Ты умрешь красивой

Юлия Лист, 2023

Париж. Наши дни. Бывший криминальный аналитик Эмиль Герши и его сестра-искусствовед Зоя, способная видеть души преступников насквозь, расследуют пропажу мальчиков из лицея имени Генриха IV, увлекавшихся черной магией. Детский психолог и блогер Вера Максимова прилетает в Париж по их приглашению, чтобы распутать сложную связь учителя литературы, которого подозревают в серии убийств, и его учеников, но попадает под чары возможного маньяка, прозванного «Призраком Тюильри». Двадцать лет назад юных женщин находили мертвыми в парке Тюильри. Одетые в карнавальные наряды, они сидели как куклы с глубоким проколом в теле. Неужели учитель не был пойман, а теперь постарел и тешится тем, что устраивает костюмированные перформансы, за которыми наблюдает из окон своей квартиры? Вскоре обнаруживают его ученика, одетого в платье и убитого острым предметом… Но действительно ли убийца – учитель? История о маньяке-эстете, в которой напарниками становятся вдумчивая и романтичная девушка из Питера и взбалмошный, немного циничный француз, выглядящий как персонаж аниме. Им помогает загадочная Зоя, интересующаяся связью искусства с природой преступлений. А разворачивается эта история на фоне Парижа, на его узких улочках, в кабинетах Префектуры полиции, на кладбище Пер-Лашез и в грандиозном Лувре среди мировых шедевров Микеланджело, да Винчи и Ватто.

Глава 2. Зоя

Уютное кафе «Le Comptoir du Pantheon» со столиками прямо на тротуаре под красной маркизой манило запахами кофе и свежей выпечки. Вера, мечтающая о круассане уже несколько часов подряд, отодвинула от круглого стола стул в красно-белую клетку. Ее новый начальник махнул рукой.

— Нет-нет, здесь мы ничего не сможем увидеть на экране в такой солнечный день.

Эмиль Герши пропустил Веру вперед, последовав за ней, грохоча колесиками чемодана. Пока она разглядывала полукруглую барную стойку из отполированного дерева и целую стену бутылок за ней, он выбрал маленький столик с диваном под портретом какого-то австрийского принца в напудренном парике. Интерьер здесь был каким-то плавным, закругленным: на стенах висели черно-белые виды Парижа вперемежку с портретами эпохи рококо, аккуратные полочки с книгами, с потолков свисали причудливые люстры, напоминающие пауков, у которых лапки оканчивались желтыми шарами.

Пристроив чемодан к стене, Эмиль тотчас вынул из рюкзака ноутбук с клубком проводов и распахнул его. После нажатия кнопки «пуск» ноутбук свирепо загудел, точно собирался истребителем взмыть в воздух. Видимо, для просмотра отснятых материалов ему требовался мощный процессор, или же он просто любитель компьютерных игр, о чем сообщали запавшие глаза и нездоровый цвет лица. Волосы он периодически убирал со лба и в эти мгновения еще больше походил на зомби. Все-таки сколько ему лет?

— Вы на Юбера не обижайтесь, — проговорил Эмиль, пока грузился компьютер, — он действовал по моей указке.

— Но я совсем не знала, что спрашивать Тьерри…

— Это было не главным. Нам нужно было немного сбить с толку мальчишку новыми обстоятельствами допроса, чтобы посмотреть, где он станет противоречить себе и путаться. Добиться своего рода хоторнского эффекта, когда вводят новизну, чтобы получить более благоприятный исход исследования.

Вера следила, как его длинные, худые и жилистые кисти рук плавно скользят вокруг раскрытого ноутбука: он расправлял провода, укладывал блок питания, переносной жесткий диск, подключил похожую на клипс камеру. Через пару мгновений на столе воцарился офисный порядок: все провода ровно скручены и убраны за экран, приборы лежат параллельно друг другу.

Какой аккуратист! Невольно Вере подумалось о некой степени обсессивно-компульсивного расстройства. Он наклонился к экрану, и стоящая торчком от лака челка вновь упала ему на лоб. Похож на детектива Эла из «Тетради смерти», который как раз был изображен на его футболке. Он что, под него косит?

Подошел официант. Вера неуверенно взяла меню, но тот пришел на помощь, заявив, что нет ничего вкуснее с утра, чем Крок-мадам, и что в их бистро готовят лучший Крок-мадам в Париже. Едва раскрывшая меню Вера захлопнула его и с улыбкой протянула официанту.

— С удовольствием попробую. Спасибо. Ах да, и капучино, пожалуйста.

— Черный кофе. Чем больше, тем лучше, — не поднимая головы, проговорил Эмиль Герши, уставившись в экран, на котором уже появилось изображение Тьерри. Он приложил к уху один из больших наушников и прокручивал видео вперед и назад, останавливал его, гипнотизировал перекошенное лицо ребенка, как это бывает, когда видео останавливают в самый неподходящий момент.

Вера сидела за столом, не зная, чем себя занять. Она напрочь позабыла про свой телефон и о том, что неплохо бы сделать небольшой видеообзор первого парижского бистро, которое она посетила. Но вместо того, чтобы носиться с камерой по тесным залам, она гладила свои коленки и пялилась через окно на кончик Эйфелевой башни, выглядывающий из-под полотна крыш, ощущая, что ее затягивает в удивительное, совершенно немыслимое приключение, из тех, что случаются только в кино.

Париж! Париж!!

За столиком у окна сидели две очаровательные дамы, которых назвать пожилыми язык бы не повернулся. Одна со светлым каре, в черных очках и модной теперь косухе, подперла пальцами подбородок, внимательно слушая свою собеседницу в красном берете, надетом поверх седых коротких волос, а из-под ее коричневого кардигана выглядывал ворот рубашки цвета индиго. Что-то увлеченно рассказывая, она крутила в пальцах край шейного платка и поглядывала на одиноко читавшего газету месье в твидовом костюме за столиком рядом.

— Крок-мадам, — произнесла Вера машинально, пытаясь осознать все, что с ней происходит. — Крок-мадам… Понятия не имею, что это такое. Но название кажется знакомым… Причем несет от него чем-то… Будто это блюдо, изобретенное Ганнибалом Лектером.

— «Американская история ужасов», второй сезон. — Герши на секунду оторвал взгляд от ноутбука и криво улыбнулся. — Крок-мадам готовил маньяк, похитивший журналистку.

— Любите смотреть сериалы?

— А кто их сейчас не смотрит, — пожал плечом ее начальник.

На его лице появилась очень странная, почти дурацкая улыбка, будто он задумал пошлость, но решил промолчать. Улыбка исчезла, он быстро-быстро прокручивал видео вперед и назад, так что Тьерри на экране поднимал и опускал брови. Что он делает? Зачем ему это нужно?

На их столике по одну и другую сторону от аппаратуры появились чашка с пенным кофе и яичница на тосте, а по другую — хайбол, в который доверху был налит крепкий черный кофе.

Вера перевела взгляд на свой тост с двумя желтками и разочарованно взялась за нож и вилку. Но уже через две минуты от Крок-мадам ничего не осталось. Она подняла чашку и, поднеся к носу, блаженно вдохнула, прежде чем сделать глоток. Горячий напиток прокатился по горлу живительным нектаром, и Вера не удержалась от протяжного стона. В эту минуту набежала тучка, и свет, льющийся из окна, потускнел. Ей показалось, что темнеет в глазах от слишком неприличного удовольствия — первого глотка за сегодня, выпитого далеко за полдень. Первого глотка кофе в ее первый день в Париже.

— Итак, вы меня просветите насчет дела, над которым мы будем работать? — почувствовав бодрость, Вера поставила чашку на блюдце, решительно придвинулась к своему начальнику и тоже стала смотреть на Тьерри, кривящего рожицы.

В дверном проеме мелькнула черная тень.

— Я не вовремя? — Тень остановилась у их столика. Это была невысокая, ладная девушка в черном: водолазке с длинными, закрывающими середину пальцев, рукавами, короткой юбке, плотных колготках и ботинках с шипами.

— Привет, Зоя, — махнул ей Герши, не поднимая головы. — Садись.

И продолжил играть клавишами, заставляя Тьерри корчить рожи.

Повисла неловкая пауза. Зоя — было в ней нечто готически-вампирское, можно сказать, даже сатанинское, если бы не ангельское личико и большие печальные глаза — мягким кошачьим движением сняла с плеча черную сумочку с длинной цепью и, положив ее на столик, села рядом с Верой. Та машинально утерла губы, перепачканные в кофейной пене, и сдвинулась в сторону.

— Я сестра Эмиля. — Зоя разомкнула густо накрашенные красным губы, блеснув ровным рядом белоснежных зубов. Томная и нежная, с длинными черными локонами, гибкими пальчиками — на каждом по тонкому, изящному кольцу, ноготки покрыты черным лаком. Вера бросила взгляд на ее кулон вороненого серебра, изображающий змею, которая кусает свой хвост. По Юнгу, это был символ саморазрушения.

— Это Зоя. — Герши оторвался от экрана и выпрямился. — Искусствовед, гид по Парижу, выпускница Школы Лувра, наш медиум. Вера Максимова, психолог из Санкт-Петербурга.

— Салю, дорогая. — Зоя коснулась щекой ее щеки. В нос Веры ударил приятный аромат парфюма — что-то пряное, индийское, но с нотками мандаринового масла, флердоранжа и сандала.

Она улыбнулась, ее черные брови сложились в умильный домик. На миг Вере показалось, что перед ней механическая кукла «Монстр Хай» в человеческий рост.

— На самом деле я вовсе не медиум. Это сейчас называется иначе. Я занимаюсь кадровым профайлингом — помогаю подобрать персонал, исследуя анкеты претендентов на должности. Эмиль — хороший спец. А мне интересно поучаствовать. Изучать искусство — значит, изучать и сущность человеческой природы, сущность бытия.

Улыбка у Зои была едва заметная, взгляд из-под ресниц скользил куда-то вниз и вбок, будто она обращалась к монитору ноутбука. Но на слове «бытия» она обратила темные, увлажненные глаза на Веру.

— Простите, у меня минус восемь и линзы новые, никак не привыкну, — она смахнула слезу с длинных ресниц. Радужки ее глаз казались большими и черными из-за линз, сливались со зрачками и делали ее похожей на инопланетянку. Узкий подбородок, высокий лоб, бледные скулы, обрамленные черными волосами, и эти кроваво-красные пухлые губы — она будто прилетела с Марса.

— Итак, я закончил, твоя очередь. — Эмиль снял наушники и передал сестре. Чуть приподняв провода, он сдвинул тяжелой ноутбук в ее сторону.

— Что, врет мальчишка? — слабо улыбнулась она и, не ожидая ответа, надела наушники, склонившись к экрану. Близоруко сощурила глаза и нажала на «плей».

В отличие от своего брата, она не заставляла мальчика на видео кривляться, гоняя видео вперед-назад. Тихо, неподвижно и почти не дыша, она смотрела так, будто хотела запечатлеть в голове каждую наносекунду. Тонкими пальцами крутила провод наушника, завивая его в кольцо, расплетая и завивая вновь.

Эмиль скрестил на груди руки и откинулся на спинку диванчика, смотря в окно. Вера украдкой следила за его неподвижным, как у сестры, профилем. Они были похожи лишь отдаленно. Эмиль — тощий, лохматый и угловатый, сидел, скруглив спину, наклонив подбородок к груди. Зоя — гладкая, округлая, как кошечка, и, несмотря на то, что сидела прямо, едва доставала ему до плеча. Оба одеты в черное, со смоляными волосами — причем это не был их естественный цвет. Неужели ходили в салон вместе? Оттенок идентичный. Или красили друг друга? Прямо у себя в квартире, где-нибудь на мансардном этаже…

Вера вспомнила «Мечтателей» Бертолуччи, захламленную, типично парижскую квартиру, похожую на лавку на блошином рынке, в кухне которой сто лет не мыли посуду, с окнами на крыши города, такую же, как Зоя, темноволосую Еву Грин. Эх, поколение Нетфликс! Мы мыслим кинематографическими клише, образами персонажей, режиссерскими идеями… Постмодернизм не закончился, он пронизывает нас острой стрелой, убегающей куда-то в будущее.

Наконец Зоя отодвинулась от экрана, сняла наушники, медленно и протяжно вздохнув, будто пробуждающаяся от вечного сна ацтекская статуя, и откинулась на спинку дивана. Руки ее легли на колени, она пальцами провела по кожаным складкам юбки и капрону колготок.

Эмиль повернул к ней голову и выпрямился. Вере, сидящей между ними, пришлось откинуться назад, чтобы не мешать беседе.

— Мальчик не чист, — после долгой паузы проговорила Зоя с неохотой. — Но боится.

— Я того же мнения, — жарко начал Эмиль, тотчас раскрыв свою истинную сущность классического холерика: огонь в глазах, вспыхнувший лихорадочный румянец, пальцы впились в мышку. Он принялся отматывать видео назад. — Классический утаиватель — истинным чувствам проявляться не позволяет.

— Мать — актриса, — согласилась Зоя. — Могла привить такой паттерн.

— И все же истинные чувства раз вылезли! Вот… Вера проронила, что не любит, когда погибают дети. А он, смотри! — Эмиль проиграл кусочек видео в замедленном режиме. — Брови сведены и приподняты, в глазах — напряжение. И это длится всего секунду. Рот сначала в напряжении открыт, а потом он быстро поджимает губы.

Зоя изучающе глядела на экран, но ничего не говорила.

— А вот насчет книги по алхимии, купленной у какого-то лавочника, и того, что ему интересен Живодер, — врет и не краснеет. Он сам не верит ни грамма в эту легенду! — продолжил Эмиль.

— В одном из кадров четко видно, что на экране его смартфона Геншин Импакт^[7], — Зоя свела брови. — Он любит аниме, хотя в школе это скрывает.

— Значит, ему до лампочки Средневековье.

— Думаю, да. Но не кладбища. Приглядись, какой персонаж у него светится на экране.

— Ху Тао — гробовщица. С какой же целью он потащил пацанов на кладбище? Решил поиграться? Или двое принесли в жертву Стефана? А потом этот решил избавиться и от Адриена?

Вера ощутила, как при этих словах похолодела кровь.

— Он заинтересован, но не в легенде, — ответила Зоя. — Не в этой конкретно.

— Принесение в жертву отпадает? — напирал Эмиль.

— А может, я ошибаюсь. Он напуган, но прикрывает страх какой-то… иронией. Так шутить детям не свойственно. — Зоя замолчала, нахмурив лоб и поведя подбородком в сторону. — Тут будто одна страшная история наслоилась на другую, не менее страшную. Вижу смазано, чувствую страсть… Но к чему? К смерти? Жажда испытать этот опыт? Опыт убийцы.

— Тварь ли я дрожащая, — подхватил Эмиль.

Зоя закусила губу и дважды качнула головой в знак согласия. Эмиль перевел взгляд на Веру.

— Просмотрите видео. Или вам достаточно встречи тет-а-тет.

Эмиль задал вопрос, как бы не задавая вопроса. Это несколько сбило Веру с толку, и она не сразу сообразила, что от нее требуется. Но ей ужасно хотелось знать, какими методами он пользуется для определения лжи. Ей были известны некоторые техники из НЛП, ну и те, о которых писали Пол Экман и Клаус Шерер, опираясь на Карла-Германа Хьортсо, Роберта Плутчика, Роберта Сапольски и Сальвана Томкинса^[8].

— Да, я бы глянула, — выдавила Вера, вспомнив, что она психолог и от нее, скорее всего, тоже потребуют составить профиль Тьерри.

Зоя поднялась.

— Я пройдусь. — Она стянула готическую сумочку со стола, и цепь громко звякнула. — Мне надо подумать. Этот юноша… у него глаза нехорошие, как у Ван Гога на автопортрете. Напуган… очень боится, врет и боится. Но чего?

— Думаешь, мелкий — сумасшедший.

— Я не могу давать такие вердикты, это прерогатива твоего нового сотрудника. — Зоя обошла столик, глядя на дверь, будто на разбитый шлюз самолета, в который надо быстро выскочить, чтобы спасти себе жизнь.

Эмиль нахмурился, чуть слышно хмыкнув. Вера почувствовала тонкий дымок ревности, исходящий от его убегающей сестры. Он очень быстро — почти тотчас же — догадался, что она не особенно рада появлению «нового сотрудника». Он ее чувствовал, как самого себя. Они наверняка близнецы.

Наблюдая за безмолвным диалогом брата и сестры, Вера обнаружила, что видео убежало вперед, наматывая секунды вхолостую. Пришлось кликнуть в начало.

Да, верно, Тьерри заигрывал с ней, плел какую-то чушь, хотя во время живой встречи казалось, что он достаточно искренен — как может быть искренен ребенок с незнакомым взрослым. Но Тьерри был уже довольно сформировавшейся личностью. Обычно в этом возрасте уже проявляются качества социопата, если таковые имеются. А этот ребенок явно был нарциссом и довольно умело скрывал это в разговоре. Значит, уже привык носить маски.

— Я бы побеседовала с его родителями. — Вера нажала на паузу. Тьерри на экране застыл с кривой улыбкой на губах и смущенным взглядом вправо. Обычно взгляд в правую сторону означает, что человек пытается сконструировать новые образы, подбирает правильные слова. Другими словами — лжет. Она перемотала вперед и опять поймала лицо Тьерри с обращенным вправо взглядом. Когда она нажала на «плей», зрачки скользнули вверх, а вслед за ними и уголок рта.

— Я вижу, вы понимаете, о чем именно я говорил, сказав о том, что он лжет. — Эмиль очень внимательно следил, на что Вера обращала внимание при просмотре.

— Да, мы проходили в университете манипуляции и НЛП. Вы говорили с его родителями?

— У него только мать. То есть… здесь, в городе.

— Ага, — приподняла бровь Вера. — Теплее.

— Почему «теплее»? — Эмиль невольно придвинулся. — Считаете его социопатом.

Как он умудряется терять вопросительную интонацию? Странная манера. Нервничает?

— Рано делать такие выводы, но, когда отсутствует один из объектов триадных отношений, уже минус психике. Ребенок, выросший без одного значимого взрослого… Когда Тьерри был лишен отца?

— Он не вполне его лишен, отец появляется, но редко. Живет в Норвегии.

— Хорошо. Тогда я все же поговорила бы с матерью. Нужно знать, каким он был в раннем детстве, о чем мечтал, к чему стремился, что составляло его жизнь. Поступки — вот что главное. Как писал Аристотель, мы есть то, что мы делаем, — проговорила Вера, мысленно гадая, почему Зоя так поспешно сбежала. Неужели с ней не получится найти общий язык? Вера внутренне собралась — психолог, в конце концов, она или нет?

— Итак, — прервал Эмиль ее размышления, — вернемся к Тьерри.

И они начали детально изучать каждое движение его бровей, уголков глаз, рта, мускулов. Он мучил Веру часа два, если не больше, заставляя высказывать свое мнение едва не о каждой испытанной мальчиком эмоции. Вера выразила опасение, не запутывает ли Эмиль сам себя, но тот отмахнулся, огорошив ее, что это для его научного труда по психологии поведения.

Примечания

7

Геншин Импакт — популярная компьютерная игра в жанре ARPG с открытым миром от китайской студии «miHoYo».

8

Исследователи эмоций и психологии поведения.