Дочь серийного убийцы

Элис Хантер

ОСТОРОЖНО! ТОКСИЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ! Может ли убийство быть в крови? Когда в сонной девонширской глубинке бесследно пропадает женщина по имени Оливия, это становится большим потрясением для всех жителей. Такого здесь еще не бывало. Но больше всех новость потрясла местного ветеринара Дженни Джонсон… У Дженни не было счастливого детства. Ее отец – знаменитый серийный убийца, известный как Губитель крапивниц из-за привычки оставлять бабочек этого вида на телах своих жертв. Теперь папочка отбывает пожизненное заключение за высокими тюремными стенами. А Дженни всю жизнь пытается убежать от себя и своего прошлого. Она сменила имя, место жительства, вышла замуж, родила детей и никогда и никому не рассказывала, кто ее отец. Боялась, как бы люди не подумали, что и ей передались его злые гены… А еще в последнее время женщина страдает провалами в памяти. Она понятия не имеет, где бывает и что делает в такие часы… И вот пропала Оливия. Женщина, с которой у мужа Дженни был роман. И это до ужаса напоминает преступления, которые Губитель крапивниц совершал много лет назад… Но она же не ее отец, правда? Или все-таки существует ген убийцы – и он внутри нее?.. «Абсолютно захватывающая и блестящая вводная – насколько хорошо мы знаем близких нам людей…». – Кэтрин Купер

Глава 11

Дженни

Слейд-лейн — дорога, по которой мы обычно ездим в школу — перекрыта здоровенным грузовиком, и мне хочется завизжать от отчаяния. Почему они пытаются проехать по этим узким улочкам, выше моего понимания. Один коттедж на углу неподалеку от почтового отделения в прошлом году здорово пострадал — такой вот грузовик начисто снес часть здания. После этого сельские жители выступили с петицией о запрете сквозного проезда крупногабаритного грузового транспорта, но без толку.

Однако данное происшествие вселило страх в нескольких домовладельцев вдоль этой дороги — хорошо помню, какая лихорадочная деятельность тогда развернулась. Кэролайн Брюер, которая всю свою жизнь прожила в Колтон-Кум, установила на фасаде своего дома камеру наблюдения, под углом к дороге — демонстративно, прямо у всех на виду — и, по слухам, проводит чуть ли не весь день, наблюдая за проезжающими машинами — а как только замечает грузовик, выбегает на улицу, чтобы «проследить» за его безопасным расхождением с ее обиталищем. Я смеялась, когда мне про это рассказывали, но на самом деле нисколько ее не виню. Сейчас я просто надеюсь, что этот грузовик не застрял или, что еще хуже, не врезался в какой-нибудь другой дом.

Наконец, потеряв терпение, сворачиваю направо, чтобы объехать любой хаос, который там может возникнуть. Но тут, едва свернув за угол, сразу осознаю свою ошибку — с резким уколом тревоги. Дорогу передо мной по всей ее ширине перегораживает полицейская лента, обозначающая место преступления. Это то место, откуда, как предполагается, похитили Оливию Эдвардс, возвращавшуюся к себе домой.

— Вот черт, — бормочу я, пытаясь выполнить разворот в три приема, который в итоге превращается в разворот в шесть приемов. Ворчу себе под нос, что мой универсал слишком длинный для более простого маневра, хотя на самом-то деле знаю: все это потому, что вид полицейского кордона сделал происходящее слишком уж реальным, и у меня просто сдали нервы. Это и вправду какое-то безумие — в Колтон-Кум никогда раньше не случалось ничего подобного. И все эти дорожные пробки — в первую очередь из-за полиции, журналистов и съемочных групп, наводнивших нашу маленькую деревню. Мысль, конечно, эгоистичная, но меня уже подмывает устроить в клинике выходной, чтобы отвлечь всех нас от этой канители, пока она не уляжется. Если это вообще произойдет. А что, если они так и не найдут Оливию? Ледяные щупальца щекочут мне позвоночник. Перед моим мысленным взором проскакивает наихудший сценарий из всех возможных, и я трясу головой, чтобы избавиться от него.

— В чем дело, мамочка? Что мы делаем? — говорит Элфи.

Заставляю себя переключить внимание на «здесь и сейчас».

— Я думала, что будет быстрей поехать этой дорогой из-за того дурацкого грузовика, но ошиблась. — Капли пота пощипывают мне лоб. — Жарковато сегодня.

— Тебе нужно проявить больше терпения, мам, — советует Элла. Издаю короткий резкий смешок. Она права, естественно. И хоть я уже почти привыкла к недосыпу или вообще отсутствию сна, но готова признать, что раздражена гораздо серьезней, чем следовало бы.

«Интересно, почему?»

Мои пальцы с каждой минутой все сильней барабанят по ободу руля, пока наконец я не вижу впереди какое-то движение. Грузовик проезжает дальше — к счастью, не оставив за собой жертв и разрушений. Когда я добираюсь до того места, где он стоял, понимаю, в чем была проблема. Прямо на двойной желтой разметке, запрещающей остановку, припаркован фургон передвижной телевизионной станции «Ай-ти-ви», что еще больше сужает проезжую часть. Сжимаю руль чуть крепче. Фургон стоит совсем неподалеку от того места, где живет Оливия. Время от времени вы надеетесь, что в сонной деревушке вдруг произойдет что-нибудь захватывающее, заставив вас поволноваться. Но это не то волнение, которое мне по душе или в котором я сейчас нуждаюсь. От воспоминаний о ночном кошмаре к горлу подкатывает желчь.

* * *

— Папе пришлось уехать, — сказала мама. Слезы размыли контуры ее темно-бежевого макияжа, оставив контрастные полоски на более бледной коже. Сейчас она походила на те хлебные палочки, в которых хрустящее тесто переложено прослойками из розоватого бекона.

— Почему его забрала полиция? — спросила Джейн. Ее отбросило на травянистую площадку в саду за домом, когда мужчины окружили ее папу, слепя его фонарями, а громкие и пугающие голоса кричали ему: «На землю, быстро!» Это было последнее, что она запомнила перед тем, как проснуться в какой-то незнакомой постели. Мама сказала, что она проспала десять часов, но ей было трудно в это поверить. Как она могла уснуть после того, что случилось? Сердце по-прежнему колотилось от страха, пока она ждала, когда же мама что-нибудь скажет. Объяснит, почему захватили ее папу.

— Он им в чем-то помогает, вот и все.

Джейн уже умела распознавать ложь, едва ее услышав.

— Мне уже восемь, мам. Я уже не маленькая. И не дура.

Клэр вздохнула и покачала головой.

— Послушай… Теперь есть только я и ты. Ты — у меня, а я — у тебя, и мы — это все, что важно, хорошо?

— Нет. Нет, ничего тут хорошего! Я хочу к папе. Где он? — Паника опять поднялась внутри нее, как будто она наполнилась горячим воздухом и вот-вот лопнет.

— Джейн, детка… — Клэр уронила голову на руки, а потом глубоко вздохнула и посмотрела Джейн прямо в глаза. — Правда в том, что твой папа сделал кое-что нехорошее.

— Что он сделал? — Голос ее был хриплым из-за слез.

— Сложно объяснить… Но он пытался заботиться о нас. Следил, чтобы нам хватало денег. Так что взял немного, чтобы помочь нам. Но я боюсь, что папа проделывал это не один раз, и теперь, поскольку он не может вернуть долг, ему приходится взамен расплачиваться своим временем.

— Я не понимаю…

— Ты знаешь, что такое тюрьма?

Джейн кивнула. Все ее тело онемело, как будто она при всем этом присутствовала, но при этом и нет.

— Это место, где наказывают плохих людей.

— Ну да — и это наказание заключается в том, что их какое-то время держат вдалеке от тех, кого они любят.

— И как долго папу будут так наказывать? — спросила Джейн, глядя, как сморщилось лицо ее матери. Та молчала целую вечность, и Джейн уперлась руками ей в грудь. — Так как долго? — выкрикнула она.

— Прости, Джейн. Я знаю, ты любишь своего папу. Но, как я уже сказала, теперь только ты и я. Он уже не вернется.

Джейн почувствовала, как сердце у нее забилось часто и сильно. В груди, в ушах, в животе — везде. Дыхание стало прерывистым, и уже во второй раз все вокруг погрузилось во тьму.

* * *

Несмотря на то, что тогда я этого не понимала, с тех самых пор моя жизнь навсегда изменилась — так, как не должна меняться жизнь ни одного ребенка. Когда мы проезжаем мимо фургона телевизионщиков, я вытягиваю из-за ушей заткнутые за них пряди волос и зачесываю их рукой на лоб, чтобы как можно больше прикрыть лицо — на случай, если нас кто-нибудь снимает. Нельзя, чтобы меня увидели по национальному телевидению. Существует реальная опасность, что она увидит меня и выследит. И если ей это удастся, есть все шансы, что она снова разрушит всю мою жизнь.

— Люблю вас обоих, — говорю я, улыбаясь своим прекрасным детям, когда мы благополучно проезжаем мимо. Нашим прекрасным детям. Мы — хорошие родители, мы с Марком. Несмотря на весь свой эмоциональный багаж, всю свою запятнанную наследственность, я всегда старалась добиться успеха во всех сферах своей жизни. Понимаю, что у меня не все ладно с моим браком после той «интрижки», но Марк сказал, что это ровным счетом ничего не значило — просто случайная связь на одну ночь. Я все еще с трудом могу полностью поверить в это. Но он не ушел. Это уже кое-что, конечно же. У меня еще есть время исправить ошибки и простить его.

Исчезновение Оливии — это тревожный звоночек, который заставил меня осознать кое-какие прописные истины. Я должна снова научиться полностью доверять Марку. И побыстрее.