Акулы из стали. Туман (сборник)

Эдуард Овечкин, 2017

Часто жизнь оказывается ярче и удивительней, чем любая фантазия. Рассказы Эдуарда Овечкина описывают события нелегкой жизни подводников и под толщей воды, и на суше. Яркий авторский стиль и целая галерея образов составляют суть этой прозы. Динамичное повествование от лица профессионала о вещах серьезных и опасных ведется столь увлекательно и с таким фирменным флотским юмором, что от книги невозможно оторваться до самого конца. А закончив чтение и отсмеявшись, вдруг ощущаешь, что стал лучше понимать и людей, и саму жизнь.

Притихший северный город

— Севасто-о-о-оополь! Севасто-о-о-оополь! Город р-р-р-р-русских маар-р-рико-о-ооф! — В конце этой серенады Славик икнул и неожиданно сбился на верхние октавы. Дежурный наряд милиции Витебского железнодорожного вокзала захлопал в ладоши, а редкие прохожие бросили даже каких-то денег в футляр от аккордеона. Случайный дедушка, который начал подыгрывать Славику по велению души и из чувства прекрасного, презрительно вытряхнул деньги в мусорный бак, сложил аккордеон и поковылял дальше по своим дедушкиным делам.

— Откуда вы такие красивые? — поинтересовался у нас со Славиком наряд милиции.

— Из Севастополя!

Милиционеры неуверенно переглянулись и уточнили:

— На электричке приехали?

— Ну дураки вы, что ли? Разве можно из Севастополя на электричке приехать? На электричке мы из Пушкина сейчас приехали!

— На экскурсии были? — опять уточнили милиционеры, отмахиваясь от нашего перегара.

— Ну не-е-е-ет же! Ну, разве можно на экскурсии так напиться? Мы были у друзей из стройбатовского училища, соревновались, кто больше может выпить водки, оставаясь в сознании!

— Выиграли, судя по всему?

— А то! И у вас ещё сейчас можем выиграть!

— Не, ребята, нам нельзя — мы же на службе!

— Ну а мы где, по-вашему? На променаде, что ли? Мы тоже на военной службе, только в увольнительной!

— И куда вы сейчас пойдёте, позвольте полюбопытствовать, если это не военная тайна, конечно?

— В Адмиралтейство! Куда же ещё отсюдова можно пойти?

— Так два часа ночи уже, и метро не работает.

— И улица Гороховая, может быть, не работает?

— Ну нет, конечно. Просто поздно уже и идти далеко — может, вам машину вызвать из отделения, чтоб вас довезли?

— Да уж дудки — знаем мы эти ваши приколы! Сами уж как-нибудь дойдём!

Чего тогда Славик решил запеть на перроне, он сам вспомнить не мог, но предполагал, что исключительно от чувства восхищения тем, какой, сука, всё-таки грандиозный этот Питер, в который он приехал буквально пару дней назад из своего родного Севастополя. Я к тому времени жил здесь уже несколько месяцев, что делало меня уже практически коренным петербуржцем в глазах Славика. Дошли мы довольно быстро, за чуть более чем два километра почти не попав в приключения. Подарили только мою красивую чернильную ручку бродячей собаке, оттого что нам стало её жалко, и немного поскандалили в массажном салоне «Багира. Для состоятельных господъ».

— Слушай, а мы с тобой господа? — спросил Славик, увидев вывеску.

— Ну отчего же не господа, если мы в полтретьего ночи стоим посреди улицы в рубашках и брюках? Вполне себе господа, я считаю!

— А состоятельные?

Мы пересчитали мятые купюры и решили, что не то чтобы да, но и не совсем нет.

— Так хочется массаж! Да?

— Ну-у-у-у. Не знаю, Слава, вроде бы и нет.

— А мне вот — да! Пойдём-ка зайдём в это замечательное заведение!

От обилия бархата лиловых тонов, блёсток и наличия полуголой женщины за конторкой меня начали терзать некоторые сомнения по поводу массажности этого салона, но Славик к алкоголю был менее устойчив и уж если он хотел массажа, то даже полуголая женщина не могла его от этого отвратить.

— Здравствуйте! — улыбнулась нам женщина всеми своими сиськами. — Чего желаете?

— Массажа! — заявил Славик. — Понятно же, что не шавермы!

— Вы имеете в виду эротический массаж?

— Нет, я имею в виду обыкновенный массаж, такой, знаете, чтоб плечи помяли, шею и вот чтоб прямо легко в конечностях стало!

— Просто массаж?

— Ну да, вы же массажный салон — именно так на вывеске и написано!

— Ну… мы как бы не совсем массажный салон… нет, мы, конечно, можем и массаж сделать, но именно вот массажа у нас нет в прейскуранте…

— А что у вас есть в прейскуранте? — удивился Славик.

— Ну вот, — и растерянная женщина протянула Славику бордовую папку.

— Да ладно? — Славик внимательно изучил оба листка в папке. — Вы любовь, что ли, за деньги продаёте?

— Нет, только сексуальные услуги.

— И никакого массажа?

— Ровным счётом никакого!

— Это возмутительно! Подайте жалобную книгу!

Женщина позвонила, и через пару минут откуда-то из-за шторы появился улыбчивый человек с золотым зубом, щетиной и в малиновом пиджаке:

— Добрый вечер, господа! Я хозяин этого заведения — Рустем!

— Да мы видим, что не Петя! — буркнул Славик.

— Чем могу вам помочь?

— Я вас не вызывал, я требовал подать мне жалобную книгу! — стоял на своём Славик.

— Зачем ругаешься, брат? Зачем жалобная книга, э? Два года работаю — никто не жалуется, все довольны! Чем ты недоволен, скажи?

— У вас на вывеске что написано? «Массажный салон». А массажа-то вы как раз и не делаете!

— Брат, ну а что мне на вывеске написать? Публичный дом? Мы же в Питере, брат, здесь всё же культурно должно быть! Ну, хочешь я тебе массаж сделаю, по-братски?

— Ну уж нет. Какой-то ты страшный! Пойдёмте прочь, Эдуард, из этого вертепа пороков и страстей!

Ну а оттуда уже два шага было до нашей тогдашней альма-матери. Даже несмотря на то, что училище имени Феликса Эдмундовича в те времена было рассадником демократии, либерализма и вольнодумия на флоте, всё-таки не принято было являться туда в три часа ночи пьяным через центральный КПП — можно было сильно огорчить дежурного. Для этих целей существовали специальные ворота в Черноморском переулке — метра четыре высотой и с красивыми коваными пиками поверху — как мы там перелазили в ту ночь, мы не помнили, но поутру устроили там минуту молчания.

— Вот мы дебилы, да? — спросил Славик, любуясь пиками.

— Ага. Но судя по всему, довольно ловкие дебилы, раз в нас никаких новых дырок не образовалось.

С тех пор мы решили, что приводить себя в непотребное состояние будем только внутри. Или ночевать на улице, в крайнем случае.

Одну страшную тайну я знаю про город Санкт-Петербург и всё хочу вам её рассказать, но как-то смущаюсь, зная горячий и мстительный нрав его коренных обитателей. Вдруг мне когда-нибудь придётся там побывать с визитом? Они вполне могут захотеть мне отомстить за раскрытие этого секрета или, например, объявить бойкот моей книге в своих магазинах — с них станется. Но с другой стороны, что там тех питерцев в мировом масштабе? Так что слушайте.

Все вы обязательно слышали эти истории про то, как в Питере сыро, всё время дожди сверху, болота снизу, сырость вокруг и «Пятьдесят оттенков серого» — это книга про жизнь там без наркотиков и алкоголя. На самом деле это всё миф, созданный самими петербуржцами и усиленно ими же распространяемая по всему миру дезинформация в рамках Всемирного Заговора против остального мира. Они будут вас уверять в этом со слезой на голубом глазу, предъявляя данные метеорологических исследований с тысяча девятьсот пятого года, согласно которым за сто одиннадцать лет в их городе было ровно одиннадцать солнечных дней. Но весь фокус состоит в том, что они сами же эти исследования и сфабриковали у вас за спиной. Просто эти милые (с виду) жители города ревнуют его красоту к вашим таганрогским глазам и берегут его священные мостовые от ваших рязанских подошв, родные гранитные парапеты от ваших московских жоп и кованые ограды своих милых мостов от ваших тверских ладоней. Так знайте правду — на самом деле в Питере нереально красиво, атмосферно, уютно, вкусно и интересно буквально на каждом углу. Если вы там никогда не были — срочно сдавайте билеты в Турцию, Испанию и Коста-Рику и немедленно первым же рейсом летите туда и убедитесь в правоте моих слов! Главное, не забывайте ходить по городу с недовольным лицом уставшего от этой красоты сноба — тогда вполне сойдёте за своего. Но сильно на это не надейтесь, конечно, — чутьё у них будь здоров!

Сняли у нас два знакомых курсанта Паша и Коля как-то комнатуху в коммуналке недалеко от площади Восстания. Сняли они её довольно дёшево по причине того, что из мебели в комнате были только фикус на подоконнике и примус на газете в углу. То есть довольно уютная комнатка, и на учёбу близко добираться, если бы не один маленький нюанс — изнеженные комфортом питерские барышни отказывались отдаваться Паше и Коле более одного раза на фикусе или примусе, требуя себе как минимум кровати или дивана. Нет, ну вы посмотрите на них, да?

Паша и Коля, не откладывая дел в долгий ящик, договорились со старшиной роты, и тот выдал им во временное пользование под честное слово две панцирные кровати из своих запасов. Спинки-то они отвезли без особых проблем, но вы бы видели удивлённые взгляды Горчакова, Лермонтова и Гоголя (хорошо ещё, что Пржевальский с Гераклом не видели за деревьями), когда они тащили мимо их памятников саму сетку (две за раз решили не брать) прямо на троллейбусную остановку в аккурат на пересечении Адмиралтейского и Невского проспектов. Мы со Славиком как раз решали на ней, куда отправимся сегодня вкушать прекрасное глазами, как Паша с Колей, оба в военно-морской форме, растолкав удивлённые стайки иностранных туристов, впихнули панцирную сетку на заднюю площадку троллейбуса. На это стоило посмотреть, и поэтому мы со Славиком запрыгнули туда же. Троллейбус не сказать что был полон, но совсем и не пуст. Установив сетку поперёк заднего окна наискосок, Паша с Витей уставились красными ушами в окно, ожидая реакции публики. На последнем сиденье сидела бабушка — божий лепесток (круглые очки и фиолетовые волосы), а за ней здоровый мужик с двумя арбузами — один он держал на коленях, а второй, судя по всему, проглотил целиком. Остальные пассажиры интеллигентно не замечали курсантов с кроватью в троллейбусе.

— Вот же нахалы! — пробасил мужик с арбузами. — В троллейбус с кроватью!

Бабушка, которая до этих пор мило улыбалась, глядя на морячков, посуровела лицом, нахмурилась и тихо, но отчётливо произнесла:

— Понаедут тут из своей Москвы и командуют в наших троллейбусах!

— Отчего же понаедут? — удивился мужик. — Я коренной петербуржец!

— Коренной петербуржец, — отчеканила бабуля, — не заметит, как кто-то прольёт соус на скатерть, потому что он воспитан!

— Ну так то соус! А то — кровать!

— Ну и что, что кровать? А куда им девушек водить? Всё время по музеям, что ли? Надо же и на кровать! Стоило бы это понимать в вашем-то возрасте, немолодой человек!

— Но согласитесь, милая дама, что кровать в троллейбусе — это несколько неудобно!

Бабушка повернулась к мужику, сдвинула очки на кончик носа и взглянула на мужика с плохо скрываемым пренебрежением.

— Я в блокаду крыс ела и кору с деревьев, чтоб от голода не сдохнуть, — вот это было несколько неудобно. А это — всего лишь кровать в троллейбусе!

— Простите, погорячился! — густо покраснел мужик.

— Ну вот то-то же! — Бабулька отвернулась, поправила очки и, мечтательно заулыбавшись, продолжила смотреть в окошко.

Вот как вы считаете, отчего Петербург называют культурной столицей? Понятно же, что не из-за музеев и нескольких филармоний: музеи и филармонии много где есть, даже наверняка и в Хабаровске. А потому так называют, что там культурны все, включая алкоголиков и падших женщин, и все как один имеют аристократические манеры в своём поведении.

Решили мы как-то в пятницу устроить пенную вечеринку. Как любые нормальные мужчины традиционной ориентации мы признавали только одну пену — пивную. Поэтому утром, пока остальной класс изображал физкультуру в Александровском саду, мы со Славиком, вооружившись клеёнчатым китайским баулом и собрав деньги с участников, перешли в начало Гороховой улицы, где в те времена располагался чудный магазин «Три ступеньки». Стали там в очередь и принялись вздыхать в предвкушении. Классический алкоголик (треники, щетина, авоська, мешки под глазами), за которым мы заняли, повернулся к нам и говорит:

— А чего вы в очередь-то стали? Идите так, берите, мы же никуда не торопимся!

— Да что вы, что вы… — принялись было мы отнекиваться, но алкоголик обратился ко всей очереди:

— Господа товарищи! Давайте курсантов без очереди пропустим! Им же на занятия ещё идти!

Очередь, человек десять-пятнадцать абсолютно разношерстной публики (пара братков, домохозяйки, интеллигент в очках и костюме, алкаши, спортсмены и туристический гид), дружно загудела:

— Конечно-конечно! Идите! Чего вы там мнётесь-то в хвосте!

Отчего-то даже неудобно было покупать двадцать бутылок пива в такой дружественной атмосфере.

А сколько в Питере исторических мест — так это просто не сосчитать. Проще сказать, что весь Питер — сплошное историческое место, в нём можно гулять, гулять и гулять, разинув рот и непрерывно любуясь по сторонам. А какой колорит может вам встретиться, если повезёт!

То ли на Малой Конюшенной, то ли на Садовой была такая классическая питерская пончиковая, в которой подавали только чай (почти бесплатный) и хрустящие горячие пончики, полные воздуха внутри и сахарной пудры снаружи. Из неё на улицу периодически выходила невысокая полная женщина в белом колпаке и халате и кричала пронзительным высоким голосом:

— Пышки! Пышки! Свежие пышки! Горячие пышки!

И вот сколько бы ни было у вас силы и воли, но силы воли всегда не хватало, чтобы пройти мимо и не зайти за порцией этих пышек со стаканом чая — есть ли она на этом месте сейчас, интересно, и так ли вкусны те пончики? Может, кто сходит и разведает?

И не надо стремиться попасть в Питер во время белых ночей: так себе удовольствие, я вас уверяю. Эту фишку тоже придумали хитрожопые питерцы, чтоб вы, поддавшись на их восторги, попёрлись туда именно в это время года и подумали: «Ой, да ничего особенного — только сплошные толпы кругом». Не поддавайтесь на это и езжайте туда в любое удобное для вас время года. И мосты, и Айвазовский, и Пётр Первый на коне ждут вас там круглый год. И «Аврора» тоже ждёт.

— Слушай, Эд, а чего мы почти год в Питере, а на «Авроре» ни разу не были? — спросил меня как-то Славик.

Я насторожился, потому что мы были несколько подшофе, а в таком состоянии у Славика тяга к приключениям росла в геометрической прогрессии.

— Ну так мы с тобой как коренные петербуржане с петербуржанками — они тоже никогда на «Авроре» не были!

— Ну мы-то не коренные! Мы-то скоро уедем в тундру! Давай собирайся — пошли!

На дворе стояла поздняя осень — чёрная, холодная и неласковая, поэтому, чтоб не замёрзнуть, мы спустили на специальной верёвке ведро с деньгами и запиской в кафе, которое было прямо под нашими окнами на Адмиралтейской набережной. Официант строго сказал «Ноу фото!» иностранцам, прочитал записку и положил в ведро бутылку водки и сдачу. Подзаправившись и взяв с собой во фляжку, мы ринулись на штурм «Авроры», отчего-то решив, что военных моряков туда запускают круглые сутки. А оказалось, что нет.

— Как это музей закрыт? — удивился Слава на цепочку поперёк трапа. — Кому музей, а кому и отец родной! Я, может, только из-за мурашек от песни «Дремлет притихший северный город» во флот подался! Полезли!

— Кх, кх… — Милиционер, который гулял тут с автоматом, видимо, простыл от сырости, которой тянуло с реки. — Молодые люди, вам чем-то помочь?

— Да, товарищ милиционер! — согласился Слава. — Помогите нам вашим фонариком, а то в темноте затруднительно будет дизеля заводить!

— А может, вам и снаряд для пушки организовать?

— Нет, мы просто покатаемся, мы мирные военные моряки и переворотов устраивать не планируем сегодня!

— А откуда вы, позвольте поинтересоваться, такие мирные военные моряки?

— Из училища имени вашего Дзержинского!

— А как вы сюда попали?

— По Троицкому мосту прошли, чего сюда попадать-то?

— Ребята, — милиционер посмотрел на часы, — так его разводят через сорок минут, где вы ночевать-то будете? Нет, я могу, конечно, вас в отделении устроить или в военную комендатуру сдать, но, может, вы лучше домой? А на «Авроре» завтра покататься приходите, я сменщика предупрежу — он будет вас ждать.

— В военную комендатуру, конечно, заманчиво, да, Эдик? Можно же в камеру попасть, в которой Лермонтов сидел, это же, считай, как медаль получить!

— Да, Славик, но может домой? Там тепло и колбаса есть с булкой и кефиром.

— Эх, какие вы мелочные! Лермонтова на колбасу променять!

— Кто «вы»?

— Люди!

— А, да, есть такое! Ну, так докторская же и булка такая свежая, с хрустящей корочкой румяного цвета…

— Прекратить немедленно! — не выдержал милиционер. — Я сейчас буду стрелять на поражение за колбасу с румяной булкой!

— Всех не перестреляешь! — гордо вскинул голову Славик.

— Кого всех-то? Вас же двое на шестьдесят патронов!

— Фу, товарищ милиционер, какой вы скучный! Пятьдесят граммов? — и Славик потряс фляжкой.

— Тока быстро и за будку пошли!

Так нам и не удалось на «Авроре» покататься. Да и побывать на ней, собственно, тоже — в этом я так и остался похож на коренного петербуржца.

А про Государственный художественный музей вообще и говорить даже не буду — я считаю, что человек, который не видел Айвазовского в оригинале, вообще зря небо коптит и не о том мечтает, а когда умрёт, то непременно станет об этом жалеть.

Мне вообще все города нравятся, в которых я когда-то бывал — в любом при желании можно найти какой-то шарм и очарование, но Питер можно только любить, вот что я думаю. И когда моя фея-крестная очухается наконец от той вакханалии, которой она, видимо, занята последние полвека, и спросит меня, отряхивая помятый подол своего платья, куда же меня послать жить — в Москву или Петербург, то я вынужден буду рассмеяться ей в лицо от инвариантности этого вопроса. Тут немного притянуто за уши, да, но я предполагаю, что она будет слаба в географии и нынешних областных центров может вовсе и не знать.

Так что вот что я вам скажу, мои собратья по несчастью: Матусовский не просто так назвал этот город «притихшим», не слушайте нытьё этих коварных питерцев про то, как там уныло.

Потому что всё это враки. Немедленно собирайтесь и езжайте; потом ещё спасибо мне говорить будете.