Книжный магазинчик прошлого

Эми Майерсон, 2018

Миранда выросла среди полок книжного магазина своего эксцентричного дяди Билли, решая загадки, которые он для нее придумывал. Но когда девочке исполнилось двенадцать, дядя поссорился с ее мамой и навсегда исчез из их жизни. В следующий раз она слышит о нем уже шестнадцать лет спустя: Билли умер и оставил ей «Книги Просперо», находящиеся на грани банкротства. После того как Миранда возвращается в Лос-Анджелес и входит в магазинчик уже как его владелица, она начинает находить подсказки: между страниц романов, в запертых ящиках квартиры дяди и даже в самом названии магазина. Миранда решает спасти «Книги Просперо» и найти ответ на последнюю загадку, которую оставил ей Билли. Вскоре девушка встречает людей из его прошлого, и их истории помогают пролить свет на тайну их семьи.

Глава 3

Утром следы вчерашнего праздника были похожи на театральные декорации: кружки хаотично разбросаны по полу гостиной, на подлокотнике дивана лежала фетровая шляпа, из динамиков стерео доносился приглушенный шум. Стояла жара, к влажному воздуху примешались запахи пролитого пива и сигаретных бычков.

— Пахнет, как в общаге. — Джей резко закашлялся.

— Возможно. — Несмотря на то что в университете Пенсильвании было несколько общежитий, я предпочитала посиделки за бокалом вина с остальными членами исторического факультета. Мы выпивали, угадывая президентов и столицы штатов.

«Ты такой ботаник», — гордо произнес Джей, когда впервые услышал, на какие вечеринки я ходила в студенческие годы.

— Пойдем, ботаник, — кокетливо сказал он. — Куплю тебе перекусить.

Мы пошли в заведение, которое уже давно стало нашим постоянным местом. У столов возле тротуара толпились люди, но тусклый, прохладный зал был почти пуст.

Джей заказал две «Кровавые Мэри». От вида этой красной жидкости с проблескивающим перцем у меня резко заболел живот. Джей в несколько мгновений осушил свой стакан и не спорил, когда я отдала ему свой. Несмотря на новость о смерти Билли и страшную головную боль из-за выпитого пива и короткого сна, я не могла избавиться от чувства беспокойного ожидания чего-то. Билли не просто так прислал посылку накануне своей смерти. Если я находила одну улику от Билли, значит, впереди меня поджидало куда больше загадок. Я достала открытку из сумки и выложила на стол. Джей вытер руки и аккуратно вытащил открытку из конверта.

— Я получила это вчера от моего дяди, — объяснила я.

— И что это значит? — спросил Джей, читая подпись.

— Эти же слова он сказал мне после моего первого землетрясения.

Тот вечер был одним из моих самых ярких воспоминаний. Родители ушли, а Билли остался сидеть со мной. Мы смотрели «Возвращение в страну Оз». Мне не разрешали смотреть этот фильм, но я не сказала об этом Билли. Впрочем, он и не задумывался, можно ли четырехлетнему ребенку наблюдать за шоковой терапией и демоническим Озом. Как только появился зловещий свет, я поняла, что меня ждет бессонная ночь. Когда Билли укладывал меня в постель, я попросила его не выключать свет, пусть тени от лампы и выстраивали на стене чудовищный образ короля Номов. Я металась и вертелась, и вскоре пол начал дрожать. На книжной полке задребезжали призовые кубки. Король Номов захватил мою комнату и превратил ее стены в каменных горгулий и гоблинов, которые хотели меня съесть. Я закричала. Комнату не переставало трясти. Тогда я закричала еще сильнее. К моменту, когда пришел Билли, книжные полки прекратили шататься, но прислуга короля Номов все еще таилась в тенях на стене.

Билли присел на край кровати и погладил меня по спине.

«Это просто небольшое землетрясение», — сказал он.

Дядя хотел включить свет, но лампочка перегорела. Он собрался уйти из комнаты, но я закричала, чтобы он остался.

«Я скоро вернусь. Хочу найти фонарик».

Тем не менее я все равно попросила его остаться, так что он передумал уходить и уселся рядом на моей узкой кровати. Каждый раз, когда я начинала засыпать, мне казалось, он вот-вот уйдет, и я вновь просила его остаться. В конце концов он наплевал на фонарик и заснул рядом со мной.

Утром, когда солнечный свет наполнил комнату, Билли ушел. Я искала следы землетрясения, но дядя оказался прав: оно было незначительным. Ничего не сломалось и не подвинулось.

Сладкий запах привел меня на кухню, где Билли лил жидкое тесто в сковородку, а мама переворачивала панкейки.

«Да ладно, — растянул Билли. — Точь-в-точь птица».

«Ты лучше о своей основной работе не забывай», — съязвила мама.

«Думаешь, можешь лучше?»

«Тебе такие соревнования не по зубам».

«Ну-ка, давай, сестренка».

Мама вылила тесто на сковородку, и Билли громко засмеялся.

«А что вы делаете?» — спросила я, и они одновременно повернулись.

«Делаем завтрак нашей любимой девочке», — ответил Билли, а затем поднял меня и перенес на руках к столу.

«Моя смелая девочка. Твое первое землетрясение».

Мама поцеловала меня в лоб и положила передо мной тарелку с панкейками, которые были сделаны в форме слов «Я герой».

Позже, тем же днем, Билли зашел ко мне в комнату с загадкой.

«Я просто участок земли, но в то же время развлечение. Я государственный объект, и меня можно найти в каждом округе», — прочитал он, разворачивая листок бумаги.

«Что?» — тут же поинтересовалась я.

«Уверен, ты знаешь, просто надо хорошо подумать».

Пока мы ехали в машине, я пыталась выпытать ответ.

«Куда мы пошли на твой день рождения?» — в конце концов спросил Билли, смотря на меня в зеркало заднего вида.

«В Диснейленд».

«А Диснейленд — это что? Кое-что с аттракционами… начинается на «п». Не знаешь? Пар…»

«Парк!» — закричала я.

Билли остановился у парка Малибу Блафс, у вывески, где был привязан очередной конверт. На нем значилось мое имя. Внутри скрывалась новая загадка.

«Что является и фруктом, и цветом?»

«И что же?» — нетерпеливо спросила я.

«Лимон?»

«Нет!» — Я покачала головой.

«Может, виноград?»

«Нет!»

«А что же тогда?»

«Апельсин!»^[2] — закричала я.

На ближайшем столике для пикника лежал апельсин. Под апельсином я нашла ножик и инструкцию, как срезать кожуру большими слоями. Билли придерживал мою руку, сжимающую рукоять, пока мы чистили фрукт.

«Представь, что каждый из этих кусков — плита».

Он держал в руках ошметок странной формы.

«Не та плита, на которой готовят, а тектоническая плита, которая составляет земную кору. Это мантия».

В правой руке он перекатывал очищенный апельсин.

«Нижняя мантия. Она жидкая, как и этот апельсин. А теперь посмотри на это».

Билли достал кусочек бумаги из сердцевины апельсина и развернул его.

Новая подсказка.

«Я самка оленя, но меня используют и при изготовлении пирога. Скорее всего, я тебе нравлюсь, когда со мной делают всякие смешные штуки».

Билли взглядом указал на дальний угол участка для пикника, где под скамейкой был спрятан контейнер «Плей-До»^[3]. Мы вместе подняли крышку и нашли лист с инструкциями, сложенный на мяче с синим порошком.

Шаг первый: придайте «Плей-До» форму плоского круга.

Шаг второй: оберните его вокруг апельсина. Апельсин превратится в синий шар.

«Это верхняя мантия», — объяснил Билли.

Шаг третий: оберните кожуру вокруг «Плей-До». Будто пазл, ошметки кожуры приняли свою форму вокруг апельсина.

Билли медленно направил два куска друг к другу.

«Плиты находятся в постоянном движении. Они двигаются очень-очень медленно. Мы чувствуем их движение только во время землетрясений».

Две шкурки столкнулись, и синий «Плей-До» волнообразной конструкцией проскользнул между краями кожуры.

«Когда две плиты так сталкиваются, образуются горы и вулканы».

Он разделил кожуру, и синие волны расправились.

«Когда плиты расходятся, образуются трещины, из-за чего на суше появляются озера и реки».

Дядя потер две шкурки друг об друга, пока они не слиплись.

«У плит неровные края, поэтому иногда они застревают. Эти края называют линиями разлома. Когда одна плита вот так закрывает другую, создается чудовищное давление».

Он продолжил тереть их, пока одна шкурка не проскользнула под другую.

«При сильном давлении они начинают скользить, и это один из способов образования землетрясения».

Четвертый и последний шаг приказывал забраться на самую высокую точку, которую мы могли найти. Я проследовала за Билли по крутому склону. На самой вершине нашему взору открылся Пеппердинский университет, расположившийся за Тихоокеанским шоссе. Я следила за пальцем Билли, который вырисовывал очертания Пеппердинского барьера и объяснял, как с течением времени барьер двигался к западу от того участка, где мы находились.

«Здесь произошло землетрясение?» — спросила я.

«Вдоль той же линии разлома».

«То есть землетрясение может случиться прямо здесь?» — Я собралась с духом перед грядущей тряской, но Билли лишь засмеялся.

«Ты можешь почувствовать еще толчки в ближайшие дни. Если это и произойдет, не забывай, что такого сильного землетрясения, как прошлой ночью, уже не будет».

Билли взял меня за плечи и посмотрел мне в глаза.

«Землетрясение нельзя остановить, но бояться нечего. После каждого землетрясения ученые вроде меня изучают ущерб, чтобы люди строили достаточно стойкие здания и мосты, и в будущем поломок будет еще меньше».

«Значит, нам нужны землетрясения?»

«Можно и так сказать. Землетрясения необходимы, чтобы учиться. Понимание готовит нас к будущему. Помни это. Только так мы сможем обезопасить себя».

— Я тогда всю неделю ждала этих толчков, но так ничего и не почувствовала, — сказала я Джею. — Таким и был Билли. Он все превращал в приключение.

Джей отдал мне открытку.

— Не понимаю. Он умер, так зачем напоминать об этом сейчас?

Джей вытер уголок рта и взглянул на мою порцию, к которой я не притронулась. Он указал на яйца, и я кивнула, обменивая свою почти полную тарелку на его пустую.

— Он вновь устроил какое-то приключение.

Я залезла в сумку и вытащила «Бурю», открыла первый акт, вторую сцену, где Просперо рассказывает Миранде о своем прошлом. Я проследила указательным пальцем до выделенной строчки.

«Садись и слушай — узнать о многом ты должна».

— Только это и выделено.

Я рассказала историю Просперо Джею, как его жестокий брат, Антонио, предал его, захватив королевство Просперо, пока тот изучал волшебную науку. С подмогой короля Антонио изгнал Просперо и юную Миранду в море.

— Тебя назвали в честь персонажа из книг Шекспира? — удивился Джей.

— Разве ты не знал?

— «Буря» — не мой конек.

Он пролистал книгу, словно это был справочник с инструкцией по правилам поведения со мной.

— Итак, что именно твой дядя хотел тебе сказать?

— Когда мне было двенадцать, он сильно поссорился с моей мамой. Она в чем-то провинилась перед ним, по крайней мере, он так считал. Я точно не знаю. Думаю, он использует Просперо, чтобы рассказать мне о случившемся.

— Миранда, — тихо пробормотал Джей, — смерть близкого человека действительно сложное и непонятное явление…

— Ты это к чему? — Хотелось бы мне, чтобы мой вопрос не прозвучал так резко.

— Тебе не кажется, что, возможно, ты пытаешься придать какое-то особое значение смерти своего дяди? — Джей протянул руку и погладил меня по щеке. У него было сдержанное, но жалостливое выражение лица.

— Но я знаю моего дядю.

Хотя знала ли я его в действительности? Я не видела его шестнадцать лет. Я ничего не слышала о его жизни в эти годы: была ли у него семья, жил ли он и дальше в Пасадене? И все же эта открытка, «Буря»… Я чувствовала, что Билли хотел мне что-то сказать.

Официантка принесла счет, и Джей вытащил из кармана несколько скомканных купюр, чтобы заплатить за нас обоих.

На улице нас атаковал влажный воздух. Мы остановились в дверном проеме, дав глазам привыкнуть к ослепляющему свету.

— А почему твоя мама поссорилась с дядей Билли? — спросил Джей.

— Он не пришел на мой день рождения, но, думаю, дело было не только в этом. Я просто понятия не имею, в чем именно.

— Твоя мама когда-нибудь рассказывала тебе, что случилось?

— Билли стал темой, которую мы никогда не обсуждали. Мы все притворились, будто его никогда и не существовало.

— Грустно это.

— Да, но так случилось.

У каждой семьи свои скелеты в шкафу. У нашей семьи тайной стал Билли. И не важно, грустно это было или нет.

— Ты рассказала маме об открытке?

Мне совершенно не нравился снисходительный тон в голосе Джея.

— Она от этого только сильнее расстроится.

— Но ты должна ей сказать.

— Пожалуйста, только не говори, как мне вести себя с моей мамой. Ты видел ее лишь однажды.

Когда мои родители приезжали в Филадельфию в последний раз, мы вчетвером пошли поужинать. Сидя за маленьким столиком, Джей с папой обсуждали бейсбол, а мы с мамой — концерты ее женской рок-группы в Саус Стрит в семидесятых. После ужина мы решили пройтись по мощеным улочкам старого города, и мама запела одну из своих песен, ту самую, что чуть не стала хитом в те годы. Она редко вспоминала о прошлом, но две бутылки бурбона, купленные с целью впечатлить Джея, сыграли свою роль. И пусть ее голос немного хрипел из-за алкоголя, он все равно оставался настолько нежным, что меня пробирали мурашки. Мы, да и остальные прохожие, остановились, чтобы поаплодировать ей.

Иными словами, Джей представлял мою маму именно такой — раскрепощенной женщиной, которая пила виски и пела, когда ей хотелось, но на самом деле моя мама была совсем другой, а в тот вечер она просто пыталась произвести хорошее впечатление.

Джей нахмурился, расстроенный из-за моих слов.

— Прости, я не хотел тебя обидеть.

Он прижал меня к себе, и я обняла его в ответ, стараясь не обращать внимания на гнетущее недовольство, что ссоры не будет.

Мы намеревались вернуться домой, но мне совсем не хотелось возвращаться в нашу грязную квартиру. Я сказала Джею, что прогуляюсь, а он притворился, что его не задело мое желание остаться наедине со своими мыслями.

На Уолнат Стрит я повернула к реке. От жаркого, сырого воздуха капли пота стекали по моим щекам. Я присела на ступеньки главной площади и принялась наблюдать за тем, как люди катаются на роликах и бегают вдоль тропинки по набережной Делавэр. Достав телефон из кошелька, я ввела в поиск: «Билли Силвер, Лос-Анджелес, сейсмолог, некролог». Я не знала, что еще можно написать о нем, но этого оказалось достаточно для Los Feliz Ledger, которые уже этим утром опубликовали небольшой некролог о Билли. Там говорилось о смерти мистера Силвера, уроженца Лос-Анджелеса, сейсмолога и ученого, в полевых условиях изучавшего землетрясения, хозяина «Книг Просперо». В некрологе процитировали слова менеджера магазинчика, пообещавшего сохранить наследие Билли через эту книжную лавку. Еще там написали о похоронах во вторник в Форест-Лауне.

«Книги Просперо». Я должна была увидеть эту связь, как только поняла, что «Буря» от Билли. Ну, конечно, любая отсылка к пьесе являлась отсылкой к магазину, где книги ценились превыше герцогства, где я провела уйму дней в детстве и где я могла выбрать любую историю.

Экземпляр «Бури», отправленный Билли, каким-то образом был связан с магазином.

Я вытащила книгу из сумки и перечитала историю, которую Просперо поведал Миранде. Он хотел рассказать ей о том, что его брат предал его. Он хотел, чтобы она поняла, почему он наколдовал шторм, который выбросил Антонио на остров. Прошло уже столько лет с тех пор, как Билли загадал мне свою последнюю загадку, но вот новая тайна. «Узнать о многом ты должна». Слова Просперо. «Понимание готовит нас к будущему». Слова Билли. Подобно Просперо, Билли пытался объяснить, что его предали и изгнали из семьи. И так же как Просперо, Билли планировал свое возвращение. Он не владел заклинаниями и волшебными чарами, но у него была магия его загадок, приключений, которые он устраивал для меня в моей юности. Я уже давно выросла, и все же я чувствовала этот азарт, оживление от первой загадки, оттого, как она всегда приводила к другой. Правда, в этот раз все было иначе, азарт отдавал горечью.

Мой последний контакт с Билли.

Мой последний шанс узнать историю, которую мама мне никогда не расскажет: правду о том, что же их разобщило.

* * *

В ближайшие два с половиной месяца я могла как угодно распоряжаться своим временем, поэтому я забронировала самолет на понедельник, чтобы успеть к похоронам Билли. Я должна была поехать туда, и не только потому, что хотела найти следующую подсказку. Так было правильно. Я любила его в детстве. Я поеду на его похороны. Я почту те отношения, что когда-то связывали нас.

Джей лежал на кровати, наблюдая, как я пытаюсь сложить груду своих летних вещей.

— Обязательно брать столько одежды?

Я закрыла чемодан и запрыгнула к нему на кровать.

— Не знай я тебя так хорошо, решила бы, что ты будешь скучать.

— Ну, конечно, я буду по тебе скучать. — Он притянул меня к себе и лег сверху. Его лицо оказалось так близко к моему, что я заметила едва проступающую щетину.

— Меня не будет всего лишь пару дней. — Я еще не покупала обратный билет, но с тех пор как я уехала учиться, я оставалась в Лос-Анджелесе не больше чем на пять дней.

Если я не ошибалась и Билли действительно оставил мне еще одну подсказку, мне бы хватило пяти дней на то, чтобы разгадать секрет, который он хотел мне поведать.

— Уверена, что мне не стоит ехать с тобой на похороны?

— У тебя ведь лагерь на следующей неделе.

— Это просто футбол.

— Просто футбол? Кто ты и что сделал с моим парнем? — Я все еще не привыкла произносить слово «парень» вслух.

Он провел рукой по моим волосам, распутывая мои кудри. Ненавидела, когда он так делал.

— Вовсе необязательно ехать одной.

— Я же ненадолго. — Я встряхнула головой, как только он убрал руку.

Джей сам отвез меня в аэропорт, несмотря на то что ему пришлось арендовать машину. Впрочем, вызов такси не обошелся бы дешевле. Он остановился у терминала и подошел к багажнику, чтобы достать мою сумку.

— Позвони, как прилетишь.

Он поставил мой чемодан на бордюр. Мне казалось, он попросит меня возвращаться побыстрее, но вместо этого он сказал:

— Оставайся там столько, сколько считаешь нужным. Потом пожалеешь, если поспешишь и не побудешь с семьей.

— Кто знал, что ты такой сентиментальный? — Джея смутили мои слова, и он отвернулся. Я хотела еще разок пошутить по поводу его чрезмерной чувствительности, но потом просто крепко поцеловала его, чтобы ему было о чем вспоминать, пока мы будем в разлуке.

* * *

Во время долгого перелета я все думала, что сказать маме о «Буре» и улике, которую оставил мне дядя Билли. Когда я призналась, что приеду на похороны, она спросила:

— С чего вдруг ты решила сорваться?

Она с таким недоверием и искренним недоумением задала вопрос, что я растерялась.

— А ты не собираешься идти на похороны? — насторожилась я.

— С чего бы мне туда идти?

«С того, что это твой единственный брат», — подумала я, но вслух сказала:

— Значит, поеду одна.

— Ну и ладно, — ответила она холодным, равнодушным тоном, каким со мной часто разговаривали ученики.

Как же мне признаться ей, что Билли связался со мной, если она все еще не могла его простить и проявить уважение к его смерти, отдать дань той близости, которая была когда-то между ними? А самое худшее в этой ситуации — что бы он ни хотел мне рассказать, мама пыталась изо всех сил это скрыть.

Я искренне надеялась, что подберу слова, когда увижу ее вживую.

Папа ждал меня у выдачи багажа с табличкой, на которой было написано: «Учитель Миранда». Так обращались ко всем учителям в моей квакерской школе. Учитель Анна. Учитель Том. Учитель Джей. Джей. Я написала ему, что прилетела. Он отправил мне смайлик с поцелуйчиком. И хотя я ненавидела смайлики за их банальность и избитость, мне нравилось, что Джей был таким сентиментальным со мной.

Папа не любил обниматься. Я же старалась не принимать это близко к сердцу. Тактильные проявления чувств он позволял себе только с мамой. Я часто видела, как они медленно танцевали на кухне, пока мама напевала старую народную песню, или как он рассеянно тер ее пятки за просмотром фильма с Норой Эфрон. А с большинством людей он максимум пожимал руки. Со мной он хотя бы обнимался, но всегда чувствовалась некая неловкость.

— Где мама? — спросила я после того, как папа неохотно обнял меня. С каждым моим приездом в его волосах виднелось больше соли, чем перца, оливковая кожа покрывалась морщинами, а голубые глаза становились тусклее. Мне хотелось схватить его за руку и попросить, чтобы он перестал стареть.

— Она рано легла спать. Сказала, что увидится с тобой утром.

Мама никогда не теряла возможности встретить меня в аэропорту. Она бойко пробивалась сквозь толпу водителей лимузинов, между большими семейками, где носились дети, их родители и родители их родителей, занимающие зал выдачи багажа. Так что первым, что я видела, было всегда именно ее лицо.

— Как она?

Папа взял мой чемодан и побрел в сторону выхода.

— Ты же знаешь маму. Она старается быть сильной, но ей тяжело. Тяжелее, чем она ожидала.

Воздух снаружи оказался жутко едким от выхлопных газов и сигаретного дыма. Многочисленные автомобили в упор подбирались друг к другу, стараясь выехать из, казалось, не движущейся пробки. И только пальмы вдалеке напоминали, что мы все-таки в Лос-Анджелесе, а не в заброшенном аэропорту какой-то развивающейся страны.

Мы выехали со стоянки и направились к дорожной развязке.

— Как в этом году с цитатой Стэнтона?

Каждый учебный год я заканчивала темой про смерть Линкольна. Вскоре после смерти президента его друг и военный министр, Эдвин Стэнтон, почтил память почившего, сказав: «Теперь он принадлежит годам».

Или же он сказал: «Теперь он принадлежит богам»?

Этот вопрос я всегда задавала своим ученикам. Врач Линкольна решил, что Стэнтон сказал «годам», а вот секретарь-референт услышал «богам». Теперь все гадали: суждено Линкольну, согласно Стэнтону, стать частью истории или загробного мира? Ученикам предлагалось высказать свое мнение по поводу обоих вариантов, таким образом дискутируя, что же на самом деле пробормотал Стэнтон. В конечном счете вопрос ведь действительно неоднозначен.

— Слова Стэнтона остаются загадкой, — ответила я.

«Мы должны пропускать через себя опыт исторических событий, — говорила я своим ребятам. — Только тогда мы определимся, как именно толковать наше прошлое и что для нас важно сегодня».

— Мне кажется, многие уловили смысл. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Ты делаешь все возможное. А заботиться о прошлом или же нет — это уже им самим решать.

Папа резко затормозил, когда нас внезапно подрезал автобус-шаттл.

— Помнишь, как Билли однажды пришел к нам ночью?

— Конечно. — Его внимание было сосредоточено на автобусе, пытающемся втиснуться в небольшое пространство между двумя машинами.

— Мама вроде бы мне говорила… но я забыла, почему они тогда поссорились.

— Понятия не имею. — Папа просигналил внедорожнику, появившемуся перед нами. — Давай быстрее!

— То есть ты не знаешь, что тогда случилось?

— Я знаю только, что Билли пришел пьяный и сказал маме, что не хочет больше с ней разговаривать. — Он ловко объехал пробку, и мы выбрались на бульвар Сепульведа, где движение рассеялось. — А потом он купил тебе эту дурацкую собаку.

— Но Билли не был пьяным. — Я вспомнила его вспыхнувшее лицо и стеклянный взгляд. — Или все-таки был?

Папа свернул на Оушен-Парк. Чем ближе мы подъезжали к океану, тем более прохладным и соленым становился воздух. Я опустила окно и вдохнула полной грудью. Каждый раз, когда я приезжала в Лос-Анджелес, я воспринимала этот город, как дом моих родителей, а себя чувствовала скорее гостем, чем местным. Я не могла признаться в этом маме. Она все ждала, что я, как и она когда-то, вернусь обратно в Южную Калифорнию, но мне даже думать об этом не хотелось. Я не собиралась вести уроки о кинозвездах и музыкантах. Режиссерах. Работниках телевидения. Не собиралась преподавать историю США в штате, который стал частью союза только после компромисса 1850 года. В глубине души я не являлась калифорнийкой, анджелино, как называли жителей Лос-Анджелеса. От тоски по родине остался только запах океана.

— Слушай, — сказал папа на светофоре, — не хочу рушить твои воспоминания о Билли, но имелись в нем стороны, которые ты не видела в силу возраста.

— Что еще за «стороны»?

— Не важно. Не стоило мне этого говорить.

— Нет уж, продолжай. Какие стороны?

Папа съехал с бульвара Оушен-Парк на нашу улицу. Я разглядывала знакомые виды нашего тихого квартала, узнавая цвет каждого дома, пусть в тусклом, вечернем свете все они казались темно-серыми. По правде говоря, в Лос-Анджелесе никогда не темнело, даже посреди ночи не бывало кромешной тьмы.

— Понимаю, что в связи со смертью Билли у тебя много вопросов. Просто мне не очень удобно говорить от лица твоей мамы.

— Я и не прошу говорить от ее лица.

— Это ее прошлое.

— Это наше прошлое.

Под колесами машины похрустывали камни, когда мы подъезжали к дому. В окнах не горел свет, лишь мигал старый фонарь на крыльце, вокруг которого собрался рой мошек.

— Мама сама решит, что стоит тебе рассказывать.

Выпрыгнув из машины, он подошел к багажнику и достал чемодан. Я наблюдала за ним в зеркало заднего вида, но вскоре крышка багажника закрыла мне обзор. За секунду до этого на его лице проскользнула странная эмоция, которую прежде я у отца никогда не видела: кажется, он чего-то испугался.

Примечания

2

Orange — 1) апельсин; 2) оранжевый (англ.).

3

Doe — самка оленя, dough — тесто, оба слова произносятся как [доу] (англ.)..