Гридя – вдовий сын

Юлия Валерьевна Санникова, 2023

Семеро холмогорских витязей посланы за молодильными яблоками в дальнюю страну. С ними и Гридя, вдовий сын. Путь, хоть и торный, но не близкий. Опасности, подстерегают их на каждом шагу. Охраняет молодильные яблоки трехголовое чудище, которое нужно победить.

Так начнем рассказ сей.

После потопа, случившегося за тысячу лет до описываемых в этой книге событий и унесшего много жизней, государи, правившие каждый своим племенем, разделили Великую Долину. Горы достались бессмертным серафинам. Чертям и разной нечисти, тоже живущей вечно, если только не убить их намеренно, оставили непроходимые чащи, болота и лесные реки. Люди же получили поля и равнины.

По прошествии времени умножились люди на земле, разошлись по Великому Долу, сели по разным местам и строили города большие и малые. И называли те города по имени мест, где сидели. Так один нарекли Холмогорами, так как город возник на холмах. Другой поставили за Гнилым лесом, и, потому что жители промышляли бортничеством — добывали мед у лесных пчел, — окрестили Медыней. Третий назвали Зыбун, поелику стоял он в окружении зыбучих, топких болот.

Когда широколицые кочевники с юга напали на северные народы, и поселились среди них, и притесняли их, то некоторые северяне пришли и сели у моря Сиверского, с берегов которого в ясный солнечный день пристальным оком можно разглядеть ледяной материк. И построили тут город, прозванный Студенец. А иные, самые отважные, сошли в ладьи и поплыли дальше.

С севера на юг Великой Долины лежит дорога прямоезжая. От замерзшего моря, волоками спускается она к стольному граду Холмогорам; по мосту, построенному в незапамятные времена, бежит через речку Волчанку; петляет через Гнилой лес и Медыню; забирает в горы, где обитают псоглавцы и солончаковая нечисть. Тянется сквозь Медвежью гору и село Вареж и приходит, наконец, к Алатырскому морю, посреди которого стоит Латырь-остров. Остров тот заколдован, — на нем, по рассказам сведущих в таких делах, обретаются души умерших людей и бессмертных, павших в бою или от болезни.

Племена Великого Дола имели свой уклад и чтили законы предков. Каждое отличалось особенным нравом. Люди жили кротко и тихо, слушались старших, хлеб насущный добывали в поте лица. Весной сеяли жито. Летом сходились на торжища, строили жилища; доказывая верность старинной пословицы, подготовляли сани. Осенью собирали урожай, запасались припасами для себя и скотины. С приходом холодов плели лапти, ткали холсты, чинили инструмент и готовили телеги, в наступивший им зимой черед.

Нечисть жила обычаем звериным, по-скотски: болотные черти и русалки убивали лесовиков и кикимор, и все они питались гнильем и падалью, свадеб не играли, невест и жен умыкали, случалось, что воровали людей, бранились при родителях и детях. И если кто из бесов умирал, то устраивали шабаш. Вкруг мертвеца водили черного козла, ведьмы прилетали и носились в ступах, покойника привязывали к колоде и бросали в огонь.

Русалки развлекались так: по ночам выходили из воды, садились под деревьями, расчесывали рыбьими гребешками длинные свои волосы и пели, завлекая путников. Околдованные пением ничего не подозревавшие прохожие спускались к речке, бесовки хватали их за шеи и щекотали до смерти. Бездыханные тела и сейчас находят иногда в глухих местах по берегам рек.

В хрониках серафинов, крылатых вечно живущих созданий, записано, что их Великий Отец, спускавшийся с небес на землю лишь однажды, заповедал: не распутствовать, не красть, не клеветать, не убивать и не творить никакого зла. Потому племя это, называемое иначе аггелами или белогорцами, по заветам отца и из смирения перед волей его не едят мяса, пьют мало вина, осуждают всякую жестокость и творят добрые дела. Главное занятие их — поиск мудрости и знания. На досуге они музицируют, рисуют, воздвигают храмы, возделывают сады, чертят карты, следят за повадками птиц и зверей, наблюдают за звездами и кометами, потому что обитают в горах, на неприступных вершинах, в царстве вечных снегов, откуда до небесного купола рукой подать. Единственное желание серафинов — обретаться в мире меж собой и с соседями, не вмешиваясь в чужие дела.

Люди же в те далекие времена жили каждый сами по себе и управлялись старшими в своих родах. И не было между ними дружбы, и встал род на род, и город на город. И завязалась усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали старшины: «Найдем князя, пусть правит нами и судит по закону, раз мы никак не договоримся». И пошли на север, к предкам нынешних гипербореев и сказали им: «Край наш широк и обилен, а порядка в нем нет. Приходите и властвуйте над нами».

Править пожелал некий князь по имени Магнус. Собрал дружину, взял жену и детей, пришел, и сел в Холмогорах. И сделал Холмогоры столицей.

Взойдя на трон, он решил править с намерением никого не обижать, но не давать пощады подстрекателям к насилию и бунтовщикам. В десятый год княжения он казнил Рахмана-разбойника тем же самым способом, каким Рахман погубил многих путников. Он кричал и свистел им в уши страшным звериным криком, отчего несчастные умирали, словно от удара молнии.

Дикий кабан, поселившийся в лесу у Берендеева посада, был воинственным и свирепым противником. Он опустошал окрестности и наводил ужас на жителей. Мангус с пятью верными воинами, подстерег его и прикончил. Некоторые, правда, утверждают, что кабана убили посадские, насадив его на рогатину, и десять домов питалось мясом его в течение недели, так велик был зверь. А Мангус, мол, о кабане и не подозревал.

Пришло время и умер Мангус. И было лет ему всего шестьдесят восемь, а правлению его — тридцать три года. В Холмогорах до сих пор сохранился скромный могильный камень с надписью «Князю Мангусу». Правление Мангуса осуждали многие достойные люди, но не меньшее число не менее достойных людей восхваляли его царствие. В самом деле прожил он нисколько не чище и не благороднее многих государей.

У Мангуса было трое сыновей и одна дочь. Перед смертью князь роздал сыновьям города: старшему — Ингварю — достались Холмогоры, среднему Ингольфу — Глухово, младшему Сигерду — Дудень. Дочь Регину выдал за рогожского князя. Сыновьям наказал он жить в мире и согласии, в противном случае, грозил гневом богов и неисчислимыми бедствиями, которые обрушатся на братьев и города их, если примутся они враждовать друг на друга.

Через месяц после смерти родителя пошел Ингольф войной на Ингваря, уговорив меньшого брата Сигерда прийти к нему с дружиной. В своей вотчине Глухове он потребовал в войско всех юношей, которым исполнилось восемнадцать лет. Матери при этом плакали плачем великим, не надеясь увидеть сыновей живыми.

И с этими всеми пошли Ингольф с Сигердом на конях и ладьях, и было ладей числом две сотни. И пришли к Холмогорам и потребовали от Ингваря сдаться. Ингварь и советники его, узнав что идет на город сила великая, протянули тремя ладьями с одного берега на другой пудовую цепь и замкнули город. Затворили все входы и выходы, собрали жителей и велели стрелять по врагу из луков, а если полезут на стены по приставным лестницам, то поливать расплавленной смолой и кипятком. Лестницы же баграми отталкивать прочь.

И вышло войско из ладей на берег, и начали воевать люди с людьми, и много убийств сотворили в окрестностях, и сожгли множество домов, и деревни с посадами порушили. А взятых в плен, одних мечами изрубили, других замучили, иных же стрелами калеными поразили, а некоторых потопили в Лебедянь-озере. И много другого зла причинили Ингольф и Сигерт Холмогорам, как обычно делают враги.

После этого повелел Ингольф воинам натесать бревен и поставил ладьи на бревна. Когда подул попутный ветер, подняли они паруса и покатили к городу. Бывшие в Холмогорах, увидев это, испугались и сказали князю: «Отдай брату город, а не то погубит он нас. А отдашь — живы будем».

И решился Ингварь на хитрость. Задумал он для виду помириться с братом, и отправил ему хлеб и вино, верным залогом мира и братской любви. В душе же лелеял злой умысел. В пищу был добавлен яд, которым послужила вода, стекающая, как роса, по каплям из черной скалы близ Гнилого леса. Ее собирают и сливают в ослиное копыто. Ни в чем другом хранить эту влагу нельзя, ибо она разъедает любой сосуд.

Ингольф даров не принял, потому как догадался, что они отравлены. Крепко испугался тогда Марк, и сказал: «Это не брат, но волк лютый, посланный мне на погибель». Имя Ингольфа и вправду происходит от волка.

Делать было нечего. Князь Ингварь приказал открыть ворота и впустить в город братьев с дружиной.

Жители молили вошедших не губить стольный град Холмогоры, не рушить храмы златоверхие, не кропить кровью землю-матушку. Обещали ежегодно платить черную или народную дань. Выносили хлеб с солью и кланялись в пояс, встречали ласково. Ингольф, едва войдя в город и отмахнувшись от хлебосольства, поднялся в палаты княжеские и убил брата своего Ингваря, по старшинству и праву сидевшего на столе родителя, князя Мангуса, а тело выбросил на задний двор собакам. Сигерд, видя это, испугался и бросился бежать, рассудив здраво, что за Ингварем последует его очередь. Но мужи Ингольфа — Труян и Фрелав — схватили его и ударили мечом, и били, пока не прибили до смерти.

И исполнилось прорицание князя Мангуса, и постигла беда людской род.

И стал Ингольф княжить в Холмогорах, а по селам и посадам поставил воевод ближних. И был он в мире со всеми, и ни с кем не воевал, жизнь вел ровную, но праздную, для государства мало полезную. Охотился, и занятие это приятным образом напоминало ему воинскую деятельность, а большей частью маялся бездельем у себя в тереме. И свозили к нему со всех концов множества меда, и пил он его, и пьянел, и было ему от того только хуже.

И пришла зима, и замыслил князь пойти на смородинцев, потому говорили, что с них можно взять богатую дань.

Среди дружинников княжеских разгорелся ожесточенной спор, одни считали, что смородинцы облачились мехами и дорогим оружием, в то время как они голы как соколы. Упрашивали Ингольфа: «Пойдем, князь, с нами, добудешь дани и себе, и нам». Вторые, миролюбивые и веселые, утверждали, что дела нет им до смородинцев, пусть те хоть в парчу и бархат рядятся и мечи из золота куют, то до них не касается.

Князю пришлись по душе речи первых, и пошел он в землю смородинцев за данью и взял много золота, серебра и паволок, так что досталось на всех его воинов и хватило бы еще на тысячу. И творила насилие дружина его: у тех кто добром отдавал нажитое — забирала все дочиста, сопротивлявшихся же била нещадно, а иных топтала конями или секла саблями как траву. Отпустили лишь тех, кто обещал принести еще больше. Набрав богатства, пошел Ингольф назад в Холмогоры. На обратном пути, поразмыслив, сказал мужам: «Возвращайтесь домой, а я здесь еще порыскаю». И отпустил их восвояси, а сам с небольшим отрядом остался, ожидая себе большой поживы.

Смородинцы, узнав, что Ингольф повернул и намерен их снова грабить, придумали его извести. Они знали, где князь раскинул шатры, и послали туда одного смелого юношу, сына кожемяки. Отец сделал ему мягкие сапоги, и тот ступал в них по земле неслышно, точно по ковру. Юноша пробрался в лагерь и задушил князя, а с ним и ратников его, да так, что никто не пикнул, и ни одна собака того не услышала.

И оставили тела без погребения, и лежат бренные кости Ингольфа где-то на реке Смородине, и никто про них не ведает.

Получив известие о смерти Ингольфа, сел в Холмогорах княжить его законный сын Юрий по прозвищу Косматый, он отрастил огромную бороду, не снимая носил потрепанный солдатский корзень и всегда имел злой и угрюмый вид. Двое младших сыновей, рожденных Ингольфом, как утверждают некоторые, посредством волхования от нечистой, поехали странствовать и добыть себе волости. Средний Олег набрел на землю теребовичей и основал в ней столицу — Торбов. Младший княжич, Ивор сошелся с кочевниками-согдяками, женился на дочери кагана, и задумал воевать восточные земли.

Однажды согдяк, именем Безек, старший сын того кагана пошел войной на соседних будунов. В то время Олег, охотившийся в лесу неподалеку, заметил царского отпрыска и спросил своего воеводу: «Кто это?». И ответил ему тот: «царевич Безек». И напал на него Олег, и убил его, потому что сам захотел взять дань с тех людей. И поднялась вражда между Ивором и Олегом, и убеждал каган Ивора, горя жаждой мести за сына, чтобы тот пошел на брата и захватил город его.

Прошел год, и пошел Ивор не на Торбов, где правил Олег, а на Холмогоры, где правил, как мы помним, другой его брат, старший в роде — Юрий. И затворился Юрий с дружиной в кремле. И стал Ивор на другой стороне города, у переправы, в пределах полета стрелы, и привез тараны стенобитные и перевесы приступные, и начал метать камни, рассчитывая с первого же удара разбить и истребить врага.

Юрий и дружина его сражался крепко, но жители начали изнемогать. Послали к Ивору спросить: «Зачем ты воюешь с нами. Что мы тебе сделали?» На что тот ответил: «Не вас мне надо, но брата моего». И вспомнили холмогорцы: то же самое было при родителе князя — Ингольфе, и еще раньше при Ингваре, которого тот самый Ингольф убил. И решили жители, что хватит с них братоубийства, сыты они им по горло.

Одна женщина именем Марфа пришла ночью в стан кочевников, велела проводить себя к начальнику, и, войдя в шатер Ивора, сказала: «Брат твой каждый день ночует на Чуриловом дворе, а я у него стряпухой. Если выберешь из твоих воинов побелей, да порумяней, похожих на княжьих прислужников, провожу их до самой его спальни». Ивор же, услышав это, тотчас позвал сына, коему в то время едва минуло четырнадцать лет, и приказал следовать за Марфой, вложив тому в руку ножичек. Мальчик проник в опочивальню к князю Юрию и зарезал его. Жители отворили ворота и впустили кочевников.

Ивор с дружиною вошел в город, расставил караулы на всех высотах и башнях, посмотрел на дома, и сады, и кремль белокаменный, и сказал: «Славный у вас город, хочу здесь княжить». Услышав это, опечалились жители, и ответили ему: «Не хотим больше князей, хотим сами собой владеть». Ничего не ответил на это Ивор, но разместил воинов своих по домам и дворам, и велел жителям кормить и поить дружину его, и обложил тяжелой данью. А тех, кто не соглашался с несправедливостью, повесил на городских воротах. И был Ивор словно бешеный зверь, который никак не насытится убийствами и кровью. Каждый день выдумывал новые еще более тяжкие повинности и жестоко карал жителей за малейшую ошибку. Тюрьмы были переполнены, плотники не успевали строить виселицы, куда каждый день отправляли новых смутьянов и изменников.

И возмутились холмогорцы, а больше всех Марфа-стряпуха, ведь это она привела кочевников в город, и взбунтовались. Вооружились вилами, косами, топорами и в одну ночь перебили всех согдяков, а Ивора с сыном посадили в лодку и пустили по реке с наказом никогда назад не возвращаться.

Сделав так, холмогорцы от мала до велика собрались на торжище и положили: дела отныне решать общим собранием — вечем, а созывать к нему будет колокол на Дозорной башне, от этого прозванный вечевым. В том собрании могли участвовать все жители города, достигшие совершеннолетия, и бабы, и мужики без различия. Для писания законов избрали городской совет из двенадцати человек, которые заседали пять лет, а по завершении срока на их место приходили новые. Тот же, кто служил народу доблестно и благородно, действовал разумно и осмотрительно, как нельзя лучше для благой цели, даже вслед за жестокой неудачей, оставался в городском совете еще на столько же.

И с тех самых пор не было больше в Холмогорах князей, прекратились война и междоусобицы. И правил страной справедливый закон, а не мятежный вождь, который, возбуждаемый страстью к приобретению власти и богатства, прибегает к насилию и в одну минуту делается палачом и деспотом.

И жили люди в Холмогорах с тех самых пор промеж себя в мире и согласии.