И пойду искать края

Юлия Валерьевна Шаманская, 2015

Кто из людей заключал контракт с Богом на количество прожитых дней? Возможно, у нас есть еще время привести в порядок свои дела и приготовиться к переходу в иной мир. Но это не точно. Герою романа посчастливилось получить второй шанс.

Глава 5

Виталий окунулся в аромат цветов. Сам воздух рая источал ощущение покоя и счастья. Как бы он ни наслаждался на земле, такого не чувствовал.

«На земле ты один, по крайней мере, чувствуешь себя одиноким, — размышлял Шолохов. — И с каждым годом, с увеличением жизненного опыта, понимаешь, что в любую минуту может случиться что-то, что перевернет всю жизнь».

Это понимание пришло со зрелостью. Виталий боролся с ним с тридцати лет, периодически пропивая курс антидепрессантов. Он тратил деньги на психолога, который убеждал, что все пустое, и все зависит от самого человека. Но последние события доказали, что прав был невротик Виталий, а не профессионал Дмитрий Павлович.

— В молодости ты ходишь, куда хочешь, а в старости, тебя свяжут и поведут, куда не желаешь, — вмешалась в ход мыслей бабушка. — Заходи, что встал у порога?

В окно был виден внутренний дворик. Но двориком его можно было назвать весьма условно. Перед взором Виталия открылся обширный и прекрасный сад, такой же, как при «входе» в рай. Виталий услышал веселый звонкий смех.

— Кто там? Ангелы? — поинтересовался он.

— Нет, это люди. Идем, познакомлю!

Посреди сада, как бриллиант среди изумрудов на драгоценном перстне, сверкала поляна. Хотя самого солнца нигде не было видно, но поляна будто светилась изнутри. Юноши и девушки в белых одеждах плели из удивительных цветов длинные гирлянды и весело беседовали.

— Это твои тети и дяди! — представила бабушка.

Молодежь, завидев Виталия, оставила свое занятие. Они вскочили и бросились гостю на шею. Целовали, приветствовали и называли свои имена. А затем, спохватившись, побежали накрывать стол для пира (как они выразились).

— Не понимаю! — обратился Виталий к бабушке. — Какие дяди и тети? Мама у вас, насколько я помню, единственная дочь.

— Единственная дочь, что не умерла в младенчестве, и единственная, что попала в ад, — ответила бабушка, и ее сияющее лицо на секунду закрыла тень.

— Для чего эти гирлянды? — спросил Виталий, желая направить разговор в другое русло.

— Церковь украшать.

— Вы ходите в ту церковь, что в селе?

— Нет. То село, что ты видел, далеко отсюда. Но не в этом дело. Расстояния здесь не проблема. В раю огромное количество сел и городов. Тебе показали именно то село, потому что, скорее всего, ты бы там жил, если бы вел тихую жизнь на земле. Никого не обижал, не грешил, ходил в храм, каялся, причащался, творил по силам добрые дела. Жил бы так, и получил жительство в том селении. Понравилось оно тебе?

— Да, очень. Там красиво и радостно, все такие дружные, любят друг друга.

— Почему бы им не любить? Они и при жизни любили близких, несмотря на бесов, которые постоянно пытались их поссорить. А здесь, без помех, любовь лишь умножается. И Христа они любили, несмотря на то, что не видели Его, но ходили в храм с надеждой и верой. А теперь видят. И видят, насколько Он прекрасен, и понимают, что любовь их взаимна. Христос их любит. Что еще нужно?

— Удивительно! — воскликнул Виталий, — и так тут живут простые не выдающиеся люди?

— Ты разве не встречал там бабу Тоню?

— Эту вредную старушку, каждый день гуляющую с собачкой? Ее же не любил никто! И дочка от нее сбежала. Не давала мама ей свободы. Гулять не пускала, называла разными словами. Уж никак не думал, что такая ведьма в рай попадет.

–Да какая она ведьма? — вплеснула руками бабушка. — Что это за сплетни в раю? Старушка пыталась, как умела, вразумить тебя, когда ты в юности бар на скамейке устраивал. Пил пиво и курил. Она думала, что ты плохой пример подаешь детям. С дочкой ей тяжко пришлось, непутевая была.

— А ты разве не помнишь, как баба Тоня в прощеное воскресенье прощения у тебя просила?

— Помню! Как раз через месяц после того и умерла. Так ведь она у всех просила. Традиция у них, богомолок, такая.

— Вовсе не по традиции она просила, Бог знает, что раскаялась в раздражении своем. Жизнь трудную Антонина прожила, никто особенно и не уважал ее. Простая была женщина. И за простоту эту, хоть, возможно, и не нарочно она себе ее избрала, Господь даровал ей дополнительные венцы.

— За какие это подвиги, интересно, венцы? — заупрямился Виталий.

— Подвиги не подвиги, но не роптала Антонина на свою жизнь, воле Божией покорялась. И этого довольно для нее.

— Надо же! — расстроился Виталий. — Не думал я, что так легко в рай попасть. Думал, что так много запретов и предписаний, заповеди такие трудные, что нечего и начинать. Все равно не справлюсь.

— Помню, помню! — вмешался в разговор Ангел Хранитель, не отходивший от Виталия ни на минуту. — Помню ту нашу беседу.

— Нашу беседу? — удивился Виталий.

— Это ты думал, что говоришь сам с собой, размышляешь. На самом деле беседа происходила между мной, тобой и бесом. Это случилось после того, как режим безбожный рухнул, и многие к церкви потянулись. Позволь тебе напомнить, как все было.

Ангел Хранитель глянул Виталию в глаза, и перед умершим развернулась сцена, будто в театре. Он увидел себя, еще молодого человека, сидящим за рабочим столом. Вокруг суетились сотрудники, а рядом с ним справа и слева стояли неземные жители. Вид одного был прекрасен, другого мерзок.

Ангел: Если есть рай и ад, то нужно попробовать не попасть в ад после смерти! Сходи в церковь!

Виталий: Ну, схожу в церковь, и что? Чтобы попасть в рай, нужно соблюдать все заповеди, а я не смогу.

Бес: Да и кто сможет? Чтобы все соблюсти, надо продать все, отдать бедным, одеться в рубище или черные одежды и питаться сухарями с водой.

Ангел: Не думай о сухарях! Просто сходи в церковь, покайся, чтобы Господь простил тебе то, что ты уже наделал.

Виталий: Пожалуй, это не трудно. Здорово, если Бог простит мне грехи так просто и безболезненно.

Бес: Совсем не безболезненно! У тебя такие постыдные грехи, как можно рассказывать такое чужому человеку? Он, конечно, осудит тебя и обругает. Это же надо пойти, унизиться. И перед кем? Перед попом! Все говорят, что попы больше всего и грешат!

Ангел: Иди, расскажи грехи на земле, и Бог их простит на небе!

Бес: Не простит, они слишком отвратительны!

Ангел: Твои грехи не более чем человеческие! У многих такие же грехи, и Бог прощает. Он и убийц прощает, только бы покаялся! Господь любит всех людей, и очень хочет всех спасти!

Бес: Правильно! Если твои грехи не такие ужасные, а Бог столь милосерден, то он и так простит.

Виталий: Логично!

Ангел: Разве в таком деле можно полагаться на авось? А если погибнешь? Просто пойди и расскажи священнику грехи! Это не сложно!

Виталий: Как-нибудь схожу.

— Вспомнил, — грустно потупился Виталий.

— Ну что, сходил как-нибудь? — поинтересовался Ангел.

— Я думал сходить в старости, после того, как погрешу еще.

— Значит, ты не был таким атеистом, каким выставлял себя перед другими? — спросил Ангел.

— Нет. Я не был атеистом. Просто понимал, что слишком привязан ко греху, это сильнее меня. Заявить, что я верующий, и продолжать ту жизнь, которую я вел, было равносильно признанию своей слабости и зависимости.

— Поэтому с этого признания и начинается покаяние! — вмешалась бабушка. — И поэтому покаяться трудно. Хоть атеисты любят говорить, что легко, что верующие лицемеры. Согрешил, исповедался и опять грешишь. Но самим-то насмешникам, когда до дела доходит, исповедать грехи свои почти невозможно. Ибо вершится это таинство только через смирение. Смирение для богохульников — вещь невозможная. Вот ты бы пожалел о своих грехах, рассказал бы на духу, даже если думаешь, что не можешь от них избавиться. Обратился бы к Богу, он бы помог исцелиться от зависимости. Но помешала гордость. Обычное дело!

— И теперь я пойду в ад со всеми своими грехами! — подытожил Виталий. — Интересно, как там?

–Ты обязательно это увидишь! — ответила бабушка. — Но у нас еще есть время. Пойдем, я накормлю тебя. Бабушки больше всего на свете любят кормить внуков. А ведь ты у меня единственный родной внук. Так что доставь мне удовольствие!

Бабушкина улыбка осветила Виталия, и казалось, проникла к самому сердцу. Шолохов заметил, что они идут по чудесному лугу среди цветов и бабочек, идут к новому великолепному строению.

— Ничего себе у вас домик! — воскликнул Виталий, — это что все во внутреннем дворике?

— Дом большой, — ответила бабушка, — за месяц не обойдешь! А то здание — трапезная.

Чтобы попасть в трапезную, нужно было пересечь огромный, почти бескрайний луг. При жизни Виталий не любил ходить, даже в булочную ездил на автомобиле. Но сейчас он бы согласился идти по этому лугу тысячу лет. Да, Шолохов без преувеличения готов потратить всю вечность на этот путь! Его босые ноги ступали по мягчайшей, как пух изумрудной траве. Пораженный Виталий вдруг осознал, что она живая! Упругие стебли бережно поддерживали его ноги, будто помогали, облегчая движение. Травы отличались разнообразием, тысячи и тысячи видов! На земле таких не встретишь. Золотистые колосья обнимали щиколотки, будто игривые щенки. Другие колосья напоминали бархат, их головки венчали цветы, отдаленно похожие на земные розы. Белые, пурпурные, радужные — они раскрывали навстречу путникам свои диковинные лепестки.

Неожиданно бабушка скрылась в разноцветном вихре. Воздух вокруг Виталия стал цветным и живым. Прошло пару секунд, прежде чем он понял — это бабочки! Неземные красавицы, только что почивавшие на луговых цветах, завидев людей, радостно устремились им навстречу.

Восторг наполнил сердце Виталия. Да, у него осталось сердце. Бесплотное сердце, которое жило где-то в бесплотном теле. И оно трепетало, как легкие крылья бабочек. Умерший уже готов был раствориться в счастье, в этом вихре летающих цветов, когда его, как стрела, пронзило сладко-горькое воспоминание из далекой юности.

Он хотел покорить девушку, ту самую, которую и погубил потом. Друг посоветовал приготовить для нее романтический подарок, перед которым, по его словам, не устоит ни одна девушка. Виталий добыл коробку от обуви, вытрусив из нее мамины туфли. В коробку положил сорванную в палисаднике у тети Нюры розу и листок с переписанными от руки стихами Фета. Там же, в палисаднике, он выловил банкой бабочку-капустницу и посадил в коробку.

— Открой! — попросил он девушку и, страшно волнуясь, протянул коробку.

— Что это? — недоверчиво разглядывала она коробку.

— Это сюрприз.

— Мышь?

— Почему ты обо мне так плохо думаешь? — обиделся Виталий.

— Потому что ты известный хулиган!

— Открой, и ты поймешь, что это не так.

Все еще опасаясь, девушка открыла коробку. Ее брови поползли вверх.

— Бабочка? Бедненькая! Почему она не улетает? Ты не повредил ей крылья?

Виталий наклонился над коробкой. Локон девушки коснулся его щеки, и лицо парня моментально вспыхнуло. Оправившись, бабочка вспорхнула и исчезла в небесной выси. Молодые люди проводили ее полет восхищенными взглядами.

— Прочитай, это для тебя! — дрожащим голосом произнес Виталий.

Девушка взяла в руки листок, пробежала глазами по строчкам, и выражение ее лица смягчилось. Взглянула на Виталия уже по-другому, улыбнулась и тихо выдохнула:

— Спасибо!

Виталий помнил это стихотворение яснее, чем когда-либо. И теперь оно наполнилось для него совершенно иным смыслом.

Ты прав. Одним воздушным очертаньем

Я так мила.

Весь бархат мой с его живым миганьем —

Лишь два крыла.

Не спрашивай: откуда появилась?

Куда спешу?

Здесь на цветок я легкий опустилась

И вот — дышу.

Надолго ли, без цели, без усилья,

Дышать хочу?

Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья

И улечу.

Тогда, в юности, Виталию казалось, что это стихотворение о кратковременной земной любви, теперь он ясно понимал — оно о всей земной жизни. Кто бы мог подумать, что вся жизнь даже не пролетит, а мелькнет на мгновение, как крыло бабочки. И вот — нет ее.

Изнемогая от душевной боли, он упал в траву и заплакал. Райские колосья обняли его, как любящая мать, травы нежно гладили по голове. Две лазурные бабочки приземлились на щеки Виталия и смахнули его слезы своими крылышками.

— Вот ты где! — услышал он голос бабушки над головой. — А я тебя потеряла! Почему ты плачешь в месте, где нет печали и воздыхания?

— Бабушка, каким же я был дураком! — с горечью ответил Виталий.

— Ум здесь ни при чем. Умом господь наградил тебя недюжим, — возразила она. — Не плачь, милый, не сокрушайся. Еще не все потеряно. Пойдем, отдохнешь, подкрепишься, а потом в бой, с новыми силами.

— В бой? — удивился Виталий. — Разве я не проиграл битву?

— Не могу знать этого определенно, но готова бороться за тебя дальше. Я пойду с тобой в ад.

— Правда? Бабушка, ты это сделаешь? Я бы никогда добровольно не согласился уйти отсюда, даже на минуту. Тем более в ад!

— Солнышко мое, — улыбнулась молодая бабушка Виталия. — Рай — это не место. Рай — это любовь! А она всегда со мной. И я рада, что могу проявить свою любовь, пожертвовав чем-то для тебя. Лучшей награды не может быть.