Свежеотбывшие на тот свет

Эдуард Лимонов, 2019

Лимонов продолжает начатый в «Книге мертвых» печальный список людей, которые, покинув этот мир, остаются в багаже его памяти. Художники, олигархи, актеры, нацболы, писатели и политики – пестрая толпа, на которую Лимонов бросил быстрый и безжалостный взгляд. Он не испытывает сострадания к своим мертвым, он судит их, как живых, не делая им скидок. «Люди пересекали мою жизнь во всех направлениях. Большая часть их уже в мире ином. Никакой горечи от этого обстоятельства у меня нет». Э. Л. Книга публикуется в авторской редакции.

© ООО Издательство «Питер», 2019

© Серия «Публицистический роман», 2019

* * *

Замолигарха

12 марта 2018 года тело Николая Глушкова (г. р. 1949) было обнаружено в квартире на окраине Лондона на авеню Кларенс со следами удушения. СМИ говорят о «собачьем поводке». Тело обнаружила дочь Глушкова — Наталья.

17 марта, поразглядывав фотографии усатого Глушкова в интернете, я начал мою книгу. С хронологического конца — нужно сказать, с немедленного настоящего времени. Начав с Глушкова, буду отступать в прошлое.

Друг Бориса Березовского Глушков покинул Россию в 2004-м. Сидел он по делу Аэрофлота и в какой-то момент оказался в одной камере тюрьмы Лефортово с моим товарищем Сергеем Аксёновым. Поэтому естественно, что освободившийся после меня в конце 2003 года Аксёнов как-то устроил нам встречу.

Это было в период после того, как Савёловский суд Москвы суд оправдал Глушкова по обвинению в мошенничестве и отмывании средств, но признал его виновным в злоупотреблении полномочиями (с 1996 года Глушков был заместителем директора Аэрофлота) и попытке побега и приговорил к трём годам и трём месяцам заключения. Как раз столько, сколько Глушков уже отсидел, он находился под стражей с декабря 2000 года. Следовательно, мы встречались где-то в марте 2004-го, помню, что на мне была зимняя одежда.

Тюрьма, естественно, сближает. Сблизила она и Аксёнова с Глушковым.

В ту пору в Лефортово нас сидело шестеро нацболов, все по «алтайскому делу»: я, Аксёнов, Пентелюк, Силина, ещё двое, не упоминаю их фамилий из презрения к ним. Сидели пятеро «радуевцев» — хотя это не совсем точно: сам Салман Радуев, бывший глава МВД Чечни Адгериев, Арслан Алхазуров (этот сидел со мной в 32-й камере некоторое время), других я не помню.

Сидели военные по делу Дмитрия Холодова, полковник Поповских, начальник разведки, Мирзоянц, с которым я как-то пересёкся в автозаке, корейский шпион Моисеев, и вот Глушков сидел.

Тюремное начальство имеет свои правила по поводу того, кого с кем сажать. Я просил замначальника тюрьмы посадить меня в одну камеру с Радуевым.

— Зачем вам это, Эдуард Вениаминович?

— А книгу напишу. Он же суперинтересный персонаж…

— Вам, Эдуард Вениаминович, о себе нужно думать, у вас следствие заканчивается. По вашему обвинению все пятнадцать могут вам дать, а вы о Радуеве собрались писать…

И счёл нужным объяснить: «Мы первых лиц по обвинению в одну камеру не сажаем, чтобы вы не сговорились о чём-нибудь».

Глушкова, следовательно, считали равным Аксёнову, а Аксёнов был негласно, но вторым лицом в партии после меня.

Ну вот, видимо, в марте 2004-го мы отправились с Сергеем Аксёновым к Глушкову.

Многие детали я уже позабыл. Был вечер, ещё лежал снег, лужи, грязь. Это не был центр города, но точно какое-то гетто для богатых. Был КПП, мы сказали, к кому едем, назвали себя. Позвонили, пропустили.

Встретил нас охранник. Ну, как все охранники — мордат, пиджак, одна пола пиджака оттопырена: не то оружие под полой, не то рация.

Плохонький какой-то русский свет на лестничной площадке, такой же жёлтый «бедный» свет в коридоре и во внутренностях квартиры.

Никаких членов семьи не обнаружилось. Мы пили не то чай, не то кофе, они, Аксёнов с Глушковым, повспоминали свою общую жизнь в Лефортово, а потом разговор заглох. Помню, что я был натянут и недоволен собой. Что-то у нас в общении не клеилось, не получалось. А мы с Аксёновым хотели, чтобы получилось. Глушкова обвиняли, что он вывел на швейцарские счета 252 миллиона долларов. У нас с Аксёновым на руках была партия.

Партия хотела жить и действовать. Перед нами был богатый человек, который мог бы помочь партии деньгами. Но контакта не получалось. И Глушков оставался дистанцированным, и я. Не могу сказать «мы», поскольку они вместе сидели, их связывали общие воспоминания о тёплой тюремной бытовухе. Ну, кто там кого чем угощал или как (к примеру) бражку какую-нибудь пытались поставить.

Мы уже оделись и стояли у двери. И тут я, прокашлявшись, обратился к Глушкову: «Слушайте, Николай, а у вас выпить ничего нет?»

«Есть, конечно же, что же вы сразу-то не сказали!»

Мы вернулись в его кабинет, сели за стол (стол из фанерита — отметил я), и охранник принёс охапку чудесного иностранного пива.

Так началась пьянка (перешедшая в обед), от которой я на следующий день вынужден был отлёживаться в постели.

Вот, собственно, и всё. Или почти всё. Глушков впоследствии дал немного денег на наших политзеков. А потом он сбежал в Англию.

Сегодня я написал Аксёнову. Где он, Аксёнов, я понятия не имею, последние годы он жил в Омске, мы давно отдалились друг от друга, точнее, это он от меня отдалился и от партии.

Так вот, я написал Аксёнову следующий короткий текст по e-mail: «Вашего сокамерника смерть расследуют, Сергей! Пишут, что убили его там. Вы бы написали что-то, вспомнили. Ваш ЭЛ».

Ответ я получил почти тотчас: «Пробовал… не выходит чего-то. Если хотите, Вы напишите».

Я подумал, что он темнит, Аксёнов, может быть, не хочет выявлять эту связь.

Я написал: «Я его знал один вечер, Сергей. Вы же с ним сидели».

«Вот и хорошо. Используйте, что знаете. Вспомните, что он копейку тогда подкинул нашим политзекам».

Я вспомнил, как мы тогда выкатывали на нашем красном ржавом ВАЗе из богатого, но грустного квартала, как садились в красный и ржавый, а за рулём был тогда ещё молодой Стас, он сейчас воюет в Сирии и одно время числился в пропавших без вести, потом отыскался. Стас позавидовал нам, что мы хорошо пообедали и хорошо выпили в богатом доме.

Вспомнил я и о Глушкове, его густые усы, скрывающие прикус рта, покрывающие верхнюю губу. Вы знаете, что такого рода усами легко прикрыть бесхарактерность? Такие усы носил Максим Горький, подражавший Фридриху Ницше, и сам Ницше носил такие.

От Глушкова у меня осталось впечатление, что он был вторым в команде Березовского, во всяком случае под командованием Березовского. И его густые усы, начёс вниз, скрывали его подчинённость.

Ну, конечно, мы были озабочены финансированием партии, однако никогда не предавали свои идеи и принципиально всегда отказывались от предложений «помочь».

Аксёнов постепенно отдалился от партии. Официально его версия принятия дистанции с партией объясняла отдаление его тем, что у него была проблема с позвоночником. Однако отъезд в Омск к первой жене не особенно вписывался в версию.

Написал он всё-таки о Глушкове, повесил в свой журнал Сергея Аксёнова и добавил сверху «написалось».

Сейчас я скопирую этот его текст, а то ещё уберёт.

НИКОЛАЙ ГЛУШКОВ. УБИЙСТВО В ЛОНДОНЕ

Бывшего партнёра и друга Бориса Березовского Николая Глушкова задушили собачьим поводком. Об этом пишет британская The Independent со ссылкой на источники в полиции. Тело Глушкова обнаружила 12 марта его дочь Наталья, когда пришла в гости к отцу.

Я эту Наталью помню. Но не её саму, а фотографию. Карточки своей дочери и сына Николай приклеил к стене над шконкой в камере № 30 Лефортовской тюрьмы, где мы были с ним соседями. Третьим был Виктор, бывший военный, сидевший за бандитизм и вымогательство. Когда его выводили, Николай давал понять, что считает Виктора стукачом.

Это был 2002 год. Глушкова судили за какие-то грехи Березовского, связанные с Аэрофлотом. У этого дела была формальная — юридическая и неформальная — политическая сторона. Николай был, по сути, заложником. Его держали на СИЗО, чтобы БАБ отдал контроль над ОРТ. Березовский отдал, что, безусловно, было победой интересов государства над интересами олигарха.

Позже, во время суда в Лондоне между Березовским и Абрамовичем Глушков в своих показаниях пояснил, что после того, как контроль над ОРТ перешёл к государству, его, вопреки договоренностям, не освободили, так как хотели продолжить давление, но уже с целью отжать у БАБа «Сибнефть». Абрамович подмутил. И лишь затем Николаю устроили условный приговор — и он вышел на свободу.

О своём впечатлении о Глушкове я написал небольшую заметку «Как я стриг друга Березовского». Текст вошёл в книгу «“Лимонка” в тюрьму» под редакцией Захара Прилепина. Его нетрудно найти в интернете. Несмотря на подпись под заметкой — «СИЗО Лефортово, камера 30», на самом деле она была написана уже после этапа в Саратовскую область, в «двойнике» СИЗО-2 в городе Энгельсе.

В Саратове нас судили за… попытку организовать КрымНаш на северо-востоке Казахстана. Несмотря на наличие тогда во власти тех же самых людей, кто принимал решения и в 2014 году, включая Путина и Патрушева, российское государство подобные инициативы тогда не поощряло. И даже было не прочь воспользоваться случаем, чтобы всерьёз и надолго нейтрализовать своих политических конкурентов.

Накануне приговора на ОРТ показали фильм «Суд над призраком». Он был призван убедить российское общество в зловредности Лимонова и нацболов и в справедливости предстоящей расправы. По мнению прокурора Вербина, организация североказахстанского КрымНаш тянула на 12–14 лет лишения свободы. Впрочем, нам повезло. Оправданные судьёй Матросовым по самым тяжким составам преступления, мы вскоре вышли на свободу.

(Не совсем так. У следствия, а его вели следователи по особо важным делам ФСБ, не хватило доказательств по основным статьям обвинения. Тем не менее мне дали 4 года за решёткой, Аксёнову — 3,5 года. — Э. Л.).

Тогда я и встретил Николая Глушкова снова. В Савёловском суде, где у него была то ли кассация, то ли пересуд, уже не помню. Обменялись контактами и уже вскоре со всеми мерами предосторожности — через службу безопасности, оставшуюся после отъезда БАБа в Лондон, посетил бывшего соседа по камере в его доме в новой Олимпийской деревне.

Время для партии тогда было непростым. После недавней акции по захвату администрации президента (в декабре 2004 года) число политзеков приблизилось к шести десяткам. Все они нуждались в поддержке, дачках, помощи адвокатов и т. п. Денег, как всегда, не было. Тогда и возникла мысль обратиться к Глушкову. Сам бывший зек, он мог бы помочь, думали мы.

Так и оказалось. Николай не размышлял ни минуты, передав нам на цели поддержки заключённых изрядную пачку денег. Единственное, оговорился при этом, что он не олигарх. Видимо, давал понять, что это для него совсем не пустяковый расход. Всё так, он был скорее наёмным менеджером, чем олигархом. В любом случае мы были ему признательны за поддержку.

В дальнейшем контакты никак особенно не развивались. Разве что пару раз вместе с другими руководителями партии заглянул к нему на рюмку коньяка. Николай в этом деле оказался вполне себе русским человеком. Так, однажды «рюмка коньяка» превратилась в восьмичасовой алкомарафон, и лишь наступление ночи заставило нас убраться восвояси. Не верите? Спросите у Лимонова. Он тогда подарил Глушкову свою книгу «В плену у мертвецов», написанную в Лефортово.

После того как против Глушкова вновь возбудили уголовное дело, он уехал в Лондон. Кажется, в 2010 году… Хочется верить, что со всеми этими Скрипалями, Резунами и Гордиевскими он там не общался.

P. S. Кстати, в период пребывания Глушкова в Лефортово была предпринята попытка организовать ему побег. Организатором был Андрей Луговой. Да-да, тот самый. Он тогда работал на БАБа, возглавлял службу безопасности, кажется, ОРТ.

Глушкова в связи с заболеванием крови вывозили раз в полгода из СИЗО в гражданскую больницу. Оттуда якобы его и должны были похитить по приказу Березовского. Но побег реализован не был. Лугового и его помощников взяли, закрыли на то же Лефортово и позже осудили к символическому сроку.

По словам Глушкова, это была подстава ФСБ с целью продлить ему срок содержания под стражей. По-моему мнению, побег готовили всерьёз, но потерпели неудачу, а Луговой перековался — дал признательные показания, спасая себя. С бывшими военными и правоохранителями такое происходит сплошь и рядом.