Ландшафты Алигьери

Эстер Сегаль, 2012

По аду и раю путешествовал не только герой Данте, но и герои многих других авторов. И там они не только изучали открывшуюся им местность, но и заполняли ее своими, порой очень странными, впечатлениями. А что происходит, когда в загробный мир попадает современный человек и вдруг обнаруживает, что все описанное его предшественниками совсем не совпадает с действительностью и что ад и рай – это вообще одно и то же?

9

«Иные сами смерть себе несут

И своему добру; зато так больно

Себя же в среднем поясе клянут

Те, кто ваш мир отринул своевольно…»

Данте Алигьери, «Божественная комедия»

— А теперь я хотел бы получить разъяснения по поводу увиденного там, внутри, — я кивнул в сторону будки, дверь которой опять уже оказалась запертой на засов. Причем, когда Гоголь успел ее запереть, ума не приложу, ведь за все время нашего разговора я не спускал с него глаз.

— Спрашивайте, — ответил Николай Васильевич с полным выражением радушия на лице: мол, чем могу, помогу.

— Когда Вы дверь заперли?

— Я ее не запирал.

— Как не запирали. Вот же она, закрыта на засов.

— Закрыта, потому что правила такие.

— Так что же она сама закрылась ради соблюдения правил?

— Да нет, конечно, не сама.

— Тогда я совсем ничего не понимаю.

— Чего же тут не понимать-то? Это же классический силлогизм, когда третье вытекает из суммы первого и второго. А они у нас таковы: 1) Гоголь дверь не закрывал, 2) дверь закрыта. Теперь вывод: 3) дверь закрыл не Гоголь, а кто-то другой.

— И кто же этот другой? — поинтересовался я с некоторой долей издевки.

— А вот он, — ничуть не смущаясь от моей интонации, классик указал рукой в сторону странного господина, отделившегося от будочной стены нам навстречу.

Господин был строен и величав. Поверх бархатного камзола носил черную накидку, а на голове черную ккруглую шапочку, тоже из бархата.

— Прошу любить и жаловать, — Гоголь взял на себя роль посредника в нашем знакомстве, — Уриэль Акоста.

Мы пожали друг другу руки. Но, к своему стыду своему, я так и не понял, с кем совершаю рукопожатие.

— Судя по Вашему костюму, Вы… — начал я осторожно и замялся.

— Все правильно, — подхватил он, облегчая мою задачу. — Покрой старинный. Мода конца 16 — начала 17 века. Сшит в Голландии, где я прожил последнюю часть моей жизни. Это 23 года. А первую (и обратите внимания, как причудливо ложатся цифры), то есть 32 года, я провел в Португалии. Это моя родина, исторгшая меня без всякой пощады.

— За что? — удивился я.

Он же сразу задал мне встречный вопрос:

— Вы знаете, что такое быть евреем?

— Э-э-э-э, — смутился я. — Это — очень многострадальная нация.

— В Португалии конца 16 века нельзя было быть евреем. Поэтому вся моя семья приняла ложное крещение. Ложное, потому что только на улице мы изображали из себя христиан. Дома же, наедине с самими собой, мы оставались приверженцами своей исконной религии.

Конец ознакомительного фрагмента.