На грани

Юлия Зарывных

Осенний ветер принёс с равнин дурные вести. Порченные рыщут по Приграничью, гаснут огни в храмах, замолкают деревни, сокрытые чёрным куполом. Грань приближается. И в сумерках, что она принесёт, не найдётся места для смертных.Керден О'Картэ, герой минувшей войны, возвращается в столицу. Ведь только он знает, какую цену на самом деле пришлось заплатить за победу.

Глава вторая

ДОЛГАЯ НОЧЬ

— Такими темпами не видать нам столицы ещё несколько месяцев, — устало пробормотала Мисарра.

Пять дней минуло с тех пор, как злополучная деревня осталась позади. Первый постоялый двор встретил путников заколоченными дверьми и разбитыми окнами. Пьяный калека выбрался из сарая, швырнул в гостей пустую бутылку и посоветовал убираться подобру-поздорову. Ночевали в поле под открытым небом.

Не повезло и на следующий день. В крохотном, с дюжину домов, поселении обосновался отряд старых вояк. Солдаты великодушно разделили с путниками пищу и кров, развлекли байками у костра, посетовали на суровые времена да скудную королевскую помощь, а утром проводили в дорогу. Лошадь продать отказались — в Приграничье нужнее.

Поймать попутную повозку или встретить торговый караван в здешних местах было настоящим чудом. Соседство с Гранью пугало людей. Жители покидали насиженные территории, забирали всё, что могли унести, и отправлялись на восток — в сердце страны. Голодная смерть на улицах переполненной столицы страшила их меньше, чем рыскающие на равнинах порченные. Следом за пустеющими деревнями закрывались постоялые дворы, останавливались мельницы, перегонялся скот. Торговцы бросали заезженные маршруты, предпочитая пустынным трактам короткие лесные тропки. Даже гарнизоны королевской армии, размещённые вдоль границы купола, походили на одиноких отшельников, а не гордых защитников страны.

Керден смотрел на пережитки войны и тихо скрипел зубами. Не за это они сражались. Эллоя должна была всё исправить.

На восьмой день впереди выросли башни Эрлуна. Грань грозовой тучей нависала над городом. Вязкая мгла струилась по шпилям, стекала с крыш, просачивалась в бойницы, моросью оседала на воротах. Три года назад тени окутали многотысячное поселение. С тех пор улицы не видели ни огня, ни солнечного света.

Тракт повернул на восток, прочь от захваченного города. Керден долго стоял у развилки, с печалью глядя на запретные стены.

— Далеко до Кронсборга? — спросила Мисарра.

— Неделю или чуть меньше.

— Надеюсь, там удастся раздобыть хоть какой-то транспорт. Ноги гудят от длинных переходов, — пожаловалась она.

Керден нехотя отвернулся от мёртвого города.

— Если повезёт, из Кронсборга уедем с торговым караваном, — ответил он.

Обочина тракта заросла ковылём, жёлтый ковёр мерно покачивался на ветру.

— Я никогда не была так далеко от деревни. — Девушка пнула подвернувшийся под ноги комок земли. — Не было нужды. Отец часто пропадал на охоте, я помогала матери по дому, водилась с братом. Когда родителей не стало, мы едва сводили концы с концами. А после у меня не хватило духа оставить дом. Никак не могу привыкнуть, что мне больше некуда возвращаться.

Керден спрятал руки в карманах.

— Начинать заново не всегда плохо.

— Легко тебе говорить. — Камень вновь отправился в полёт ударом ботинка. — Сгорел не твой дом. Кстати, что насчёт него? Может быть, мне стоит попросить его в качестве извинений?

— Я не стал бы предлагать, даже если б мог, — нахмурился ткач. — До войны мы с родителями жили в Эрлуне.

— А они?

— Находились в городе, когда приползла Грань, — кивнул Керден.

— Извини.

— Ничего. До сих пор не понимаю, как такое могло случиться. Я был в Брайте, видел падение города, но там купол двигался медленно. За три дня мы успели вывезти население. А Эрлун… Слышал, его поглотили за час.

— Там, правда, никто не выжил?

— Не знаю, — вздохнул он. — Хочется верить, но сама понимаешь.

— Что вообще происходит за Гранью? — оживилась Мисарра.

— Не имею ни малейшего представления. Некоторые считают, что купол целиком состоит из маниту. Одно касание, и ты больше себе не принадлежишь.

— Некоторые?

— Именитые ткачи Академии, — хмыкнул Керден. — Старые бородатые хвастуны, мнящие себя властителями судеб и незаменимыми советниками короны.

— Ты не слишком высокого мнения о наставниках, — подколола она.

— Они не участвовали в войне. Ни в одном сражении. Спрятались за стенами Тесона, отправив на фронт молодёжь, первая половина из которых раньше не видела порченных, а вторая — только научилась создавать устойчивые плетения.

— Я слышала, что именно ткачи отстояли Соледру и остановили войну.

— Да, ткачи, — согласился Керден. — Но не те, кто сидит в уютных креслах Академии.

День медленно угасал. Закат вишнёвым киселём разливался над горизонтом. Алое солнце над равнинами Зари всегда предвещало скорое начало сезона дождей. Фермеры торопились собрать урожай, бродячие артисты разбивали шатры близ крупных поселений, торговцы спешили добраться до оживлённых трактов. Жизнь в степях замирала в ожидании долгого ливня.

Устраиваясь на ночлег, Керден тихо проклинал багряный свет, разлитый над полем. Он проникал повсюду: рыскал в сумке, скользил по тетиве лука, дремал на ломтике хлеба.

— Не люблю красные закаты. Похоже на зарево пожаров. — Керден вытряхнул из кармана хлебные крошки.

Девушка уселась поближе к костру. Ткач бросил куртку на землю, устроился сверху, довольно вытянув ноги.

— Помню, мы с Эллоей неделю ночевали в полях, — сказал Керден. — Она играла на свирели, напевала весёлые баллады, а после заката долго сидела у огня, не замечая ничего вокруг.

Мисарра подняла с земли вороное перо. Маниту, приняв облик золотого суслика, запрыгнул на плечо, чтобы обнюхать находку.

— Как вы познакомились? Ты тоже спалил её дом? — улыбнулась девушка.

Ткач рассмеялся.

— Мы с друзьями отмечали какой-то праздник в кабаке, где она выступала.

— Королева выступала в кабаке? Мы говорим об одной и той же женщине?

Керден подбросил хворост в костёр.

— Да. Мы перебрали тем вечером и поспорили, что сможем закадрить красотку. В то время у неё уже было много поклонников. Она отвадила всех. Особо настойчивых проучил охранник. Тьери отделался испугом, а мне тогда здорово наваляли. Через пару дней весь в ссадинах и с огромным синяком под глазом я пришёл извиниться и снова нарвался на того же верзилу. Эллоя вовремя вернулась с рынка, чем спасла меня от новой порции тумаков. Мы поболтали, потом несколько раз встретились в городе и, в конце концов, попали в один караван, идущий из Эрлуна в Тесон. По дороге сдружились, а дальше — война, Соледра, коронация.

— Верится с трудом, — сощурилась девушка. — Кабы не письма, назвала бы тебя шарлатаном.

— Я бы не обиделся. А что насчёт твоего лучшего друга?

Ткач указал на маниту, натиравшего шерсть о пёрышко.

— Нечего особо рассказывать. Незадолго до начала войны отец принёс Рики с охоты, сказал, что малыш спас его от стаи волков. С тех пор он живёт с нами. Со мной, — поправилась она.

Мисарра отложила перо, сорвала росток щетинника, намотала тонкий стебель на палец. Пушистое соцветие заменило камень в воображаемом кольце.

— Тебя не интересовали причины подобного поведения? — осторожно спросил Керден. — Маниту не свойственно дружелюбие, а жизнь среди людей и подавно. Либо ему что-то нужно, либо он нашёл, что искал.

— Семью, возможно? — огрызнулась девушка.

— Не стоит рассматривать маниту как человека.

— Я буду относиться к Рики как сочту нужным, — перебила она. — С самого нашего знакомства ты только и твердишь об опасности, его скрытых мотивах, контроле над разумом и прочей ерунде. И коли на то пошло, то с тобой я знакома две недели, а с ним — несколько лет, поэтому вопрос доверия поднимать совершенно неуместно.

Доля правды была в её словах, однако выучка ткача не позволила Кердену отступить. Он потянулся за келифосом.

— Что ты делаешь? — забеспокоилась Мисарра.

— Хочу подстраховаться. До Грани всего пара лиг, мало ли кому взбредёт в голову полуночная прогулка.

Девушка окинула взглядом пустынное поле.

Закат догорал. Равнину захватили лиловые сумерки. Луна лениво выползала из уютной колыбели, хмурилась и кривилась, глядя на завесу облаков у западного горизонта.

— На нас могут напасть? — спросила Мисарра.

— Сомневаюсь. Но рисковать не хочу.

Келифос узнал хозяина. На странице появился голубой рисунок.

Порядок создания плетений Керден знал наизусть.

«Представить, что келифос — это колодец. Опустить руку, коснуться воды. Появившееся чувство холода — игнорировать. Представить рисунок плетения. Появившееся чувство голода — игнорировать. Сплести узор. Ощутить, как маниту врывается в тело. Ждать. Позволить маниту коснуться плетения. Когда нити впитают пламя, вынуть руку из колодца. Наблюдать за результатом».

Монотонный голос учителя, в сотый раз повторявшего простую последовательность, эхом отозвался в памяти.

Из келифоса вынырнула голубая змейка, проползла вдоль границы света и послушно вернулась в фолиант. Над костром растянулся тонкий мерцающий купол.

— Потрясающе, — пробормотала Мисарра, рассматривая небо сквозь шёлковую пелену.

— Скоро погаснет.

Керден сжал дрожащие пальцы. Магия далась тяжело. Долго сидевшие без дела маниту лавиной хлынули в разум. Он успел позабыть, как сложно сражаться с незримым врагом за право контролировать собственное тело.

Рики спрыгнул с плеча Мисарры, подкрался к границе купола. Крохотная лапка потянулась к магической нити.

— Не трогай, если не хочешь, чтобы тебя разорвало на части, — предупредил ткач.

Существо по-кошачьи поджало уши, прошмыгнуло в сапог. Девушка с улыбкой потрепала пушистый хвост.

— Твоя магия защитит нас от порченных? — спросила она.

— Сдержит первый удар.

— Не слишком обнадёживающе.

Девушка легла на спину, подложила руку под голову.

— Лучше, чем ничего, — отозвался Керден.

Беспокойные сны терзали разум стаей голодных гиен.

Сначала он бежал. Улицы ночного города быстро сменяли друг друга, фонари на заборах сливались в размытые пятна. Его провожал вой и звон десятков цепей. Он свернул в переулок, разминулся с толпой гуляк, вышел в порт. Рабочие как раз закончили грузить людей на корабль. Фрегат расправил паруса, полыхнула зелёным огнём гальюнная фигура. Корабль отчалил.

Потом он спускался в подвал. Едкий запах порошков щекотал нос. Он толкнул железную дверь. Склянки на полках зазвенели, зарычали псы в клетках. Он подошёл к столу, бросил в тарелку горсть мелких костей. Слуга полил их воском, поднёс свечу. Острая боль пронзила ладонь.

Керден открыл глаза. Пальцы сжимали остывший уголёк.

Рики сидел на краю келифоса, беззаботно болтая лапками.

— Уйди, — шикнул ткач. Стряхнув золу с пальцев, обтёр ладонь о рубаху. — Кыш.

Маниту скорчил обиженную гримасу, перебрался на другой угол фолианта. Керден выдернул из-под него келифос. Золотой суслик укатился в траву.

До рассвета оставалась чуть больше часа. С запада приползли мохнатые тучи, спрятав звёзды за серой пеленой облаков. Костёр потух, струйка дыма поднималась над углями.

Вскоре проснулась Мисарра, и они засобирались в дорогу.

Ткач погасил плетение, окружавшее их маленький лагерь. Стоило нитям рассыпаться, как маниту будто сошёл с ума. С визгом он сиганул с плеча Мисарры, врезался головой в землю. Шерсть вздыбилась, окрасилась тёмно-багровыми тонами. Существо юлой закружилось под ногами, подскакивая, точно надутый кожаный мяч.

Керден отпрянул от верещавшего комка шерсти.

— Что случилось? — забеспокоилась девушка. — Рики, успокойся.

Существо взвизгнуло, обросло иглами, развернулось и бросилось на ткача. Керден отмахнулся книгой, маниту с писком отлетел к костру.

— Малыш, всё хорошо, на нас никто не напал, — попыталась вразумить его девушка. — Прошу, прекрати.

Маниту жалобно заскулил. Иглы обмякли, глаза затянула серая плёнка. Насилу передвигая лапками, существо проковыляло к девушке. Облик суслика рассеялся, и золотая дымка мягко перетекла в воронье перо.

— Какого Отверженного он творит? — выругался ткач.

Мисарра оставила вопрос без внимания, растерянно подняла искрящееся позолотой пёрышко.

— Рики? — позвала она. — Ты меня слышишь? — Девушка обратилась к Кердену. — Помоги ему.

— Я? — опешил ткач. — Да я знать не знаю, что творится в голове у этой твари. Их не усмиряют, их уничтожают. И чем быстрее, тем лучше.

Мисарра спрятала перо в карман.

— Не смотри на меня, я на самом деле не знаю, как ему помочь. — Керден потёр переносицу. — Если маниту вообще нужна помощь.

Ткач перекинул сумку через плечо.

— И она будет говорить мне, что маниту не опасен, — проворчал Керден.

В молчании они дошли до первого перекрёстка. Старый указатель у основания порос мхом, на деревянных стрелках едва угадывались затёртые буквы.

— Можем пойти на восток, — предложил ткач. — Поселений станет больше, но до ближайшего доберёмся лишь к вечеру. Или сделаем крюк до Стонфорда? Это маленькая деревенька в половине лиги отсюда.

— Лучше в Стонфорд, — отозвалась девушка.

Широкий тракт быстро сменился узкой просёлочной дорогой. По краям высились заросли осота и дикого пырея.

Деревушки вроде Стонфорда, где проживала от силы дюжина семей, и в мирное время редко посещали гости. После войны о них позабыли совсем. Торговцы наведывались сюда неохотно, чаще по требованию короны или благодаря толстым кошелькам местных лордов. Солдаты захаживали ещё реже, предпочитая коротать ночи в объятиях распутных девиц, а не ютиться в пропахших навозом сараях. По праздникам в поселения забредали артисты. Жители спускали на ярмарках последние медяки, выменивали пищу на безделушки и расходились по домам до следующего торжества. Перед сезоном дождей молодёжь покидала родные края, разъезжалась по городам, оставляя хозяйство на стариков. Они в одиночестве доживали свой век, а с их уходом постепенно исчезали с карт и деревни.

Лопасти деревянной мельницы протяжно скрипели. Обрывок парусины беспризорником болтался на крыше. В стенах амбара по соседству недоставало брёвен, догнивало у входа позабытое сено.

Очередное заброшенное хозяйство в некогда процветавшем и кормившем страну краю.

Сама деревенька располагалась чуть дальше, в заросшей кустарником низине. Дороги к Стонфорду не было вовсе.

Старые дома с облезлыми крышами встретили путников молчанием. Дворы захватила крапива, из дыр в низких изгородях выглядывали листья лопуха. Калитки оплетал засыхающий вьюн.

Керден стряхнул прицепившийся к штанам репей, ногой постучал по воротам.

— Есть кто живой? — крикнул он. — Хозяева!

Бедный крестьянский домишка хранил безмолвие.

Мисарра прошла к соседнему дому, постучала в окно.

— Кажется, здесь вообще никого нет, — пробормотала она. — Люди в деревнях встают рано, идут готовить еду, кормить скотину, а тут ни петухи не поют, ни собаки не лают.

В конце короткой улочки высилась старая часовня. За распахнутыми настежь воротами темнел зев опустевшей молельни. Потолок осыпался, похоронив алтарь и колокол, давний пожар разукрасил стены пятнами сажи. Здесь перестали обращаться к Единому, никто не зажигал свечи в память об усопших. Ни единого огонька. Ни одного фонаря, факела или лампы.

Керден сжал ремень сумки.

— Нам лучше уйти, — сказал он. — Вернёмся той же дорогой и двинемся на восток.

Тёмные глазницы окон, щели в заборах, укрытые сумерками навесы вдруг перестали казаться пустыми. Деревня была заброшенной, тишина — гнетущей. Мёртвой.

Мисарра не стала спорить, указала на колодец со сломанным пополам «журавлём». У каменного бордюра валялось ржавое ведро.

— Давай хоть воды наберём, — предложила она. — До вечера нам не хватит.

— Не здесь, — коротко ответил Керден. Пальцы ненароком коснулись бархатной обложки келифоса.

— Это не займёт много времени.

Она потянула за железную цепь. Ведро качнулось, дно выпало. Из дыры вывалился красный, покрытый чешуёй, хвост.

— Уходим. Сейчас же. — Ткач схватил Мисарру под локоть.

— Что это такое? — прошептала она.

— Маниту.

Керден, оглядываясь, заторопился к мельнице.

— Он не напал, — заметила девушка. — Почему мы бежим?

— Потому что он может передумать, — отозвался ткач. — И благо, если в Стонфорде он будет один.

— Я не понимаю. Остановись! — Мисарра отдёрнула руку. — Сначала Рики ведёт себя странно, потом мы приходим в Единым забытую деревню. Ты бежишь сломя голову с книгой наперевес. И я уже не говорю о том, что солнце давно должно было взойти. Мы что, мы… — Голос дрогнул.

— Мы пересекли Грань. Иного объяснения у меня нет, — ответил Керден.

Он и сам до конца не верил. Догадка посетила у часовни, где не нашлось места даже крохотному огоньку.

— Не может быть, — выпалила девушка. — Грань далеко отсюда. Вдоль купола всегда жгут костры. Мы ни за что не пропустили бы их.

— Согласен. — Ткач снова потащил девушку за собой. — Но что, если границы купола сместились? Такое уже бывало во времена Первого и Второго Приливов. Что мешает Эсадре снова пойти в наступление? — Керден прижал палец к губам. — Кто-то идёт.

Они сошли с дороги, укрылись за кучей сваленных у дома дров.

— Он бросает кости, выпадает четвёрка, и его нерадивая башка летит с плеч, — раздался в тишине гнусавый голос.

Из переулка вышли три человека. Пышнотелая женщина чинно шествовала впереди.

— Даже его маниту не сразу понял, что случилось, а когда дошло — уже извивался в лапах ткача, — увлечённо рассказывала она.

— Бедняга просто потерял голову, — хмыкнул мужчина со шрамом на правой щеке.

Троица разразилась дружным гоготом.

— Не даром говорят, что, сыграв в кости с ткачом, костей не соберёшь, — поддержал беседу худощавый мальчишка. — Хотя думается мне, ткач жульничал. Не может три раза подряд выпадать четвёрка.

— Ясное дело, — согласилась женщина. — Только в следующий раз скажи это ему, а не нам.

Мальчик примирительно поднял руки.

— Я себе не враг.

Они остановились у поленьев.

Керден припал к земле. На мгновение ему показалось, что женщина успела заметить торчавшую из-за дров макушку.

— Учуяла что-то? — спросил мужчина.

Женщина шумно втянула воздух.

— Воняет ткачом, — сплюнула она.

— Слышал, Данте ошивается в нашем районе, — сказал мальчик. — Учуешь его, двинем обратно.

— Брешешь, — фыркнул мужчина. — Что он забыл в такой глуши? «Чего изволите, госпожа? Чашечку чая, новое платье, тёплую постель? Ваш верный слуга всегда к вашим услугам», — изобразив неуклюжий поклон, передразнил он.

Компания зашлась гулким смехом.

— И правда. Хозяйка не отправит любимца копаться в грязи. — Женщина окинула взглядом заброшенные дома. — Мы, кстати, тоже вернёмся ни с чем.

Троица продолжила путь.

— Не косись на меня, — отмахнулся мужчина. — Отменное вышло зрелище.

— Опять будешь оправдываться, мол, неудачное слияние душ, слабый разум, — проворчала она.

— Всяко лучше, чем тащить с собой семейство тупых деревенщин.

Люди скрылись за стенами часовни, голоса быстро стихли.

— Это были порченные? — шёпотом спросила Мисарра. — Вся деревня стала такой?

Керден кивнул.

— Единый всемогущий, — взмолилась она. — Значит, мы теперь тоже?

— Надо убираться отсюда, — ответил ткач.

Они выскользнули из укрытия, пробежали вдоль изгороди. Поросшее сорняками поле проводило их тихим шелестом.

Лопасти мельницы по-прежнему мерно скрипели, обрывок парусины стучал по дереву. У амбара Керден замедлил шаг. Мисарра стряхнула прилипшую к ботинкам листву, переступила через осколки стекла.

— Как мы могли пересечь Грань и не заметить этого? — сокрушалась она. — Если бы купол перемещался, в Приграничье давно забили бы тревогу. Королева отправила бы войска. Она не бросила бы людей в беде.

Эллоя снискала славу великодушной и милосердной правительницы. Молва о благородстве юной королевы разлетелась по стране со скоростью лесного пожара, добравшись даже до Леты — отдалённого городка на юге, где люди предпочитали тратить серебро на пожертвования храмам, а не на взносы в казну. На благосклонность Единого южане возлагали больше надежд, чем на помощь властей, вспоминавших о бедном регионе лишь во времена крайней нужды. И все же истории о девушке, вставшей на защиту простого люда, возглавившей эвакуацию Брайта, а в последствии и оборону Соледры добрались и туда. Днём глашатаи наперебой перечисляли указы, ограничивающие власть богачей, вечером в кабаках сказители вещали о подвигах бесстрашной воительницы, ночью торговцы и рабочие засыпали с её именем на устах. В прошлом году о королеве трубили на каждом углу, и Керден не сомневался, что дела в стране пошли на лад. Теперь, глядя на опустевшие земли и царившую повсюду разруху, он понимал, насколько ошибался. Не в Эллое. В победе.

— Эллоя могла не знать, — вступился ткач за подругу. — Купол переместился, пока мы спали. По крайней мере, так можно объяснить поведение Рики. Он взбесился сразу, как я погасил плетение.

Мисарра заглянула внутрь заброшенного амбара, сморщилась от кислого запаха гниющего сена.

— И куда теперь? — Она обошла подпиравшее стену бревно. — Мы не знаем, как далеко продвинулся купол. Как вообще выбраться из-за Грани?

Не дождавшись ответа, девушка обернулась. Стрела легла на тетиву.

Керден стоял у входа, лезвие чужого меча холодило шею.

— Опусти оружие, — сказала Мисарра. — Опусти, или я выстрелю.

— Не выстрелишь, — ответили из темноты. — Слишком близко. Стрела не наберёт нужной скорости. Часто дышишь — выстрел будет не в полную силу. Руки дрожат. Промахнёшься. — Низкий голос сухо изложил факты. — Никогда не стреляла в человека? Мне понадобится две секунды, чтобы разрубить тебя пополам.

Мисарра вздрогнула, но оружие не убрала.

Из амбара вышел мужчина. Бледное лицо покрывала неряшливая щетина, тёмные сальные волосы липли ко лбу. От одежды, испачканной грязью и пятнами крови, разило потом. Его можно было принять за попрошайку, спустившего последний медяк на кружку дешёвого пойла, если б на поясе не висели ножны с серебряными набойками, а в навершии меча не красовался герб Эсадры. Мужчина перевёл тяжёлый взгляд на Кердена, сдвинул брови.

— Ткач, — с презрением бросил он. — Вам здесь не место.

Меч вернулся в ножны.

Керден выдохнул, отступил на пару шагов. Страницы келифоса налились бирюзой.

— Не стоит, — одёрнул его незнакомец. — Ты привлечёшь внимание.

Клубок сияющих нитей завис над фолиантом.

— Порченных? — спросила Мисарра.

— Сунулись в логово зверя, о котором ничего не знают, — фыркнул мужчина в ответ. — Какое мне дело? — Он прошёл мимо, проигнорировав готовое к бою плетение и направленную в спину стрелу. — Мне не нужна помощь. Это не моя проблема. — Он остановился у стога сена, чуть повернул голову. — Купол сместился восток. Идите на север, так ближе всего до границы. Если повезёт, успеете.

— Успеем до чего? — Девушка опустила оружие.

— До того, как вас убьют.

Не проронив более ни слова, мужчина свернул за угол амбара и затерялся в сумерках.

Не сговариваясь, Керден с Мисаррой углубились в поля.

По эту сторону Грани времени будто не существовало. Купол укрывал небо тёмной завесой, не пропуская солнечный свет, скрывая облака. Сумерки, одинаково плотные, захватили равнины, и мгла в одно мгновение поглотила жизнь. Не было слышно ни пения птиц, ни стрекота кузнечиков, не шелестели листвой полевые мыши, и даже серые мотыльки не поднимались над землёй. Эсадра превратила половину страны в безмолвный погост.

Пробираясь через заросли сорняков, Керден проклинал захватчиков и бессмысленную людскую жестокость. Шестнадцать лет назад, когда начался Первый Прилив, эсадровские ткачи высадились на западных берегах Тернорта, без объявления войны напали на портовые города. Они уничтожали урожай, сжигали поселения, убивали жителей, точно скот. Набеги были быстры и беспощадны. Король не счесть сколько раз отправлял гонцов на переговоры, предлагал завоевателям часть земель и сундуки с золотом. Безрезультатно. За годы войны Эсадра не удостоила Тернорт ответом, равно как и не выдвинула условий капитуляции. Лишь утолив жажду крови, враги отступили, оставив на месте цветущих лугов колючие пустыри.

За пышными кустами пырея показалось полотно пыльного тракта. Каменная дева у обочины указывала на север. На вытянутой руке болталась деревянная табличка с выцветшей надписью.

Мужчина, встретивший их у амбара, изучал скульптуру.

— Держите ваши тени подальше от меня, — предупредил он, бросив хмурый взгляд на дорогу.

Сумасшедший. Порченный. Ещё одна жертва тирании захватчиков.

Керден покрутил пальцем у виска. Мисарра с укором покачала головой.

— В таких-то сумерках? — дружелюбно отозвалась она. — Не подскажешь, далеко до границы?

— Давно должны были пройти.

Порченный вновь покосился на колею старого тракта, резко развернулся и оттолкнул подошедшую к нему девушку. Меч с шелестом покинул ножны.

Тени вокруг статуи ожили. Струи чёрного дыма поползли по земле, сплетаясь в высокий размытый силуэт. Кинжал вынырнул из пелены, отразил размашистый удар меча. Порченный отступил, перехватил рукоять двумя руками.

— Данте, — прорычал он.

Из тени вышел человек. Дымка стекала по одежде, цеплялась за шнуровку на груди, путалась в закатанных по локоть рукавах. Чёрные волосы, подобно плащу из тонкого шёлка, спадали на плечи, укрывали спину и касались кожаного ремня с десятком мелких серебряных колец.

— Далеко же ты забрался, — прошелестел он.

— Я не вернусь. — Порченный отвёл ногу назад, занял оборонительную стойку.

— Нравится тебе всё усложнять. — Данте крутанул в ладони костяную рукоять кинжала. — Госпожа крайне разочарована твоим поведением.

— Плевать я хотел, — огрызнулся порченный.

— Что за невежество, — пожурил он. — Забыл о манерах?

— Обойдёмся без церемоний.

— Манеры расскажут о человеке больше, чем язык. И куда правдивее.

Нравоучения порченного не впечатлили:

— Болтать явился или приказ исполнять?

Данте сузил глаза. В свободной руке соткался из теней второй кинжал.

— Я пришёл бы и без приказа, — ответил он. — Когда ты поймёшь, что навязчивая идея выйти за пределы купола, обречена на провал? Признаю, эта попытка почти удалась. Почти.

Голос порченного задрожал от злости.

— Думаешь, сможешь меня удержать? Я устал быть подопытным псом. Не делай вид, будто тебе не всё равно. Исполняешь приказы, даже если они идут вразрез с совестью. Или это и есть твоё хвалёное благородство?

— Выбирай слова, мальчик. Либо ты пойдёшь сам, либо я снова приволоку тебя к ногам госпожи.

— Я давно не ребёнок.

— И когда же ты успел повзрослеть? — На тонких губах заиграла улыбка. — Взгляни на себя. Нахамил наставникам, сбежал, снова с кем-то подрался. Ты всё тот же мальчишка, которого я подобрал в сточной канаве Син-Ата.

Порченный стиснул зубы.

— Вижу, ты нашёл новых друзей. — Данте подбросил кинжал, поймал за рукоять. — Мне не докладывали о ткачах в Приграничье. Разведка стала работать из рук вон плохо. Вам придётся отправиться со мной, — обратился он к Кердену. — Госпожа привыкла лично приветствовать вражеских ткачей.

— Лжец, — выпалил порченный.

— Ты снова напрашиваешься на драку, — укорил Данте. — Я приму вызов. А вас, уважаемый ткач, настоятельно прошу не вмешиваться. Любая попытка сбежать или помочь будет расценена как агрессия.

Данте атаковал первым. Поднырнул под лезвием меча, толкнул порченного локтем в бок и грациозно ушёл с линии удара. Взяв кинжал обратным хватом, двинулся по кругу точно стервятник. Порченный выпрямился, повторил защитную стойку. Меч отразил выпад, просвистел у Данте над ухом. Кинжал в левой руке распорол порченному штанину, оставив глубокий порез на ноге. Данте отпрыгнул, с усмешкой продолжил кружить по дороге. Порченный блокировал быструю атаку, ударил Данте кулаком в грудь, замахнулся мечом. Данте подставил кинжал. Клинки скрестились. Порченный оттолкнул противника, пропустил удар в живот. Кинжал в ладони Данте исчез за секунду до столкновения. Порченный пошатнулся, получил кулаком по челюсти. Данте хмыкнул, описал рядом с противником полукруг и вновь пошёл в атаку.

Керден зажал палец между страниц келифоса.

— Пойдём, — шепнул он Мисарре.

Под звон металла они сошли с дороги.

Данте больше не медлил, раз за разом наносил точные удары, играючи уклоняясь от размашистых выпадов. Порченный отступал, увлекая противника вверх по тракту.

Резко повисшая тишина оглушила. Порченный, тяжело опираясь на меч, поднял голову.

— Бегите! — крикнул он.

Тени сплелись в дымный силуэт в ярде от Кердена. Он едва успел укрыться лазурным щитом. Кинжал врезался в плетение, проскрежетал, словно царапал ржавый металл. С громким лязгом оружие соскользнуло с преграды. Данте тотчас исчез в облаке дыма.

Бой продолжился выше по дороге.

Тени кружились над порченным бешеным хороводом. Появляясь и исчезая, Данте осыпал противника градом ударов. Кинжалы парили смертоносными мотыльками, жалили и кусали, разрезали одежду на лоскуты, оставляя на коже кровавые полосы.

— Где он? — взвизгнула Мисарра, когда звон оружия внезапно стих.

— Беги! — крикнул ей ткач.

Девушка побежала, Керден бросился следом.

Тень нагнала его спустя дюжину шагов. Лезвие вынырнуло из дыма, точно стальное жало. Не глядя, ткач швырнул в противника лазурную ленту. Плетение прошло сквозь клубок теней, ледяным копьём врезалось в землю. Дымка переместилась.

Келифос выплюнул ещё три морозные ленты. Ни одна не попала в цель.

Меч и кинжал снова столкнулись, зазвенел металл. На ходу отбивая атаки, порченный продолжал продвигаться по тракту. Очередной удар из тени сбил его с ног. Выронив меч, он упал на колени, схватился за голову. Мисарра остановилась рядом, что-то прокричала.

Керден не разобрал слов. Мощный удар опрокинул его на землю. Келифос отлетел в сторону. Ледяное копьё рассеялось, магия волной прокатилась по телу. Данте схватил его за горло. Ткач захрипел, одной рукой сжал запястье противника, второй — удержал занесённую над головой руку с кинжалом. В зелёных глазах мелькнула насмешка. Данте мог убить его. В любой момент.

На помощь подоспела Мисарра. Схватив лук, с размаха ударила Данте по голове. Дерево треснуло. Данте разжал ладонь, с недоумением посмотрел на тетиву, обмотавшуюся вокруг руки. Он был настолько ошарашен, что не заметил, как девушка взяла ткача за грудки и с усилием проволокла по земле.

Солнечный свет ослепил Кердена. В нос ударил аромат осенних цветов и прелой травы.

— Я в порядке, — прохрипел он. — В порядке.

Мисарра опустилась на колени, дрожащими руками подняла келифос.

Фигура Данте мрачной тенью застыла у границы купола. Бархатный голос прозвучал будто издалека.

— Я позволю вам уйти, — сказал он. — А вы взамен позаботьтесь о нашем общем друге.

Облако дыма по ту сторону Грани рассеялось.

Порченный корчился на земле, царапал грудь и харкал кровью. Лицо, и без того бледное, стало похожим на погребальный саван, на коже проступил синий рисунок вен.

— Иссоп. Нам нужен иссоп, — пробормотала Мисарра. — У тебя должен был остаться.

Она бросила Кердену келифос, не спрашивая, зашарила в его сумке.

— Мы не будем ему помогать, — возразил ткач. — Он — порченный. И он опасен.

— Замолчи и помоги мне, — отрезала девушка. Выудив пузатый флакон, зубами выдернула пробку, подползла к порченному.

— Ты не сможешь его спасти. Маниту, живущие по ту сторону Грани, боятся солнца. Оно лишает их сил. А без поддержки маниту порченному не выжить.

— Заткнись и помоги! — в слезах выпалила девушка. — Я не брошу его. Как однажды не бросила тебя.

— И вспомни, к чему это привело.

Мисарра не ответила. Положив голову порченного к себе на колени, поднесла флакон к губам. Мужчина зарычал, вцепился ей в волосы. Девушка ахнула. Настой забрызгал одежду.

— Да что ж ты меня не слушаешь. — Керден помог ей высвободиться из хватки, прижал руки порченного к груди. — Гуманнее будет убить его.

Мужчина дёрнулся, тело скрутило судорогой. Мисарра придержала голову, осторожно влила в рот остатки настоя. Порченный открыл глаза и тотчас обмяк.

Ткач устало опустился рядом.

— Я же говорил, — вздохнул он.

Девушка ощупала шею незнакомца, проверила дыхание.

— Он жив, — произнесла Мисарра со смесью радости и удивления. — Уснул. Кажется.

Из кармана её рубахи выпало вороное перо, следом выглянула пушистая мордочка. Золотой суслик взобрался вверх по руке, довольно заурчал.

— О, Единый, как я рада, что ты в порядке. — Девушка сжала маниту в ладонях, поднесла к щеке. — Я так волновалась.

Рики протиснулся между пальцев, спрыгнул на грудь порченного, навострил уши. Шерсть окрасилась в алый, затем — в небесно-голубой цвет. Маниту распушил хвост, лапкой постучал по рваной рубахе, выпучил глаза и трижды пискнул.

— Он говорит, что недалеко отсюда стоит шатёр бродячих артистов, — пояснила Мисарра. — Они могут помочь.

— Даже не думай, я не потащу порченного на себе, — проворчал Керден.

— Просто присмотри за ним. Я скоро вернусь.

Девушка убежала за скачущим по траве сусликом.

Керден считал минуты до её возвращения, кусал губы и то и дело хватался за келифос. Порченные были врагами ткачей на протяжении двух войн. Всегда. Твари, подобные этой, убивали его друзей, сжигали дома, оставляли детей сиротами. Он не должен был помогать. Долг ткача — уничтожать кровожадных существ. Безжалостно, не раздумывая, едва завидев.

Волей случая они оказались на одной стороне, но фортуна капризна, а судьба имеет скверное чувство юмора. Сегодня порченный был союзником, завтра — мог стать злейшим врагом. И ответственность за помощь убийце ложилась на плечи ткача.

Керден не давал обещаний. Ни Данте, ни Мисарре, ни себе. Никому. Он мог открыть келифос, создать плетение и избавить человека от мук. Быстро, без боли. Это было бы милосердием. Даже в отношении существа, которое совершенно его не заслуживало. Порченные были зверьми — яростными, жестокими, безумными.

И всё же порченный убегал. Он сохранял рассудок, пока находился под куполом, осознавал, что ждёт его снаружи. И всё равно бежал.

Вскоре на горизонте показалась телега. Крепко сбитый мужичок с кудрявой бородой помог погрузить порченного в повозку, встряхнул вожжи, подгоняя кобылу.

— Не похоже на змеиный укус, — бросил он через плечо.

— Перед этим мы ввязались в драку, — соврала Мисарра. — Быстрее, прошу вас. Нашему другу нужна помощь.

— Выглядит и впрямь скверно, — согласился мужчина. — Не переживай, знахарка его подлатает. У неё всяких трав водится. На представлениях чего только с нашими ребятами не случалось.

Он завёл долгий рассказ о жизни бродячих артистов и путешествиях их скромного каравана.

Керден слушал вполуха. Судьба цирка его не заботила. Мысли занимал порченный и деяния, которые могло совершить вселившееся в него существо. В Соледре ткач убедился, что сколь бы благочестивым, великодушным и добродетельным ни был человек, попав под влияние маниту, он превращался в зверя. И благо, если рядом окажется ткач, способный его усмирить.

Лагерь артистов состоял из трёх шатров да пяти цветастых фургонов. Женщины засуетились у телеги, мужчины помогли перетащить больного под навес. Мисарра наскоро сочинила трагичную историю их незадавшегося путешествия. Керден угрюмо кивал, изредка соглашался и возблагодарил Единого, когда знахарка приказала посторонним убраться из шатра.

Мисарра осталась. Сначала до вечера, потом — до поздней ночи.

Керден сидел у костра, потягивая кислый квас.

— Караван уходит утром, — сказала девушка, опустившись на пёстрое от заплат покрывало. — Убедила их не заезжать в Стонфорд.

Ткач молча кивнул.

— Знаю, ты не хотел ему помогать, — продолжила она. — Но мы живы только благодаря ему. Если бы он не отвлёк того ткача…

— Это был не ткач, — ответил Керден. — Порченный. Очень сильный. Раньше я таких не встречал. — Он чуть было не сболтнул про Соледру, вовремя осёкся, приложился к стакану. — Мы выбрались. Это главное.

Девушка устало улыбнулась.

Караван отбыл утром, взяв курс на Грун. Мисарра тепло распрощалась с артистами, с благодарностью приняла мешочек с травами да котомку с провиантом. Вместе с ткачом они побрели на восток.

Порченный бесследно исчез перед рассветом.