Причинность. На другой берег

Элар Шевела

Четыре легенды. Три Континента. Две непростительные ошибки.Одна общая проблема.Ноль попыток решить её даже 21 поколение спустя.Сефу, Ифэми, Сверр и Раасул понятия не имеют, как проживать свои жизни в этом внешне упорядоченном и стройном мире.Они не вписываются в него или «по праву рождения», или по праву без (раз) личия.И предстоит сказать: «Это мой Путь».И предстоит понять, что есть этот Путь для Общего Блага.И рухнет ли мир, если ты откажешься делать то, чего он от тебя ждёт?

Эпизод шестой. Первый День Дня

Улицы Джезерит пустынны: туристы с трудом разъехались, а местные привыкли сидеть по домам за Чёрный Ноазис. Наступает первое утро под Южным Солнцем. Первый День Дня. Город ещё не успел проснуться от долгой спячки и наполниться шумным весельем праздника встреч и прощаний.

Среди домов петляет одинокая фигура в неоправданно лёгком для здешних мест пальто, ещё и без шапки. Снег запорошил голову и плечи, летит прямо в глаза, но Сверр уверенно вышагивает по узким улочкам. Периодически озираясь из опасения быть узнанным в этом районе. За прошедший ноазис северянин увидел достаточно, чтобы окончательно превратиться в параноика. Даже хруст снега под ногами режет слух. Сверр резко притормаживает.

— Мне бы успокоиться, — бубнит он себе под нос и прячется от ветра в неприметный переулок, чтобы покурить и собраться с мыслями.

Ещё какое-то время уттарец стоит как вкопанный, посматривая по сторонам. Если и есть слежка, сейчас она себя обнаружит. Выждав несколько минут и решив, что совершенно один, Сверр облокачивается о стену и трясущейся рукой тянется в карман за пачкой сигарет. Первым нащупывает шершавый конверт.

Северянин громко матерится вслух. На бумаге аккуратным почерком выведено: «Гостиница „Обитель“. Сефу лично в руки». Ниже криво и в спешке дописан адрес. Размашистый и неаккуратный почерк принадлежит Сверру, а вот ровный и витиеватый ему незнаком. Уттарец нервно подкуривает мокнущую от мелкого снега сигарету.

— Кто ты, Вода тебя забери, такая? — Он крепко затягивается и швыряет горячий бычок в сугроб, а письмо запихивает поглубже в карман.

Сверр двигается дальше по улице, даже не пытаясь укрыться от усиливающейся метели в лёгкое пальто. Он щурится и бредёт практически наугад, с трудом выхватывая глазами названия улиц и номера домов. Надеясь, что снежный поток спрячет его от посторонних глаз. Но разве одинокое движение против ветра может остаться незамеченным?

Как бы громко он ни молотил в дверь, из дома не доносится ни звука. Сквозь пыльное окно внутри просматриваются пустые безжизненные интерьеры. Ближе всего ко входу сгрудились пузатые мусорные мешки ростом с крепкого подростка. Сверр уверенно продолжает стучать, но уже в окно. В какой-то момент его озаряет мысль: как можно тише разбить стекло, открыть замок изнутри и войти. На счастье, этот идиотский план так и не воплощается. Дверь соседнего дома со скрипом отворяется, и старенькая невысокая северянка, укутанная в лёгкий шёлковый халат с тёмно-зелёной вышивкой, разражается басом, никак не соотносящимся с её образом:

— А ну-ка! Прекратил-ка долбиться! Там никто не живёт! А если ты заодно с этими, передай-ка, что их вещи арестовали гуны за неуплату аренды! Ещё раз тебя здесь увижу, будь уверен, что гуны арестуют тебя вместо этих двух нахалок!

Старушка кричит так пронзительно, что в нескольких домах напротив зажигаются лампы. Любопытные соседские лица серыми тенями скользят за прозрачными занавесками.

— А вы чего повылазили, стервятники? Без вас разберутся! — переключается старушка на жильцов напротив.

Сверр уверенно шагает к северянке прямо по глубоким сугробам, которые намело между домами. Это зрелище впечатляет разбушевавшуюся бабулю настолько, что вопли её сменяются безмолвным созерцанием. Высокая фигура, закутанная во всё чёрное, решительно бредущая по пояс в снегу, буквально на долю секунды пугает свою главную зрительницу. Сверр останавливается прямо напротив старушки и, небрежно стряхивая снег с пальто, улыбается от уха до уха.

— Пусть день продлится. Проходи, — удивлённая собственному предложению, полушёпотом сипит пожилая северянка.

На первый взгляд порядок внутри выглядит абсолютным: вещи аккуратно расставлены по местам, ни одного следа грязи, ни частички пыли. Но деталь за деталью, попадающиеся на глаза, разрушают иллюзию чистоты. Из угла в угол вьётся жирная паутина, переполненная коконами с трупами насекомых, неясно откуда взявшимися посреди вечной зимы. Воздух затхлый и сырой. Окна наглухо завешаны чёрными массивными шторами. Лицо Сверра кривится от отвращения, стоит его взгляду скользнуть на мясистого паука размером с кулак, медленно раскачивающегося на толстой нитке паутины.

— Угостишься хвойным морсом? — неожиданно вежливо шелестит старушка, спокойно проходя под свисающим с потолка мохнатым насекомым.

Сверр с трудом справляется с желанием прихлопнуть мерзкое создание и растягивает губы в почтительной улыбке. Только глаза выдают стойкое отвращение.

— На благо ваше гостеприимство, но осмелюсь отказаться, — как можно благодушнее отвечает он.

— Тогда оставим это, — старушка наклоняет голову к плечу. — Ты всё же знаком с моими соседками? Не удивлюсь, если они многим доставляют хлопот побольше, чем мне.

— Можно и так сказать.

Сверр крепко сжимает конверт в кармане. Вспоминает тонкий, залитый светом силуэт, соскальзывающий с перил в пульсирующую бездну.

— Мне нужна каари по имени Сефу. В «Обители» сказали, что я найду её по тому адресу. — Он кивает как бы в сторону соседнего дома. — Но, кажется, там давно никто не живёт. Благо, я вижу перед собой ту, что знает намного больше, чем персонал гостиницы.

Пожилая северянка скрещивает за спиной иссохшие руки и облизывает потрескавшиеся губы, прежде чем ответить. Где-то в соседней комнате монотонно тикают сразу несколько часов. Паук продолжает раскачиваться из стороны в сторону. Сверр тонко улыбается в ожидании ответа. Старушка приоткрывает рот, чтобы сказать что-то, но этажом выше скрипят половицы, и это моментально привлекает её внимание.

— Всего пара мгновений, — пересохшие губы нервно дёргаются, — и мы вернёмся к разговору.

Хозяйка дома с невероятной лёгкостью в движениях выпархивает из комнаты, а Сверр остаётся наедине с мохнатым насекомым, словно изучающим двуногое существо перед собой. Сверху слышатся звуки поворачивающегося в замке ключа и скрип ржавых дверных петель. Топот по половицам усиливается и ускоряется. К нему добавляется странный железный лязг. Лампада под потолком ходит ходуном, словно весь дом сотрясает неведомая сила. Паук смачно шлёпается на пол прямо перед Сверром, который от неприязни даже отпрыгивает в сторону. Насекомое и само не радо такому тесному контакту и шустро ретируется за громоздкий шкаф в конце коридора.

— Куда я попал, — морщится Сверр.

Всё стихает. Старушка возвращается в комнату, будто ничего не произошло. На удивление Сверра, она обращает внимание на отсутствие под потолком паука и пробегается глазами по комнате в его поисках. Не разглядев в полутьме и намёка на чёрную мохнатую тушку на восьми лапках, северянка поворачивается к гостю.

— Ты не представился, — щурится она.

— Сверр мин Джезерит, — коротко кивает тот.

— Ах вот кто ко мне пожаловал. — Старушка снова облизывает губы, чем вызывает у своего гостя рвотные позывы. — Болтают, что ты потомок самой Джезерит, раз унаследовали здание Врат.

— Если бы Врат. — Сверр слегка напрягается, но играючи скрывает это за улыбкой. — Так, забегаловка. Не более. Не стоит доверять местным сплетникам.

— Будто смотрю между двух солнц.

Уттарка широко улыбается, обнажая неожиданно здоровые и ровные для её возраста зубы. Но в глаза бросается даже не это, а два зияющих отверстия вместо клыков. Сверра снова передёргивает, но он продолжает изображать спокойствие.

— Так могу я узнать про эту каари?

— Каари, — усмехается старушка своим мыслям, но вслух произносит не всё, о чём подумала. — Если бы я только знала, то уже выбила бы всё, что она мне задолжала, несмотря на… — Она резко замолкает и отворачивается. — А уж из этой припадочной южанки того больше!

Паук, словно на звук голоса, прибегает к своей хозяйке и скрывается под полами её халата. Сверр подавляет очередной рвотный рефлекс. Половицы на втором этаже скрипят, а хозяйка дома яростно таращится в потолок. У Сверра окончательно пропадает желание терпеть всю эту дичь, когда северянка снова выбегает из комнаты.

— Послушай, — немного брезгуя, он всё же кладёт старушке руку на плечо.

Та от неожиданности останавливается и, громко дыша, оборачивается к гостю.

— Хенрика, — мямлит хозяйка дома показательно милым голоском.

— Мин?

— Не мин. — Она гордо вытягивается во весь свой небольшой рост, расстёгивая пуговицу на шее и открывая характерную, хоть и изрядно выцветшую татуировку. — Мухалас…

— И знать не хочу, — не даёт ей договорить Сверр и отдёргивает руку.

Теперь понятнее. Эта старушенция с бешеными глазами — прислужница одной из Первых Семей. Судя по северному имени и гнетущей атмосфере, нетрудно догадаться, о какой из них речь. Узнавать это наверняка Сверру не хочется. Оказаться в доме одной из мухалас — само по себе клеймо, а если она ещё и из этих… Он вздрагивает всем телом и отодвигается подальше от Хенрики.

— Вот почему соседи следят за тобой. В таких вещах стоит признаваться сразу, — северянин обводит её презрительным взглядом.

— Я горжусь своим происхождением!

— Не сомневаюсь, — кривится Сверр.

Шум на втором этаже становится неистовым, будто кто-то попросту крушит комнату над ними.

— Я должна!.. — взвизгивает Хенрика и взбегает по лестнице.

Дожидаться неадекватную старушку с пауком под юбкой в трясущемся от грохота доме нет никакого желания. Сверр в спешке покидает больше похожий на могильник, чем на жилище, дом презренной мухалас. Его не волнует даже то, захлопнулась ли за ним дверь, настолько хочется побыстрее слинять оттуда.

Северянин в несколько прыжков пересекает улицу, останавливается возле ухоженного домика с типичной для Джезерит круглой крышей и нервно подкуривает. Молча стоит, жадно глотая то свежий морозный воздух, то сизый дым. Мысленно прокручивает в голове произошедшее и продолжает, как заворожённый, смотреть на дом Хенрики. Входная дверь за ним всё-таки не закрылась, и ветер треплет чёрные занавески из стороны в сторону, а снег пушистым ковром застилает лестницу на второй этаж. Старушка неожиданно возникает на крыльце перед домом. Сверр вздрагивает, выронив сигарету, и машинально вжимается в стену. Хенрика заливисто хохочет на всю улицу и снова скрывается внутри покосившегося домишки, с силой захлопывая за собой дверь.

Трясущейся то ли от холода, то ли от нервов рукой уттарец достаёт новую сигарету из пачки. Его взгляд скользит к окну второго этажа, тоже плотно занавешенного. В какой-то момент кажется, что шторы двигаются. Сверр сосредоточенно вглядывается через толстые стёкла очков, когда кто-то кладёт руку ему на плечо. Подавившись дымом, северянин роняет уже вторую сигарету подряд.

— Пусть день продлится, — здоровается совсем юный каара. — Моя попечительница предлагает тебе зайти.

Ребёнок с громким щелчком закрывает окно, из которого торчал секунду назад, и уже через стекло указывает Сверру в сторону двери. За спиной у юнца стоит высокая северянка с удивительно знакомым лицом. Учитывая не самую приятную славу Сверра среди каари, думать о том, где они могли видеться, ему хочется меньше всего. Бросив беглый взгляд на окна Хенрики, северянин принимает приглашение.

Уже через несколько мгновений он сидит на уютной и светлой кухне в компании двоих детей и их попечительницы по имени Хиона, путано объясняя причины своего раннего визита в дом напротив. Северянка молча слушает историю, то и дело подливая кипяток в кружку гостя. Савитар во все глаза разглядывает Сверра, периодически что-то нашёптывая на ухо маленькой подружке, которая удобно устроилась у него на руках. Зора вообще мало интересуется их неожиданным посетителем и воодушевлённо собирает со стола крошки от печенья, предварительно окуная палец в чай попечительницы.

В какой-то момент Сверр понимает, что может сболтнуть лишнего, и лихо глотает из кружки. Хиона строит виноватую гримасу, понимая, что гость только что хлебнул кипятка: он уже успел обжечь горло и несколько раз сухо кашлянул.

— Так ты знаешь её? — хрипит Сверр, стараясь незаметно дышать ртом, чтобы охладить его.

— Мы знали каари, о которой ты говоришь.

Сверр напряжённо хмурится. Его настораживает едва уловимая печаль в голосе уттарки. И прошедшее время.

— Знали?

— Глубока Вода! Зора! Прекращай-ка совать свои пальцы в мой чай! — шипит Хиона в сторону малышки, но та только радостно хохочет, опуская в кружку ладонь целиком.

— Она ещё и издевается! Савитар, займи-ка малышку чем-нибудь. Мне нужно поговорить с нашим гостем про Сефу’эни.

— Она проплывёт подо льдом. Пройдёт по Воде. Алым дождём вернётся ко мне, — запевает малышка старую уттарскую песню, продолжая подбирать крошки.

Когда детский хохот доносится уже из соседней комнаты, Сверр полушёпотом спрашивает:

— Сколько им?

— Зору вынули три зимы назад. Савитара — девять. Старший живёт с нами несколько лет, а для малышки это был первый Чёрный Ноазис вне общины. Знаю, все удивляются, как они позволили забрать её такой юной. Говорят, что моих заслуг и навыков достаточно, чтобы заботиться о молодняке любого возраста. Как будто мне это надо. — Хиона поджимает губы, понимая, что ляпнула то, чего не собиралась. — Мы в союзе с одним караванщиком. Ему показалось классной идеей взять кого-то на воспитание. Говорит, чтобы я не скучала.

— Но ты так не думаешь… — ухмыляется Сверр уголком рта.

Хиона многозначительно разводит руками:

— Я в восторге от этих маленьких монстров, но на своём примере прочувствовала правильность концепции «молодняк — дело общее». Сама-то росла в общине, а тут…

Из соседней комнаты раздаются грохот и громкий смех Зоры. Савитар вопит что есть мочи.

— Эй вы! Двое! Потише там! А то мертвячка придёт и за вами. Щеколды на окнах её не остановят, — сурово басит попечительница.

Дети затихают на секунду и переходят на испуганный шёпот, продолжая выяснять отношения.

— На благо, — улыбается Хи.

— Мне кажется или я правильно понял, о ком речь? — Сверр внимательно смотрит на уттарку, надеясь, что она расскажет ему про старушку из дома напротив.

— Не кажется. Местный молодняк прозвал её дом хворостяным могильником, а её саму — мертвячкой. Надеюсь, ты не знал, кто она, раз зашёл туда «в гости». — Хиона смахивает с лица прядь тонких и белых, как первый снег, волос.

— Теперь знаю. Она показала мне татуху на шее.

Хиона давится чаем и шумно откашливается.

— Вода, Вода. Болтают, что ты владеешь практиками на уровне с эфорами. Но даже им мерзкая бабка не стала бы показывать шею. — Хи складывает руки на груди. — Передо мной сплошной туман.

— Ты сказала, что она «придёт и за вами», — переводит тему Сверр. — Что это значит?

— Что я болтаю, не подумав, — цокает Хиона. — Несколько детей из общин пропадали в нашем районе. Конечно, многие считают, что они сбежали в порт или вообще в Та’Диш. Но кое-кто шепчется, мол, дело в бабке. Молодняк стал пропадать после её приезда. — Северянка таинственно прищуривается.

— А живёт она здесь уже… — вопросительно тянет Сверр.

— Если верить болтовне, лет тридцать.

— Молодняк пропадает уже тридцать лет, и до сих пор непонятно почему?

— Лет пятнадцать. Ты реально удивился или это разумный сарказм? — усмехается Хи. — Всем плевать на Джезерит, тем более на наш район. Думаешь, она единственная мухалас здесь?

— Надеялся, — расстроенно морщится Сверр.

— Просто ходи аккуратнее. Хотя, насколько мне известно, Зепар — только она.

Сверр напряжённо залипает в одну точку, пытаясь переварить информацию. Поиски Сефу втянули его в совершенно неожиданную и абсолютно неприятную историю. Он разговаривал с мухалас Зепар. Был в её доме и трогал её руками. Мысль о последнем заставляет Сверра нервно вздрогнуть.

— Как эта мразь вообще здесь оказалась? — Он настолько впечатлён, что забывает подобрать слово поприличнее.

— Никто не знает точно. Местная шпана не сразу прознала, что в одном из домов к распределению нелегально поселилась чужая. Кураторы посвящать нас в такое и не собирались. Вдруг кто-то усомнится в алькальдии или Содружестве с их подачи. Ну вот. Мой наара однажды встрял в неприятную историю. Хотя что значит однажды? Он из них никогда не вылезал. Короче. История с бабкой. — Хи облокачивается на стол. — Нараа с детства лезет куда не следует. Одной ночью они с друзьями на спор забрались в тот дом. Посмотреть, кто там. Он говорил, что было настолько жутко, что все с криками повылетали прямо из парадной двери. Чужую так и не увидели. Первым пропавшим ребёнком стал как раз один из той компании — Нирав.

— Дай угадаю: в итоге пропали они все?

— Кроме моего наара. Да. — Хиона прикусывает губу. — Он тоже считает, что и их, и всех остальных детей похищала Хенрика. Но для чего, мне даже предполагать не хочется.

— Она сказала, что гуны арестовали вещи Сефу и её подруги. То есть бабка легально в Джезерит?

— Слушай-ка, я без понятия, как она это сделала, но ей отдали несколько соседних домов, которые предназначались молодняку из общин. Скажем так, Сеф была сложным подростком и даже не значилась в списках на распределение, поэтому ютилась по углам. Ты ведь понимаешь, что творится с жизнями тех, кого не признаёт Содружество…

— Мерзости вроде аренды крова у мухалас? — цинично подмечает Сверр. — Сефу выросла в одной из местных общин?

— Да ты что! — Хиона отмахивается. — Не знаю, в какой общине они с Ифэми воспитывались, но там учат вещам покруче, чем в джезеритских. Нас познакомил мой наара. Он был малой, и я помогала кураторам с его послушанием. Отвечаю, никогда бы не подумала, что мы станем подругами с Сефи. Всё началось с того, что я должна была ей просто подсобить кое с чем.

— Не боишься рассказывать о ней, Хиона’эни? Ты либо сплетница, либо хреновая подруга.

— Ты неприятный тип, — резко отрезает она. — Знаешь, что твоя репутация докатилась даже до Понтуса и Ингона? Хотя мы заочно знакомы, и то, что ты тут говорил, меня зацепило. Тебе стоит свалить. Знай, что Сефу правда была моей подругой. Иногда я думаю, что её тоже утащила эта мерзкая бабка.

Хиона бросает тяжёлый взгляд в окно. Сквозь лёгкие нежно-зелёные шторы виднеется покосившийся домишко Хенрики, едва различимый в плотной завесе из снега. Сверр тоже оборачивается и, резко вскочив на ноги, подбегает к окну.

— Эй! Ты чего? — Хиона вскакивает вслед за ним.

— Смотри внимательно, — взволнованно тараторит Сверр, его сердце словно соревнуется в скорости с мыслями.

— Бабкина хибара, как всегда бесячая и пугающая, — кривится Хи.

— Второй этаж. Если я достаточно догадливый, шторы там не распахивали никогда.

Хиона переводит взгляд на окно под самой крышей и чувствует, как подкашиваются ноги. Чёрные занавески исчезли, будто их там и не бывало.

— И дверь, — медленно тянет Сверр.

Снег снова покрывает лестницу пушистым ковром. Занавески первого этажа раскачиваются из стороны в сторону. Входная дверь открыта настежь. Порывы ветра с упоением долбят её о стену.

— Старуха точно закрывала после моего ухода, — нервно сглатывает Сверр, бегая глазами по окнам дома мухалас, пытаясь высмотреть движение внутри. — Хиона’эни, я должен кое в чём признаться.

Северянка настороженно смотрит на него. Её сердце колотится даже быстрее, чем у гостя.

— Я не всё рассказал, но после твоих историй об исчезающем молодняке и пропавшей Сефу… — Он по привычке вытаскивает сигарету.

— Здесь не курят, — останавливает Хиона.

— Прости. Короче, я слышал странные звуки на втором этаже «могильника». Там точно кто-то есть. Кого держали против воли и кто очень хотел помощи, когда понял, что в доме посторонний.

— И ты говоришь — держали, — Хи делает акцент на последний слог. — Потому что думаешь, что этот кто-то сбежал… — Она вдыхает побольше воздуха. — Савитар, запри-ка дверь! Немедленно! — кричит она как можно громче.

— Сейчас, — голос юнца раздаётся неожиданно близко.

Неизвестно, как давно дети тоже стоят возле окна, но, судя по их лицам, достаточно.

— А если это Сефи? — мурлычет Зора своим тоненьким голоском.

— Рисковать нельзя, детка. — Хиона берёт малышку на руки и обращается уже к своему гостю: — Эта бабка, мухалас Зепар, по какой-то причине не живёт с хозяевами. В округе уже пятнадцать лет пропадают дети. А своего она закопала во дворе. На втором этаже могильника могло жить что угодно. Например, одно из знаменитых зепаровских чудищ.

— Которое она кормила свежим мясом, — задумчиво добавляет Сверр.

— Я не могу рисковать жизнями своих детей.

Сверр на мгновение забывает о происходящем и удивлённо смотрит на Хиону. Каара — искусно и искусственно созданный вид. Выращиваемый исключительно в пробирке. Восполнение биологического ресурса происходит в лабораториях в чётко контролируемых масштабах, а натуральное деторождение — престижная профессия, доступная заранее выбранным особям, или дорогая нелегальная услуга. Подавляющее большинство каара проходят процедуру стерилизации по достижении полового созревания и понятия не имеют, откуда, кроме пробирки, могут появляться дети. Но лицо Хионы полно решимости защищать живущий с ней молодняк, словно именно она выносила их в чреве. Сверр сам не знает почему, но это заставляет его зауважать малознакомую северянку, словно бы она сделала что-то важное.

— Но если она держала там Сефу? — Он выдерживает паузы между словами, продолжая сверлить взглядом окно под крышей «могильника».

— Хочешь проверять? Я открою дверь, но тут же запру её за тобой. Отвечаю.

— Слушай-ка. Она — твоя подруга. И ты не хочешь туда пойти?

— А эти мелкие монстры у меня на попечении. В отличие от взрослой Сефу, они ещё не могут сами за себя постоять.

Слова Хионы звучат более чем разумно, поэтому уже через пару мгновений Сверр в полном одиночестве снова стоит у двери в «хворостяной могильник». Две детские тени скользят за занавесками в доме Хионы. Зора с Савитаром уселись на подоконнике, чтобы понаблюдать, что будет.

— Уже плевать, не так ли, — бормочет северянин себе под нос, подкуривая сигарету.

Выдохнув вместе с паром кольцо сизого дыма, он переступает порог. Воняет в доме уже не так заметно. В глубине коридора от сквозняка надсадно скрипит оконная рама. Разбросаны вещи. Громоздкий шкаф мёртвым грузом лежит поперёк комнаты. Повсюду осколки разбитых зеркал и расписных витражей. «Это какую же силу надо иметь?» — напрягается Сверр. Решая не терять времени, он прыжками взмывает по лестнице на второй этаж. Все двери, кроме одной, нараспашку. Комнаты легко просматриваются и не особо отличаются от остального убранства в доме. Кроме заложенных намертво окон, в них нет ничего необычного.

Сверр аккуратно шагает по скрипучим половицам к двери, увешанной каким-то диким количеством замков, точнее тем, что от них осталось. Сами железки свалены на полу. По ним явно молотили чем-то тяжёлым, и точно не сухая старушка Хенрика. Легонько толкнув носком дверь, незваный гость рефлекторно закрывает рот кулаком, чуть не вытошнив лавандовый чай Хионы на потрескавшийся паркет.

Посреди крохотной, заваленной мусором и кусками разлагающейся пищи комнаты на прогнившем от сырости и продавленном от времени матрасе, наспех укрытая сорванной с окна занавеской, лежит Хенрика. Из-под порядком выцветшей чёрной ткани торчат только пряди седых волос и края шёлкового халата, но этого достаточно, чтобы понять, кто под ней похоронен.

Сверр сдерживает рвотный позыв и, слегка покачиваясь, на ватных ногах переступает порог то ли комнаты, то ли тюрьмы, то ли свалки. Половицы противно скрипят. Кровь в голове стучит от прилива адреналина. Каждый звук отдаётся в ушах физической болью. Сверр молча присаживается на корточки рядом с Хенрикой и проводит так несколько минут, не решаясь скинуть со старушки занавеску и удостовериться, что ткань действительно стала её саваном.

— Почему вся эта херня вечно происходит именно со мной? — вслух сокрушается Сверр, подкуривая новую сигарету. — Соберись и проверь, насколько сильно мертва мерзкая старушенция. Что я несу? Что значит «насколько сильно мертва»?

Какое-то время он ещё препирается сам с собой, пытаясь справиться с приступом паники и жадно втягивая табачный дым трясущимися губами.

— Глубока Вода! — Сверр резким движением стягивает занавеску и, еле сдерживая крик, пятится подальше от трупа.

На кровавом месиве, оставшемся от головы Хенрики, свалены громоздкие ржавые кандалы, а по кускам плоти мечется тот самый жирный паук. На этот раз северянин не выдерживает и блюёт лавандовым чаем прямо на заплесневелый паркет перед собой. Решая больше ни секунды не оставаться в «могильнике», Сверр вытирает рот рукавом пальто и вскакивает на ноги. Перепрыгивая уже через две ступеньки за раз, он слышит странные звуки. Беспорядочный стук нарушает монотонное тиканье часов.

— А вдруг… — вслух бормочет Сверр, вглядываясь в окно дома напротив, где двое детей прижимаются к стеклу.

На носках пробравшись через комнату, незваный гость обходит шкаф и аккуратно заглядывает в кухню: на полу спиной к двери сидит нечто. Сверр не может определить, что это, но оно точно голодно и, сгорбившись над металлической банкой, то и дело молотя по ней ложкой, жадно уплетает консервы из оленьей печёнки. Стараясь дышать как можно тише, уттарец продолжает с интересом рассматривать «чудище». Меньше всего оно похоже на того, кто способен размозжить череп бабки и перевернуть огромный шкаф. «Наверняка в доме есть кто-то ещё…» — думает Сверр, настороженно оглядываясь.

Ответ не заставляет себя ждать. «Чудище» доело печёнку и резко оборачивается. Лицо и шея существа плотной плёнкой покрывает свежая кровь, маловероятно принадлежащая «этому». Оно не успевает заметить Сверра, резко нырнувшего за угол, и продолжает рыскать по кухне в поисках еды. На полу уже валяется несколько пустых помятых банок.

Поморщившись, северянин решает, что достаточно нагостился, и тихонько пробирается к выходу, попутно продумывая дальнейший план действий. Сзади слышится что-то среднее между урчанием и рыком. Сверр от неожиданности чуть не ныряет в сугроб за порогом, но всё-таки оборачивается, сжираемый любопытством.

Нечто стоит в проходе кухни и, слегка склонив голову, как это делала Хенрика, с интересом смотрит на гостя. Сверр рассматривает «это» с ног до головы: лохмотья рваными лоскутами болтаются на исхудавшем теле, длинные волосы давно свалялись в жирные жгуты и тяжело висят у ввалившихся, перепачканных голубой кровью щёк. «Чудище» абсолютно спокойно и даже пробует улыбнуться, но это выглядит скорее жутко, чем дружелюбно. У Сверра перехватывает дыхание.

Детки в окне напротив во все глаза таращатся, как новый знакомый попечительницы неподвижно стоит в дверях «могильника», вглядываясь вглубь дома. Савитар истошно вопит, подзывая Хиону. Вот они уже втроём обеспокоенно наблюдают за северянином, застывшим между входом и выходом.

***

Гуны усердно молотят в дверь «Врат Джезерит». Сверр только заканчивает собирать всё, что может пригодиться в пути. Хиона осторожно посматривает в окно, то и дело ухмыляясь:

— Это останется в истории, отвечаю. Не сказать, что к тебе до этого благосклонно относились в городе, но теперь…

— Оказалось, что я для них хуже зепаровской мухалас, — нервно усмехается Сверр, закидывая в рюкзак сразу несколько пачек сигарет.

— Она сдохла и больше не проблема для них. Можно переключиться на тебя.

— Нужно же на кого-то спускать собак.

— Вот-вот, — кивает Хиона, задвигая шторы. — Куда пойдёшь, кариб Джезерит?

Сверр от неожиданности спотыкается и оборачивается на северянку:

— Мин.

— Как скажешь, — подмигивает она. — Так куда?

— Это точно не твоё дело, хоть ты и веришь в мою невиновность, — хмурится Сверр. — Та каари… боюсь, что старуха держала её много лет и совершенно свела с ума. Так что береги себя… — Он на секунду замолкает и добавляет: — И своих детей.

— Верю, — совершенно серьёзно отвечает Хиона. — Я выросла на страшных историях о старухе, а потом меня запихнули в дом напротив. Благородство моего наара было только временной защитой. Сейчас реально спокойно. Не думаю, что истерзанный ею ребёнок представляет большую угрозу, чем она сама. На месте дитя я бы бежала отсюда подальше. После всего этого.

— Не думаю, что она сможет выжить в Та’Уттара, — задумчиво тянет Сверр. — Всё равно будь начеку. Это нечто размолотило череп Хенрики в пюре с кровавой подливой.

Раздаётся грохот. Стены кафе, служащего ещё и домом для Сверра, содрогаются. Хиона осторожно выглядывает из-за шторы.

— Двери ломают, — сдавленно хрипит она. — Надеюсь, что твой «запасной выход» поблизости, иначе меня загребут за соучастие.

Стены снова трясутся.

— Практически здесь. — Сверр закидывает рюкзак на плечо.

Хиона удивлённо вскидывает брови, не отрывая взгляда от уттарца, застывшего напротив с закрытыми глазами.

— Слушай-ка. Ты двинулся после увиденного? — иронично комментирует его поведение Хиона, уже прикидывая, как сбежать самостоятельно, если Сверр полетел кукухой.

— Теперь заткнись и сделай то, что я скажу, — грубо отвечает он, но моментально осекается, выругавшись. — Письмо!

Сверр открывает глаза и раздражённо вытаскивает из кармана конверт, так и не распечатанный Сефу.

— Вода, Вода! — северянка хватает его за руку. — Смирись, что её больше нет. — Она выхватывает письмо и тут же вскрывает.

Хиона быстро пробегается глазами по содержимому и поднимает на Сверра взгляд, полный такого ужаса, что тот не может сдержать нарастающей паники. Гуны внизу наконец умудряются выбить дверь.

— Представь свой дом. Немедленно, — шепчет Сверр, хватая Хиону за плечи, но та стоит неподвижно и хлопает глазами. — Немедленно!

Тьма проглатывает обоих. Хиона чувствует, как пульсирует голова, как нарастает гул в ушах, пока всё не стихает до абсолюта. Где-то в глубине памяти маячит её спальня — самое безопасное место в мире, по мнению Хи, где она хотела бы спрятаться прямо сейчас. Картинка вибрирует и стремительно приближается.

Хиона моргает снова и понимает, что лежит у себя в кровати, укрытая тёплым одеялом. Мелко дрожит пламя в настольной лампе, а двое деток сладко спят рядом в обнимку. Уттарка аккуратно вылезает из кровати и, пошатываясь от волнами накатывающей усталости, спускается на первый этаж. Она силится понять, что происходит: почему она дома и была ли вообще во «Вратах» со Сверром. Не приснилось ли ей всё это происшествие со старухой?

Сомнения развеивает шум с улицы и яркие вспышки на фоне тёмного неба в окне. Гуны всё ещё дежурят на месте преступления, а из Белой Столицы приехала служба зачистки, как только там прознали, что убитая — мухалас Зепар.

Хиона тихонько оседает в кресло и пытается собраться с мыслями, которые хаотично проносятся в голове, как составы высокоскоростных дишских поездов. Внезапно её осеняет:

— Письмо!

Хиона бегает взглядом по тёмной комнате, соображая, куда могла его положить.

— Почему я ничего не помню, — растерянно шепчет она в пустоту перед собой.

— Оно на тумбочке возле кровати, — раздаётся с лестницы голос Савитара.

Ребёнок стоит на нижней ступеньке, крепко сжимая руку Зоры, потирающей глаза свободной ладошкой.

Хиона, не раздумывая, подбегает к детям и обнимает сразу обоих.

— Долго я спала? — обеспокоенно уточняет она.

— Три дня и три ночи, — серьёзно отвечает Савитар.

Хиона отпускает детей и закрывает рот ладонями.

— Простите меня, я… — шепчет она, еле сдерживая внезапный приступ страха, смешанного со стыдом.

Дети на её попечении три дня были предоставлены сами себе, когда поблизости может разгуливать полоумная каари, убившая их соседку. Ещё и служба зачистки! А если бы гуны захотели пригласить соседей на пару вопросов?

— Не плачь-ка, Хиона’эни, — Зора аккуратно берёт попечительницу за руки. — Он заботился о нас и очень вкусно кормил, — лепечет малышка.

Хи чуть снова не отключается от услышанного.

— Какой ещё «он», детка? — старательно пытаясь улыбаться и сохранять спокойствие, спрашивает северянка.

— Она про Сверра’эн, — вмешивается Савитар. — Он присматривал за нами, пока ты спала. И вводил тебе какие-то лекарства, чтобы ты скорее восстановилась.

— Он понравился нам, — улыбается Зора. — Он делал благо.

Хиона крепко обнимает детей, пряча слёзы. Эмоции беспорядочно накатывают, не оставляя ни малейшего шанса себя контролировать. Зора крохотной ладошкой смахивает слезинку с лица Хионы.

— Сверр’эн ушёл вечером. Сказал, что ты скоро придёшь в себя, — добавляет Савитар. — Просил передать. — Юнец вытаскивает из кармана небольшое колечко.

— Что это? — удивляется Хиона, всхлипывая.

— Он сказал, что это пригодится, когда ты вспомнишь, — серьёзно отвечает Зора, забирая из рук названого брата кольцо. — Возьми. — Она протягивает его Хионе.

Сверр бесцельно блуждает в прохладной тьме, старательно воспроизводя в памяти образ Сефу, но никак не обнаруживая его ни в одной из возможных точек. Он практически отчаивается, но неподалёку вспыхивает еле заметный огонёк. Внимание цепляется за призрачный шанс и изо всех сил удерживает контакт.

Абсолютную тишину прерывают звуки разбивающейся о скалы воды, конского ржания и громких голосов на незнакомом наречии. Сверр усиленно всматривается в обнаруженную точку и уже может разглядеть небольшую деревушку, полную шумного и ярко одетого народа. Прямо по узким горным улочкам бродят козы и курицы, через которых чуть ли не перепрыгивают хохочущие дети. Внезапно местность озаряется ярко-алой вспышкой, и даже домашний скот удивлённо замирает.

Сверр из последних сил хватается за точку и двигается в её сторону, сжимая в руках потяжелевший рюкзак:

— Я иду за тобой, — шепчет он сквозь стиснутые от напряжения зубы.

Край точки никак не хочет поддаваться, и Сверру остаётся только наблюдать за быстро сменяющимися картинками. Он видит достаточно того, что хотел бы предотвратить, прежде чем деревенька перед ним не покрывается яркой зеленью, а шумная толпа не превращается в одиноких прохожих, уже не так радостно и громко беседующих друг с другом.

Сверр изо всех сил дёргает край точки и всё-таки проваливается в неё, хоть и не успевает отследить, в какой из моментов.