Возможно, куриные. Возможно, яйца. Пересказки

Юлия Невинка, 2021

Эти сказки нам рассказывали в детстве. Потом мы читали их сами. Вот и прекрасно, можно встретиться с давно знакомыми героями. Что произошло на съемках проекта Теремок-2? Какие отношения связывали Колобка и Лису? Чем заполнял свой бесконечный досуг Кощей Бессмертный, получая за это звонкую монету? Сколько можно спать? Стоит ли разговаривать с лягушкой? И наконец, что может вылупиться из яйца, то есть, из яиц? В сказочном путешествии вас сопровождает Колобок. Покатили!

Каша

Прикинь, он все взял — мясо маринованное, хлеб, огурчики-помидорчики, водочку. Угли тока забыл. А дров там нету! Вот че, сырое мясо жрать? Мы водку Кашей закусывали! Сходили, называется, на пикник. (отзыв о проводнике Михаиле, приводится в сокращенном виде)

Названий у этого места было много. Для военных — зона, для ученых — объект XYZ с кучей циферок, для журналистов — аномалия и область невероятных открытий, для чудиков всяких — сплошная эзотерика и чудеса, а для местных попросту Каша. Вот так, с большой буквы, даже когда вслух.

Как оно получилось, откуда взялась эта субстанция, затопившая довольно большую территорию, никто не знал. Теорий множество было. Сперва это место засекретили, а потом расслабились потихоньку. Деревни, что ли переселять? Так ничего особо вредного не наблюдается. Шпионы лазают? После того, как Земле образовалось еще несколько таких местечек, их сильно поубавилось. Туристы? Поди доберись. Дороги строить тут никто не собирался. Так и жили потихоньку. Совсем с голодухи эту жижу действительно можно было есть. Некоторые так и делали.

Мишаня совсем близко к Каше жил. Старуха, дальняя родня, померла, он в ее домик и вселился. Никому эта избушка не пригодилась. А Мишане самое то, он к деревенскому житью привычный. Пока в городе жил — женился, сына родили, а потом развелись. Не сошлись характерами, бывает. Денег мало. А у кого много? Жена пилила-пилила, да и ушла. Что поделаешь? Сына вот жалко, без отца теперь.

Мишаня летом да осенью ягоды собирал, грибы, перекупам сдавал. Самому хватало, иногда бывшей посылал чего-нибудь для сына. Ленка его на алименты рукой махнула, говорят, нового мужика завела.

Зимой серьезные дела начинались — Мишаня туристов по Каше водил. Чуйка у него была, ни разу не терял спутников, обходилось все хорошо. Только деньги не водились, все девались куда-то.

А теперь стояло раннее лето, утро. Мишаня глаза разлепил, оттого что в дверь колошматили и кричали. Голоса молодые, мужские. Он лежал, моргал, соображая, снится это или взаправду. Стучали и стучали, и дверь тряслась. Ногами, что ли?

Он встал, поплелся ко входу, почесывая щетину и комариные укусы. В голове гудело, во рту сушняк. Самогон из Каши все гнали. Для себя можно. И для других, если только не наглеть. Мишаня отодвинул засов и на себя дверь дернул. Парень в капюшоне чуть не упал. Двое их было, молодые совсем. Затихли, замерли, рассматривая хозяина. Рожи вытягивались потихоньку.

Мишаня тоже смотрел внимательно. Нездешние, понятно, одеты хорошо, ботинки крепкие, рюкзаки здоровенные. Чистенькие, как будто мамка вымыла до скрипу. Как добирались, интересно?

Тут Мишаня подумал, а он-то им как видится? Опухший, небритый, с колтунами. На лице и руках Каша засохла, от мошкары ей мажутся. В доме грязища, мухи гудят. То-то они так смотрят. Студентики, небось?

— Здравствуйте. Вы Михаил? — спросил тот, что ближе стоял.

— Здорово. Ну я.

— Слушай, Ромка, — второй потянул первого за рукав, — подожди.

— Да ладно, — отмахнулся тот.

— Мы сейчас, — сказал второй и дверь закрыл.

Бубнили они там что-то на два голоса, спорили. Мишаня зевнул с хрустом, хотел попить, а воды не было. Бабка, так ее растак, не удосужилась в доме крантик сделать. Денег, видишь, пожалела. И газ не провела, баллоны брать приходится. А дорого. Он дверь открыл, городские отскочили, и к колодцу пошел, ведро вытащил, кружка рядом лежала, напился. В ведре солнце плескалось, ничего так, не холодно. Жаль, ветра нет, так и зудят вокруг кровопивцы. С размаху хлопнул себя по шее, расчесал до крови.

— Михаил, у нас к вам разговор, — сказал тот, что первый, в капюшоне. Стоял, лыбился. А другой хмурый.

— Ну пошли, если разговор, — сказал Мишаня без интересу.

— Меня Роман зовут, а это Артем, — представился тот, что с улыбкой.

Мишаня кивнул.

— Вас рекомендовали как опытного проводника.

Мишаня пожал плечами.

— Нам нужно в Кашу. Как можно ближе к центру. И как можно скорей.

— Так лето же. Летом не суется никто, — сказал Мишаня.

— А нам надо, вот именно сейчас, понимаете, — зачастил Роман.

— Сдурели совсем?

— Мы биологи, образцы собираем, зимой любой дурак может. А мы пойдем сейчас, и может, нобелевку получим. И заплатим хорошо. Вот вы зимой сколько берете?

— Полтинник, — бросил Мишаня.

— Вот, а мы… мы семьдесят дадим.

— Не получится. Гнус сожрет, — равнодушно сказал Мишаня.

— Пошли, Ромыч. Он не сможет, — подал голос другой студент.

— Да подожди, — отмахнулся Роман, — дай покажу, — и отошел подальше.

Мишаня вздохнул и пошел следом. И Артем тоже. Роман засучил до локтя рукава, левую руку намазал жидкостью из флакона, а правую не стал, выставил руки вперед. Левую комары с мошкой облетали стороной. С полминуты, может, прошло, Роман сморщился и стал чесать правую покусанную руку.

— Дай попробую, — сказал Мишаня. Растер вонючее прозрачное снадобье, постоял чуток. Комарики-мошки вились, вились, а не садились. Руку приблизишь — улетали.

— Вот. Хоть раздетым по лесу бегай, — сказал Роман.

Мишаню от этих слов аж перекосило. Он поглядел на парней внимательней. Значит, не учатся, а работают? Биологи, значит, образцы, значит? И деньжата есть. Деньжа-а-а-та. Тут его в мыслях немножко занесло. Это ж чего можно сделать? Крышу, скажем, поправить? Подкопить еще и хороший мотоцикл купить? А может, на Юга махнуть, сына взять и на море, дней на десять? Прямо зажмурился от мысли такой.

— Ну, тогда подумать можно, — сказал он и махнул рукой в сторону дома.

— Вот и поговорим, — обрадовался Роман. Артем по-прежнему хмурился, но тоже пошел.

Поговорили. Мишаня выторговал, обмирая от собственной наглости, восемьдесят, и не думал, что согласятся, и все затраты за их счет. Артем морщился, говорил, что денег мало на самом деле, Роман пихал его в бок и говорил, что все отобьется. Спальники у них свои были. Мишаня решил, что возьмет старый тент, а пластик, чтобы дорогу гатить, у соседа можно одолжить.

— Деньги только покажите, — потребовал он.

Гости переглянулись:

— Э, нет, все не отдадим. Полный расчет после возвращения, — заявил Роман.

— Если денег нет, то и не пойдем никуда, — буркнул Мишаня.

— Да не боись, начальник, вот, гляди, — Роман вытащил из-за пазухи пачку.

— Половину вперед.

— Как соберемся полностью, так и рассчитаемся. А это на провизию, — Роман отделил новенькую пластиковую купюру.

Такие были в диковинку, хотя в городе давно ходили. Мишаня повертел ее в руках.

— Ладно. Вода в колодце, хлеб, чай, сахар в шкафу. Газ без меня не жечь, чай на керосинке сделаете.

— Ишь ты, ка-ра-син-ка, — протянул Роман, глядя на горелку, как на чудо.

Мишаня пожал плечами и пошел. Вернулся с припасами. Городские за это время немного почистили избу, вымели сор и даже протерли окошки. Мишаня сварганил супчик из тушенки, поели, прибрали и снова уселись за стол. Он карту развернул.

— Вот, значит, мы тут. А вы куда хотите?

— Сюда примерно, — показал Артем.

— К самому Горшочку, — хохотнул Роман.

Мишаня поморщился. Слово это местные просто так не произносили. И вообще, правила есть, когда туда идешь. Или даже собираешься. А эти не знают ничего. Плохо. Может, оно и обойдется конечно.

— Понял. Зимой-то я там был, а летом не приходилось.

— Ну, значит мы будем первыми. Вся слава нам. И вам.

— Да нет, экспедиции там бывали раньше. И дроны добираются. Сам я там не ходил летом. Зимой ходят, — сказал Мишаня.

— Мой отец туда ходил, восемь лет назад, — подал голос Артем.

— А чего вы без него тогда? — спросил Мишаня.

— Он умер, — сказал Артем, глядя в сторону.

— Мы, можно сказать, в его память, — начал Роман.

Артем тяжело посмотрел, и тот умолк, впервые смутившись.

— Вы-то первый раз тут? — спросил Мишаня.

Они кивнули.

— Ну тогда пойдем поглядим на Кашу. Погода как раз хорошая, — он тяжело поднялся, соображая, что взять. Решил пока ничего не брать.

Намазались они чудо-средством от комаров, но сетки Мишаня сказал все равно надеть, нечего перед местными физиономии светить.

Примерно через полчаса ходу началась Каша. Тут еще и деревья росли, и кустарник. Тут идти одно удовольствие. Дальше — хуже, надо лапти надевать. Так обувку вроде снегоступов называют. А потом только гать. Потом пар, туман, видимости нет. Засосало у Мишани под ложечкой. Не дело это, летом ходить, не дело.

Городские стояли, озирались. Вокруг на ветвях повязаны были разноцветные ленточки. Отсюда обычно уходили. Некоторые ленточками не ограничивались, но алтарь Мишаня показывать не стал. Не поймут. Сделал несколько шагов вперед и рукой поманил за собой:

— Надо зачерпнуть, по рукам растереть. И съесть немного. Может, по дороге другой еды не будет.

— Да ладно, мы ж возьмем! — сказал Роман.

— Давайте, давайте, — поморщился Мишаня.

Ребятки набрали в горсти сероватую массу, размазали, попробовали осторожно.

— Ничего так. Невкусно, конечно, — сказал Артем.

Мишаня кивнул, а сам смотрел внимательно, вглядывался, слушал, не будет ли знака какого. Вдруг их Каша не примет, двоих этих? Ничего этакого не было. Птички тенькали, бурундук посвистывал, дразнился, комары звенели, ветерок теплым веял, облачка гнал по небу.

— Ладно. Как соберемся, так и двинем, — сказал Мишаня.

Вечером они складывали рюкзаки, паковали вещи, проверяли все. Называли они друг друга Ромыч и Темыч, придурок, гнида и урод. По-дружески так. И курить ходили. Мишаня строго предупредил, чтоб окурки в ведро кидали, не на землю. И в Кашу окурки нельзя, в карманах таскать придется.

— Это зачем? — спросил Роман.

— Надо. Если что — другого ищите с вами идти, — угрюмо ответил Мишаня, и заткнулся Ромыч.

Ночью, как заснули городские, Мишаня опять к Каше пошел, прямехонько к алтарю. Место было тайное, укрытое. Ветки откинул, встал на колени. На пеньке лежали косточки, перышки прилипшие. Видать, кто-то куру зарезал. Странно это, но люди, они такие. Мало ли что в голову придет. Мишаня долго стоял, решиться не мог. Жалко было. Вздохнул и достал из кармана кольцо-обручалку. Пускай. С Ленкой все равно ничего не будет. Положил на бурое дерево, ножиком руку полоснул и долго держал, кровь текла, потом капать стала. Про себя просил, чтоб все хорошо было. Горшочек пусть услышит. А будет все хорошо, так еще что-нибудь на алтарь принесет. Как унялась кровь, взял кольцо и с размаху в Кашу выбросил. Никто не найдет. Ветки на место, и домой можно. Шел и думал: приняла Каша или нет? Там видно будет.

Уснул как убитый, а проснулся рано, и даже выспался. Комары ночью не кусали, кожа не зудела. Непривычно совсем. Растолкал городских, встали, поели да пошли.

Сначала ступали легко, потом под ногами зачавкало. Под последними деревьями остановился Мишаня, снял крестик, завязал в платок и у корней положил. Теперь еще ленточки завязать надо, городским тоже дал, они пустые пришли. Без понимания, значит, люди. Ну да кто от них чего ждет. Посмеивались за спиной, но тихо. Главное, чтоб слушались в дороге.

— Вот теперь можно, — сказал Мишаня.

— А нормально так идем, чего пугали этой Кашей? — спросил Роман.

— Это пока. Видишь колышки? Сетка тут проложена. До самой кашеедовой деревни и чуть подальше. А потом по-другому будет.

— А, эти. Читал про них. Могут ли люди выжить, питаясь только Кашей, — сказал Артем.

— Кашей, ага! Да им гуманитарку вездеходами тащат. И воду привозят, а детей в школу забирают, в интернат. Жри, пей, и работать не надо, — сказал Мишаня, — чего ж не жить?

— А вы туда не хотите? — спросил Артем.

Мишаня чуть не сплюнул, но спохватился вовремя, рукой махнул. Дальше они молча шли, а потом городские стали болтать про кафедру, разных знакомых и девок. Через час показалась деревня.

Одинаковые дома строем стояли по обе стороны вдоль дороги, а еще самоделы, неизвестно из какой рухляди. Вышка посредине, для связи, ориентир заодно. Собак нет, кошек тоже нет, две козы бродят, смотрят равнодушно. И ребятишек стайка. Ромыч с Темычем шарахнулись, когда эта кодла подбежала. Окружили и кричат:

— Дяди, чего привезли?

— А тебе чего надо? — весело спросил Роман.

Этот вопрос, похоже, поставил пацана в тупик. Он остановился, нахмурился и стал колупать в носу. Дети выглядели нормально, одеты-обуты как обычно, ну, бедновато может. А с кем сравнивать? В деревне детей давно не было, а телек Мишаня сто лет не смотрел. Интернет по делу только.

— Ничего для вас нет, — сказал Мишаня.

— А хоть что-нибудь дайте, — загомонили дети.

Роман вытащил из кармана горстку маленьких конфеток, сунул в руку самому бойкому и сказал:

— На всех.

— Хорошей дороги! — закричали дети.

— Ишь, приучены. У всех клянчат, паразиты, — пробормотал Мишаня.

— Не любите вы их? — спросил Артем.

— Чего мне их любить? Где жрут, там и срут, а больше ничего не делают, — отрезал Мишаня.

Тепло было, скоро жара начнется. Как подальше отошли, Мишаня сказал, что можно накомарники снять, все равно смотреть некому.

Все больше появлялось многоножек, они тут были истинные хозяева. В воздухе толклась всякая летучая мелочь. Под ногами копошились черви, жуки, всякие букашки, Мишаня и названия им не знал.

— Собирать-то будете? — спросил он у биологов.

— Это все давно изучено, интереса не представляет. В центре собирать будем, и на обратном пути, — сказал Роман.

— А, понятно, — отозвался Мишаня. Ничего ему было не понятно.

— Тут всегда столько дронов? — спросил Артем.

— Да вроде как обычно. Я ж говорю, летом редко ходят.

— Они за нами следить будут? — не отставал Артем.

— Думаешь, сопрут нашу добычу? — спросил Роман.

— Ну, неприятно. А они помощь вызовут, если что?

— Это вряд ли. А вреда от них мы не видели, — сказал Мишаня, вспомнив, как в прошлом году пропал мужик из соседнего села. Жена пыталась нанять хоть кого, чтоб мужа поискали. В ментовке ей сказали, что не их дела. И в МЧС послали подальше. Сам полез, значит все. Местные собрались, походили. Так и не нашли.

Через три часа остановились на привал. Ребятки выхлебали пайку воды и жадно смотрели на запас. Мишаня покачал головой:

— Привыкайте. Ночью росы наберу. Если совсем край — будем Кашу есть, дальше она жиже будет. Воды с собой много не утащишь, с потом больше выйдет.

— Нормально, Темыч! Тут тебе и качалка, и сушка и кроссфит. Вернемся — все девки будут наши, — сказал Роман и ткнул приятеля в бок.

— Давай, жирдяй, худей, — ответил Артем, и они рассмеялись.

Мишаня усмехнулся криво и полез в рюкзак за лаптями. Лапти, ласты, кашеступы, их по-разному называли. Неудобные, зараза, но вес держат. Шутки закончились, дальше просто так не пройдешь. Взял верную старую слегу, из осины сделана, городским по лыжной палке дал, и пошли. Следы теперь от них оставались здоровые, диковинные, медленно затягивались.

Мишаня часто оглядывался, высматривал кашеедову вышку. Дымка сгустилась, небо поменяло цвет. Дождь будет, что ли? В прогнозе-то не было, да мало ли. Мишаня вздохнул и представил море. Возьмет сына и поедет. Или вообще на самолете полетят. Быстрее самолетом, хоть и дорого. А море, оно такое… Здорово там.

До места ночевки добрались кое-как. Мишаня выдохнул, про себя поблагодарил. Городские стали рюкзаки снимать.

— Гати постелить надо, а то к утру потонем, — сказал Мишаня.

От биологов толку мало было, он сам развернул легкую пластиковую ткань, по краям пенопластовые поплавки, это старые гати, а у новых другой пластик, еще получше и полегче. Может, получится прикупить. Если деньги после отпуска останутся. Если получится отпуск, если выберутся отсюда. И опять мысленно удачи попросил.

Эти молодцы рухнули и лежали бревнами. Никакой от них помощи. У Мишани здесь тайник был, он достал колышки, поставил, и сетку натянул вокруг. От многоножек и других разных тварей. Больших здесь не было, а маленькие даже покусать здорово не могли, но все равно, без них лучше. Зимой-то они вялые, а теперь вон как бегают. Залезут под куртку или, чего доброго, в нос.

— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — фальшиво пропел Роман.

— Умолкни, гнида, — отозвался Артем.

А Роман не унимался:

— Сейчас бы костерок, шашлычок, водочки. А Каша горит?

— Если б горела, тут бы житья совсем никакого не было, — ответил Мишаня.

— Жалко. Запалили б костерок, многоножек нажарили. Их едят?

— Зачем, когда Каша есть? Ну, пробуют некоторые, — сказал Мишаня.

— Да чего ты пристал? Они тебя сами сожрут, — сказал Артем.

Пока ребята лениво переругивались, Мишаня достал хлеба с тушенкой, огурчиков. Банки саморазогревающиеся, удобные. Свиная, вроде, тушенка. От запаха парни оживились. Умяли все и банки хлебом почистили.

— Как стемнеет, мусор закопаем. Дроны снимают, потом штраф могут вкатить. Тут оставлять ничего нельзя, — сказал Мишаня.

— А когда приспичит по-большому? Потом с собой носить? — хохотнул Роман.

— Как обычно. Вон лопатка, зарывай поглубже, чтобы не воняло. И спать. Завтра хуже будет.

— Как про мою жизнь, — проворчал Артем.

— Не бухти, придурок. Все зашибись, — отозвался Роман.

На ночь Мишаня поставил тент, и правильно сделал. Моросило ночью. Утром все было серое, влажное, дышалось трудно. Воды набралось — это хорошо. Каша раскисла — это плохо. Городские еле поднялись, мышцы болели с непривычки. Перекусили, попили. Мишаня вешку поставил повыше, хоть и местность знакомая была. Говорили, что дроны могут вешки выдергивать, чтоб, значит, не ходили всякие. Может, и брехня.

Роман с улыбочкой сказал:

— Ну что? Вперед, к победе? Пошли?

— Поползли, — ответил Артем.

Мишаня кивнул. Лапти уже не надобились. Гати в ход пошли. И началась эта хренотень. Один расстилает. Другой сзади скатывает. Третий тащит другую гать. Повторить. Повторить. Повторить. Через несколько минут все в поту и в Каше с головы с до ног. Теперь так до самого дома будет. Жарко, воздух от испарений и от вчерашнего дождя густой, в грудь его заталкивать надо.

— Не могу больше, — прохрипел Артем, повалился на колени, а потом на живот, и руки раскинул. Так и лежал с рюкзаком на спине.

— Ну, давай передохнем, — сказал Мишаня.

Все трое развалились на гатях.

— Вам прямо к самому центру надо? — спросил Мишаня.

— Ага. Образцы оттуда возьмем, — ответил Роман.

Артем со стоном повернулся на бок, стащил рюкзак, достал бутылку и стал жадно пить воду, проливая на грудь.

— Хватит! Без воды останешься — другой не дам! — прикрикнул Мишаня.

— Да ладно, нормально. Жарко очень, — Артем поплескал водичкой на лицо. Тут же к нему устремились мошки, — Надо это… Ну? А то не выдержим.

Они с Романом долго смотрели друг на друга. Роман поморщился и покачал головой.

— Что надо? — спросил Мишаня.

— Полежать еще.

Мишаня опять намазался от комаров и встал отлить. Червячок проползал рядом, с хорошего ужа размером. Тут живность здоровая, мама не горюй. Говорят, дальше погорячей будет, там помельче. А зимой вообще хорошо, твари от холода прячутся.

Роман, кряхтя, поднялся, потянулся так, что кости хрустнули. Артем тоже встал.

Пошли дальше. Мишаня диву давался: парни бодрячком поперли. Роман стал анекдоты травить, Артем визгливо хохотал. Ага, зрачки у них широкие стали, руки подергиваются. В животе у Мишани противно засосало. В Каше с двумя нариками, вот угораздило. Что ж будет-то, а?

А они все шли и шли, как заведенные, он еле на следующий привал уговорил. Воду они всю выпили, еще и поливали друг друга. Потом Ромыч оступился и провалился в Кашу. Хохотал во все горло, пока Мишаня его тащил. А Темыч на гати катался от смеха. Мишаня наорал на них, да быстро выдохся. Только ржали без остановки, идиоты. Тогда он их вперед погнал, покрикивал: быстрей, быстрей, всю славу отберут, дроны живность переловят, вам не достанется.

Как Солнце клониться стало, Мишаня понял, что вот сейчас и помрет.

— Стоп. На ночь устраиваться надо. Да стойте вы, придурки! — заорал он.

— Чего-чего? Нам дальше надо, — обернулся Роман.

— На ночь встаем. А то вообще не доберемся.

— Уже ночь? — спросил Артем и завертел головой, прищуриваясь.

— Хватит на сегодня. Хотите до места дойти — меня слушайтесь! — гаркнул Мишаня, откуда только силы взялись. От страха, видать.

Пока он раскладывал вещи, парни в шутку боксировали, проминая гать ногами.

— Хватит. Поели и спать, — сказал Мишаня.

— Неохота есть. Воду давай, дед, — сказал Роман.

— А твоя где?

— Так мы всю выпили.

Артем согнулся от смеха.

Мишаня из рюкзака достал бутылку, попил, парням налил в пластиковые стаканчики по глотку. Они выпили, и Роман вырвал бутылку, запрокинул голову, глотал, только кадык ходил вверх-вниз. Артем ткнул его в живот, пока дружок пытался вдохнуть, выпучив глаза, сам допил. Мишаня в тоске перебирал вещи — вот фальшфейер, зверя пугать, зажигалка газовая — сороконожки не любят огонь. Нож хороший. А наркошей как вразумить? Сидят, треплются. Как деньги потратят, куда поедут. Сказал, чтоб не принимали ничего больше, и что дежурить надо. Раз не спят, то Артем до полночи, Роман до трех, а потом чтоб разбудили. На телефоне будильник завел, сетку натянул уснул, как провалился. Хрен с ними.

Проснулся по будильнику. Ночь была светлая, жарко-то, душно как! В Каше кипела жизнь, копошились, ползали тварюшки, что-то шевелилось, шуршало, в воздухе звенели комары. Мишаня убрал сетку, со стоном поднялся, наплескал от насекомых вонючку на лицо и руки. Есть хотелось и пить. Болело все, как избили.

Городские бревнами лежали, дышат, и то хорошо. Покусанные, червяки по ним ползают. Мишаня за пазуху Роману полез, может, дурь найдет да выбросит. Тот проснулся, цапнул за руку, оскалился:

— Чего, дед?

Мишаня струхнул, но ответил:

— Сожрут вас, вот чего. Сказал же, караулить надо, а потом меня разбудить. Смотри, сколько гадов по тебе ползает!

— Да я вас! — Роман стал скидывать с себя червей, многоножек и насекомых.

Мишаня только вздохнул и отвернулся. До утра дремал, вскидывался, озирался. Нет опасности — дальше кемарить можно. В семь растолкал городских. Еле встали, рожи страшные, опухшие.

— Будете жрать дурь — пропадете, — угрюмо сказал Мишаня.

— Да это не дурь. Стимулятор простой, при интенсивных физических нагрузках. Он разрешенный, — сказал Артем.

— А мне плевать. Сдохнете здесь и не заплатите. Кто со мной потом дела делать будет?

— Да ладно, дед, прорвемся! — сказал Роман.

— Выбросьте лучше.

— Не, поменьше съедим, и нормально будет. Дозу не рассчитали вчера.

— Выбрось, говорю!

— Не выброшу. И что сделаешь? — сказал Роман.

Мишаня зубы стиснул и промолчал.

— Все норм. Щас поедим и дальше двинем.

— Воды нет. Вчера всю про… профукали, — сообщил Мишаня.

Ели молча. Парни кидали еду как не в себя. Почти все припасы уничтожили.

— Хватит! — не выдержал Мишаня.

— Ну да, потом всегда есть хочется, — пробормотал Артем.

Мишаня пил из фляжки, каждый глоток во рту держал, чтоб всосалось.

— А нам? Говорил же, что нет воды, — ухмыльнулся Роман.

— Не дам. Что сделаешь? Если со мной что случится, вы тут и останетесь, — сказал Мишаня.

Ребята, уже не стесняясь, достали таблетки, разломали, кинули по половинке в рот.

— А? — сказал Роман, протягивая полтаблетки проводнику.

Мишаня отвернулся. Дальше пошли.

Лежал он, звездой раскинув руки и ноги, иногда переползал по гати, и рюкзак перекладывал. Воздух — ножом режь. Ждал. Городские ушли к самому центру, с собой не звали, да он и не рвался. Все подчистую съели, потом Кашу ели, куда только влезало. Наберут всякого и назад можно. Не верится даже. А не вернутся — что ж, за ними? Прямо туда, в самый Горшочек? Им что, они на таблетках. А ему после бессонной ночки плоховато. Мысли путались. Иногда слышал стон, вскидывался, а это он сам и стонал. Навечно он здесь?

Пар завивался петлями. Каша чавкала, пузыри всплывали медленно, лениво. Глаза закрывались. Спать нельзя. Страшно спать.

Кто-то заполз на ногу, тяжело стало. Мишаня глаза приоткрыл. Многоножка. Уже на груди, здоровая такая, давит. Извернулась, смотрит, усики шевелятся. Ближе и ближе. Он прошептал:

–Тихо, тихо, — и стал зажигалку нащупывать, а ее глаза почти напротив.

Где ж она? Пальцы мокрые, не выронить бы. Чирк, чирк, зажигайся! Мишаня простонал. Зажглась. Огонь оранжевый, отражается в глазах твари. Уходи, уходи, ну!

Многоножка потянулась вперед, отпрянула и повернула, уползать стала, перебирая лапками. Мишаня плакал в голос и молился Хозяину этих мест и всем богам, кого вспомнить мог. Море, море, где ты?

Он вздрогнул и проснулся. Его трясли за плечо. Сверху была опухшая рожа, вся в прыщах и корках, черная щетина пробивалась на подбородке, а глаза красные, стеклянные, и зрачок черный и громадный.

— Эй, дед, погнали!

Мишаня сел рывком и чуть не провалился. Каша опасно потекла через поплавки, но гать еще держала. Роман. Один. На груди мешок болтается, а рюкзака нет. Мишаня завертел головой:

— Где этот, второй? Артем где?

— Утонул Темыч. В пузырь попал — бульк и нету. Я его вытащить хотел, но не смог. Сам чуть не помер. Нету его больше. Каша забрала, так у вас говорят?

— Каша, значит? — Мишаня смотрел в упор, и лицо Романа стало кривиться, морщиться.

Вцепился в плечи Мишане и встряхнул так, что зубы клацнули.

— Не понял, дед? Валим, пока живы! Быстро!

Мишаня подхватил рюкзак, а руки дрожали. Пошли обратно. Роман бормотал про себя что-то, песни пел, еды требовал.

— Нет еды, и воды нет! — кричал Мишаня.

— Ничего, все будет! Вот заживу. Значит, трюфель сдох, корни, вроде, тоже, кордицепс живой. Культуры-шмультуры. Тоже, наверно, сдохли. И хрен с ними. Слышь, дед, ты чего хочешь?

— Чего, чего, выйти живым хочу, — огрызался Мишаня.

— Пра-а-а-вильно, умный ты! Выведи меня отсюда, а там — эх! Такая жизнь пойдет!

Мишаня глядел на компас, стрелка плясала, мутилось в глазах. Верхушки мертвых сосен кружились хороводом.

— Быстро, ну! — заорал Роман.

— Уймись! Не выйдешь без меня! — крикнул в ответ Мишаня. И успокоился.

Тянули гати, ползли помаленьку. Мишаня глотал Кашу, не впервой. Роман песни орал, бормотал по нос, что Артемов отец был умный, а сын дурачок, что много чего пропало, потому что жарко, надо было не там оставлять, что еще где-то есть, а где? Точно есть, вернуться надо потом. Потом опять пел, многоножек хватал, раскручивал над головой и пускал в полет. Свалился с гати, побарахтался, но вылез обратно. И все говорил и говорил.

Мишаню тоска забирала. Связи нет, и поблизости никого. Может, какой дрон их видит и пишет, а толку-то? Каша, она много чего забрать может. Зачем он только в это влез? С деньгами наверняка Роман кинет. Вон, и рюкзак потерял. А дома ничего они не прятали. Да и речь не о деньгах теперь.

Воздух свежел, жара спадала, дышать стало легче, зато живности прибавилось. Роман все глотал таблетки, рвался вперед. Мишаня с трудом уговорил на ночевку. В темноте пропасть — дело плевое. Ночью Мишаня спал урывками, стряхивал с себя гадов разных. А Роман, вроде, и не ложился.

Утром солнышко вышло, ветерок обдувал, парочка дронов лениво кружила поодаль, совсем хорошо. Мишаня лапти достал. Гати пришлось одному тащить, Роман сказал, что наплевать ему. Тяжело, а что делать, их отдавать надо.

Мишаня огляделся, местность уже знакомая была, хоженая-перехоженая. Влево забрать надо немного. Он тяжело шел, наклоняясь вперед, рюкзак больно врезался в плечи. Кричал городскому, чтоб не уходил далеко, да тот не слушал. Ускакал вперед, горланя песенки. И упал.

— Эй, дед! — заорал он.

— Сейчас, сейчас. Не дергайся только, — Мишаня стал рюкзак скидывать. Особенно не торопился. Городской спокойно лежать не будет. Станет трепыхаться, его ползучка и обовьет покрепче. Травка такая, ножом ее резать можно, хоть и с трудом. А знают об этом не все.

Он подошел поближе, аккуратно ступая, раскинул гать. Так и есть, Роман ворочался и запутывался все крепче.

— Лежи смирно, я сейчас, — сказал Мишаня и стал перепиливать траву, отбрасывать прочь, и как бы случайно, как будто рука сорвалась, вогнал лезвие в бок.

Роман кричал, руками елозил по Каше, рвался, раскачивался, а ползучка тянула назад.

Мишаня быстро огляделся, нету вроде дронов. И еще раз ножом. Теперь все.

— Ты это… Ты б меня сам, правда? Скажешь, нет? Я же знаю, понял. Ты и товарища своего там, — шептал Мишаня.

Мешок забрал, по карманам пошарил — нет денег. Паспорт и таблетки. Ну что ж. Накинул гать на покойника, сел сверху, пускай утонет побыстрей. Пока можно посмотреть, что в мешке, зачем они в Кашу полезли. Круглые и длинные стеклянные штучки не пойми с чем, пластиковые контейнеры, все в Каше, потеках, плесень кой где. Камни, непонятные кусочки. Ядовитые, нет? Мишаня разломил один, золотистая пыльца поднялась облачком, запах приятный. Мякоть внутри желтоватая. Он понюхал ее, а пробовать не рискнул. Слухи ходили, что первая экспедиция что-то в Каше оставила, говорили, целебное что-то. Да мало ли слухов было! Значит, правда? Если, скажем, это китайцам продать, сколько выручить можно? Только выбраться надо сперва.

Мишаня убрал гать, Каши сверху нагреб побольше. Ползучка не выпустит, а червячки и прочие быстро обглодают. Он порезал паспорт на мелкие кусочки, пластик с трудом подавался. Нож почистил Кашей. По частям выбросить надо это добро. Осмотрелся, все правильно, вон туда, а деревню лучше обойти, немного дольше, зато надежней будет.

Шел Мишаня и молился по дороге:

— Горшочек, вари как надо тебе и по желанию твоему. Горшочек, вари, я тебе не буду мешать. Горшочек, вари, не нам о тебе рассуждать. Горшочек, вари, и дай мне вернуться живым.