На крыльях вымысла. Рассказы

Эльшан Таривердиев

Незамысловатые истории из жизни одного южного города. Написано просто и доступно, не займет много времени. Узнаете людей, с которыми где-то однажды встречались.

Остров грёз и целый материк сожалений

Исмат Ахундович каждое утро посещал Бакинский бульвар. Он уже давно никуда не торопился. Бывший архитектор с небольшой пенсией, он более никого не интересовал, разве что родных и друзей.

Скамейка, которую он облюбовал как место своего постоянного восседания, стояла в нескольких метрах от морской воды. Летом он часами смотрел на море, пока мягкое солнце не превращалось в жёсткое, палящее. Осенью его мог побеспокоить только промозглый дождь. А весной на этой скамейке он проживал своё маленькое зрелище, видеть которое научила его покойная жена. Джейран ханум научила его мечтать, всматриваясь в горизонт.

Слова любимой женщины чётко звучали в его сознании, как только он садился на свою скамейку:

«Исмат! Посмотри на горизонт. Там, где между небом и морем не видно земли, должен быть рай. Вглядись, и ты сможешь увидеть нечто необычное».

«Джейран! Душа моя. Но я кроме острова Наргин больше ничего не вижу».

«Ты настоящий советский архитектор… — вспоминал Исмат Ахундович то, как его жена подтрунивала над ним, — Кроме хрущёвских типовушек ничего себе представить не можешь!»

«Гозелим! Если бы мне отдали остров Наргин, я тебе на нём создал бы архитектурный рай», — это ласковое обращение Идрис Ахундович вспоминал чаще всего.

Джейран ханум была романтичной женщиной. Каждый раз после своих мечтаний она глубоко вздыхала и мечтательно смотрела в морскую даль.

Воспоминания о днях их молодости и ещё безбрачия порой приводили Исмата Ахундовича к слёзным сожалениям, что жизнь прошла и он остался один, без неё. Она ушла туда, где ожидания могут продлиться недолго, по крайней мере, длиною в одну человеческую жизнь.

Тихо и безмолвно, почти что дремля, он обозревал горизонт. Мысли о покойной жене были светлыми, что и приводило старика к блаженному спокойствию.

Вдруг Исмат Ахундович замигал и, подавшись вперёд, стал всматриваться в горизонт. Ему показалось, что он видит нечто, ранее незримое на море строение. Он надел очки. Не доверился стареющим глазам.

Между морем и небом он увидел город, который стоял на земле.

«Земля — это понятно, это остров Наргин. А город на нём откуда взялся? — растерянно подумал архитектор. — Когда успели построить? Всю жизнь хожу сюда, но кроме маяка там никогда ничего не замечал».

Исмат Ахундович встал и подошёл вплотную к поручням, за которыми море сегодня пребывало в покое.

«Когда же успели? Я же про все стройки в Баку знаю, — терзал себя мыслями старый архитектор. — Главное, всё как достойно построили».

— Какое изумительное сочетание стилей!

Последние слова Исмат Ахундовича прозвучали вслух, что стало предметом удивления парня и девушки, которые стояли рядом со стариком и, обнявшись, любовались морскими просторами.

— Молодые люди. Вы видите город там, на острове? — возбуждённо спросил Исмат Ахундович.

— Какой город? — растерянно спросил парень, с удивлением посмотрев на девушку.

Исмат Ахундович отпрянул от неожиданности ответа.

— Как какой?! Вот тот прекрасный город, похожий на наш старый Баку.

— Там нет никакого города, дедушка, — улыбаясь, ответила девушка.

— Как нет?! — настороженно ответил Исмат Ахундович. — Я же вижу!

Молодые улыбнулись, а парень даже нескромно рассмеялся.

Исмат Ахундович отступил от поручней и, поникший, вернулся на свою скамейку.

«Я же вижу его и даже во всех подробностях», — про себя сокрушался старик.

— Дедушка, вы не расстраивайтесь. Его сейчас нет, но его когда-нибудь там построят, — сказала девушка, положив руку на плечо Исмата Ахундовича. — Будьте здоровы! Берегите себя.

Парочка ушла, а город всё ещё оставался в глазах архитектора.

«Когда-нибудь построят». И вдруг последняя мысль Исмата Ахундовича застыла у него в голове как идея.

Старик встал и широкими шагами прямиком направился домой.

По дороге домой он молился Богу, чтобы Всевышний сохранил несуществующий город в его воображении.

Благо он жил в доме на набережной, откуда город его грёз продолжал ещё зримо существовать.

— Папа! Ты где так долго был? — спросил единственный сын архитектора Муса. — Ты ещё так долго не задерживался на бульваре, — закрывая за отцом входную дверь, спросил обеспокоенный молодой человек.

— Всё нормально со мной, не беспокойся, — со всей серьёзностью ответил отец. — Прошу меня сегодня не беспокоить. Я сегодня буду сильно занят.

— А что случилось, Исмат муаллим? — так же недоумевая, спросила вышедшая с комнаты невестка архитектора Зейнаб.

— Буду занят. Ты только, дочка, завари мне крепкий чай, — из-за спины кинув последнюю фразу, архитектор запёрся в своём кабинете.

Всё пожали плечами и разошлись по своим делам.

Весь воскресный день и вечер Зейнаб носила архитектору свежезаваренный чай. Он принимал только чай, и каждый час проветривал от сигаретного дыма свою комнату.

Наспех протёртая от пыли старая чертёжная доска вновь служила архитектору. Он творил, постоянно заглядывая в окно, где вдали, в море, белел город-невидимка, город одного жителя, который был единственным, кто его видел.

Ватманы слетали с доски, не успев до конца заполниться.

Исмат Ахундович делал зарисовки будущего города. Его старые руки более не тряслись, и они чётко протягивали фасадные линии зданий представляемого города. Воображение мужчины творило чудеса ландшафтного искусства. Он насыщал улицы ветвистыми деревьями и ровными газонами.

На глазах в миниатюре возникал бывший Баку — Баку 60-х.

Исмат Герай-заде являлся заслуженным архитектором Азербайджана. Он мастерски, применив профессиональные навыки, смог уместить достопримечательную часть Баку на маленьком острове. Попытки воплотить давнейшую мечту восстановить добрую память и вспомнить большую любовь увенчались успехом. Проект будущего островного города был сотворён. Ночь пролетела незаметно в трудах и творчестве. Исмат Ахундович спал, расположившись на балконе, в своём кресле-качалке.

Муса дважды постучался к отцу. Никто не ответил. Отец был старым человеком, и Муса не стал ждать разрешения. Он вошёл и замер.

Комната была устелена разбросанными эскизами и расчётами будущего города. А на чертёжной доске красовалась вся панорама города на Наргине. Точнее, музея под открытым небом.

— Муса, посмотри на это, — сказала Зейнаб, зайдя в комнату вслед за своим мужем. В руках у неё был один из эскизов Исмата Ахундовича.

— Тебе это никого не напоминает? — спросила девушка, указывая на рисованную фигурку молодой женщины на краю ватмана. — Это же твоя мама.

Муса не ответил и вышел на балкон к отцу. Накрыв его одеялом, он вернулся к жене, которая задумчиво изучала другие рисунки своего свёкра.

— Он скучает по ней, а главное, видит её в этом городе.

Муса опять ничего не ответил. Только осмотрелся вокруг и с озадаченным лицом вышел из комнаты.

Завтракали все вместе. Первый раз за два года Исмат Ахундович не пошёл на прогулку на свой любимый бульвар.

Вся семья выглядела задумчиво. Архитектор по-прежнему смотрел в окно, а сын с невесткой ждали объяснений.

— Папа! Что происходит? — Муса первым прервал томительное молчание.

— Ничего не происходит, сынок, — удивлённо ответил отец.

— Как же ничего. Ты же не спал всю ночь! — возмущённо продолжил разговор Муса.

Исмат Ахундович понял, что его эмоциональное состояние стало очевидным для всей его семьи. Он встал из-за стола и решительно направился в свою комнату.

— Смотрите, что я здесь надумал, — вернувшись обратно со своими эскизами, сказал архитектор.

— Можешь не объяснять нам, мы всё видели, — резко отрезал сын.

— И как вам? — воодушевлённо спросил Исмат Ахундович у всех, кто был за столом.

— Мне нравится, — улыбаясь, отозвалась Зейнаб.

— А я не понимаю, зачем тебе это нужно, — без эмоций ответил на вопрос родной сын. — Что ты собираешься с этим всем делать?

— Я хочу представить эти эскизы перед советом архитекторов как проект.

— Идея хорошая, но не осуществимая, — Муса по-прежнему сохранял беспристрастие. — Ты же знаешь этих безразличных бюрократов. Ты хочешь на старости лет пообломать последние копья.

— Нет, я хочу им представить мою идею воссоздания старого Баку. А то ещё несколько лет, и мы потеряем облик привычного Баку.

— Но почему это должна быть только твоя проблема, а не всеобщая? — выпалил отцу Муса.

— Вот предложу идею, и она станет общей. И мама твоя об этом всегда мечтала — создать музей под открытым небом.

— Не надо примешивать к этому маму. Её больше нет. И оставь её душу в покое!

Вышло грубо и резко. Образовалась пауза. Кто-то переживал обиду, а кто-то чувствовал вину.

Сын боялся за здоровье отца, потому что его идея превратилась в навязчивую и угрожала его сердцу.

Исмат Ахундович не был обижен. Он ждал понимания, которого ему не хватало уже как два года.

Третий не всегда лишний, иногда — самый мудрый.

— Не надо ссориться. Мы же одна семья, — тихо сказала Зейнаб и после поочерёдно посмотрела на мужа и свёкра.

— Может, мне к Расулу обратиться? Он всё-таки мой ученик. Должен помочь, — отец обратился к сыну.

— Он не поможет. Он больше не ученик. Он во власти. Он игрок. Таким не до учителей.

— Я всё-таки попытаюсь. Я не настолько современен, чтобы так думать.

Заслуженный архитектор долго искал старую телефонную книгу, где он рассчитывал найти номер бывшего студента.

Борьба мотивов Исмата Ахундовича — звонить или нет — продолжалась, пока он не нашёл номер чиновника.

Набирая номер ученика, учитель переживал, что высокопоставленный чиновник мог сотню раз сменить номер, но пенсионеру повезло:

— Идея хорошая, Исмат Ахундович, но затратная и требует государственного решения, — бывший ученик и нынешний помощник главного архитектора искусно душил инициативу учителя. Он делал то, о чём его предупреждал сын.

— Расул, сынок. Речь идёт не о застройке острова под развлекательный центр, а о музее старого Баку, а главное, речь идёт о Бакинстве, через которое прошли все, кто прославил Азербайджан. И я прошу лишь предложить мою идею как перспективный проект.

— Хорошо. Я постараюсь завтра поговорить с «главным». Вы же понимаете, что всё зависит от его занятости.

— Да сынок, я представляю, как он занят. И я буду ждать твоего звонка.

Исмат Ахундович после разговора с чиновником гордо зашёл на кухню и объявил родственникам, что завтра пойдёт на приём к главному архитектору. Он соврал, потому что хотел, чтоб его воспринимали всерьёз.

Невестка обрадовалась, как женщина, — по-доброму и наивно. А сын недоверчиво улыбнулся, потому что был сведущим и современным молодым человеком.

Утром в прихожей перед зеркалом Зейнаб рассматривала разглаженный пиджак своего свёкра. Старый костюм ещё был презентабелен на поджарой фигуре Исмата Ахундовича.

— Вы, главное, не нервничайте там, Исмат муаллим. Думайте о своём здоровье и о нас тоже не забывайте. Мы вас любим.

— Всё будет хорошо. Не беспокойся, дочка. Идея же благородная, должна пройти, — уверенно приговаривал бывший специалист.

Муса стоял рядом и смотрел на отца глазами классика. В отце он видел Дон Кихота с Бакинского бульвара. Ибо он знал, что его отец идёт туда, где над ним могут посмеяться.

— Ты особо там не настаивай. И часто не вспоминай про прошлое Баку. Им это не нравится, — сказал Муса, подавая отцу планшет, на который он перенес его эскизы.

Старик без слов закачал головой и вышел в подъезд.

— Я очень беспокоюсь за него, — сказала Зейнаб мужу. Они вместе смотрели с балкона на близкого им человека, который шёл по двору, размахивая старым планшетом, как идёт налегке молодой художник, считающий себя востребованным.

— Я стёр все рисунки мамы с его эскизов, — тихо сказал Муса, провожая отца глазами. — Я помню ту фотографию мамы в белом платье, на прибрежных скалах. Совсем он без неё одичал.

Муса обнял жену, как самую близкую после матери женщину.

Исмат Ахундович долго блуждал по Бакинской мэрии в поисках своего ученика — ответственного лица в архитектурном бизнесе Азербайджана, пока сам, по старой памяти, не набрёл на приёмную самого «главного».

Помощники, как правило, сидят рядом с теми, чья важность нуждается в помощи.

— Мне бы с Расулом переговорить, — обращаясь к секретарше главного архитектора, уставший Исмат Ахундович сел на кожаный диван.

— Он у главного… подождите — недоверчиво косясь на старика, ответила стильная секретарша. — А по какому вы вопросу?

— По хорошему, интересному… У меня проект для него… — игриво ответил Идрис муаллим.

Секретарша ещё раз покосилась на шутника и в очередной раз не смогла скрыть своего удивления.

Видимо, студенческий планшет никак не увязывался с возрастом нежданного посетителя.

Прошло двадцать минут томлений нетерпеливого старца, который задумал удивить мир.

В селектор кто-то буркнул. Секретарша, сорвавшись с места, прошла в кабинет шефа.

Стильная, но беспечная девушка забыла закрыть за собой дверь. Она явно жила в эту минуту желанием исполнить поручение шефа.

Главный архитектор с молодости имел обыкновение громко радоваться и звонко говорить. Сегодня свидетелем его природной особенности стал Исмат Ахундович.

— Как там у нас билетами?! — спросил главный функционер.

— Скоро привезут, Исрафил муаллим, — вытянувшись стрункой и стоя рядом с Расулом, ответила секретарша.

— А кто знает, о чём там, на симпозиуме, будут говорить? — не поднимая головы на своих подчинённых, спросил «главный».

— О последних тенденциях в деле организации историко-архитектурных музеев под открытым небом, — первым отличился помощник Расул.

— А как там, в Париже, с погодой? — обеспокоенно спросил Исрафил муаллим.

— Дожди, — быстро ответила секретарша. Погода была по её части.

— Да, Расул, тебя там один мужчина ждёт с древним планшетом, — скорчив надменную улыбку, сказала стильная особа.

— Неужели Исмат Ахундович пришёл? — растерянно спросил помощник.

— А это ещё кто? — строго спросил шеф. Незнакомые люди в приёмной всегда вызывают дискомфорт.

— Это же Исмат Ахундович Герай-заде, — восторженно объявил Расул. — Автор многих архитектурных проектов. Один спорткомплекс, который на бульваре, чего стоит…

Шеф поднял голову и посмотрел на помощника.

По недовольному лицу начальника Расул понял, что он хвалит не того, кого бы ему в его зависимом положении следовало бы хвалить.

— И что он хочет?

— У него предложение, точнее проект… — виновато промямлил помощник.

Шеф строго смотрел на подчинённого. Ждал сути вопроса.

— Ну и что у него?

— Он предлагает создать музей на острове Наргина.

— Что он хочет?! — раздражённо затянул руководитель ведомства.

— Музей под открытым небом, посвящённый Бакинству.

Исрафил молча что-то подписывал. И вдруг сказал:

— Правильно говорят: старость не радость! Ещё неизвестно, что мы надумаем на старости лет начудить! Это же бред какой-то: музей на Наргине! — шеф потянул себя за ухо[1] и насмешливо улыбнулся.

Улыбнулись все, оскорбив тем самым заслуженного человека, который сидел в приёмной и всё слышал.

— Хмм… ещё что надумал. Бакинство. А что, всем посвятить нельзя, именно «своих» надо выделить? — зло выдавил из себя деятель. — Если ты рассчитываешь, что я буду с ним общаться на эту тему, то ты ошибаешься. Иди и сам расхлёбывай, — гневный взгляд Исрафиля «впился» в помощника.

— Мне стыдно, шеф. Он мой учитель. И я ему обещал. И ко всему же у него жена недавно умерла. Видимо, он как-то хочет отвлечься.

— А у меня недавно бабушка умерла. Может быть, мне девичью башню на Наргин перенести? — сострил «главный».

Секретарша хихикнула в поддержку остроты шефа. А в приёмной у кого-то заныло сердце.

— Фируза! Раз этот инициативник у нас такой слабонервный, отправь старика к нашему молодому, ну тот, который у нас по связям с общественностью. Этот быстро разберётся с этим «проектом».

Исмат Ахундович поднялся и вышел из приёмной.

Он шёл по длинному коридору и вспоминал сына и невестку. Он обещал им не нервничать. Исмат муаллим очень хотел и старался сдержать слово. Но не получалось. Обида неумолимо разгоралась в груди пенсионера и, дойдя до жгучей боли, вдруг слетела с уст: «О боже, невежество нас погубит!»

— Фируза вышла в приёмную, как самая смелая из присутствовавших в кабинете, чтобы «отшить проект».

— Знаете, а он ушёл! — быстро вернувшись обратно в кабинет шефа, объявила девушка. — Думаю, это из-за меня. Я не до конца закрыла дверь и, наверное, он всё услышал. Она опустила голову. Отголоски воспитания ожили.

— Как нехорошо получилось! — Сокрушаясь, закачал головой бывший ученик.

— Ничего страшного. Они тоже когда-то других обижали, — уверенно приободрил шеф. — Кстати, я его вспомнил. Он тоже мне читал лекции. И даже зачёт у меня однажды принял. Помню, я тогда с ним намучился…

Исмату Ахундовичу не хватало свежего воздуха. Именно морского воздуха, для того чтобы отойти от невежества и вернуться домой непоколебимым.

Усталые ноги нашли облегчение. Обиженный старик сел на свою скамейку. Перед ним было большое и безмятежное море. Оно по-прежнему обманывало его. Белый город стоял на водной глади и пленил своей красотой.

«Какой же я дурак и непоседа! — корил себя Исмат Ахундович. — Детей напугал. Наверное, всю ночь из-за меня не спали, беспокоились. Расула подвёл. Наверное, влетит ему за меня от этого бездаря Исрафила. Сидел бы у себя на скамейке и сидел. А то нет… на старости лет в новаторство ударился! Правильно девочка тогда сказала, что когда-нибудь его там построят, но пока его там нет! А я тут разбежался… за один день решил построить».

Заслуженному архитектору стало смешно и чуть-чуть стыдно за себя. Но он всё равно улыбался.

«Джейран была права. Нет у меня воображения. Сидел бы здесь себе и просто воображал бы. А то нет. Понёсся куда-то придумывать, что-то чертить… Курил, как паровоз, и родным спать не дал! Э-э-э, родная, как же мне без тебя трудно одному».

Исмат сильно загрустил и город на море заблестел, стал отсвечивать солнечные блики. Слёзы преломляли изображения призрачного города.

Старик закрыл глаза, чтобы более не обманываться и постараться остановить слёзы. Уставший от тоски мужчина не хотел открывать глаза. Так ему было легче вспоминать её и время, когда они были счастливы. Даже сильная боль в груди не пересилила желание старика открыть глаза и вернуться в реальность.

Вдруг его веки расслабились и рука разжалась. Планшет раскрылся и, подхваченные ветром эскизы, взмыли вверх.

Чайки, обеспокоенные бумажным переполохом, в едином круговороте понеслись в сторону исчезающего из вида города на воде.

Исмат Ахундович всё же открыл глаза.

Он стоял на островном маяке и видел море неестественной голубизны. За его спиной высился город с причудливыми зданиями, утопающими в садах и лесах. Седые горы, как сторожевые, охраняли своим величием всю эту красоту.

В бухту сказочного города входили под парусом три белых корабля.

Исмат чувствовал, что там, на кораблях, есть кто-то очень близкий, душевно родной ему человек.

Он ринулся вниз по лестнице. Получилось неожиданно быстро, словно он плыл, а где-то даже парил.

Мужчина не пытался ничего анализировать. Потому что он ничего не понимал. Исмат здесь никогда не жил, он знал, что сегодня он должен кого-то встретить.

Выйдя на пристань, он вглядывался в лица людей, которые стояли на палубах кораблей. Все они были ему очень знакомы и близки.

— Исмат! Исмат! — нежный женский голос доносился из толпы пассажиров одного из белых кораблей.

Вдруг толпа расступилась, и Исмат увидел её, ради которой он пришёл издалека.

Джейран была во всем белом. Молодая и нежная, она махала ему воздушным шарфиком. Времена безбрачия и непознанных нежностей вернулись заново.

— Родной мой. Ты не торопись! Когда корабль причалит, мы обязательно встретимся! Слышишь, только не торопись!

От счастья Исмат почувствовал себя как в раю, но вдруг осознал, что испытывает неземные чувства.

Сердце вновь забилось, и Исмат открыл глаза.

В его открытом планшете остался один рисунок, и это был старый рисунок Джейран, когда-то нарисованный молодым Исматом. На нём она улыбается и машет ему воздушным шарфиком.

Город на воде исчез, но в душе старика осталось то чувство, с которым он ещё должен был продолжать жить.

[1] Знак, обозначающий, что Бог убережет от напасти.