Стрелочник Судьбы

Эхо Дункельстрём (2024)

Он — учитель итальянского в небольшом американском городке. У него разбито сердце, но ему доступен уникальный дар. Она — его новая ученица. Нет, это не то, о чём вы подумали.

Глава 6. Пропажи и находки

К тому времени, когда мне удалось снова установить контроль над собственными веками, мансарду уже заливал свет дня — такой яркий, какой только может быть в октябре в благословенном штате Нью-Джерси. Mamma mia, сколько я проспал? В памяти у меня обозначилась бездна между третьим октября, моим первым днём в школе, который также невероятным образом был известен как «вчера», и наполовину потраченным впустую четвёртым октября. Зато я хотя бы выспался. Это точно не было совпадением; всякий раз после того, как я подсказывал кому-нибудь ответ, подсвеченный зелёным, мне спалось блаженно и без сновидений.

Я сел в кровати. Внезапная волна амнезии смыла прочь все мои планы на день. Я хотел посмотреть на часы, но лишь обнаружил, что у меня разрядился телефон.

Через минуту я уже бегал по квартире, как полоумный, в поисках зарядки. Было жизненно необходимо оценить — и как можно скорее — масштаб моей профессиональной катастрофы, происходившей прямо сейчас в тонкой чёрной коробочке, которая никак не возвращалась к жизни.

Я оставил телефон заряжаться и вернулся в спальню посмотреть, что на ноутбуке. Перевод, который я должен был закончить, был открыт на экране и тяжко давил мне на совесть. Я быстренько подсчитал, сколько потребуется времени всё закончить, и остался недоволен результатом. Если сейчас же не сяду за работу, мне конец — по меньшей мере, в глазах редактора. Стоит ли завтракать? Или лучше сначала в душ? И вообще есть ли у меня время на это всё?

Лучший компромисс, который я придумал, состоял в том, чтобы не завтракать и быстро принять душ. Сразу после этого я вооружился бутылкой колы из холодильника, сел за ноутбук и снова испарился из этого мира.

Несколько часов спустя я нажал на кнопку «Отправить» в своей почте и в изнеможении откинулся на спинку стула. Заслуженный стул мой скрипнул, умоляя об отставке. Я уже давно откладывал покупку нового, частично потому, что не хотел избавляться от своего старого друга — или стоит называть его моим сообщником? Цвета, которые приобрела комната, намекали, что приближаются сумерки…

Opporca!⁵Я же так и не проверил телефон! Моё изнеможение выветрилось за секунды, когда я понял, насколько я весь день был отсоединён от мира и какие печальные последствия это могло иметь. Я вырвал из телефона кабель зарядки и дрожащими руками включил его. Три звонка от редактора! Ну и ладно, я же уже послал ему файл. Пять звонков от Бенни… Да, я же обещал держать его в курсе по поводу работы. Два звонка от завуча Мёрфи! А ей-то что нужно? Я не мог даже представить.

Я решил сначала набрать редактора, чтобы забыть уже хотя бы об одной задаче.

— Доброе утро! Да, простите, вечер. Да, я вам послал файл со всеми спецификациями.

Редактор настаивал, что файла не получал. Вот нахал.

— Я недавно выслал. Надеюсь, письмо не попало в папку со спамом.

Именно так всё и оказалось.

— Это отличная новость! — воскликнул я, радуясь, что не накосячил чего-нибудь в спешке. — Спасибо, до свидания.

Так, одну вещь из списка вещей, которые мне не хотелось делать, можно было вычеркнуть. Я сразу же перезвонил Мёрфи, пока во мне оставалась смелость. Звонок, однако, оказался лёгким: она просто хотела встретиться перед уроком и дать комментарии по моим планам занятий. С этим я, пожалуй, справлюсь.

Остались только неотвеченные вызовы от Бенни. Я ужасно мечтал поужинать и решил поговорить с ним лично, уже в траттории.

Нашёл я его, как всегда, за витриной с выпечкой. Бенни что-то искал на полках над кофемашиной — эти полки всегда напоминали мне кладовую в хижине сельского колдуна, со светящимися банками, пыльными жестянками и загадочными бутылочками, которые заполняли всё пространство до самой крыши. Как, интересно, выглядела траттория до того, как Бенни устроился работать сюда? Так же, или со временем что-то поменялось? До того, как Бенни стал моим учеником, я ни разу не бывал здесь.

Я проскользнул за стойку, надеясь поговорить с ним без посторонних глаз.

— Бенни?

— О, Бэз, привет. Я беспокоился. — Он наконец обернулся и посмотрел на меня. — Как всё прошло?

— Извини, я вымотался. Потом проспал часов двадцать. Ну а потом… были всякие, короче, трудности перевода.

Бенни сочувственно кивнул.

— У тебя-то как дела?

— Да у меня как всегда, — пожал он плечами. — Ты, наверно, помираешь с голоду! Тебе что-то сделать?

— Ты шутишь? Конечно, а то я скоро загнусь. Даже не завтракал.

— Ну ты и трудоголик.

— Спорим, ты не знаешь, как выглядит пустой холодильник. Хорошо так жить, когда вокруг всё время еда.

— В отличие от некоторых, у меня бывают выходные, — улыбнулся Бенни. — Давай я принесу тебе… феттуччине⁶ с лососем? Или спагетти аль помодоро?

Всё это звучало восхитительно. Я рассудил, что вариант с лососем будет более сытным — и это был разумный выбор, учитывая, что ужин стал единственным моим приёмом пищи в этот день.

— Давай феттуччине.

— Хорошо, пусть будут феттуччине. И ещё лепёшку, пока готовится.

Я согласился.

— Ты бы сел за стол. Сейчас ты в моей рабочей зоне.

— Прошу прощения. — Я поспешил к своему любимому столику, а Бенни исчез на кухне, чтобы передать мой заказ.

Я сидел и считал квадраты на клетчатой скатерти. Половина столиков была свободна; траттория не являла собой самое романтическое место в городе, так что разумные граждане ходили на свидания куда-то в другие рестораны, а те, кто не был, в отличие от меня, бездарным кулинаром или просто лентяем, наверняка по будням готовили ужин дома.

— Вижу, с фокаччей ты уже расправился, — сказал Бенни, ставя передо мной большую тарелку пасты.

Я кивнул, дожёвывая последний ломтик.

— Дана про тебя спрашивала. Сказала, что если ты в течение дня не подашь признаков жизни, то она возьмёт запасной ключ и пойдёт проверять, жив ты или нет.

— Ох уж эта Дана! Что со мной может случиться?

— А ещё она оставила тебе записку. Там рецепт какой-то…

Бенни протянул мне листок и пошёл обслуживать другого посетителя. Я развернул бумагу: это была страница с рецептом истинной, аутентичной пасты карбонара. Я вытащил ручку и начал писать перевод на той же бумажке, между предложениями отправляя в рот очередную порцию феттуччине, закрученных на вилке.

— Спасибо, Бенни, всё было очень вкусно, — сказал я, уже почти подойдя к выходу.

— Я рад. — Он подошёл ко мне. — Как насчёт пассивно покурить?

— Не вопрос.

Мы вышли на ночной воздух. Город напомнил о своём умиротворяющем присутствии: по соседней улице проезжали машины, в окне над нами кто-то смеялся, чуть шелестели редкие листья на деревьях напротив. Я вспомнил, что у звука ветра в листве есть научное название — psithurism — и улыбнулся асимметрии между тем, как нежен звук листьев и как нелепо выглядит слово, которое назначили этому явлению древние греки. По-прежнему стоя у дверей, Бенни закурил сигарету. Её оранжевая точка выглядела совсем крошечной в ночи.

— Тут же нельзя курить.

— Я знаю, — улыбнулся Бенни.

Кто-то наверху закрыл окно, так что больше не было слышно ни разговоров, ни смеха.

— Всё становится очень странно.

— Странно в каком смысле? — выдохнул дым Бенни.

— Я видел в школе девочку. И она…

— Секси-шмекси?

— Ну блин! — Мне и так было сложно кому-то рассказывать про своё понедельничное замешательство, а Бенни сейчас сделал только хуже.

— Спокойно, я просто прикалываюсь. Потому что у тебя пугающий вид. Пугающий — то есть грустный и серьёзный. — Бенни, по ходу дела, действительно обеспокоился.

— А я такой сейчас и есть. Грустный и серьёзный.

Я секунду подождал, чтобы проверить, хочу ли вообще это всё обсуждать. Забрать свои слова обратно уже не выйдет.

— Мне кажется, у меня были галлюцинации.

— Погоди. Ты серьёзно? — Бенни собирался затянуться, но его рука с сигаретой застыла на полпути ко рту и так там и осталась.

— По всей вероятности, да. Потому что та девочка была очень похожа на J.

— На ту самую J?

— Единственную и неповторимую.

Оранжевая точка медленно погасла в темноте.

— Я не знаю, почему ты скрываешь от меня её имя, но это ничего. Джей — годное кодовое обозначение. Я уже привык, — сказал Бенни, бросая окурок в урну.

— Его трудно произносить.

— Там что, пятьдесят букв?

— Чуть меньше. Но всё равно больно говорить это вслух.

— И что? Это могла быть она?

Вот поэтому мне так нравился Бенни. Он был готов отправиться со мной в любое мысленное путешествие без капли осуждения.

— Исключено. Она в другой стране. Да и потом, та девочка была совсем подросток.

Бенни сочувственно взглянул в мою сторону.

— Просто мои «драгоценные мозги» совсем никуда не годятся, — пояснил я.

— Да ладно тебе! Сам знаешь, всё с ними в порядке. — Он собирался вытащить ещё одну сигарету из пачки, но быстрым щелчком пальца отправил её обратно.

— Спасибо, Бенни. Ты единственный, кто не достаёт меня умными разговорами, что надо «жить дальше» и вот это всё.

— Ну я же не идиот, — засмеялся Бенни. — Я ж понимаю, что это бесполезно.

Я был благодарен миру, что в нём есть Бенни.

— Пойду-ка я поработаю, — сказал он. — Увидимся.

— Конечно, увидимся.

Я постоял ещё несколько минут под неоновой вывеской траттории. Для меня это был ещё один спокойный вечер. Многие люди наверняка обозвали бы его скучным. Но им просто не понять, как сильно я люблю такие спокойные и скучные вечера.

На следующий день, ровно в 11 утра, я стоял в кабинете завуча Мёрфи. В прошлый приход я слишком сильно волновался, чтобы рассмотреть все рамки с картинками на стене над её столом. Подборка была достаточно случайная: я увидел фотографию школы Ленсон в солнечный день, карту штата Нью-Джерси, репродукцию портрета Ван Гога. Рядом висел плакат с надписью «Закон Мёрфи»: видать, у этой дамы всё же было чувство юмора, или ей подарил этот постер какой-нибудь любитель изысканных шуток? Ещё в одной рамке было фото Эйфелевой башни. Чёртова Франция оказалась и здесь!

— Не поздновато ли вы, мистер Миллман? — спросила она вместо приветствия.

Я ответил, что на часах 11:01. Мёрфи не удостоила это заявление комментарием.

— Что ж, не будем терять время. Как прошёл урок в понедельник?

— Полагаю, неплохо прошёл.

— Есть ли какие-то особые наблюдения?

— Ну, — задумался я. — Не могу сказать, что все ученики хотели сотрудничать…

— Что значит не хотели сотрудничать? — Завуч Мёрфи сложила руки на груди, словно решила активировать щит, аннигилирующий всё вокруг.

— Я просто хотел сказать, что ученики порой отвлекались. И всё.

— Так это вам стоит подумать, как заинтересовать их, — сказала она тоном, который не оставлял места ни для каких возражений. Я подумывал сказать, что лишь нескольким ребятам вообще был интересен урок, а остальные — избалованные скучающие подростки и пошли на занятие только потому, что им велят. Но тут же мне стало ясно, что если я поделюсь этой мыслью, это не принесёт мне дополнительных очков в общении с начальством.

— Я подумаю, как это сделать.

— Вовлекайте их в различные виды активности. Пусть работают в группах, или в парах.

Я согласно моргнул.

— Про ваши планы уроков. Есть один большой вопрос: как вы собираетесь контролировать усвоенные языковые навыки?

— Так пока нечего контролировать, — пожал я плечами. — У нас только один урок был. Пока что они ничего не знают.

— Если ученики ничего не знают, в этом виноват преподаватель!

Всего за месяц мой мозг выстроил прочную связь между голосом завуча Мёрфи и чувством надвигающегося апокалипсиса. Я приготовился к худшему, но худшее не случилось.

— Надеюсь, к пятнице вы что-нибудь придумаете.

Я пообещал, что так и сделаю.

— И ещё одно. Девочка из нашей школы, Антония Мансвелл, пропала и была объявлена в розыск. Вот, посмотрите видео… Вы случайно её не видели?

Игла ужаса пронзила мои внутренности. На миг я подумал, что она говорит про девочку, которую я видел в коридоре в свой первый понедельник. Хоть я и не знал, кто та девочка, сама мысль, что с ней могло что-нибудь случиться, была просто невыносима.

Я с замиранием сердца посмотрел на экран телефона Мёрфи, в страхе, что увижу знакомые черты, от которых больно ныла моя память: тёмные волосы, зелёные глаза, оттенком похожие на мох. Но на видео, как оказалось, танцевала совершенно другая девочка.

Миниатюрная блондиночка, которую я встретил на углу авеню Бельвью и Парковой улицы.

Примечания

5

Непереводимое итальянское ругательство. — Примеч. переводчика.

6

Автор полагает, что именно так называется блюдо по-итальянски, и переводчик с ней согласен.