Эстер. Повесть о раскрытии еврейской души

Эстер Кей

В начале 90-х годов в мире наблюдалось интересное явление: люди открывали для себя Библию, изучали еврейские корни и истоки этой книги. Брали себе еврейские имена. Некоторые шли дальше: выезжали в Израиль на «посмотреть» и на «пожить». Я же еще и вышла замуж за раввина. Потом встал вопрос, как использовать свои знания выпускницы МГПУ, МГУ, других вузов, преподаватель оказалась внутри узкой конфессиональной тусовки (общины Цфата). Начала писать книги. Родила славных детей. Читайте…

1. Тумбочка с богами

…И бьющий ножками младенец-мозг?

С. Фитцжеральд

ДЕТСТВО ПРОХОДИЛО в обстановке духовно скудной.

Родители работали, строили коммунизм; брат Вова, бедолага, попадал в истории и кое-как из них выпутывался; сестра Валя, целеустремленная девушка, прилежно училась в университете и встречалась с хорошим парнем.

В моем детском сознании запечатлевались, однако, не эти общие объективные факты, а единичные — зримые и ощутимые — моменты. Мама, ее мягкий халат, ее колыбельные напевы, тепло ее рук. Вкусные пельмешки, супчик и картошечка, которые она готовит… Ощущение ее беззащитности — она очень добрая, и поэтому в школе, где она работает, ее часто перегружают всякими поручениями, дополнительными часами, а она вечно соглашается, тратит слишком много сил… Это я поняла, будучи еще совсем маленькой.

Папа — его походы со мной вместе на рыбалку ранним-преранним утром… За лиманом погромыхивают поезда и электрички, а мы сидим, бывало, в резиновой лодке и ждем, закинув приманку и примостив поудобнее удочки — когда клюнет? Папа — очень умный, надежный, с твердым характером. Особенно я ценю в нем то, что он мне любую задачку по математике умеет и решить, и разъяснить. Но только вспыльчивый он иногда. Мне кажется, слишком… Мой 22-летний брат, Вовка, — славный, и жалко его потому, что он водится с дурной компанией и вечно кем-то побит, обманут, обобран, споен. Ужасно жалко. И еще более жалко, что папа с мамой никак не могут договориться между собой, каким образом его воспитывать. Вот я бы смогла его правильно воспитать, так я чувствовала. Ведь я сумела бы быть строже, чем мама, и мягче, чем папа. Я-то бы нашла золотую середину!

Но кто меня захочет слушать? Мне всего 9 лет……В моем внутреннем мире присутствуют эти, самые близкие, люди, а также — наряду с людьми — боги.

Боги живут в тумбочке, которую я отвела специально под храм.

Идея завести себе домашних богов появилась у меня в результате чтения книг по греческой мифологии. Мой восприимчивый ум легко подружился с Зевсом, Гермесом и Деметрой. А изображения этих дружественных богов, помещенные в вышеупомянутую тумбочку, были плодами творческого использования типичных советских статуэток боксеров и балерин. Камешки, бусинки, блестяшки нацеплялись на статуэтку и превращали боксера в громовержца, а балерину — в богиню любви. Перед статуей брызгались духи — благовонияи скапливались мелкие монетки — пожертвования. У богов можно было попросить всякие незамысловатые житейские вещи:

— чтобы в школе не отругали за опоздание (в этом мог помочь дипломатичный и быстроногий Гермес)

— чтобы мальчика по имени Игорь посадили со мной за одну парту (на это годилась Афродита)

— чтобы сдать на отлично экзамен по музыке (это входило в круг полномочий Орфея)… Родители мои согласились именовать тумбочку храмом, видя в этом наивном б-гоискательстве нечто трогательное и достойное уважения, в то время как сестра, конечно, предпочла бы забрать тумбочку в свою комнату и использовать ее по прямому назначению, для хранения белья. Ну, а брат Вова, несмотря на то, что деньги на выпивку ему были иногда нужны позарез, храмовую мелочь не трогал — уважал храм… Мое отношение к богам было двойственным. С одной стороны, я ждала от них помощи, с другой стороны, если они меня подводили и мою просьбу не выполняли, то я обижалась на них, забирала у них копеек двадцать и покупала себе мороженое в качестве компенсации.

Взаимоотношения с богами, при всей их ненадежности, были гораздо интереснее, чем занятия в школе или поручения по линии октябрятского движения — сбор макулатуры, расчистка школьной территории, зубрежка стихов к пролетарским праздникам, например, таких, как вот это:

Страны и всей планеты новосел,

Неистовый в мечте и дерзновенье,

Ты с партией сражайся, комсомол,

И вместе с ней выигрывай сражения…

…В моей жизни были также Григ, Чайковский, Бетховен… Звучание музыки, глубина и податливость клавиш, погружение в бессловесную гармонию… Ты неважно играешь, но хорошо чувствуешь, — говорила моя учительница. А иногда она воздерживалась от каких бы то ни было замечаний и только следила за моей игрой, переворачивая, когда нужно, листы нот, чтобы мне не пришлось делать это самой. Это ее безмолвное содействие для меня — лучше всяких похвал. После такого удачного урока я решаю, что теперь буду заниматься изо всех сил.

И действительно, несколько последующих дней подолгу сижу дома за пианино. Однако, если результаты не быстры и не блестящи, то вспышка энтузиазма может смениться неделями равнодушия. Когда же доходит до экзамена по музыке, мои боги получают от меня дары — монеты, ракушки… И соната исполняется мною почти безупречно, к восхищению сидящих в зале родителей… Сказал Данте: Земную жизнь пройдя до половины, в сумрачном лесу я очутился. А я? До чего я прошла свою жизнь? Наверное, даже не до четверти. Но я нередко чувствую себя так, будто оказалась в сумрачном лесу. Кто я? Никто. Вот Павлик Морозов, будучи в таком подростковом возрасте, как я, уже совершил свой великий подвиг. Мария Стюарт в пятнадцать лет стала королевой, Эдит Пиаф — певицей на бульварах… Володя Ульянов с ранней юности ненавидел царизм. А я — так себе, посредственность. На бульварах не пою, царизм не ненавижу, в революциях не участвую, и корона мне не светит. Живу себе, и все. Для чего живу, спрашивается?