Сочинения. Том 9. Антидепрессант

Эмануил Бланк

Каждому читателю покажется, что эта книга именно о нем самом, о его собственных, самых дорогих и близких, воспоминаниях детства, юности и зрелости. В процессе погружения возникают непередаваемые ощущения узнавания и самопознания. Куда делись панические атаки, депрессия, неверие в собственные силы? С неожиданным светлым удивлением читатель, вдруг, обнаруживает, что позади и впереди у него только счастье и радость…

ДУРАКОМ БЫЛ…

Когда тебе всего двадцать два, ты высок, ироничен, оптимистичен, да еще успешно сдал вступительные в аспирантуру, то легко прокладываешь не только прямые лучи оросительных и осушительных каналов, но и неизведанные, порой извилистые пути к сердцам молоденьких студенток.

Самые боевые из них, тут же потянулись в мою скромную Московскую обитель за многочисленными консультациями по различным предметам. Самым симпатичным я, конечно, старался не отказывать ни в помощи, ни в ласковом обращении.

Паломничество красоток в коротких платьицах служило предметом постоянной зависти не только Арсена с Серегой, но и Ильича с Архипычем — старейших вечных студентов гидромелиоративного института. За последнее десятилетие, использовав все возможные академы и медицинские противопоказания, они, наконец, добрались до пятого курса.

— Ильич, вставай, Россия голодает. И хлеба нет, и мясо дорожает, — дурным голосом орал Архипыч в пять часов дня, когда начинали сгущаться осенние сумерки

К этому времени, я, обычно, уже возвращался из института. Мой приход видимо и будил старых опытных профессионалов учебного процесса.

Они уж прекрасно знали, что вставать на голодный желудок очень некомфортно. А мое появление включало рефлекс обильного слюноотделения, открытый ещё великим Павловым.

Ильич, мирно посапывавший, до этого, на железной кровати с панцирной сеткой, начинал, шепча проклятия и ругательства, недовольно ворочаться.

После третьего громкого призыва, он садился, вставлял свои тонкие бледные ноги в тапочки и долго-долго высматривал в них какую-то очень важную точку. Сквозь тёмные-претемные солнечные очки, нацепленные ещё с вечера и защищавшие от назойливого дневного света, эту важную точку разглядеть было нелегко.

По умолчанию, все понимали, что с голодающей Россией в лице кряжистого Архипыча, несмотря на его интеллигентные очки в строгой роговой оправе, лучше не связываться. Приходилось вставать.

Ильич, действительно, чем-то отдалённо напоминал Великого Вождя. В длинных смешных семейных трусах и отчаянно шаркавших тапках, он, наконец, вставал и, печально охая, тащил свои кривоватые нижние конечности на кухню, ставил большой зелёный чайник и слезно просил меня, — в последний раз, не себя ради, а токмо для гуманности для, — сбегать за Докторской и куском"Орловского» хлеба.

Наши гастрономическое предпочтения совпадали, а мой скромный аспирантский бюджет вполне выдерживал, и двести дополнительных грамм колбасы за сорок четыре копейки, и половинку буханки ароматного, ноздреватого Орловского — за девять.

Взамен, Архипыч с Ильичом щедро делились картошкой, большой мешок которой они исправно тырили во время ежемесячной ночной подработки на одной из бесчисленных овощных баз.

Магазин с общагой находились в угловом доме на перекрестке улиц 8 Марта и Пневой. Надо было, не одеваясь, выскочить через арку на улицу 8 Марта и добежать до угла нашего старого сероватого здания. Купив на десерт, вдобавок, и стеклянную бутылку Можайского молока, и грамм двести мармеладных долек, я быстро устремлялся в обратный путь.

При этом, надо было постараться и с великим трудом придержать гигантскую магазинную дверь, пришпиленную мощной пружиной. Было очень нелегко избежать ее от оглушительного хлопанья. Затем, перепрыгивая по две ступеньки, я пулей взлетал на последний этаж.

Конец ознакомительного фрагмента.