Смеющийся дом. Первая книга из серии «Смеющийся дом»

Юлия Ивановна

От избытка чувств говорят уста. Это сказано, как раз, о том, как родилась книга. Воспитанная в многодетной семье. Получившая замечательное образование. На практике знающая методы воздействия на человека добра и сочувствия, ненависти и жалости, автор и с читателями делится этими необходимыми знаниями. При любом, самом безнадежном, повороте событий, автор учит читателей быть хозяевами своей единственной и неповторимой, жизни. Стоять крепко на ногах и идти по жизни с ослепительной улыбкой.

Глава V.

Матушка Гульнора

Подхожу к окошку «Передачи передач». Улыбаюсь от «помидорно-помидористого» сочетания слов. Протягиваю пакеты, беру чистый листок и пишу получателя: «Матушка Галина, супруга священника Дионисия. 2-й этаж».

Жду, когда работница протянет руку за «наводкой». Отдаю ей листочек. Она вертит его в руках, открывает толстый журнал. Читает его. Потом еще раз проглядывает в нем данные. Поднимает на меня взор. С печалью в голосе сообщает:

— Такой нету в роддоме.

Ну почему печальные мысли пронеслись в голове? Я помолчала, подумала и сказала медсестре:

— А может, она… того? — и посмотрела на потолок.

Медработница молча открыла другой журнал и стала исследовать его. Вердикт меня не утешил:

— Нет нигде такой!

Медсестра собирается встать и закрыть окошко. Я настаиваю:

— Девушка, милая! Моя приятельница разболелась. Меня попросила отвезти своей родственнице… — мой указательный палец поднялся вверх, — эти пакеты. Этаж указан. Разрешите, я пройду внутрь, поищу.

Медработница замешкалась. Я подкидываю информацию:

— Пакеты оставлю здесь. Вернусь быстро. Ну пожалейте!

Не говоря ни слова, приемщица встала. Открыла боковую дверь. Протянула мне белый халат. Дала в руки маленький коричневатый бланк. И подтолкнула к служебному входу. Спаси тебя Господи, мил человек!

Лабиринт служебного входа привел меня на площадку перед тремя закрытыми дверями. Хм! Какую открыть? Как там в сказке? Пойдешь налево… пойдешь направо… И? Не помню! Значит, пойду прямо.

Смело открываю среднюю дверь, ведь у меня коричневатый листочек в руках. Вижу лестницу на второй этаж. Не ошиблась!

Напеваю песню и иду. Услышала несколько голосов сверху. И шум спускающихся вниз по лестнице людей. Только вот удары подошв о ступени лестницы звучат неровно.

Со мною поравнялись несколько человек, наполовину тянущих, наполовину несущих человека в коляске. Вид у сидящего был опрятный, ухоженный. Пожилой мужчина улыбался тихой, довольной улыбкой. Но! Командовала всей этой процессией женщина. Среднего роста, с копной иссиня-черных волос.

Поравнявшись со мной, она остановилась, загородив собою всю площадку.

— Посмотрите на него, — начала она без предисловий. — Видите, глаз косит один? — При этом она указывает мне, какой именно глаз у улыбающегося человека косит. — Это мой муж — Джамшед. Он лежит тут, в больнице, на реабилитации. Вот почему он такой? А? Вы скажите мне, почему? — взывает она.

Мне становится неловко, потому что я не в теме, как говорится. Да еще этот белый халат на мне. А вдобавок в руках листочек! Пока молчу.

Она, видимо, должна выговориться и уйти восвояси. Уперев руки в бока, черноволосая ораторша продолжает:

— Однажды мы всей семьей подсуетились, отвезли моего Джамша в Москву. Оттуда — в Тулу. Затем отыскали монастырь со старцем* Власием. Выстояли большую очередь, чтобы попасть к нему на разговор. И заходим, в общем… — Рассказчица полностью перенеслась в те прошлые воспоминания и переживания.

Люди, сопровождающие мужчину, прошли к форточке и присели на широкий, модный подоконник. Я отметила эту деталь: значит, они ее знают. И знают также то, что говорить она будет долго.

Немного занявшись своими думами, слегка отошла я от мысли ее повествования. Черноволосая супруга стоит теперь позади своего мужа, обнимая его за плечи.

— Поговорили мы о том о сем. И вдруг батюшка Власий начинает разговаривать с моим Джамшедом на памирском* языке?! Если я скажу вам, что мы были удивлены, то это, считай, я вам ничего и не сказала! Обычно молчаливый Джамш как начал с ним диалог вести! И говорит, и шутит! И на вопросы отвечает, и сам вопросы задает! А самое главное: у него скосил сильно к переносице один глаз. Он и не замечает! А я-то знаю. Сорок лет вместе живем. Это означает крайнее напряжение его мысли, воли, дум и удивления.

Я неосознанно посмотрела на листок. Собеседница поняла этот жест по-своему. Дотронулась до моей ладошки и сказала:

— Сегодня был обход у этого выдумщика. — Она показывает рукой на сидящего и говорит так, чтобы муж обязательно услышал ее слова. — Доктор, лечащий его, спрашивает: «Как вы себя чувствуете? Хорошо?» Моему делать нечего, он и отвечает: «Хорошо!»

Ох и боевая подруга у инвалида-колясочника! И артистка.

Я навалилась на стену, думая об успешном окончании разговора. И была понята правильно. Она сразу подошла ко мне вплотную. Развернулась в сторону мужа. Показала на него пальцем и грозно спросила меня:

— Скажите, пожалуйста, доктор, сейчас у него глаз косит?

Я вспомнила о позднем времени и собралась уйти. Но коса нашла на камень. Черноволосая разошлась не на шутку:

— Скажите мне прямо: его глаз косит? Я вам сама отвечу: косит. Потому что он наврал. Он хотел очень домой и обманул доктора. И нас выписали. Вот идем до дому, до хаты.

Горячая супруга разом «сдулась». Стала обыкновенной женой и скомандовала помощникам:

— Привал окончен, ребятки. За дело!

Вновь протопали по лестнице шаги, и процессия двинулась вниз. Я посторонилась.

В тот момент, когда инвалида проносили на коляске мимо меня, он поднял свой взгляд, проникнув напрямик в душу.

Человеческим языком это не объяснить. Мы разговаривали сердце с сердцем.

Оказывается, мужчина любит свою семью, молится за нее, скучает без нее. И этот свой поступок не мог не совершить! Я увидела на его шее золотой крестик. У нас у обоих Бог стоит в жизни на первом месте. А на втором — семья.

Друзья пронесли коляску вниз, но сидящий на ней все выворачивал свою голову на меня. Я одобрительно закивала головой и показала ему поднятый вверх палец в собранном кулачке. И удвоила свое восхищение им, добавив и второй кулачок с поднятым пальчиком.

Двинулась дальше. Наличие коричневатого бланка, видимо, сыграло роль местного пропуска. А вот и нужное отделение. Остановилась перед пластиковой дверью, собираясь с мыслями. Само собой получилось, что я начала читать объявление, написанное от руки: «Всех больных закапывать в 7 утра». Открываю дверь. Смело подхожу к дежурной медсестре на посту. Говорю:

— Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, матушку Галину.

— У нас нету такой, — не мешкая ни секунды, отвечает она мне. Видя мое удивление, добавляет: — Мне пришлось на посту провести двое суток. О матушке мы бы знали, конечно! — и склонилась пониже над медицинским журналом, считая вопрос исчерпанным.

Эх, медсестричка, не на ту нарвалась ты. Я села рядом на стул и приготовилась «надоедать». А что мне оставалось делать?! Уходить домой с пакетами? Жаловаться идти? На кого? И вообще это не мой стиль жизни.

— Милая девушка, пожалуйста, позовите матушку Галину. Она точно у вас здесь.

— У нас в отделении матушки Галины нет. Я вам ответила уже. — Медсестра повысила голос. — Идите поищите по другим этажам и отделениям.

Голос ее увеличился на несколько децибелов. Можно сказать, что она кричала на меня.

Вдали показалась ее коллега. Набрав неимоверное количество воздуха в легкие, моя медсестра как крикнет в ее сторону:

— Злата! У тебя матушка Галина есть в палатах?

На шум стали выглядывать из комнат пациентки.

— Матушки Галины у меня нет, — громко отвечает Злата и идет дальше по своим делам.

Моя жесткая медсестра поднялась со стула, помолчала, обдумывая верное предложение, адресованное мне.

Я поняла невозможность продолжения разыскивания матушки в такой обстановке. Извинилась и собралась развернуться к экзиту*. Вздрогнула от неожиданности, так как мне на плечо легла чья-то ладонь.

Позади меня стоит молодая красивая женщина. Волосы ее, коричневые и кудрявые, так забавно обрамляют без единой морщинки лицо. Она улыбается нам обеим, волей-неволей показывая идеально белые зубы.

— Я матушка Галина. Вы что-то хотите спросить?

Медсестра моя готова была провалиться на этом месте, но пол был цементный. Поэтому она просто уселась за свой столик. Наклонила голову пониже. И принялась дальше исследовать профессиональный журнал.

Мне стало так забавно! Я улыбнулась матушке. Взяла ее под локоть и предложила сесть в маленьком фойе, на мягких диванчиках.

Замечательно оформлено помещение для встречи с родными! Мы удобно сели на диван, находящийся между двумя раскидистыми китайскими розами.

Честно говоря, я вспомнила о ждущих меня дома детях. Но возможность разгадки странной истории взяла верх.

— Ну, здравствуйте! Меня зовут матушка Галина. Я вас внимательно слушаю. — Красавица матушка отклонилась на спинку дивана.

— Меня зовут Ксения, — начинаю я повествование. — Живу с семьей в доме, где в соседнем подъезде живет сестра вашей тещи. Она меня очень просила привезти сюда пакеты. Я согласилась. Привезла, они в комнате «Передачи передач».

Матушка кивнула в знак признательности и сказала:

— Спаси вас Господи! Вам идти, наверное, надо?

«Надо, Ксения, надо. Конечно, надо».

Но как я могу уйти, не узнав чего-то? Сама себя ругаю: «Ксения, любопытство — это грех*. Поднимайся и уходи по своим делам. Всё. Миссия окончена». А мне не уходится!

Я проиграла в этой борьбе. Открываю рот и спрашиваю:

— Матушка Галина! Почему никто не знает в отделении о том, что вы супруга священника?

Она захохотала сразу и весело.

— О! Это отдельная история. Вы торопитесь?

Моя голова начинает выписывать неопределенные движения, которые можно трактовать как угодно. Одновременно кисти рук проделывают точно такую же комбинацию.

— Ясно! — Матушка сияет от счастья. — Расскажу. Слушайте. Муж мой исмаилитский перс, чистокровный. Матушка моя кержачка-чалдонка. Это сибирская народность, происходящая от старообрядцев с Дона. Отец у меня обрусевший француз. Семья у нас вся крещеная, постоянно причащаемся. Но документы есть документы. По паспорту я Гульнора Алишерова. Переделывать документы не собираюсь, — Рассказчица задумалась, вспоминая свое, личное. Тряхнув головой, продолжила: — Выйдя замуж и поменяв фамилию, сильно стала замечать, что окружающие люди делали выводы обо мне по фамилии. При этом они чаще всего совершенно не знали меня лично. И постоянные вопросы ко мне: а что? а как? а почему? — Матушка изменилась в лице.

«Ксения, что ты наделала?! Ты досадила человеку. Беременному!» Я зашуршала сумкой, собираясь извиниться и уйти. В этот момент матушка Галина засмеялась.

— Недавно случай был забавный. Лежала я со старшим сыночком в больнице. В палате нас четверо мамочек. Никто меня ни о чем не спрашивает. И хорошо! Я замечала всего лишь то, что иногда при входе в палату прерывался их совместный разговор. Наступил день, в который соседка с ребенком выписывались. Она накрыла маленький стол на прощание. Женщины и я ели, делились рецептами, общались. Та, которую выписывали, предложила тост: «Давайте выпьем за мусульман, которые окрестились в православии!» По ее разумению выходило, что это я мусульманка. Бывшая. Крест они на мне каждый день видели. Пришлось много в тот день мне высказать. И с той поры, помня о душевной натуге после таких слов, я решила молчать. Пусть что хотят думают. Главное, чтобы Бог знал, кто я есть!

— Да, матушка! Я о такой стороне жизни и не задумывалась. Вы извините. А если кому-то действительно вы нужны?

— Не переживайте, — матушка погладила мою руку, — Бог все управляет. Вы сейчас встанете и уедете по своим делам. А мои дела… — Собеседница залилась смехом. — Поверьте, мои дела с этой минуты только начинаются. Вот теперь узнали — и начнутся вопросы. А я выиграла время, належалась, отдохнула. Теперь можно и проповедовать. Денек дадут мне отдохнуть. А потом всё. Тишина нам только снится! Такое паломничество начнется в мою палату — мама не горюй! Сначала придут подкованные. Затем начнут приходить для разговора стеснительные и робкие. И темы будут самые разные: от триединства Бога до сына-подростка. Вот и мое служение таким образом совершается. — Матушка смеется.

Такое впечатление, что она смеялась бы и без меня. Так рада она этой теме. В фойе вышла техничка. Обвела взглядом диванчики:

— Матушка, пройдите на процедуры, пожалуйста, — и удалилась.

Рассказчица встала. Мы пошли к разным дверям. На прощание она сказала:

— Началось!

Мы посмеялись, помахали друг другу ладошками и разошлись.

На выходе из фойе меня остановил охранник:

— Уважаемая, халат верните!

Оказывается, я в раздумьях пошла к выходу в медицинском халате.

Хорошо, что напомнил. Подойдя к окошку «Передачи передач», я вернула халат. Написала на листочке: «Матушка, 2-й этаж». Вложила его в принесенные мною пакеты и стала уходить. Вдогонку слышу окрик дежурной:

— Вы уверены?

— Более чем! — был мой ответ.

Выйдя на улицу, за больничные ворота, огляделась. Только-только начали опускаться сумерки. Природа замерла. Все тихо. В поле моего зрения попала знакомая припаркованная машина. Я подошла ближе. Да это же Ромы, кума* моего!

Окна тонированные, много не увидишь. Постучала. В ответ — молчание. Открываю дверь. А там такое! Я попала в настоящий кинотеатр. С кукурузными палочками, орешками, лимонадом и шоколадками. Милые мои дети! Вы мои счастье, радость и веселье.

— Мама!

— Привет, мам!

— Садись быстрее смотреть.

— Самое интересное началось.

— Кума, здравствуй! — с дальнего сиденья выглядывает кум.

Я так обрадовалась моим деточкам с кумом, что не сразу поняла их странное геоположение. Спрашиваю всех:

— А что это вы тут делаете?

Машина затряслась от детского и взрослого смеха.

Дети осознали долгосрочность своего пребывания в замкнутом пространстве. Повыскакивали на улицу. Встали под развесистыми серебристыми тополями. Под руководством Максима, на радость прохожим, принялись дружно делать зарядку. Кум появился последним.

— Здоровеньки, кума!

— И вам не хворать.

Мы обменялись рукопожатиями и отошли присесть на скамейку.

— Рассказывай, кум, как ты докатился до такой жизни?

Он задорно рассмеялся в ответ:

— Охотно.

Немного успокоившись, жестикулируя руками и постоянно хихикая, начал свой рассказ:

— Жили-были в лесу маленькие белки. Однажды мама говорит им: «Дорогие мои, попрыгаю я по деревьям, поищу вам самые вкусные орехи — кешью. Только вы сидите тихо! Из дупла не выглядывайте!» Сказала так мама-белка им и прыгнула из дупла далеко-далеко, на самое высокое дерево». — Кум начинает смеяться, вспоминая об одному ему ведомом событии.

Я глянула на физкультурников и замерла: Христина энергично объясняет столпившимся прохожим, как правильно следует приседать, не травмируя спину. Во дает! Выросла доча! Возвращаюсь к оставленному разговору и слышу:

— В общем, медведь им говорит: «Вылезайте из дупла, пройдем по лесу, я соберу вам малину и грибочки». Но маленькие белочки попросили его самого залезть к ним и угостить малиной. Пришлось медведю залезать в дупло, угощать белочек малиной. Так и сидел он в гостях. Прошло время, и мама-белка вернулась с полными карманами орешек кешью.

Я угадываю конец и говорю куму:

— Вот и сказки конец, а кто слушал — молодец!

Мы оба засмеялись, смотря на бегающих вокруг посадок детей.

— Все-таки ты как здесь с ними оказался? — задала я свой ждущий в очереди вопрос.

Вместо ответа кум опять начинает хихикать. А мне не до смеха. Хочется услышать скорее. Наконец он смилостивился и сказал:

— Иду я, значит, мимо вашего дома по тротуару. Вижу: огонек горит. Дай, думаю, зайду в гости, с крестницей повидаюсь. Посидели, поговорили. А потом и поехали сюда все вместе. Ты что, не рада?!

Кум отвлекся на рассматривание марширующих детей. Я, конечно, рада. Неожиданно, да и все. Чего тут говорить? Кум продолжает:

— Сели мы в мою машину и приехали к тебе. Позвонили, а ты трубку не берешь — занята, стало быть. Посмотрели на часы — надо немного подождать. Тогда я достаю вкусняшки из пакета. Компьютер из сумки. И начинаю твоих детей, мою крестницу развлекать. Как-то так! — Кум снова смеется.

Я поняла! У детей и кума есть какой-то свой секретный секрет. И мне он о нем не рассказывает. И молодец! Но я-то знаю: со временем их секрет все равно окажется и в зоне моего доступа.

Подошли дети. Мы уселись в машину. Кум рулил надежно и плавно. Дорога была свободной, ровной и такой желанной. Благополучно довез нас до дома. На часах 20:24.

Покидала я машину усиленно кряхтя и охая. По лестнице шла… Нет, я не шла, а брала приступом каждую ступеньку. Дверь! Красавица! Милая! Родная! Достаю ключ и начинаю открывать вход в покой, отдых и еду. Деточки молча облокотились на стену подъезда. Устали, наверное. Дверь не поддается. Я не могу поймать нужный ракурс, чтобы открыть. Наклонилась пониже. Присмотрелась и вставила ключ в скважину. И чуть не получила по лбу! С той стороны двери заскрежетал замок. Я улыбнулась, предвидя встречу с тем, кто услышал наши потуги.

Входная дверь открывается, и оттуда появляется наш сосед снизу. У всех Свистунов на лице написана одна и та же эмоция: а что вам надо?! Первым в себя пришел сосед:

— А что это вы тут делаете? — и стоит, не шелохнувшись, в проеме.

Пока я подбирала нужные слова, адресованные ему в ответ, сосед поднял вверх указательный палец и произнес:

— Ваша дверь этажом выше, граждане.

Дружный обоюдный смех заменил все вопросы, ответы, извинения и оправдания!

Войдя в дом, на этот раз свой, мы были встречены деточками и их любовью.

Куда деваться от многочисленных вопросов, которые всегда появляются в семье по прошествии дня? Поговорив с детьми полчаса, я уселась на мягкое кресло, склонив голову набок. Сказать, что я устала? У меня каждый день такой! Тогда что? Наверное, устала от эмоционального наполнения дня.

Пошумев немного по квартире, дети собрались в дальней комнате. Сквозь такую желанную, мягкую и теплую дрему слышу их смех и реплики. Пора их спать укладывать, однако!

— Мама, к нам стучатся! Мама, к нам стучатся! — без конца повторяет в моем сне Верочка. — Мама, в дверь стучатся, — затевает она вновь и вновь.

«Крепко мне спится в кресле, в тишине…» — подумалось мне. Открываю глаза. Никого.

Встаю и иду на разведку. Вижу Верочку, обнимаю и говорю:

— Представляешь, ты меня сейчас во сне разбудила!

Вера стоит безучастно, лишь смотрит на меня серьезно.

— Мама, к нам стучатся.

— Ха-ха-ха! А откуда ты знаешь? — Глажу дочку по волосам.

— Мама, к нам стучатся! — Вера довольно хорошо выдерживает свою роль и даже не улыбнется!

— Да-да, Вера, вот такими словами ты меня подняла. Пойдем на кухню, осмотр сделаем.

Проходя мимо входной двери, я услышала тихий, аккуратный стук за ней. Прислушалась — тишина.

Верочка встала у входной двери и снова произнесла:

— Мамочка, к нам стучатся.

Только в этот момент мои уши уловили еще такое же постукивание. Решила открыть дверь, а там брат собственной персоной!

— Не ждали? А мы опять приперлись! — начал он весело.

Вера и я покатились со смеху, осознав всё-всё. И то, что к нам действительно стучались. И то, что я не слышала почти ночные тихие скребки брата. И всё, всё, всё. Я обняла вошедшего и сказала:

— Мама, к нам стучатся.

Вслед за мной и Вера повторила это предложение.

Мы стояли около открытой входной двери и смеялись. Тимофей, конечно, ничего не понял, хотя на всякий случай смеялся вместе с нами.

— Ксения, я не мог не заехать! Ты так выручила! Я привез тебе кое-что. Не за то, что ты нянчилась. А от души, по-простому.

Брат достает из пакета достойное окончание прожитого дня. Блендер! В упаковке! И пакет вкусняшек детям.

— Спаси тебя Бог, милый! Это ты помнишь о том, что я с Христиной часто на кухне экспериментирую? Молодец!

Брат прошел к детям. Я, до сей поры не переодетая, решаюсь отложить это интересное занятие на потом. Прохожу в дальнюю комнату и прерываю детское ток-шоу:

— Дети, идите перекусите, сходите в туалет, умойтесь и помолитесь.

— Мамочка!

— Мамуля, мы не хотим в туалет.

— Мам, половина из них поела вечером.

— Ма, а можно не умываться?

Кричать на детей не в моих правилах. Пропускать неправильное поведение — тоже. Как мне поступить?

Я начинаю расстраиваться. Ко мне сбоку подходит увешанный моими младшими брат.

— Не расстраивайся. А ты знаешь волшебное слово?

— «Пожалуйста»? — недоверчиво спрашиваю я.

Тимоша промолчал в ответ. Тереблю его за рукав.

— Говори уже!

— После этого слова они все просто побегут исполнять хором и наперегонки все сказанное. Знаешь такое слово?

— Нет.

— Да ладно! Ты — и не знаешь?!

— «Пожалуйста»?

— Ну, попробуй. Скажи им «пожалуйста».

Я набрала воздуха побольше и говорю детям:

— Дети, пожалуйста, идите кушать, умываться и в туалет.

Ноль реакции. Говорю брату:

— Я сейчас заплачу. Нет настроения шум поднимать.

— И не надо. Смотри, сестра!

Брат опускает Веру с Захаром на пол. Подходит к проему комнаты. Оборачивается на меня. Подмигивает. Потом как огласит:

— Деточки, мама сказала: спа-а-ать!

Что тут началось! Все повыскакивали — и врассыпную, комментируя мне на ходу:

— Мамочка, мамочка, а можно мне покушать? Я кушать хочу.

— Можно.

— Мамуля, мне в туалет надо.

— Иди, — уже веселее отвечаю я.

— Мама, я хочу руки и лицо с мылом помыть.

— Да, да, иди, дорогой.

Я так смеюсь, но никто из детей не может понять, что именно меня рассмешило.

Выглядывают из всех своих уголков на меня, смеющуюся. А я смотрю на брата.

Стоит счастливый, довольный. Победно улыбается:

— Учись, детка!