Подруги так не поступают

Эльвира Смелик, 2020

Возвращаясь в родной город после долгого отсутствия, Марат и представить не мог, какой сюрприз готовит ему судьба и чем обернутся в конце концов те самые ошибки молодости. Лера с детства была не по годам ответственной и серьёзной. Так, может, именно поэтому жизнь раз за разом ставит её перед нелёгким выбором: либо собственное счастье, либо счастье дорогих для неё людей. Женская дружба и настоящий мужчина, нелёгкий выбор и запретное чувство в современной мелодраме "Подруги так не поступают"

11

Они уселись на стулья. Марат на тот, что в сторонке, специально предназначенный для посетителей. Зав на свой, возле заваленного бумагами стола, положил руки на столешницу, с ожиданием, чуть приподняв брови и поджав губы, уставился на Марата. Он был, наверное, лет на двадцать старше: высокий, крупный, седина в волосах. Чем-то напоминал отца, если бы накинуть ещё годиков пятнадцать.

— Слушаю вас.

Марат качнул головой.

— Как у неё дела? По-честному.

— А вы ей кто? — с въедливыми интонациями поинтересовался зав.

— Знакомый, — произнёс Марат, добавил: — Одноклассник. Бывший. — Но сам понял, что всё равно звучит несерьёзно, ещё и зав посматривал на него с нарочитым пониманием, насмешливо. — Отец её дочери, — выдал решительно на одном выдохе.

— Ясно, — протянул зав вдумчиво. — И что вы хотите знать?

— Всё, — ответил Марат, и, похоже, опять не слишком удачно: расплывчато, а оттого опять нелепо и даже беспомощно. Он одёрнул себя, собрался с мыслями. — Скажите прямо, что ещё можно сделать. Не важно, во что это станет. Если какое особое лечение, препараты. Другая более продвинутая клиника. Даже если ехать за границу. Пойдёт. Деньги не проблема.

Зав кивнул.

— Это я уже понял. — Убрал усмешку с лица и продолжил абсолютно серьёзно. — Только вот деньги здесь уже ничего не решат. И всё, что можно, давно сделано. Уж поверьте, мы тут тоже не просто так числимся.

— И что? — произнёс Марат пренебрежительно, с вызовом, глянул пристально и жёстко. — Совсем ничем не помочь?

— Что касается здоровья, ничем, — не менее жёстко отрезал зав, по-честному, прямо, как Марат и просил, а потом вдруг смягчился, пояснил с подробностями: — Она сейчас на обезболивающих. В принципе, вот и всё лечение. Хотя, конечно, даже не лечение. Кого-то другого давно бы домой выписали. А её только потому здесь держим, что дома некому за ней присмотреть. Ей сложно будет одной. Ну, то есть, только с ребёнком и больше никого. Да и девочке лучше не знать подробностей. Это для неё слишком тяжело, видеть каждый день, каждый час, как мать умирает. И уж тем более оказаться с ней наедине, когда она умрёт.

Да блин, ну не могли эти слова относиться к Галке. Бред какой-то. Ещё и интонации эти — сочувственные, тёплые, почти отеческие. У вроде бы постороннего человека. А ведь он всего лишь лечащий врач. К тому же у него подобных случаев, если и не много, то наверняка достаточно. Должен уж как-то привыкнуть, очерстветь, отстраниться, а выглядит искренне расстроенным и удручённым.

И опять куда-то ушла уверенность, потому что не срабатывали здесь привычные методы, и всё, что Марат мог и умел, годилось в бизнесе, в общении с людьми, но перед неизлечимой болезнью отступало, теряло силу, обесценивалось. А нет ничего хуже осознания собственной беспомощности.

Марат посмотрел в окно, за которым открывалась территория больницы, газоны, дорожки, другие здания, деревья, одетые густой зелёной листвой. По дороге вдоль ограды катили машины, в два потока, в одну сторону, в другую. Будто другой мир, нормальный, а он — здесь. Где всё не так. И он — не он. Не тот самый самонадеянный невозмутимый Марат Агишев, который всегда точно знает, что нужно делать, и у которого, в принципе, всё всегда получается, а если не получается, то просто стоит ещё постараться, чуток или немного побольше, и тогда уж точно — получится. А кто тогда?

— Вы ведь с Галиной не женаты? — пробилось сквозь мысли.

— Нет.

— У вас другая семья?

— Нет.

— А девочка останется с вами?

Марат молчал.

Зав не стал повторять вопрос, понимал, что собеседник прекрасно расслышал, и, наверное, ещё что-то понимал. То ли вздохнул, то ли усмехнулся, попытался притушить разочарование во взгляде.

— Ещё что-то хотите узнать? Или я могу идти? — поинтересовался вежливо, а сам, не дожидаясь ответа, поднялся со стула. И Марат встал.

— Спасибо. — Он вытянул из кармана портмоне.

Зав заметил, хмыкнул.

— Идёмте. У меня действительно времени в обрез.

Когда садился в машину, зазвонил мобильный. Марат даже смотреть не стал, кто, нажал на соединение.

— Ну, Марат, ты где? — прилетело из телефона. Кристина. Не слишком возмущалась, скорее, чуть негодовала, сообщая: — Я тебя жду. Ты когда подъедешь?

— Зачем?

Кристина была нормальной девушкой, не стервой, не дурой, не истеричкой, без завышенных запросов и претензий. Самое то, чтобы хорошо проводить время вместе.

— Ты же обещал, что сходим куда-то.

— Куда?

— Тебе лучше знать. Куда ты хотел?

— Не знаю.

Он действительно не знал, абсолютно не помнил, что там планировал.

— Марат, с тобой всё в порядке?

— В порядке, — заверил он, придумал на ходу, не напрягаясь: — Просто очень занят. Извини. Сегодня не получится. Никак. Завтра. Или…

Может, действительно, встретиться с ней? Только не ходить никуда, остаться у неё или привезти Кристину к себе, отвлечься. Но что-то вот совсем, даже мысленно не вдохновляет, наоборот, вызывает неприятие и раздражение. И Марат продолжил, совсем не так, как секунду назад собирался:

–…послезавтра. Сходим, куда скажешь. А сейчас — дела.

— Мог бы тогда и позвонить, — с упрёком проговорила Кристина. — Предупредить.

— Извини, замотался, — произнёс Марат сквозь стиснутые зубы. Как же ему надоело оправдываться? Раздражение только возрастало, и всё сильнее хотелось, не сдерживаясь, проораться и послать всё, всех. Но Крис-то причём? И он нетерпеливо закончил: — Ну всё. Пока. — И отключился.

Когда проезжал через перекрёсток перед самым носом выскочил какой-то урод на раздолбанной Таврии. Вот тогда Марат реально проорался, высказался, не сдерживаясь. Хотя камикадзе на самоходном корыте вряд ли его услышал, но главное — душу отвёл.