Вертикаль миров

Юлия Марцинкевич

Жители Вертикали миров находятся в разных измерениях. Те, кто умеет радоваться и любят жизнь – попадают в счастливые Высшие миры. Те, кто привык унывать – соскальзывают в мерзкий Нижний.Рита – жительница Среднего мира. Она узнала, что может перемещаться между мирами быстро и без условий. Ей, как избранной, предстояло спуститься в Нижний мир и разобраться, кто стоит за новым витком мирового хаоса. Но Рита не хотела. Она хотела чай и сериалы. Пока с ней не произошло то, что произошло.

Глава 7

Проснулась от странного ощущения чьего-то присутствия. И оно меня не обмануло. Жанна пристально смотрела на меня и не двигалась.

Скорее всего, первый рабочий день уже начался. Мда, до сих пор не верю, что моя первая работа именно такая. Не официантка, не промоутер, не кассирша в Маке. Уборщица в аду. Прекрасная запись была бы в трудовой. И огненные перспективы.

Перевела часы в режим энергометра. Стабильные ноли. Есть хотелось больше, чем когда бы то ни было.

В голове и желудке появилась неприятная тяжесть. Из всех пережитых мною утр это было самое гадкое. Жанна поставила на стол передо мной кружку со странной жидкостью из бочки и какую-то кашу.

Резко захотелось домой к маминым сахарным звёздочкам и грибному пастушьему пирогу с сыром. Я с опаской отхлебнула жидкость.

— Это похоже на пиво, в котором вымачивали половую тряпку.

— Ты никогда не пила ларкос? — удивилась Жанна.

— Эээ, нет.

— Я называю его обезболивающим от жизни.

— А из чего его делают?

— Из коры ларка. Её замачивают в речной воде, а потом неделю греют на тлеющих углях, там, в Конце.

— В Конце?

— В Конце. Ты откуда вообще?

Ага. Ну, здравствуй, Рита-Без-Легенды.

— С центра.

— А, контуженая, значит, ясно всё.

Жанна серьезно облегчила мне задачу.

— Пей быстрее и за работу. Открываемся через пятнадцать минут.

— Я тут нарисовала портрет дяди. Может, видели, всё-таки?

— Отстань со своим родственником. Не дитя, найдётся.

К ларкосу я не притронулась. Подавляя отвращение, съела кашу. Жанна поставила в углу ржавое ведро, швабру и тряпку.

— А есть порошок или кусок мыла, на худой конец?

— Какого ещё мыла?

— Тротилового, — оглянувшись вокруг, сказала я, — но если нет, подойдёт любое.

— Сейчас, — она скрипнула колёсами и развернулась.

Спустя пару минут она вернулась с пыльной трехлитровой банкой соды.

— Мыла никакого нет. Нашла только это.

Итак, прямой репортаж из ада. Я избранная, способная перемещаться по Вертикали миров и первое зло, с которым я борюсь, это влипшая в жирный пол пыль и остатки еды. Есть желающие написать героический эпос? Хотя, пока хвастаться нечем. Как и двадцать минут назад, лучшим способом решить проблему я считаю использование взрывчатого вещества.

— Как вы мыли пол до сегодняшнего дня?

— Привязывала швабру к коляске и наматывала круги.

— Чтобы навести порядок, нужно закрыть кафе на день, хотя бы.

— Чтобы перестать умничать, тебе просто нужно закрыть рот.

Дядя начинает обходиться мне всё дороже. Проглотила скользкое недовольство и продолжила оттирать пол.

Дверь скрипнула. Раздался топот. Я повернулась.

— Жанна, лярва старая, поезжай сюда, — рявкнул высокий полный мужчина с чёрной бородой.

— Еду, Артур.

Она выехала с двумя большими стаканами ларкоса и поставила их на стол.

— Что нового?

— Паджону снесли голову. Снаряд в центре повредил линию электропередач. Так что, половина домов обесточена.

— Ужас, понятно, — равнодушно сказала Жанна.

Я оставила швабру и подошла к его столику, сжав в кармане свой листочек.

— Извините, вы не видели этого человека? — я развернула листочек и показала угольные наброски дядиной физиономии.

Мужчина молча продолжал пить своё обезболивающие от жизни, даже не посмотрев на меня. Может, у меня прорезался ещё дар невидимки?

— Артур, — громче сказала я, — вы не видели этого человека?

Он резко повернулся и злобно посмотрел. Несколько прядей моих волос свисали прямо над столом. Ладонью он вмиг больно прижал пряди к столу.

— Не ори мне на ухо, лярва мелкая!

Я не поняла, что произошло и почему он это делает. Тело задрожало. Я схватила его за бороду. Мы пилили друг друга взглядами и ждали, кто сдастся первым.

Первой оказалась я. Разжала ладонь и отпустила его бороду. Он отпустил мои волосы.

— Не видел.

— Спасибо, — ответила я, выделяя каждую букву.

Артур вопросительно посмотрел на меня и снова увлёкся содержимым стакана.

Меня трусило ещё несколько минут. Я не понимала, почему кто-то может просто взять и причинить мне боль, а я в этот момент беспомощна.

Целый день в бар заходили разные люди и никто из них не видел дядю. По крайней мере, из тех, кто отвечал на мой вопрос.

Перед сном я усиленно представляла приятные пейзажи и даже попыталась провести медитацию безусловной любви и доброты. По технике медитации нужно представить солнце, которое наполняет тебя своим светом, а потом начинает светить в твоей грудной клетке. Моё солнце превращалось в огонь, сколько бы раз я не начинала заново. Ничего светлого и доброго не приключилось, я не вернулась домой. Утром так же, как и вчера, проснулась в Нижнем мире.

Семь утр подряд я открывала глаза, в надежде увидеть маму, сестру, дедушку… да хоть ржавую крышу, с которой я переместилась сюда, лишь бы дома быть. Семь утр подряд я представляла запах абрикос. Здесь невыносимо. Я ни разу не видела солнца, я ни разу не видела улыбки, ни разу не видела, чтобы люди приветливо касались друг друга. Мрачно, сонно, злобно. Как на первой паре промозглым февралем, только хуже.

Никто из посетителей кафе не видел моего дядю. Сколько дней, месяцев, лет мне нужно ждать, пока сюда зайдёт случайный прохожий, который его видел? А если дядя вообще не здесь, а спокойненько пьёт пиво в Нейтрале? Похоже, настало время плана «С». План «С», будь добр, пройди в мою голову.

— Как ты это сделала? — позади раздался голос Жанны. Я напряглась.

— Что сделала?

— Вот это! — она указала на окна.

— Отмыла.

— За… зачем?

— Ну, так лучше же.

— Нас теперь не узнают.

— Жанна, им нужен ларкос. Они на запах придут.

— Ты больная на голову.

— Я хотела как лучше.

— Вот я и говорю, больная. Ты мне кого-то напоминаешь. Но я никак не пойму кого.

— Жанна, а как вы себя чувствуете?

Жанна вопросительно посмотрела на меня.

— Болит всё. Здесь, здесь, здесь, здесь, — она перекладывала руку с живота на сердце, с сердца на макушку головы, с макушки на затылок.

— Ты знаешь, а так и правда лучше, — после долгой паузы сказала Жанна, глядя в окно. — Как с самого начала было.

Я улыбнулась. Она прищурила глаза и уехала. Я поймала в её выражении лица что-то вроде смущения и замешательства.

В обед пришла компания из трёх мужчин и двух женщин. Как всегда, я подошла спросить, не видели ли они человека, углём нарисованного на бумаге. Все отмахнулись, кроме одной дамы, которая с трудом разлепила склеенные эффектом ларкоса глаза.

— Видела такого, — перебивая себя собственным иканием сказала она, — На площади Несправедливости, у блюющего памятника, спал в мокрых штанах.

Я оживилась. Это точно дядя.

— Оу, а как туда пройти?

— Ногами, как ещё.

Грудь этой женщины начала вздыматься вверх, рот широко открылся и она стала издавать громкие низкие звуки, это напоминало и смех и следствие отравления протухшими креветками одновременно. Для смеха не хватало улыбки, для отравления — креветок. Но в целом, похоже на подавленный, извращённый хохот. Переждав её всплеск наслаждения собственным остроумием, я ответила:

— Ну, это способ, а не направление.

Она озадаченно посмотрела на меня. Выждав пару секунд, хлопнула ладонью по столу, прижав пряди моих волос. Как я поняла, это один из немногих способов донести недовольство в этом мире. Ну, окей, я тоже недовольна, поэтому схватила её за волосы и потянула. Она отпустила прядь, я тоже.

— Я сегодня иду туда, можешь идти за мной, — сказала она.

— Спасибо!

Женщина посмотрела на меня, будто не расслышала. Я отпросилась у Жанны сходить в центр и пошла за этой женщиной. Разговаривать она со мной не хотела, да и после нескольких литров ларкоса вряд ли могла. Она скорее не шла, а выписывала замысловатые зигзаги, несколько раз резко приседала прямо на дороге, чтобы справить нужду. Дважды мне пришлось поднимать мадам с земли. В конце-концов, она указала пальцем в сторону и сказала, что когда я пройду в арку, увижу площадь.

Смеркалось. Оригинальности мне не занимать, но действительно наступал вечер и один вид тягучей мрачной темноты сменял другой, ещё более мрачный и тягучий.

Я прошла в арку и увидела площадь. В центре стоял памятник мужчины, которого тошнит, внизу был пустой бассейн. Похоже на фонтан. И… это похоже на Сартра. Они сделали памятник Сартру!

Опершись на борт бассейна лежали два пьяных человека, но ни один из них не походил на моего дядю. Я решила обойти площадь.

Здание справа украшали горгульи. Вместо глаз у них проделаны отверстия, в которых горел огонь. У некоторых огонь вырывался прямо из клыкастой пасти.

Здание слева выглядело так, будто его облили кровью. С крыши до основания нарисована широкая алая полоса, разбрызгивающаяся к низу мелкими каплями.

Площадь выглядела пустой. Шатались, от силы, десять человек. За моей спиной что-то резко упало. Поднялась пыль, я чихнула. Повернувшись, увидела лежащего мужчину.

— С вами всё в порядке? — я наклонилась к нему.

— Ай, да, — человек с трудом встал на ноги

— Ты? Как ты здесь оказался?

— Упал с этой крыши, — он показал пальцем на крышу здания с огненными горгульями.

— Заметь, я не сказала, что ты больной. С крыши каждый может упасть.

Это был тот самый парень, которому я недавно свалилась на голову.

— Значит, мы в расчёте, — ответил он.

— Прости, я не смогла тебя поймать. Ты в этом деле куда более ловкий.

— Я Леон.

— Лёнька, что ли?

— Леон, — сжав зубы повторил он.

— Я Рита. Слушай, а ты не видел этого человека, случайно? — Я развернула перед ним свой потёртый листок.

Он долго вглядывался в рисунок.

— Нет. Не припомню такого. Хотя, может и видел. А кто это?

— Да, дядя мой. А ты что на крыше делал?

— Да, там… антенну одну поправить надо было.

— Ты здесь работаешь?

— Ну, можно и так сказать. В каком-то смысле, мы все работаем на это здание, одно из правительственных, как-никак.

— Воу.

— А ты где работаешь?

— Пол в баре мою. Вчера окна до блеска натёрла.

— Я понял. Ты куда идёшь сейчас?

Только сейчас я поняла, что совсем не запоминала дорогу.

–… Не знаю…, — проблеяла я.

— В смысле, не знаешь?

— Не помню дорогу.

— Как ты сюда попала? Здесь небезопасно.

— Ага, парни с крыш падают.

— Да, а ещё снаряды пролетают, мины взрываются и не было и двух часов без поножовщины.

Мне внезапно пострашнело.

— Слушай, мне нужно попасть в бар. Ну, такой, с большими стеклянными окнами. Там недалеко поезда ездят и много угля. И ларкос подают.

— В какой из семидесяти подходящих под это описание?

— В тот, в котором я убираюсь.

— Думаю, тебе нужно идти на блеск стёкол.

— А ты сегодня разговорчивее.

— А ты не разговариваешь так, будто я персонаж твоего сна. Давай я схожу с тобой, — он решительно двинулся вперёд.

Так-так-так. А не опаснее ли идти с ним, чем без него? И как мне себя защитить, если что? Я знаю пару захватов и мама говорит, что у меня тяжелая рука. Ещё, могу начать петь. Вряд ли кто выдержит. Если бы Дисней решил снять мультфильм обо мне, он бы точно был бы без песен.

Вдохнула, выдохнула. Вроде, мне с ним не страшно…

— Ты с какой стороны пришла? — он прервал мою разработку стратегии по самозащите.

— Там, где арка.

— Кто в баре за главную?

— Жанна.

— Кажется, понял. Идём.

Мы прошли под аркой и повернули на узкую улочку.

— Ты откуда такая?

— Какая такая?

— Такая не местная.

Я немного съёжилась.

— Ну, я… не отсюда, короче.

— А, а я-то думал…

Мне стало смешно. Может, нервное, но я позволила себе всхохотнуть.

— Вот это, что ты сейчас делала, оно мне что-то напоминает. Или кого-то. Ты очень странная. И рот у тебя необычный.

— Комплимент, который я заслужила. А ты откуда? Чем занимаешься?

— Не могу об этом рассказывать. Я оттуда.

Я ожидала, что сейчас он, хотя бы, пальцем укажет, откуда он. Но никакого жеста не последовало.

— Откуда же, Лёнчик?

— Ну, оттуда же… в Конце…, — он посмотрел на меня приподняв бровь, — Ты правда не понимаешь?

— Неа.

Конец ознакомительного фрагмента.