. Я смотрю на эту корзину роз и понимаю, что она прощальная.

— Не говори ерунды! — рассердилась я.

Решив не поддаваться настроению соседки, я направилась к телефону. Меня ужасно штормило, ноги просто отказывались слушаться. Из какой-то палаты послышался то ли стон, то ли молитва. Я почувствовала, что силы оставляют меня. «Нет, — сказала я себе. — Не сдамся, — я должна вылечиться. Всем смертям и диагнозам назло. Я очень сильная. Я такая сильна, что даже трудно себе представить. Я буду разговаривать со своей болезнью на «ты» и заставлю ее встать на колени… Она отступит. Она испугается, ведь она очень трусливая… Ой, какая же она трусливая… Это только кажется, что она всемогущая, а на самом деле она боится тех, у кого есть воля… Я выйду из больницы, поеду на дачу, откопаю шкатулку с долларами, возьму положенную мне часть и куплю дом для своих родителей. Он будет сделан из белого камня и стоять на самом берегу моря. Я привезу туда родителей, посмотрю им в глаза и скажу: «Вот видите, я победила… Я это сделала. Надо просто захотеть. Надо просто захотеть жить… Надо просто поверить в себя. Я поверила, потому что у меня есть вы, сын Санька и маленькая собачка Зося. Я знала, как я вам нужна. Как я вам необходима. Мы должны быть вместе, ведь мы — семья. Мы — настоящая семья и никто нам больше не нужен… Ну нет у меня мужа и не надо. Главное — здоровье. Видимо, не всем выпадает шанс иметь рядом преданного человека. Это же как карточная игра, а я всегда проигрывала в карты».

Обливаясь потом, я добрела до телефона и позвонила маме. Поговорив совсем недолго, я повесила трубку и, опершись о стену, медленно съехала на пол. Перед глазами плыло, я поняла, что больше не смогу ступить и шагу. «Я сильная», — стала твердить я себе и попыталась встать. Когда мне это удалось, я рухнула на пол и потеряла сознание. Очнулась я в палате, к правой руке была подключена капельница, рядом сидела Мила.

— Что произошло? — спросила я.

— Ничего, не считая того, что ты упала в обморок. Ходишь по больнице как будто здоровая. Могла бы сказать, что хочешь спуститься к телефону, я бы помогла, вдвоем мы бы спокойненько доплелись. И что тебя понесло?

— Я звонила маме насчет ковриков и шторок…

Мила широко раскрыла глаза и, запинаясь, произнесла:

— Послушай, а ты в своем уме?

— Ты же сама говорила, что здесь все сумасшедшие… Давай уж будем сумасшедшими до самого конца. Умирать — так с музыкой. В уютных апартаментах.

На следующий день наша палата перестала напоминать гробницу. Ярко-розовые шторы, розовый тюль, ковер с большим ворсом и куча незамысловатых плакатов сделали свое дело. Я надела халат с желтыми подсолнухами и старалась победно улыбаться. На меня заглядывались и больные, и лечащие врачи. Наверно, от меня исходила какая-то невиданная здесь свежесть, я воплощала пусть мнимое, но все же благополучие.

Наступил тихий час. Больные разошлись по палатам. Неожиданно тишину нарушил отчаянный крик. Мы с Милой переглянулись и выбежали из палаты. Посреди коридора сидел Константин и громко кричал. Его лицо было бледно-зеленого цвета, глаза налились кровью.

— Люди, я умираю!!! Вы слышите, я умираю!!! Сделайте что-нибудь!!! Я хочу жить! Господи, хочу жить! Цените жизнь, люди! Слышите, цените! Она одна падла, как жалко, что она одна!!! Берегите каждое мгновенье, потому что однажды оно может станет последним!

Он вцепился в халат подбежавшей к нему сестры и снова закричал задыхаясь:

— Родная, помоги! Хотя бы еще один день… хотя бы мгновенье, только не сейчас… Сделай укол или дай таблетку… У меня есть деньги. У меня их много. У меня и у моего отца. Я отдам все, только помоги…. Умоляю, слышишь, я хорошо заплачу… Я не хочу умирать, я молод… Я еще ничего не видел… Почему именно я?! Я хочу жить!!!

Выкрикнув последние слова, Костя закрыл глаза и упал на пол. Через несколько секунд появились санитары с каталкой. Они накрыли тело простыней и увезли. Я с ужасом посмотрела на пару каталок, стоящих в холле. Кто же будет следующим? Странно… Мы еще живы, ходим по больнице, смотрим телевизор, обедаем, а посреди отделения стоит дежурная каталка для очередного покойника. Видно, кто-то заботится о том, чтобы мы знали свое место, чтобы не забывали, кто мы такие, и не надеялись на лучшее.

Собравшиеся на Костин крик больные разбрелись по палатам. Тихий час еще не закончился. Я бросилась к каталке, схватила ее за поручни и повезла прочь из своего отделения. Увидев это, санитар велел немедленно прекратить самодеятельность.

— Не прекращу! — закричала я что было сил. — Мы живые! Мы еще живые и не надо напоминать нам о смерти!

Я успокоилась только в палате. Достав пару листков, которые мне дал Костя, я внимательно прочитала их. Нет, не зря меня назвали Викторией. Я обязательно выкарабкаюсь. Я выполню его просьбу.

— Жалко его, совсем молоденький, — растерянно сказала Мила. — Ему бы жить да жить… Господи, да что ни говори, а жить хочется в любом возрасте. И молодым, и пожилым.