Пески. Наследие джиннов

Элвин Гамильтон, 2016

Палящее солнце и бескрайние дюны, свист песчаных бурь и гром выстрелов, ежедневная битва за жизнь. Мир сказок «Тысячи и одной ночи», где чувственный жар пропитан порохом и пеплом. Героев ждёт беспощадная пустыня, магические огненные скакуны, золотые дворцы тиранов, джинны и прекрасные принцы. Новая, оригинальная альтернативная вселенная подана автором убедительно и неизбито, с драмой, юмором и неослабевающей динамикой. Сложные, неоднозначные характеры, мастерски прописанные в ярких диалогах, и захватывающие приключения в сочетании с трогательными сюжетными поворотами заставят с нетерпением ждать продолжения.

Глава 5

На улице я едва не столкнулась с Тамидом.

— Амани, я тебя искал… — Он запыхался, тяжело опираясь на костыль. — Не выходи, не надо!

— Там… — начала я.

— Буракки, — кивнул он.

Сердце радостно подпрыгнуло. Сотворённый задолго до смертных, как и все древние, этот конь из песка и ветра мог скакать без остановки до самого края света и ценился на вес золота, если его удавалось изловить. Сидеть в лавке? Ни за что!

Я прищурилась, вглядываясь в конец улицы, откуда приближалось облако пыли. Мужчины обступали его, тыкая железными прутьями. Значит, одна из старых ловушек всё-таки сработала.

— Должно быть, его привлёк вчерашний пожар в Шалмане, — рассудительно заметил Тамид. — Древние падки на огонь.

На всякий случай я выдернула из столбика крыльца старый кривой гвоздь. Обитатели пустыни издревле добывали в горах металл и посылали своих дочерей в железных перчатках ловить и приручать буракки — обращать их из песка и ветра в живую плоть. Волшебных коней вели в города на продажу, тем и жили.

Затем султану пришло в голову построить фабрику. Пески затянуло железной пылью, даже вода стала отдавать ржавчиной. Буракки попадались всё реже, кочевые палатки превратились в дома, а торговцы конями — в фабричных работяг.

Только железо могло сдержать буракки — или убить, так же как упырей. Оно делало его смертным. А наделить плотью так надолго, чтобы оседлать, могли только мы, женщины.

Тамид вычитал в какой-то священной книге, что у древних своих женщин нет. Зачем рождать потомство, если ты живёшь вечно? Однако так же как знание есть сила, тяга к неизведанному составляет главную слабость бессмертных существ. Всем известны истории о джиннах, одержимых любовью к прекрасным принцессам и исполнявших любые их желания, равно как о добродетельных жёнах, которые заманивали гулей на клинки своих мужчин, и о храбрых купеческих дочерях, покорявших буракки и скакавших на них верхом в дальние неведомые страны.

Древних, при всём их могуществе, всё же тянет к нам, несмотря на риск потерять своё бессмертие и стать существами из плоти и крови.

Улица оживала на глазах. Люди с горящими глазами толпились у дверей своих домов. Появление буракки сулило пытавшимся его поймать либо большие деньги, либо большую кровь, а может, и то и другое.

Кто-то вскрикнул: в пыльном облаке появился силуэт волшебного коня. Кое-кто в страхе захлопнул дверь, но большинство жителей посёлка продолжали жадно всматриваться. Я тоже встала на цыпочки на крыльце, вытягивая шею.

Буракки не собирался сдаваться так просто. Он то и дело менял очертания, превращаясь то в коня, то в песчаный вихрь и меняя цвет с ярко-золотого на кроваво-алый — огонь и солнце, перемешанные в открытой всем ветрам пустыне. У меня в висках застучала кровь, доставшаяся от бессчётных поколений обитателей песков.

Фабрика перевернула нашу жизнь, мы перестали быть кочевым племенем, охотниками на буракки, но по-прежнему ставили на тропах ловушки из железа, и каждый из нас знал, что делать, если ловушка срабатывала.

Невдалеке звякнула тяжёлая цепь — молодая вдова, по имени Заира, прикрепляла один конец к своему подоконнику, а святой отец уже надел другой на крюк в стене молельного дома напротив. Из окон пригоршнями сыпали железные опилки, которые держали в домах на случай нападения упырей из пустыни. Железо, перемешанное с песком, и цепи превращали улицу и весь посёлок в одну огромную ловушку для древнего.

Буракки поднялся на дыбы, испуская пронзительное ржание. Мужчины обступали его, ударами железных прутьев мешая целиком обратиться в песок и ветер. Взметнувшись, тяжёлые копыта опустились в гущу тел. Послышался хруст пробитого черепа, на песок брызнуло алым. Кровь на золоте.

Дядюшка Азид ткнул острым концом своего прута — и буракки отпрянул, на мгновение показав из песчаного вихря окровавленную грудь. Это дало загонщикам передышку, чтобы убраться и оттащить раненых на ту сторону цепи, к остальной толпе.

Их работа закончилась. Мужчины гнали буракки в посёлок все вместе, потом наступал черёд женщин, и каждая действовала уже сама по себе.

Остановила буракки, удержала достаточное время, чтобы оставить во плоти, — и он твой, вернее, принадлежит твоему мужу или отцу. В моём случае — дяде, равно как и деньги, которые тот выручит за коня.

Как бы не так! Никому я его не отдам! Мне надо любой ценой убраться отсюда, и этот способ не хуже любого другого. Если бы только поймать!

Женщины уже теснились у самой цепи. Заира жадно облизывала растрескавшиеся губы. Даже лентяйка Шира выскочила из дома и с молитвенным жаром вглядывалась в силуэт желанной добычи, вцепившись пальцами в железные звенья.

Я подбежала и протолкалась в первый ряд. Сердце отчаянно колотилось в груди, и стук его отдавался во всём теле. Теперь или никогда!

— Амани! — раздался за спиной крик Тамида.

Я обернулась ответить, но тут уловила краем глаза мелькнувший розовый халат. Не обращая внимания на тревожный оклик тётушки Фарры, Шира нырнула под цепь ограждения и кинулась к буракки.

И что ей дома не сиделось, поганке? Вечно прохлаждается на подушках, а тут… Переливаясь из формы в форму, буракки стремительно развернулся и двинулся навстречу сестре.

Нет, не отдам! Не дослушав Тамида, я шлёпнулась на песок, перекатилась на другую сторону цепи и рванулась вдогонку. Врезалась сзади в Ширу, и мы обе повалились на дорогу. Копыто чудом миновало мою голову, задев лишь краем, и перед глазами вспыхнула ослепляющая боль.

Шатаясь, я стала подниматься, но пальцы Ширы тут же стиснули мою лодыжку. Глаза сестры горели бешенством, почти как у самого разгорячённого буракки.

— Мама с тебя шкуру спустит! — злобно прошипела она, впиваясь острыми ногтями мне в руку.

— Сначала пусть поймает! — фыркнула я и врезала ей коленом в живот. Отпихнула и вскочила на ноги.

Пока мы барахтались в пыли, как на школьном дворе, по эту сторону цепи уже оказалось с полдюжины женщин, но к буракки ни одна приблизиться пока не решилась, и он уже расплывался в воздухе, уходя копытами в песок и принимая бессмертную форму. Ещё немного — и он вновь станет частью пустыни.

Шагнув вперёд, я резко свистнула, и конь обернулся.

Несколько ударов сердца мы смотрели друг на друга, потом я сделала ещё шаг… и ещё один. Он стоял неподвижно. Внезапно с другой стороны выскочила Заира и швырнула горсть железных опилок. Буракки отпрянул… и бросился на меня!

Я осталась на месте — точно так же, как стояла вчера перед дулом револьвера. Смотрела на страшные копыта, взрывающие песок, но меня переполняла уверенность, что сегодня я не умру.

За миг до столкновения я шагнула в сторону, пропуская буракки впритирку, и прижалась к его боку, вытянув к морде руку с гвоздём. Железо и моя кожа.

Крик бессмертного существа сотряс воздух. Оно яростно билось, не в силах разорвать магическую связь, а я двигалась вместе с ним, прижимаясь всё сильнее к обретавшему плоть силуэту. На морде коня было написано отчаяние. Я понимала его: кому, как не мне, знать, что такое неволя.

Наконец мои руки обняли мускулистую шею. Гвоздь упал на песок, но это уже не имело значения. Покорённый буракки тяжело дышал у меня над ухом, и весь остальной мир словно перестал существовать. Солнце, песок и ветер стали под моими пальцами живой плотью, налитой мощью, которая была древнее, чем тьма, смерть и грех.

Оставалось лишь вскочить коню на спину и унестись на нём прочь через пустыню к желанной свободе, но от последнего душераздирающего крика во мне будто что-то оборвалось. Я на миг растерялась, и крепкие мужские руки оттащили меня прочь.

Буракки тут же обступила суетящаяся толпа с дядей Азидом во главе. Шанс был безнадёжно упущен. Коня уже взнуздали, и он жалобно ржал, ощущая во рту железо, а на копыта поспешно набивали подковы — три стальные, чтобы сохранить плоть, и одну бронзовую — для покорности.

Весть о пленении буракки уже разнеслась по всему посёлку. Зрители весело аплодировали, дети радостно вопили. Про меня уже никто не вспоминал. Только сам конь печально косил на меня глазом, словно укоряя в предательстве.

Я прикоснулась к волосам, глянула на окровавленный халат — везде кровь. Нет, так я этого не оставлю! Рванулась вперёд и стала проталкиваться сквозь толпу, но кто-то вдруг схватил меня за руку и зажал ладонью рот, оттаскивая в проход между домами.

Противный скользкий голос вкрадчиво прошептал в ухо:

— Ну что, поговорим, Синеглазая Бандитка?