И пойду искать края

Юлия Валерьевна Шаманская, 2015

Кто из людей заключал контракт с Богом на количество прожитых дней? Возможно, у нас есть еще время привести в порядок свои дела и приготовиться к переходу в иной мир. Но это не точно. Герою романа посчастливилось получить второй шанс.

Глава 6

— Это в честь меня такой пир? — спросил Виталий, оглядывая длинные столы, украшенные цветами и заставленные диковинными яствами.

— Не совсем! — улыбнулась бабушка. — Но мы рады, что ты смог присоединиться к нам, хоть ненадолго. Наслаждайся, не медли. Ведь дни в раю летят, как птицы, а у тебя осталось немного времени.

Ступив в зал, потрясенный Виталий застыл на пороге. Все пространство было наполнено радужными лучами, отражающимися от стен. Стены оказались прозрачными. Они пропускали внутрь далекую синь небес. Сквозь них можно было разглядеть покрытые цветами холмы и миллионы бабочек, парящих над цветами. В целом райское поместье бабушки можно было бы назвать царством бабочек. Всех цветов и узоров, маленькие и огромные, бархатные, и прозрачные, как живые цветы парили они в воздухе и устилали пестрыми коврами все вокруг. Бабочки беспрепятственно проникали сквозь стены трапезной и садились передохнуть на парчовые подушки. Виталий поразился устройству этих диковинных стен. Они выглядели прочными, как бриллиант, и так же как драгоценный камень преломляли свет, но при этом были проницаемы. Вот перед ним прямо сквозь стену в зал влетела огромная золотая птица, с блестящей головой, увенчанной синим хохолком. Она приземлилась на гроздь винограда, подцепила ягоду тонким клювом и исчезла где-то под сводами.

Провожая птицу взглядом, Виталий поднял голову и буквально окунулся в синеву. Потолка в трапезной вовсе не было, только бескрайнее синее небо. Не лазоревое, а именно синее, оно переливалось как атлас и было усеяно множеством серебристых звезд. Это снова заставило Виталия удивиться: как так, звезды при ярком свете дня?

Чем больше он всматривался ввысь, тем крупнее становились звезды. Они были уже не одноцветные, а всех цветов радуги.

Небесные светила жили, сверкали и будто пели. Вначале был слышен только далекий торжественный мотив, но он становился все ближе, и вот гость рая уже стал различать слова: «Свят, свят, свят, Господь Саваоф, исполнены небо и земля славы Твоея»!

Мелодия звезд поглотила Виталия, потрясла все его существо. Он снова плакал, но в этот раз от восторга. Теперь он был готов остаться навеки на пороге бабушкиной трапезной, вечно стоять и слушать мелодию звезд.

Бабушкина рука мягко опустила его голову на свое, пахнущее незабудками плечо.

— Время, — тихо промолвила она.

Виталий со вздохом повиновался и устроился на подушках, удобство которых ни с чем не выдерживало сравнения. Присутствующие мужчины и женщины в прекрасных одеяниях возблагодарили Господа и приступили к трапезе.

Здесь не было мяса, каких-либо острых закусок, соленостей и жирностей, к которым он привык на земле. Не было горячительных напитков, рыб, омаров, икры и прочих деликатесов. Но такого великолепия Виталию в жизни встречать не доводилось. Ничего даже приближенного к этому не мог найти земной богач. Над покрытым белоснежным шелком столе возвышались сказочные цветы. Невероятно красивый плющ ложился на скатерть искусным узором. В стройном порядке были расставлены золотые блюда и хрустальные кувшины с искристой влагой. Виталий попробовал глоток. Это была вода, но какая! Испив райской воды, он понял, что вся вода на земле горька. Шолохову доводилось пить воду из альпийского горного источника, но ее и сравнивать было невозможно. Теперь он это ясно понимал.

Виталию казалось, что попади он сейчас снова на землю, он бы не смог даже прикоснуться к земной воде, настолько она была темной и смрадной по сравнению с тем, какой должна быть вода.

Напившись, Виталий оглядел золотые блюда. На них лежали незнакомые райские явства. Он взял неизвестный ему плод и надкусил его. И тут же погрузился в сладость, с удивлением убеждаясь, что плод не только приятен и вкусен, но и способен утешать.

Насытившись, он взглянул на сидящих за столом людей. Их лица были светлыми и невообразимо прекрасными. Одежды напоминали древнегреческие тоги. Запястья и шеи пирующих были украшены золотом и драгоценными каменьями. Шолохов осторожно коснулся рукой широкого рукава ближайшего к нему юноши. Но для него так и осталось загадкой, что это за ткань. Нечто среднее между мехом, пухом и бархатом. Ощутив прикосновение, юноша повернулся к Виталию. Его лицо осветила радостная улыбка.

— Тебе нравится у нас, племянник? — спросил юноша.

— Нет слов, какими можно выразить мой восторг! — ответил ему Виталий. — Как здесь все великолепно утроено! Так проходят все ваши дни?

— Трудно ответить на этот вопрос. Разве что словами нашего любимого святого отца Ефрема Сирина: «Райское благоухание насыщает без хлеба; дыхание жизни служит питьем. Чувства утопают там в волнах наслаждений, которые изливаются на всех и во всех возможных видах. Никто не чувствует обременения в этом сонме радостей, и все без пресыщения наслаждаются ими, изумляясь величию Божию…»

А это все, что ты видишь и слышишь, и обоняешь и осязаешь, это все для тебя, чтобы ты отдохнул.

— Интересно, из чего вы шьете эти одежды? Где ткут такую ткань? Кто у вас устанавливает моду?

— На этот вопрос тоже трудно ответить.

— Почему?

— Все не совсем так, как тебе кажется. Здесь каждый видит истину в соответствии со своим духовным уровнем.

— То есть, ты не знаешь, из чего делают эту ткань, а кто-то выше уровнем знает?

— Нет. Дело в том, что я вообще не знаю, о какой ткани ты говоришь.

— Ну, хотя бы о той, из которой пошита твоя куртка. Я не могу разобрать, шелк это или мех.

— На мне нет никакой куртки, — улыбнулся юноша.

— Не понял…

— Ее видишь только ты. А я не вижу. Хочешь, я покажу тебе, что вижу я?

— Конечно!

— Протяни руки!

Дядя нежно обхватил запястья племянника длинными музыкальными пальцами, и Виталий ослеп. Вернее, так ему показалось. Он был совершенно слеп, но видел не тьму, а свет. Иногда казалось, что свет движется: что-то в нем меняется, происходит, но Шолохов никак не мог различить, что именно. Наконец, пальцы на запястьях разжались, будто спали оковы не только с рук, но и с глаз, и Виталий снова очутился в райском зале.

— Ну, как? — спросил юноша. — Что на мне надето?

— Я ничего не видел.

— Это от того, что ты увидеть не в состоянии. Но ты понял суть?

— Не уверен.

— Отец Ефрем и тут поможет мне объяснить:

«В какой мере очистил кто здесь око свое, в такой и там возможет созерцать славу Того, Кто превыше всех. В какой мере здесь кто отверз слух свой, в такой и там приобщится Его премудрости. В какой мере здесь кто уготовал недра свои, в такой и там приимет из сокровищ Его».

— Кажется, я начинаю понимать. Но очень сложно это мне. Так много впечатлений за один день.

— Но прошел не один день. Ой, прости, — спохватился дядя, — я отвлекаю тебя от трапезы, которую с такой любовью готовила мама, твоя бабушка. А время для тебя бежит.

Внимание Виталия снова вернулось к пиршественному столу. Посредине он заметил что-то вроде торта на огромной золотой подставке, украшенной скульптурами ангелов и щедро усыпанной самоцветами. Вскоре ему удалось разглядеть. Это был кулич! Такие на Пасху пекла его жена Ирина. В храм в их доме никогда не ходили, но куличи пекли исправно. Похожая на Ангела легкая девчушка в белоснежном одеянии взяла кусочек кулича и принесла гостю.

— Сейчас Пасха? — спросил Виталий, принимая дар с почтительным поклоном.

— У нас всегда Пасха, — прозвучал ее хрустальный как ручей голос.

Виталий ел и погружался в чувство восторга от незабываемого вкуса, великолепия окружающей обстановки и какой-то сладкой музыки. Звуки, вероятно, издавали райские птицы, поющие в саду. Пение доносилось со стороны террасы, соединенной со столовой.

Виталий вдруг вспомнил одну историю, услышанную по телевизору, который часто работал в его квартире «в фоновом режиме». Это была история о монахе и райской птице. В ней монах услышал пение птицы и последовал за ней. Он все слушал и слушал, пока песня не закончилась. А потом вернулся в монастырь. Выяснилось, что прошло много лет и даже десятилетий и умерли все, кого знал тот монах.

Примерно то же случилось и с Виталием. Ему казалось, что он только устроился на подушках и прожевал первый кусочек райской еды, как перед ним предстал Ангел Хранитель с вестью, что пора в путь.

— Прощайся с родными и крепись! Тебе предстоит частный суд.

— Я пойду с вами, если можно, — встала бабушка.

— Это слишком тяжело, Нина! — напомнил Ангел.

— Я знаю, но если Господь разрешит, пойду. Виталию будет со мной не так страшно.

— Господь разрешил, — вздохнул Ангел, — пойдемте!

Они мгновенно спустились с холма, на котором находился особняк бабушки и дедушки, преодолели поле и очутились на ровном, сером, будто заасфальтированном плато.

Там их поджидало знакомое существо. Но узнал его Виталий только по глазам и ухмылке. Существо больше не походило на человека. Оно было покрыто густой рыжей шерстью, имело нечто, похожее на лапы и четыре копыта. Вокруг туловища обвился лысый змееобразный хвост. Шерсть существа кишела червями и насекомыми, распространяя вокруг себя смрад, похожий на запах тухлых яиц. Увидев беса, Виталий сбавил шаг и спрятался за спинами бабушки и Ангела. Бабушка взяла его за руку и повела к центру площадки, над которой висела плоская дощечка, и дотронулась до нее. Появился свиток. Виталий понял, что это перечень его грехов.

Бес подошел ближе.

— Так, так, — прокаркал он, — у нас тут все понятно! Оставьте его мне. Какой смысл водить по мытарствам, если у него все грехи в наличии?

— Не торопись, — сказал Ангел, — мы посмотрим.

— Чего вы там не видели? — зашипел бес.

— Такова воля Божия!

При этих словах в покрытии, на котором они стояли, отверзлась дыра. Оттуда пахнуло жаром и смрадом. Бес рухнул вниз, а Виталий поспешил отойти от края.

— Нам туда, — обратилась к нему бабушка, — возьми мою руку и держи крепко!

Шолохов схватил бабушку за руку, зажмурился и прыгнул.

Внезапно жар прошел, и они очутились в маленькой комнате, полной людей. Виталий почувствовал, что атмосфера здесь напряжена до предела. Люди с искаженными ненавистью лицами бросались друг на друга с упреками. Из общего гула слышались отдельные фразы.

— Ты грешнее меня! У меня было только два любовника в жизни, а у тебя три!

— Зато ты водку пила, а я только пиво!

— Зато пиво ты пила каждый день, а я водку только по пятницам! Ты пивная алкоголичка!

— А ты падшая женщина!

К ссорящимся подошел мужчина с выпученными от ярости глазами. Он тянул за волосы женщину.

— Смотрите, — рычал он, — это моя жена! Она говорит, что я изменял ей, а сама тоже водила всяких домой. И еще она не мыла посуду! — Мужчина толкнул женщину в круг. Остальные в бешенстве вцепились в плоть несчастной длинными когтями.

— Вы все в миллион раз грешнее меня! — кричала жертва.

Виталий обернулся. В комнате уже никто не разговаривал. Люди превратились в зверей. Они рвали плоть друг друга когтями и зубами.

— И тебе найдется местечко среди них! — шепнул на ухо Ангел.

— За что? — дрожащим голосом спросил Виталий.

— Это мытарство празднословия, на котором истязуются грехи бесед безрассудных и скверных.

— Вы оставите меня здесь?

— Пойдем дальше! — сказал Ангел, и они очутились в другом помещении, приблизились к следующему мытарству.

Серые стены и серый потолок оттенял черный стол. За ним сидел человек в черной форме, военного покроя. Человек открыл книгу.

— Так, сейчас посмотрим, что там Виталий натворил, — сказал он, потирая от удовольствия руки, — та-ак! Виталий был в Афганистане! Там он убивал младенцев и насиловал женщин. А потом и их убивал. А из маленьких детей плов готовил.

— Это не правда! — закричал Виталий и повернулся к Ангелу Хранителю. Тот будто и не слышал его.

— Бабушка, это ложь!

Но бабушку нигде не было видно, лишь чувствовалась ее рука, которая сжала его руку крепче.

— Это правда! — невозмутимо продолжал человек в черном. — Поэтому ты пойдешь в самую глубину ада и будешь жариться там вечность. Таково решение относительно твоей души.

— Но это неправда!!! — завопил Виталий и провалился вниз.

Он очнулся в душном сарае, полном людей. У них были синие лица и гигантские языки, которые душили их.

— Успокойся! — сказал Ангел. — Это мытарства лжесвидетельства, осуждения и клеветы… Ты тоже виноват в этих грехах. Возможно, тебе придется еще здесь помучиться, но сейчас мы пойдем дальше.

Толчок, и Виталий увидел себя будто в огромном свином корыте. Помещение почти до потолка было наполнено гниющими отходами. Запах вызывал тошноту. Но еще хуже стало Виталию, когда в этой куче мусора он заметил людей. Люди напоминали навозных червей. Они всюду ползали и пожирали отходы. Их животы наполнялись, раздувались и исторгали съеденное. И тут же эти навозники продолжали набивать животы.

— Давайте уйдем скорее отсюда, — взмолился Виталий.

— Это место, где ты можешь провести много времени, — возразил Ангел, — это мытарство чревоугодия и обжорства, а покушать ты любил.

— Но сейчас мы можем уйти? — умолял Виталий.

— Сейчас можем! Но дальше будет только хуже.

Будто кто-то выключил свет. Виталий оказался в полной тьме. Только теплая рука бабушки по-прежнему держала его руку, не позволяя отчаяться или сойти с ума.

Следующее мытарство — лености, где истязались грешники, проводящие время в праздности, прошли они, не задерживаясь, поскольку Виталий никогда лентяем не был и трудами чужими не пользовался. Но скоро на него накинулись люди, требующие отдать наворованное у них или заплатить выкуп за свою душу. Ангел помог Шолохову освободиться.

— Но ведь я не был никогда вором! — удивился Виталий.

— Нужно обращать внимание и на вещи, которые люди считают мелочью. Присвоение чужого, даже по мелочи, является воровством. Потому что здесь нет ничего не великого не малого, а все называют своими именами. Следующее мытарство позволит уяснить тебе это в полной мере.

Пред ними простиралось поле, сплошь усеянное грязным тряпьем и разбитыми черепками. По свалке ходили обнаженные измученные люди, пытаясь набрать как можно больше мусора и спрятать его, но к крайней своей досаде, не имели для этой цели сумок или карманов. Сталкиваясь друг с другом, они вели ожесточенные войны за хлам, пользуясь как оружием собственными зубами и когтями.

— Что это они делают? — удивился Виталий. — Ведь это все мусор!

— Это видишь ты, и вижу я, но не они, — ответил Ангел. — Эти люди и при жизни своей не видели истинной цены вещей.

— В чем же они согрешили?

— Здесь скупцы и среблолюбцы, взяточники, неправедные судьи, работодатели, не выдающие наемникам установленной платы.

Шолохов с омерзением наблюдал за тем, как рядом с ним двое безумцев дрались за кусок гнилой тряпки, как вдруг, среди мусора что-то блеснуло. Виталий осторожно подошел ближе и вгляделся. «Да это золотой! — подумал он. — Надо забрать его отсюда, жалко же оставлять им действительно ценную вещь!». Шолохов осторожно наклонился и схватил монету, но этот жест не укрылся от несчастных скупцов. Они тут же всей толпой набросились на него, требуя вернуть монету. Виталий ощутил, как вонзились в его бок чьи-то зубы, но отдавать золотой не собирался. Он уже приготовился драться, когда был извлечен из рук нападавших.

— И ты повинен в сих грехах, — тихо сказал Ангел.

— Ну, я просто не хотел им отдавать золотой! — оправдывался Шолохов.

В ответ Ангел лишь опустил глаза, и Виталий увидел в своей руке, вместо драгоценной монеты осколок разбитой бутылки.