И вдруг тебя не стало

Эр Джей Джейкобс, 2019

Эр Джей Джейкобс – не только замечательный писатель, но и практикующий психолог. Когда дело касается раскрытия внутреннего мира персонажей, ему нет равных. С хирургической точностью он описывает маниакальные мысли, одержимость и горе – все то, что обычному человеку трудно выразить словами. Этот захватывающий и местами жуткий психологический триллер становится все страшнее с каждой страницей – настолько он правдив. После многолетних попыток взять под контроль свое биполярное расстройство Эмили Файерстоун, наконец, в норме. Жизнь начинает налаживаться: у нее отличная работа, своя квартира и парень, Паоло, который ее обожает. Когда он предлагает устроить небольшое морское путешествие на выходных, Эмили соглашается: вино, вода и любимый мужчина – что может быть лучше? На следующее утро после отплытия Эмили просыпается – лодка все еще плывет по течению. А Паоло вдруг не стало. Он не мог утонуть. С каждой минутой Эмили становится все сложнее сохранять рассудок и оставаться на плаву. Куда исчез Паоло?

Глава 4

Моя мама приехала, чтобы отвезти меня домой. Она была немного меньше меня ростом и более практично одета, а в остальном очень похожа на меня. Я не уверена, что когда-либо в жизни была так счастлива кого-то видеть. Когда я услышала ее голос, увидела, как мама бежит ко мне через парковку, я разрыдалась. Под очками библиотекаря, за которые я ее дразнила, так же стояли слезы. Я крепко обняла маму, и она обняла меня в ответ.

На пристани женщина с дельфиньим ожерельем объяснила, что я уже могу уезжать, что они свяжутся со мной и, скорее всего, снова переговорят, уже в Нэшвилле.

— Мы будем держать вас в курсе, — сказала она, взглянув на маму, которая в ответ сжала губы.

В тот момент мне показалось, что я должна спросить, что именно женщина-полицейский имеет в виду, но усталость победила, и я просто спросила:

— Что я могу сделать? — Хотя знала ответ.

Ответ был — ждать.

Ничего не делать.

Страдать от бессилия.

Коп взяла обе мои ладони в свои и дала мне карточку со своим именем и контактной информацией.

Мама проводила меня до машины. Мы тронулись.

Когда она появилась на пристани, было похоже, что она все понимает. Ее доброта скрывала за собой понимание, что я слишком устала и подавлена, чтобы со мной разговаривать. Что я не в силах убедить ее сейчас в том, что на мне не лежит проклятье.

Когда мне было чуть за двадцать, мама спасла меня от самой себя. Футбол, мои товарищи по команде и мама.

С ее зарплатой в средней школе и при отсутствии отца, с которым мы никогда не общались, мы не смогли бы позволить себе обучение в Вандербильте, если бы не футбол. Обучение по стипендии в престижной школе обернулось для меня каждодневной пыткой: мои опасения, что я чужая в этой среде, подтверждались. Мысль о том, что я когда-нибудь куда-нибудь впишусь, казалась обычной фантазией. Часть меня просто знала, что я, по сути, белая шваль, самозванка в рядах привилегированного класса.

Не то чтобы со мной плохо обращались. Вовсе нет. То, с чем я столкнулась, находилось внутри меня. Мне сто раз говорили, что колледж будет лучшим временем в моей жизни. Это удручало.

Затем началась мания.

Я сразу это поняла.

Я представляла себе бабушку, которая входит в рябь воды.

То, что было в ней, было и во мне.

Я сошла с ума? Возможно.

Мама сидела рядом со мной в машине и смотрела вперед. Я скрестила руки на груди. От кондиционера по коже пробежал холодок.

Я была совершенно опустошена.

— Ты ела? — спросила мама через некоторое время. По телефону полиция сказала ей достаточно, чтобы мама не засыпала меня вопросами, и я была ей благодарна. Я все равно не была уверена, что смогу говорить.

— Не думаю, что это возможно, — промямлила я.

Мама довезла меня до дома, подождала, пока я приму душ. Я приняла еще две таблетки ативана и забралась в постель. Мне было все равно, как это выглядело со стороны. Человек иногда не может принять реальность во всей полноте, и мне нужно было на некоторое время спрятаться от всего мира. Не самый здоровый способ справляться со стрессом, понимаю, но так это работало.

Я старалась поддерживать свою самооценку на должном уровне, чтобы чувствовать почву под ногами, чувствовать стабильность. Меня зовут Эмили Файерстоун. Я детский психолог. У меня есть друзья, коллеги. Мое биполярное расстройство контролируется мной годами. Меня зовут Эмили Файерстоун. Я не сойду с ума.

На следующий день было воскресенье. Я позвонила на работу и сказала, что не смогу прийти. Я помолчала, прежде чем оставить сообщение. Сказать, что я заболела? Это было не совсем так. Я точно не была в отпуске. Было ли исчезновение молодого человека уважительной причиной?

Мне было невыносимо даже про себя произносить слово «мертв», но ничего, кроме этого слова, у меня в голове не было. Паоло был предан своей лаборатории, было почти невозможно представить его вне этого заведения, где он перерабатывал данные в бесконечном стремлении разработать вакцину H1-N24. Но невозможность представить, что его нет рядом, было следствием нежелания в это верить. Отрицание в чистом виде.

Я позвонила Элли. Я не могла поверить, что она ответила. Сейчас люди обычно не поднимают трубку. Звонок — это попытка навязать себя другому человеку. Теперь все просто набирают текст. Кроме того, она недавно вышла замуж. Я была уверена, на уме у Элли совсем другое. Когда она сняла трубку, я сразу представила ее густые темные волосы, обрамляющие зеленые глаза. Элли была одновременно и лучшей, и худшей подругой по одной и той же причине: она всегда была собранна. В колледже она помнила обо всем, что может понадобиться команде в поездке, и можно было не сомневаться, что Элли захватит с собой дополнительный солнцезащитный крем или ленту, которые забыли даже тренеры. Как товарищ по команде, она всегда приходила вовремя или даже раньше.

Слова вылетали из ее рта быстро, как колибри, но ее голос был сладким, как нектар, и эта манера почему-то ассоциировалась у меня с богатством.

Позже я пожалела об этом, но тогда я рассказала ей все. Она, как всегда, внимательно выслушала.

— Ну, я, конечно, не полицейский, но работаю в участке, так что буду держать ухо востро, хорошо?

Через час после нашего разговора Элли перезвонила.

Она проговорила извиняющимся голосом:

— Ты сказала, они могут задать несколько вопросов? Так и будет. Тебе позвонит детектив по имени Андре Мейсон. Эмили, мне так жаль. Это будет быстро, я уверена. Они могут прийти к тебе, если ты хочешь…

— Нет, нет, — настаивала я. Я ни о чем не думала. Я была не в своем уме и неистово мерила кухню шагами с бесцельным упорством. — Я давно не была у тебя в офисе.

Насколько давно? Я вспомнила, что Элли была со мной в ту ночь, когда я встретила Паоло, а потом мы расстались в баре.

— Напиши мне, когда будешь на парковке, — попросила девушка. Она была полна ускоренного сочувствия. — Я выйду и войду с тобой.

Ее предложение меня удивило, но я согласилась. Думаю, Элли поняла, какой дискомфорт вызывает поход в полицейский участок практически у каждого человека. Интересно, подумала ли она о том, что произошло на крыше здания парковки тринадцать лет назад? Меня отвезли в больницу на заднем сиденье полицейской машины. Я на секунду ощутила холод наручников на горячей коже, но потом выбросила это воспоминание из головы.

— Отлично, — поспешно приняла я предложение подруги. — Спасибо, Элли.

— Отлично, — повторила она за мной с явным облегчением.

Детектив Мейсон позвонил почти сразу после того, как я повесила трубку. Его голос звучал как бас-гитара. Мы решили, что я приеду на следующее утро.

Все внутри меня хотело, чтобы это поскорее закончилось. На озере полиция предупредила меня, что такое может произойти, но я не представляла, как буду чувствовать себя в этот момент. Казалось, это было что-то среднее между «ничто не имеет значения» и «отвалите от меня». Люди обычно не ходят в полицию, потому что им нравится жизнь, напомнила я себе. Инстинктивно я взглянула на крошечный шрам на запястье, которое крепко сковали наручники той ночью, на стоянке. Затем я взмахнула рукой так, что часы закрыли этот шрам.

Поскольку я всегда хотела иметь красный кабриолет, то купила тот, который не могла позволить себе год назад. Я медленно, совершенно для себя не характерно, ехала в полицейский участок и время от времени поглядывала на часы на приборной доске. Носок моего ботинка слегка надавил на газ, и двигатель загудел, когда я проскользнула мимо фургона, идущего на предельной скорости. Только за этот год меня трижды останавливали — достаточно, чтобы я задумалась о том, насколько разумным было мое приобретение.

Оно таковым не было, но я ненавидела признаваться себе в этом. Я все еще была несколько импульсивной.

Я отыскала место для парковки, написала Элли и направилась к входной двери. Я была в участке только один раз, но сейчас он выглядел точно так же. Те же вымытые бетонные ступени, пахнущие отбеливателем и сигаретами, та же надпись «Полиция» шрифтом «гельветика» на двери, как будто чтобы для всех стало окончательно понятно назначение этого места. Та же странная энергетика вокруг здания. Я представила себе темное облако, нависшее над домом семейки Адамс. Атмосфера была именно такой. Коридор был словно исцарапан с обеих сторон гигантскими ногтями. «Какое-то гигантское чудовище вроде Халка сотворило это», — подумала я. Флуоресцентный свет из вестибюля лился через двойные стеклянные двери. Мои ноги налились свинцом, голова все еще кружилась. Они позвонят насчет Паоло? Нашли ли они его? Его тело? Боже.

Нет, я не могла думать. Это была часть проблемы.

Прошел почти год с тех пор, как я последний раз видела Элли. Сейчас она стояла у входа в свободном желтом свитере, сложив руки на талии, и была похожа на цветок, растущий между трещинами разбитого тротуара. Ее глаза за очками в тонкой проволочной оправе были полны сочувствия, которое могло бы ранить меня, если бы я полностью не потеряла чувствительность от перевозбуждения и неврологического «одеяла» снотворного. После всего, что случилось, немного жалости мне не повредит.

Элли быстро обняла меня и повела к дверям, положив руку мне на спину. Я догадывалась, что выгляжу изможденной, но когда поймала свое отражение в стекле двери, то поразилась — я больше всего напоминала зомби. Немытые волосы зачесаны назад, глаза ввалились. Мое лицо сохраняло летний загар, но в то же время выглядело очень бледным, как будто выцвело. Я подумала, не начать ли мне краситься. Может быть, я начну это делать, когда соберусь с мыслями.

— С тобой никого нет? — спросила она.

— Нет.

Я заволновалась, непонятно почему.

Должно быть, я выглядела озадаченной, потому что моя подруга быстро добавила:

— Беспокоиться не о чем. Он не задержит тебя надолго.

На английском языке эта фраза — «беспокоиться не о чем» — звучала сколь неопределенно, столь и пугающе.

Стулья в кабинете Элли были завалены стопками бумаг. Сесть было некуда. Подруга взглянула на часы, стоявшие в переполненном книжном шкафу. Зазвенел телефон, но Элли проигнорировала звонок.

— Мне неприятно думать, что тебе приходится терпеть это после всего произошедшего.

Темные брови Элли нахмурились. Я знала это выражение ее лица. Оно возникало, когда мы безнадежно отставали в игре и возможности победить не оставалось. Она еще всегда упирала руки в бока, но теперь, в своем кабинете, встала у стола и раскрыла объятия. Чтобы не упасть, я прислонилась к стене.

За дверью кабинета Элли какой-то мужчина в запачканной футболке, смятой на его огромной мускулистой спине, сопротивлялся тому, что его уводили. Руки мужчины уперлись в дверной косяк двери Элли, а потом начали цепляться за гипсокартон.

Я подумала, что сотрудник Министерства внутренней безопасности был слишком груб. Мы обе были так далеко от зеленого, ухоженного, похожего на непроницаемый пузырь студенческого городка Вандербильта.

— Обычное утро в офисе?

— Извиняюсь. Давай я принесу тебе кофе, — предложила Элли.

Я не возражала, и, прежде чем успела что-то сказать, в моих руках оказалась маленькая чашка.

— Осторожно, очень горячий.

Я старалась не поморщиться, когда напиток обжег мои губы.

— Все это не займет много времени, — заверила Элли, глядя через мое плечо в коридор.

Мне нужно было все для себя прояснить.

— Я что-то упускаю? Почему это может занять много времени?

Она слегка наклонила голову. Выражение лица у нее смягчилось.

— Просто не займет. — Затем она вернулась к той же фразе. — В общем, беспокоиться не о чем.

Я знала, Элли пытается проявить доброту.

У меня скрутило желудок.

— Что ж, хорошо, — сказала я специально не слишком сухо, потому что и без ее подсказки понимала, что попала в бо́льшую беду, чем думала еще минуту назад.

Мне вспомнились слова Паоло: «Ты думаешь, что можешь все». Он был прав. Заметка для себя: уверенность не позволяет мне думать. Не позволяет готовиться к неожиданностям.

Элли сжала мое предплечье:

— Как ты?

Я сочувствовала ей, понимая, как ей неловко. Конечно, в моем офисе было много случаев, когда я собирала все свои силы, чтобы хоть что-то сказать. В общем-то, я считаю, всегда приятно знать, что кто-то хочет тебя утешить. Думаю, это лучше, чем отыскивать идеальные слова.

Я не успела ответить. В дверях мелькнула тень, потом раздались три быстрых удара костяшками о дверь. Элли подняла голову.

— Привет, Андре.

— Привет, — по-деловому, коротко. Он посмотрел на меня, но не сразу. Глаза Андре на секунду задержались на Элли, а ее — на нем.

Я поняла, что они знают друг друга не только как коллеги. Напряжение в комнате чувствовалось такое же, как в воздухе перед грозой. Но то, что когда-то горело между ними, погасло, закончившись, вероятно, когда отношения Элли с мужем стали серьезными — два, два с половиной года назад. Сейчас они обсуждали текущий момент. Она решительно уперла руки в бока.

Смуглая кожа, высокий рост, фигура бывшего атлета. Выбритая часть на левой стороне головы. Из-под воротника торчит татуировка в виде розы — какой-то неизгладимый отпечаток прошлой жизни. Прямо над розой был крошечный кусочек ткани с темно-бордовой точкой по центру.

Видимо, он спешил.

Андре не носил кольца. Он перевела взгляд с Элли на меня, и тут я обратила внимание, что от мужчины пахнет каким-то ужасным одеколоном.

— Эмили Файерстоун? — спросил он.

— Это я, — подтвердила я.

— Я детектив Мейсон.

Он кивнул Элли и указал на коридор.

— Сюда, пожалуйста.

Когда я проходила через дверь, Элли похлопала меня по плечу. Я попыталась не обращать внимания на беспокойство в ее глазах и на то, как она отвела взгляд.