За долги отдам тебя

Юлия Гауф, 2023

– На три месяца ты моя, Арина! И будешь делать то, что я скажу.В один момент спокойная, размеренная жизнь превратилась в руины.Прошлое настигло, как только мы с мужем и маленькой дочерью вернулись домой после долгого отсутствия. И имя этому прошлому – Алан.С ним меня связывают детские воспоминания, школьные годы. И тайна, которую я должна сохранить.Он хочет мне отомстить, а я больше всего желаю свободы.

Глава 3

Муж решает вести машину сам, отослав шофера. Сосредоточенно ведет машину, будто выполняет обычную обязанность.

Подумаешь, сущая безделица — жену проиграть!

Как в каком — то Средневековье! Но, кажется, и тогда женами не разбрасывались, все больше сестрами и дочерями торгуя.

— Дорогой, ты продешевил, — резко разрываю я тишину от накатившего злого смеха. — А еще бизнесмен!

— О чем ты?

— Еще вчера у тебя было и твое состояние, и жена. А сейчас… ну, твое состояние до сих пор при тебе, а вот жена… — протягиваю я, поворачивая голову к мужу, — потому и говорю: продешевил! Добро бы в плюсе остался от этой сомнительной сделки, но мы имеем то, что имеем!

Не понимаю, зачем я это говорю — глупые слова, которые не обижают, а лишь злят Костю. Его любые мои слова злят, ведь обидеть его больше, чем уже обидела, я не смогу.

— А ты, я смотрю, рада, — зло бросает муж, паркуясь в Сити. — Все бабы шлюхи! Только вид делала, что забыла Алана, а сама все эти годы только и мечтала снова ноги раздвигать перед ним!

Что он несет?

— Ты совсем сбрендил? Ты понимаешь, что вообще говоришь? — вместо слов из моего рта вырывается шипение.

Лучше бы он меня ударил! Слова бьют больнее, чем синяки, которые проходят.

— Посмей только, — муж дергает меня на себе, — только попробуй с ним переспать! Убью тебя, поняла? Посмей только… и я не шучу!

Это бесполезно. Костя уже забыл, что сам толкнул меня к Алану, которого я не хотела бы видеть никогда. И сейчас раздирает меня на куски, опьяненный ревностью, как дикое животное — кровью.

— Не говори мне об изменах! Из твоих уст это звучит смешно, — вырваться не получается — муж намного сильнее меня.

Если кто-то заглянет в нашу машину, то подумают, что мы — влюбленная пара. Так близко мы к друг другу. И руки мужа на моих плечах смотрятся нежными объятиями, а не оковами.

— Хочешь поговорить о моих изменах? — с ослепляющей жадностью интересуется муж, и я качаю головой.

Нет, не хочу. Это обидно, но оскорбляли меня и сильнее.

— Иди к нему, я подожду здесь, — с усталостью произносит муж, отпуская мои ноющие плечи.

Открываю дверцу машины, но снова захлопываю ее. Надежда вдруг окрыляет меня, и я бросаюсь к Косте, почти повиснув на нем.

— К черту деньги! Давай уедем, давай попытаемся все наладить, — жарко и быстро прошу я, надеясь, что он послушает. — Ты ведь знаешь, что я всегда хотела быть тебе хорошей женой! Прошу тебя, давай уедем сегодня: ты, я и Алиса! Еще ведь не поздно!

«Ну же, — мысленно кричу я. — Ты ведь любишь меня! Уродливой любовью, но любишь! Так выбери же меня, а не деньги!»

— Иди, — бросает муж с сожалением в голосе.

Деньги ему дороже. Никогда и никто не выберет меня — вот она, эта любовь!

— Проведи время с Алисой, она по тебе скучает, — мертвым голосом прошу я, и выхожу из машины.

Захожу в высокое здание, гадая, как мне искать среди безликих офисов тот, в котором работает Алан. Но охранник, едва я называю свою фамилию, кивает и набирает чей-то номер.

— Вас проводят, Арина Дмитриевна, — вежливо сообщает он.

Симпатичная, безликая девушка окликает меня, зовя за собой, и мы заходим в лифт. Добираемся до последнего этажа этой башни, и выходим в коридор.

«Налево пойдешь — себя потеряешь, думаю я, притормозив у этого перекрестка трех дорог. — Направо пойдешь — жизнь потеряешь. Прямо пойдешь — что же будет?»

Фыркаю, понимая, что сбрендила со всеми этими детскими сказками, которые требует от меня Алиса, и догоняю бодрую девицу.

— Скажите, а мы вообще где? — интересуюсь я, чтобы отвлечься от предстоящего разговора. — Я имею в виду, в офис какой компании мы идем?

— Здание принадлежит холдингу «СеверСталь-Инвест», — лаконично отвечает чуть удивленная девушка, и мы заходим в приемную.

Секретарь — мужчина, что меня несколько озадачивает. Встает, приветствуя меня, и открывает передо мной дверь. На миг замираю, и вытираю вспотевшие ладони о платье.

«Нужно было выпить, — размышляю я, и захожу в просторный кабинет, смотря себе под ноги. — Для храбрости. Напиться вдрызг! А лучше — забрать Алису, послать своих родственников, и попробовать уже жить самостоятельно!»

— Проходи, Арина.

Голос Алана — тот, который я надеялась никогда больше не слышать — волной проходит по телу, концентрируясь в самом сердце, которое того и гляди разорвется. Или остановится от пронзившей боли.

Нельзя показывать ему свои слабость и трусость! Эти качества Алан лишь презирает, признавая лишь сильных — таких, как он сам.

— Здравствуй, Алан! — я вежливо улыбаюсь, наконец глядя ему в глаза. Быстро подхожу к массивному столу, стуча каблуками, и сажусь в кресло напротив. — Как ты поживаешь?

Алан молчит. Смотрит на меня, и ничего не понять по его выражению лица — застывшему и холодному. Надеюсь, и на мне хорошая маска. Обидно будет, если нет — слишком долго я притворялась.

— Спасибо, замечательно, — отвечает он. — Надеюсь, и ты тоже. Кстати, поздравляю со свадьбой. Жаль, что приглашения я так и не дождался.

Скулы ломит болезненно — только бы не разрыдаться! Позволю себе слабость — и я пропала. Проиграла!

— Благодарю. Нам было не до гостей, — улыбка моя трещит, грозя осыпаться гипсовой крошкой старой статуи. — Итак?

Алан хмыкает на мой короткий вопрос, на миг становясь похожим на себя прежнего — яростного, озлобленного, одержимого, но любящего меня. Открывающегося передо мной, доверяющего… или мне так только казалось?

— Я думал, твой муж доходчиво тебе все объяснил, — Алан привычным жестом проводит по левому виску, и впивается в меня своими дымными глазами. — И раз ты здесь — тебя все устраивает. На три месяца ты моя, Арина! И будешь делать то, что я скажу.

Как бы не так!

— Три месяца я должна провести с тобой? — переспрашиваю я, откидываясь на спинку кожаного кресла. — И что будет входить в мои… обязанности?

Алан улыбается уголками губ, но глаз его улыбка не коснулась — дикие у него глаза. Сколько лет я неотрывно в них глядела? С шести лет — почти всю свою чертову жизнь.

— Думаю, ты сама понимаешь, что именно. Не прикидывайся ребенком.

Унизить, значит, хочет. Еще больше, чем тогда!

— Я должна спать только с тобой? — деловито интересуюсь я. — Или мне нужно будет… хммм… обслуживать еще кого-то: твоих партнеров, коллег, еще кого? Может, стоило проститутку для этого нанять — опыта всяко больше, чем у меня.

В глазах Алана разгорается знакомое бешенство — то, которого я всегда боялась и, что греха таить, ждала. Ведь вспышки его заканчивались испепеляющей страстью — а нервы пощекотать я любила всегда.

— У тебя опыта будет побольше, чем у профессиональной шлюхи, — выплевывает Алан, и я на миг прикрываю глаза — да как он смеет?

Двое мужчин у меня было — и оба меня не оценили.

И оба считают шлюхой!

Слышать такое горько. Обидно, ведь повода я не давала ни одному из них.

А еще… еще мне смешно от того, что паталогически неверный Костя, и Алан, который ничуть его не лучше, указывают на мой моральный облик!

— Откуда такие глубокие познания о моей личной жизни? — спрашиваю я, немного придя в себя. — Может, назовешь список моих «клиентов»? Иначе я не понимаю, почему ты считаешь меня хуже Мессалины.

В глазах Алана мелькает раздражение — ах, да, вряд ли он читал о сластолюбивой римлянке, и сравнение не оценил. Мужчина резко поднимается со стула, пугая меня порывистостью своих движений — слишком я отвыкла от такого.

Костя всегда, даже в школе, был вальяжным и неторопливым. Любимый сын и наследник, хозяин жизни. А Алан — зверь в обличии человека, привык зубами вырывать от жизни все, что ему нужно.

— Тебе налить что-нибудь? — спрашивает Алан, подойдя к барному столику, стоящему в углу кабинета.

— Нет.

Тем не менее, Алан наливает мне виски, тихо ставя передо мной бокал.

«Я же хотела напиться, — хмыкаю я, и подношу крепкий напиток к губам. — Сейчас — самое время! Рановато, конечно, но раз уж становлюсь шлюхой — можно нарушать и остальные правила.»

— Ты изменилась, Арина, — вдруг произносит Алан, глядя на меня в упор.

Глаза его — дуло пистолета. Смотреть страшно, ведь не знаешь — выстрелит, или всего лишь играет?

Но и не смотреть невозможно.

— Мне двадцать пять лет, — отвечаю я, с облегчением подумав, что Алан оставил свои издевки. — Было бы странно, если бы я осталась прежней.

— Я не о том, — коротко отмахивается он. — Ты стала той, над кем раньше смеялась — лощеной телкой в брендовых шмотках. Вышла за богатого мальчика, и изменила свои принципы, да? А говорила ведь, что деньги — пыль, и к Вольскому у тебя никаких чувств.

Говорила, да. Я многое говорила, только слова мои — тоже пыль.

— Молчишь? — хмыкает Алан, и залпом допивает виски. — А где же твой муженек? Я был бы рад еще раз встретиться со своим одноклассником. Прошлая встреча была так себе. Хотя, твой муж, Арина, не расстроился проигрышу, и весьма бурно веселился в компании…

Алан обрывает фразу, не договорив, но тут и дура бы догадалась. В ушах неприятно звенит — как бы я ни старалась делать вид, что подобное поведение мужа нормально — это не так!

Его измены задевают, бьют по самолюбию. Уничтожают надежду на то, что мы сможем наладить нашу совместную жизнь. Я ведь могла бы полюбить его! И счастливые моменты у нас были: Костя забирает нас с Алисой из госпиталя, укачивает плачущую малышку, придерживает за пухлые ручки, чтобы не упала…

— Арина, очнись! — резкий голос Алана вырывает меня из омута памяти, и я вздрагиваю.

— Костя? Он внизу, в машине на парковке, — отвечаю я.

Ничего уже не наладить. Мужу я помогу, как ни крути — я обязана ему многим, а затем подам на развод!

— И как же он позволил тебе пойти на такое? — в голосе Алана отвращение, смешанное со злостью — адский коктейль.

— Я сама настояла. Люблю, знаешь ли, жить красиво. И деньги люблю, — улыбаюсь я, с трудом удерживаясь от того, чтобы подмигнуть Алану. — Не хочется лишаться статуса в обществе, так что я потерплю.

Пусть лучше думает так, чем узнает унизительную правду — выбора мне не оставили. Вернее, выбор-то я сама сделала, но откажись я платить по долгам мужа — и мне бы не дали жизни. Брат, которого я поклялась оберегать, лишился бы всего. Как и отец, и муж… да и правы они — цена невелика.

— А может, ты и не изменилась, а всегда такой была, — словно самому себе говорит Алан.

— Давай уже поговорим о долге! Я провожу с тобой три месяца — и мы ничего тебе не должны, так?

— Так, — кивает Алан.

— Я не стану с тобой спать, — твердо произношу я. — Могу неотрывно быть рядом эти месяцы, и сколько угодно издевайся надо мной, раз так ненавидишь. Но ноги я раздвигать перед тобой не стану — сними шлюху для этого.

Алан поднимается, упирается в стол кулаками и нависает надо мной — высокий, огромный, пугающий меня до чертиков. Всегда пугал — и в детстве, и сейчас. Только раньше я знала, что ничего мне не грозит — не от него.

Ошибалась!

— Я не люблю повторяться, Арина, но для тебя сделаю исключение, — низким, с хрипотцой, голосом говорит мне Алан: — ты будешь делать то, что я скажу! Либо можешь проваливать — я не держу. Но в этом случае вы завтра должны будете передать мне все: недвижимость, акции, банковские счета… даже эти твои дорогие тряпки теперь принадлежат мне. Поняла? И какой ответ?

Будь ты проклят — вот какой!

Но слова — согласие или проклятия не идут с языка. Я лишь киваю в ответ.

— Я всегда получаю то, что хочу, Арина, — удовлетворенно произносит Алан, и садится обратно в кресло. — Пора бы тебе это запомнить!

Три месяца с ним… три чертовых месяца! Костя, что же ты наделал?

Только сейчас осознание накатывает на меня с необратимой ясностью — я пропала! Утром я всего лишь боялась встречи с Аланом — снова увидеть его, услышать голос… колени дрожали, как у провинившейся девочки. Но полное понимание пришло только что.

Это конец!

Плевать на репутацию. Плевать, что люди узнают — а они узнают, ведь такой скандал не скрыть. Костя… на него теперь тоже плевать — сам во всем виноват, да и брак наш умер в тот самый момент, когда он решил, что я должна расплачиваться собой по его счетам.

А вот на свое, итак, треснувшее сердце мне не плевать — в следующий раз осколки я могу и не собрать!