Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

Юлия Андреева, 2020

Представляем новый детектив Юлии Андреевой, мастера исторического романа, автора популярных книг: «Последний рыцарь Тулузы», «Палач, сын палача», «Фридрих Барбароса» и многих других. Как связаны между собой похищенная фрейлина, обезглавленная служанка и пропавший девять лет назад жемчуг императрицы? Все это предстоит расследовать шестнадцатилетнему дознавателю Степану Шешковскому, чья злосчастная звезда вот-вот взойдет на небосводе российского сыска.

Глава 11. Фредерика

9 ФЕВРАЛЯ 1744 года невеста Петра Федоровича София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская прибыла в Москву в сопровождении своей матери Иоганны-Елизаветы герцогини Гольштейн-Готторпской. На церемонии встречи, происходящей в Покровском, как это водилось за Ушаковым, внезапно оторванный от следствия Степан сопровождал своего непосредственного начальника, который специально выхлопотал для молодого человека разрешение находиться там на правах своей свиты. Впрочем, столь высокого доверия Шешковский был удостоен не за какие-то его заслуги, а исключительно для того, чтобы Андрей Иванович мог хотя бы издали показать ему тех, кто мог оказаться косвенно причастными к знаменитой краже. Разумеется, Ушаков не уполномочивал молодого следователя общаться с сильными мира сего, и то, что он все-таки допросил родственницу императрицы статс-даму Чоглокову, было исключительно его инициативой, на которую, впрочем, начальник теперь смотрел сквозь пальцы. Общаться с членами императорской фамилии или особами приближенными собирался сам Андрей Иванович на пару со своим пасынком Апраксиным, который благодаря дружбе с Бестужевым приобрел известное при дворе влияние. Впрочем, у кого-то приобрел, а кто-то теперь держал Степана Апраксина под подозрением, так что отец и сын, посовещавшись, разделились таким образом, чтобы Степан Федорович общался с партией благоволившего к нему канцлера, который вместе со своим другом и сподвижником Иваном Антоновичем Черкасовым^[49] открыто поддерживали связи с Венским, Саксонским и Английским дворами. Ушаков же был вынужден терпеть общество представителей партии маркиза де ла Шетарди^[50], Михаила Воронцова^[51] и графа Лестока, которые поддерживали Францию, Швецию и с некоторыми оговорками Пруссию. Что, впрочем, не мешало Лестоку и Шетарди откровенно выступать за французскую принцессу Маргариту, а Воронцову стоять за Фредерику и против партии Бестужева, и против собственных однопартийцев.

— Вот он сам Михаил Илларионович с супружницей Анной Карловной, между прочим, урожденная Скавронская, двоюродная сестра Елизаветы Петровны, вишь как похожи. Статс-дама, все как положено. С Чоглоковой ты уже и без меня познакомился, тоже родственница, и также следует быть предельно внимательным. В позапрошлую зиму государыня повенчала Анну Карловну с Михаилом Илларионовичем, такую свадьбу гуляли, а теперь у них доченька Аня^[52]. И Чоглокова в тот же год со своим Николай Наумовичем под венцом стояла, аккурат после Воронцовых, на ближайший мясоед.

Заметь, Анна Карловна не просто кузина, а подруга из тех, которые в любое время дня и ночи, ну, может, не в любое, но, в общем, могут и сами наведываться, и люди от них постоянно письма-записочки приносят. В общем, наматывай, Степка, на ус, запоминай. Чоглокова так и вовсе безотлучно при высочайшей особе, и она, и муженек ее, вот не знаю почему, но не по душе мне этот Наумыч. Служит камергером у великого князя, но к супружнице своей то и дело забегает, и она к нему. Я это к тому говорю, что люди ко всему привыкают, и наши свидетели тоже. Заладят одно и то же, мол, никого посторонних не было, никто не заходил, записок не присылал, а начинаешь копать — так их там как воров на Сытном рынке. Вопрошаешь, как так, почему на прошлом допросе не сказали, а они руками разводят: «да какой это посторонний».

Мимо них в зал прошли похожие друг на друга, точно родные братья, лакеи в красных ливреях с золотыми позументами, все в одинаковых белых напудренных париках и белых же чулках.

— Первая красавица столицы, да что там, пожалуй, империи, Екатерина Смарагда Кантемир^[53]. Двадцать четыре года, не замужем, так как медикусы ей давным-давно напророчили, что детей у нее не будет, да и сама хорошо коли до тридцати лет доживет. Оттого Елизавета Петровна ее с замужеством и не торопит. Сам знаешь, от этого дети случаются, а вот как раз рожать-то ей и нельзя.

— Что за имя такое — Смарагда? — Степан с трудом оторвал взор от удаляющейся красавицы.

— Дочь молдавского господаря князя Дмитрия Константиновича Кантемира^[54]. При дворе ее принято называть Екатерина Дмитриевна. Батюшка ее принял русское подданство и получил от Петра Лексеича титул Светлейшего Князя, женился на Анастасии Трубецкой^[55], да вот незадача, помер, когда доченьке всего четыре годика было. С тех пор воспитывалась в доме своей матери и ее побочного брата Ивана Ивановича Бецкого. Ты его еще увидишь. Человек образованный, ученый. Намедни досье на него листал и выяснил одну замечательную пикантенку, принцесса-невеста… а впрочем, позже расскажу. Вот, гляди да не отворачивайся, после первой красавицы первый урод государства, злющая баба, даже я ее сторожусь, чур меня совсем, супруга Петра Ивановича Шувалова. Вот он сам в шелковом светло-фиолетовом кафтане французского покроя.

Опираясь на руку достаточно привлекательного супруга, по лестнице поднималась невысокая толстая дама с короткой шеей и одутловатым, синюшным как у завзятой пьяницы, лицом.

— Мавра Егоровна Шувалова, между прочим, из рода Шепелевых^[56]. Ты мог по незнанию допросить Чоглокову, и она никому даже не подумает наябедничать на тебя, ибо обиды в том не усмотрит. Мог сунуться к Екатерине Дмитриевне, но упаси тебя бог нарваться на Мавру Егоровну. Мне докладывали, — Ушаков придвинулся к самому уху Степана, — что чудище добилось доброго расположения государыни исключительно тем, что владеет каким-то особо приятным массажем ног. Впрочем, это сплетни, важнее знать, что означенная образина с детства на придворной службе, сначала камерюнгферой при цесаревне Анне Петровне. Затем фрейлиной при ней же в Голштинии. Угу, днем фрейлина и лучшая подруга госпожи, а ночью полюбовница ее мужа. В ее деле есть письмо, писанное самой Анной Петровной, когда та распознала неблагодарный нрав своей любимицы, так там она жалуется сестре на то что, мол: «Герцог и Маврушка окончательно опошлились. Он ни одного дня не проводит дома, разъезжает с нею совершенно открыто в экипаже по городу, отдает с нею вместе визиты и посещает театры». Так-то. Самое удивительное, что когда Анны Петровны не стало, злосчастная Маврушка и не подумала загинуть в худородной Голштинии, а вернулась в Россию и, видишь ли, сделалась статс-дамой, да еще и вышла замуж за Петра Шувалова! Так что ты не смотри, что урод, урод да не тот, что за себя постоять не сможет.

Шешковский с удивлением проводил глазами странную пару, заметив напоследок, как ладный и пригожий Шувалов послал воздушный поцелуй какой-то даме.

— Ох, подвел ты меня, Степка, знал бы, какого ты дурака сваляешь, взашей бы прогнал, а не расследование наиважнейшее поручал.

Дурака Степан Шешковский действительно свалял преизрядного: вместо того, чтобы проверить, заперта ли в своей комнатке Айдархан, отчего-то свято поверил Чоглоковой, ее уверенности, предусмотрительности да знанию жизни. Список лиц, которых следовало опросить, был только начат, и, не обнаружив бурятки у дознавателя Синявского, Степан отправился по своим делам, полагая, что уж кого-кого, а сидящую под домашним арестом девушку он гарантированно не упустит. Так был уверен в своей правоте, что даже со своим коллегой парой слов не обмолвился. И что же, Айдархан и не подумала спуститься в зимний сад, а вместо этого вышла из дворца и, должно быть, направилась на встречу со своей подружкой, предположительно Самохиной. Должно быть, увидела, что в зимнем саду целая очередь собралась, да и решила, что успеет обернуться, не навлекая на себя гнев строгой крестной. И что теперь?

Обезглавленное тело Айдархан Степану пришлось осматривать буквально на другой день. Страшная находка обнаружилась в пожарном пруду недалеко от Александро-Невского монастыря. То есть сначала в воде было обнаружено тело, а затем страже удалось отыскать зарытую неподалеку голову девушки.

Преступник или преступники привязали груз к талии жертвы, но веревка оказалась ненадежной, груз пошел ко дну, и тело всплыло.

Степан участвовал в опознании и подтвердил, что узнал Айдархан. Отмытое от земли лицо казалось распухшим, Степану пришлось буквально заставить себя рассмотреть линию разреза на изуродованной шее и сделать заключение, что душегуб не отпилил и не отрубил, а именно отрезал голову, что, как известно, обычному человеку не под силу. Получалось, что искать следует медикуса или хотя бы мясника. Потому как пилой любой дурак может отпилить голову, топором тоже сила есть — ума не надо, а вот ножом… тут как минимум нужно знать, как расположены позвонки…

Степана мутило, он худо-бедно закончил осмотр и, разрешив приготовить покойницу к погребению, накропал отчет, который тут же отвез Ушакову.

Вот из-за этого самого отчета нынче Андрей Иванович злой как собака. А все почему? Да потому, что, осмотрев голову, Степан постеснялся снимать с девушки платье и разглядывать обнаженное тело. Мало того, не пригласил более опытного следователя или медикуса и даже ничего не заподозрил, когда застал плачущего в саду у дворца брата Айдархан Бадархана. Парень лил слезы, прижимая к груди крошечные зеленые сапожки сестренки. Когда Степан поравнялся с ним, лакей поднял на него полные слез глаза, посетовав, что в воде ножка сестры разбухла, и теперь невозможно надеть на нее ее любимые сапожки.

Когда, уже добравшись до Ушакова, Степан только вскользь упомянул этот, с его точки зрения, незначительный разговор, Андрей Иванович буквально вскочил с места, схватил Степана за шиворот и вытолкнул за дверь. Обычно такой степенный и рассудительный Андрей Иванович на этот раз вылетел из дома, лишь в последний момент выхватив из рук подоспевшего слуги треуголку и на ходу пристегивая шпагу.

— Крошечная ножка сделалась большой? Золушка оказалась подделкой? — вопил он, подталкивая окончательно сбитого с панталыку Степана то в бок, то в плечо, отвешивая ему оплеухи, а то и намереваясь отодрать за уши. — Крошечная ножка! Ты уверен, что покойница Айдархан? — Крикнул он прямо в лицо Степана, брызгая на него слюной, когда молодой человек занял место в карете напротив своего патрона.

— Как бог свят! Уверен! Не извольте усомниться, Андрей Иванович! Как можно перепутать. Я ведь только вчера с ней общался, ну, как вот теперь с вами, как бы я попутал, если бы.

— Типун тебе на язык! Холера! Вишь ты чего удумал, меня опознавать. Так, может, сапожки не те?

— И сапожки те самые, я их разглядывал. Айдархан еще сказку рассказала, которую Петр Федорович хотел на сцене поставить. Я ее в отчете изложил.

— Но раз Золушка подлинная и туфельки ее всамделишные, отчего же тогда они друг с другом не сочетаются? — продолжал неистовствовать Ушаков. — Чему я тебя, дурня, учил?

— Не знаю…

— А вот я знаю. И даже могу предсказать, что когда мы доберемся до места, там не только туфелька будет не в пору, а пожалуй, и платьице. Хотя саван бывает и весьма широк. Сам догадаешься или объяснять? Да следователь ты, в конце концов, или дешевый приблуда? Пользуешься, стервец, моим благодушием! Не могешь? Не справляешься, сопля зеленая? Так и скажи, до смерти будешь на запятках карет настоящих следственных дел мастеров ездить, в кабаках речи пьяные слушать да донесения кропать.

Степан потупился, от ушаковских пощечин в голове звенело, щеки горели огнем.

Они вошли в холодную, в которой недавно Степан оставил несчастную Айдархан. Рядом с уже раздетой покойницей шустрили две, как ему показалось, одинаковые женщины в темных платьях и кожаных фартуках, готовили тело к обмыванию. Скучающего вида пожилой господин, по виду гробовщик, ожидал своей очереди снять мерки с трупа. Двое молодых охранников, оставленных Степаном надзирать за порядком, должно быть, так и не решили, кому находиться при покойнице, а кому на входе, теперь в присутствии Ушакова запоздало пытались выказать служебное рвение.

— Вот что, служивые, — ласково подозвал их Андрей Иванович, — давайте-ка вы двое, — он не глядя поманил охранников, — один берет деву за ноги, другой за плечи и кладет вот на этот стол, ага, именно сюда, а вы, матушки, свету побольше принесите. Ну, прямо все, что есть в наличии. Потемки здесь ни к месту. — Под начальственным тяжелым взором охранники на трясущихся ногах подошли к телу, и тут же тот, кому выпало поднимать девушку за плечи, грохнулся в обморок.

— Пустая порода, мякина, — выругался Ушаков. Послушные его воле женщины принесли несколько подсвечников и зажгли огонь. За обмывальщицами шел невысокий сутуловатый старичок в черном английском сюртуке и коротком паричке, в каких обычно ходят мастеровые. Это был любимый ушаковский делопроизводитель и секретарь Канцелярии Прокоп Прокопович. Почтенному старцу давно уже пора было сидеть дома да внуков, а то и правнуков нянчить, но тот все не оставлял службы, и начальник не торопил долгожителя отправиться на покой. Каким образом старейший служитель Тайной канцелярии догадался, что его начальник именно сейчас прибудет на осмотр трупа, было непонятно.

— Здравствуй, Прокопыч. Бумага, чернила при тебе? Устраивайся где удобно и фиксируй происходящее. — Андрей Иванович подтолкнул Степана к трупу, и тот, борясь с позывами рвоты, заступил на место «павшего». Недовольный Ушаков, не дожидаясь помощи от своих помощников, сам перенес голову Айдархан на стол, пинком отодвинув начавшего приходить в себя парня. Впрочем, после того, как тот выказал неподобающую слабость, Ушаков даже не попросил вывести его на воздух или усадить куда-нибудь в уголок. Перешагнув через провинившегося стража, как через неодушевленный предмет, Андрей Иванович сосредоточенно смотрел на возню, которую учинили Степан и охранник у стола.

— Так, вначале соединим тело и голову. Аккуратно кладем тело на середину, так, теперь голова. Ты мне, помнится, в отчете описал только один разрез — на шее. А на теле что же? Чернила закончились?

— Так они же одинаковыми должны…

Андрей Иванович оттолкнул Степана и самолично приладил голову к тулову:

— Гляди!

Вначале Степан ничего не видел, то есть видел две грудки, пупок да поросль светлых волос внизу живота… Стоп, усилием воли он заставил себя смотреть в другом направлении и только тут, наконец, разглядел то, о чем, должно быть, с самого начала знал Ушаков. Цвет лица покойницы был более темным, нежели цвет тела. На одном из предыдущих расследований Шешковскому уже приходилось осматривать женский труп. У той удавленницы лицо тоже было темнее, но там было другое, там наличествовали синева и опухлость, а тут…

— Если на секунду забыть о том, что голова Айдархан отделена от тела и просто лежит рядом, если вообще забыть о том, что она мертва, и думать о жертве, как о живой девушке, как вы учили, — Степан с надеждой посмотрел на начальника, надеясь смягчить его каменное сердце точной цитатой. Надежда умерла раньше, чем сумела оформиться в нечто определенное. Как обычно, Ушаков был неумолим, и, вздохнув, Степан продолжил, — можно с хорошей долей уверенности утверждать, что цвет кожи лица Айдархан более темный и грубый, нежели цвет ее тела. Ее ли тела?! — пораженный собственной догадкой, Степан вытаращился на Андрея Ивановича, и тот впервые за их сегодняшнее общение заговорщически улыбнулся ему.

— Верно. Скажу больше. Если верить твоему отчету и тому, что говорил ее брат, у подлинной Айдархан и ноги были меньшего размера, и ручки, как я полагаю, не столь ухожены, как у этой… пока что неизвестной нам девушки. Эта, поди, платьев не стирала, юбок не расставляла, наряды бисером не расшивала.

— Двойное убийство?! — изумился Степан.

— Оно, притом дюже странное. Как ты считаешь, какой смысл прятать от нас тело твоей знакомой Айдархан? Что в нем было такого, чего господам из Тайной канцелярии тебе, мне, Прокопычу, Синявскому, Говорову знать не положено?

— Размер ноги… — неуверенно начал Степан и тут же заткнулся, напоровшись на насмешливый взгляд начальника.

— Только если она где-то в запрещенном месте этими своими крошечными ножками походила и следы оставила. Впрочем, во дворце, полагаю, не только эти ее сапожки сохранились, ежели пошарить, поди, и другая обувка отыщется, а по ней можно и следы опознать. Так что не подходит. Думай еще.

— А зачем прятать голову другой девушки? Подождите, подождите, я сам. — Степан обхватил ладонями виски, силясь не упустить удачную мысль. Андрей Иванович наблюдал за потугами юноши, скрестив руки на груди. — Я опознал Айдархар, потому что видел ее лицо, то же сделал Бадархан, а вот эту другую жертву мы не можем опознать как раз потому, что лица не видим. Стало быть, возможно, Айдархан убили только для того, чтобы замаскировать убийство неизвестной. Айдархан, конечно, тоже фигура не из последних, при дворе ее очень уважали и как мастерицу берегли, и надо же, чтобы вот так, глупо… только чтобы скрыть другое убийство, — он был готов разрыдаться, и Ушаков обнял своего ученика за плечи.

— Мы должны определить, кто эта неизвестная нам покойница и почему ее убили. Возьми себя в руки, Степан Иванович. Я ведь не могу все один делать. — Он легонько встряхнул юношу и предложил отпить из его фляжки.

Шешковский выпил, напиток оказался сладким и крепким, по телу разлилось приятное тепло.

— Прокопыч, составь отчет и вызови сюда медикуса. Пусть обследуют тело на предмет беременности.

— Беременности?

— Мастерица, говоришь, вытачки расшивала, это значит, что заказчица начала полнеть, а когда женщина беременеет, ей и в груди платье тесным делается, и в талии, да и в бедрах тоже. Было что при ней, что опознать можно, милые? — обратился он к, казалось, ловящим каждое его слово женщинам. — Ваши услуги понадобятся несколько позже, так что соберите вещи, которые были надеты на трупе, просушите их, только ради бога не стирайте и не чистите. Степа, а ты найдешь людей, с которыми эта самая беглая Самохина была ближе, и пусть они попробуют опознать платье, ну или тело. Работенка, доложу я тебе, предстоит нехилая. Но главное дело тут понять, как эти убийства связаны с той давней кражей? И связаны ли вообще.

— А как они могут быть связаны? — опешил Степан, вдруг обнаружив, что они уже вышли на улицу.

— Жемчуг был нашит на платье Айдархан, в краже я обвинял Разумовского, Айдархан, как я понимаю, тоже подарили ему, а вот теперь она убита.

— Так ведь мы же решили, что ее убили, чтобы спрятать другое убийство. Так?

— Да кто же его знает, как на самом деле? — Ушаков дождался, когда заметивший его кучер подал карету, и, кивнув Степану, оставил его заниматься делами.

И вот теперь, после всех этих треволнений, осмотров и свидетельств, вместо того чтобы плотно заняться двойным убийством, злодей Ушаков буквально вытащил его ночью из теплой постели, втолкнул в запряженную шестерней карету и повез в Москву. Двое суток в пути в компании готового поучать тебя с утра до ночи и с ночи до утра барина — это еще то удовольствие. Оказавшись же в Первопрестольной, Степан только и успел, что умыться с дороги в отведенной ему клетушке при Преображенском приказе, после чего неугомонный Ушаков велел ему облачиться в роскошный синий с серебром кафтан, надеть черный, пахнущий невесть чьими духами, парик и в таком замечательном виде сопровождать его на встречу с невестой наследника престола.

В любой другой раз Шешковский бы, наверное, бежал впереди запряженной четверкой сытых коней кареты начальника, глупо улыбаясь и представляя, как совсем скоро окажется в высшем обществе и увидит… Теперь его глаза слипались от проведенной в компании словоохотливого Андрея Ивановича ночи, а роскошные наряды придворных слились в одно нескончаемое полотнище, как бывает, когда долго вглядываешься в кружащуюся на ярмарке карусель.

— Алексей Григорьевич Разумовский! Да поклонись ты, бестолочь! Не дожидайся, что он сам тебя заприметит, — ворвался в сонный морок раздраженный голос Ушакова, и Степан успел склониться перед всесильным фаворитом за мгновение до того, как тот сам шагнул к Ушакову.

— Мне уже доложили об Айдархан. — Несмотря на румяна, лицо Алексея Григорьевича казалось бледным и осунувшимся. Облаченный в модный светло-голубой бархатный кафтан, фаворит казался постаревшим на несколько лет, в волосах добавилось седых нитей, губы предательски дрожали. — Андрей Иванович, ты уж споймай убийцу. Слови его, негодяя. Такую девочку загубил, каналья! Я же ее с самого детства знаю. Не чужая. А тут… мало того, что подло убил, но чтобы так жестоко… чтобы обезглавить… в пруд бросить…

— Понимаю, Алексей Григорьевич, сочувствую. Сами недавно с опознания. С княгиней Гагариной теперь мой пасынок общается, предположительно тело ее племянницы мы обнаружили рядом с головой Айдархан. Допросит Анну Васильевну и без промедления сюда, надеюсь, скоро что-нибудь прояснится.

— Здравствуйте, Степан Иванович, — казалось, Разумовский только теперь заметил Шешковского, впрочем, во всех смыслах невелика птица, хотя… отчего-то Степан был уверен, что Алексей Григорьевич блефует.

Изящно развернувшись, Разумовский покинул следователей, и тут же на его место заступил высокий и толстый пасынок Ушакова Степан Федорович Апраксин. Знаменитого генерал-аншефа еще до этого следствия Шешковский видал несколько раз в доме у своего начальника, так что лишние представления были ни к чему. На этот раз Степан Федорович приоделся в белый кафтан с маленькими обшлагами зеленого цвета, согласно моде петли были обшиты серебряным позументом с некрупными кистями.

— Анна Васильевна слегла нынче, — прикрывая рот изящным платком, так чтобы посторонние не могли прочитать по губам, — сообщил Апраксин. — Как только гонец из Тайной канцелярии к ней пожаловал с просьбой явиться на опознание, так в обморок и бухнулась. Я как раз к ней заехал, а там такое! Домоправительница ее так, бедная, издергалась, со мной буквально парой слов перемолвилась — и к госпоже. Говорит, медикус опасается, как бы удар не хватил. Сыскарь наш из Тайной канцелярии ей с три короба наговорил, а Анна Васильевна после сложных родов едва очухалась, потом от ребенка недужного не отходила, потом путешествие это утомительное, и вот теперь опознание. Одного не понимаю, нешто через меня было не передать? А теперь ее как расспросишь?

— Я не посылал! Кто посылал? — Ушаков злобно воззрился на Шешковского, но тот был не в курсе. — Разберусь. Я же изначально распорядился: к придворным — я и Апраксин, со слугами и прочей… м-м-м… шелупонью — Шешковский. Кто посмел к приближенной к особе императрицы черт-те кого посылать?

— Насчет черт-те кого не знаю, а подпись на документе вашего заместителя. Я видел. И не кричите вы так, я трех коней до смерти загнал, пока к вам из столицы добирался. На нас уже оборачиваются. Потом поговорим, видите, герцогиня с дочкой уже прибыли. — Он кивнул на лестницу, по которой как раз в это мгновение поднимались две дамы: энергичная привлекательная герцогиня в изящном зеленоватом платье и белом паричке, украшенном тонкой диадемой, и невысокая темноволосая девушка с умненькими вострыми глазками, с гладкой, аккуратной прической и заколкой в виде веточки жасмина.

Маленький Шешковский был вынужден подняться на цыпочки, чтобы разглядеть невесту наследника. Решив с самого начала, что при первой возможности улизнет с приема, Ушаков специально выбрал место на лестничной площадке, откуда можно было ретироваться, не привлекая к себе излишнего внимания. К сожалению, когда Апраксин сообщил о прибытии Софии Фредерики и развернулся к ней, Шешковский оказался за спинами высокого и тощего Андрея Ивановича и огромного, как скала, Степана Федоровича, так что он почти ничего не видел, крутясь за ними и только что не подпрыгивая. Этот маневр не остался незамеченным, и, проходя мимо, Фредерика весело подмигнула незадачливому молодому человеку, тут же спрятав предательскую улыбку за простым кружевным веером.

Дамы быстро поднялись по лестнице, и, на секунду замерев на месте и дождавшись: «Именем Ее Императорского Величества, София Августа Фредерика принцесса Ангальт-Цербстская и мать принцессы Иоганна-Елизавета герцогиня Гольштейн-Готторпская…» — чинно вошли в зал.

Примечания

49

Барон (1742) Иван Антонович Черкасов (27 января (6 февраля) 1692 — 19 октября (30 октября) 1758) — русский государственный деятель, тайный советник, кабинет-секретарь Петра I, Екатерины I и Елизаветы Петровны. От него происходит баронский род Черкасовых.

50

Жак-Иоахим (Жоакен) Тротти, маркиз де ла Шетарди (3 октября 1705 — 1 января 1759) — французский дипломат и генерал, который в качестве французского посланника в России в 1739–1742 гг. способствовал низвержению Анны Леопольдовны и приходу к власти Елизаветы Петровны.

51

Граф (1744) Михаил Илларионович Воронцов (12(23) июля 1714 — 15(26) февраля 1767) — российский государственный деятель и дипломат, которому обязан своим возвышением род Воронцовых. Один из ближайших приближенных Елизаветы Петровны и Петра III. С 1744 года вице-канцлер, в 1758–1765 гг. канцлер Российской империи.

52

Графиня Анна Михайловна Строганова, урожденная Воронцова (13 апреля 1743 — 21 февраля 1769) — фрейлина, единственная дочь и наследница канцлера графа М. И. Воронцова, жена графа А. С. Строганова.

53

Екатерина (Смарагда) Дмитриевна Голицына, урожденная княжна Кантемир (4 ноября 1720, Петербург — 2 ноября 1761, Париж) — статс-дама, жена дипломата князя Д. М. Голицына.

54

Д(и)митрий Константинович Кантемир (26 октября 1673, Молдавское княжество — 21 августа (1 сентября) 1723, поместье Дмитровка, Севская провинция, Киевская губерния, Российская империя) — молдавский и российский государственный деятель и ученый. Господарь Молдавского княжества (1693, 1710–1711). Его среднерусское поместье Дмитровка выросло в современный город Дмитровск.

55

Анастасия Ивановна Гессен-Гомбургская (14 октября 1700 — 27 ноября 1755, Санкт-Петербург) — русская княжна из рода Трубецких, в первом браке княгиня Кантемир, дочь фельдмаршала князя И. Ю. Трубецкого, любимая сестра И. И. Бецкого, статс-дама.

56

Шепелевы — старинный русский дворянский род, условно относимый к потомкам Облагини.